Крик
Лязг ключей в замке.
Тугой щелчок.
Оксана и Аня молча зашли в квартиру. Молча закрыли дверь, молча начали снимать туфли и куртки.
В руках Оксаны был громадный зонт-трость, мокрый от ливня, который гнал их от такси до подъезда.
Она молча открыла его и поставила на пол прихожей, чтобы дать ему обсохнуть. Каждое ее движение было преувеличенно аккуратным, неторопливым и даже медлительным. Аня стояла рядом и смотрела на то как ее сестра возится с зонтом так увлеченно, словно в мире не было занятия интереснее.
А ведь она могла высушить его силой мысли. Она могла заставить его самому раскрыться, а потом - когда обсохнет - прыгнуть в стойку для зонтов. Она могла вообще запретить дождю касаться их.
Действительно могла.
“Такова сила будущей Верховной вед...действующей Верховной ведьмы России” поправилась в голове Аня. Надо будет привыкнуть.
Закончив с зонтом, Оксана продолжила молча сидеть на корточках и внимательно рассматривать свои шикарные черные туфли, которые она покупала когда-то в Неаполе.
Под высоченными, помнящими еще царя, потолками было мертвенно тихо, и лишь за окном гудела и ворчала Тверская.
Аня наконец решилась прервать молчание.
- Ты будешь чай? - спросила она.
Оксана равнодушно глянула на сестру через плечо.
- Да, - хрипло сказала она, наконец распрямившись. - Пойду руки помою.
Она пошла по коридору в ванную.
Аня завернула на кухню.
Первым делом набрала в чайник воды из фильтра и поставила кипятиться. Сполоснула руки в раковине, достала из серванта, стоящего рядом с мойкой две фарфоровые чашки с блюдцами, поставила на барную стойку в центре кухни. Вернулась к серванту за заварочным чайником, поставила его рядом с плитой. Порылась в выдвижных ящиках, нашла дорогой китайский чай. Положила пару ложек в чайник.
Вода еще не закипела.
Аня вспомнила о пирогах и вернулась в прихожую за объемным черным пакетом. Забрала его, вернулась, открыла холодильник и начала разгружать бесконечные пластиковые контейнеры.
Малиновый, черничный, ежевичный, брусничный, банановый, яблочный, смородиновый…
Столько пирогов и за всю жизнь не съесть. Наверное...
Дурацкая традиция, что ведьмы приносят на поминки другой ведьмы пирог, испеченный самолично.
Чайник наконец вскипел.
Аня залила чай кипятком, где-то далеко на подсознательном уровне понимая что так убивает весь вкус. Закрыла чайничек маленькой крышкой и побежала в свою комнату переодеваться в домашнее, а то это черное платьице с длинными рукавами стискивало ее со всех сторон, словно железная дева.
Дверь в ванную была закрыта, из-за нее доносился шум воды.
Косметику наверное снимает.
Она переоделась в шорты и растянутую нирвановскую футболку, и побежала обратно на кухню.
Оксана уже сидела за барной стойкой и смотрела на чайник. По взгляду было видно, что она где-то не здесь. Старшая сестра Ани тоже успела переодеться в белую футболку и домашние штаны в синюю полоску.
Косметику она действительно смыла.
Аня подошла к барной стойке и села напротив Оксаны.
Взялась за чайник и начала разливать по чашкам. Оксана где-то в середине спохватилась и попыталась помочь, но Аня лишь покачала головой.
- с п а с и б о, - одними губами прошептала Оксана.
- Будешь пирог? - спросила Аня.
- д а.
Аня проворно соскочила со стула и подлетела к холодильнику. Как будто шанс заняться хоть каким-то делом сейчас окрылял ее.
- Какой будешь?
- н е з н а ю.
- Есть малиновый, черничный, ежевичный, брусничный, банановый, яблочный, смородиновый…
Аня повернулась к сестре, в ожидании ответа. Ей показалось, что Оксана сейчас рявкнет на нее и запустит чашкой в голову, но ничего такого не случилось.
- Не знаю.
Аня подождала еще немного.
- Ежевичный.
Два куска (ежевичный и черничный) быстро отправились на тарелки, и Аня, прихватив по дороге маленькие ложечки, поставила их на барную стойку.
Оксана без интереса потыкала свой кусок ложкой и отодвинула от себя. У ее сестренки впрочем тоже аппетита не нашлось. Видимо весь ее энтузиазм кончился на сервировке этого куска.
- Может чего-то другого хочешь? - Аня посмотрела на сестру.
- Чего ты ухаживаешь за мной? - дрожащим голосом сказала Оксана. - Ты же тоже...тебе же также как мне.
Аня улыбнулась.
- Можешь считать это маленьким “спасибо” за то, что защищала от всех эти соболезнований и обнимашек, - хмыкнула Аня и уже замогильным тоном закончила. - Ненавижу это.
Оксана с явным трудом, но все таки улыбнулась.
Поминки прошли очень тихо и мирно. Оксана храбро встала стеной на пути всех лицемерных соболезнований, и оградила Аню от бесконечного ядовитого сочувствия. Ведьмы, люто ненавидящие маму при ее жизни, выстраивались в очередь к Оксане, чтобы пустить слезу в шелковый платочек и покровительственно погладить ее по плечу. Оксана добродушно улыбалась, кивала и дежурно благодарила гостей, за то что пришли на поминки.
И вранье, куда же без него…
“...мама всегда говорила, что считает вас ближайшей подругой!”
Вранье.
“...мама всегда ценила вашу дружбу.”
Брехня.
“...мама из всех ковенов больше всех уважала именно ваш”.
Пиздеж чистой воды.
Но этикет был соблюден.
Аня была благодарна сестре, что от нее этого этикета не требовалось.
Они замолчали.
Долгое и мучительное молчание. Оно въедается в кожу темными чернилами, и как не три, эти пятна на тебе не исчезнут.
Скорая проехала по Тверской.
Заревел мотоцикл вдали.
Кто-то прошел по квартире сверху - глухие шаги сперва к окну, а потом обратно вглубь квартиры.
- Тут тихо так, - наконец сказала Аня, обводя взглядом кухню.
- Теперь тут всегда так будет, - глухим голосом сказала сестра.
- Оксана, - у Ани дернулась щека.
- Ань...я…- сказала Оксана и глубоко задышала, словно кто-то ударил ей поддых. Ее пальцы вцепились в стол, пытаясь удержаться на месте. - Я…
Дыхание участилось.
- Ты...ты...ты наверное меня ненавидишь?
- С чего ты взяла? - у Ани перехватило дыхание.
Лицо Оксаны поплыло, глаза заблестели от подступающих слез. Она откашлялась, пытаясь выдрать из горла засевший комок.
- С чего...с чего...Ты должна меня ненавидеть, - почти прошипела она, опуская взгляд. - Я....я могла…могла….
Она резко рухнула со стула на пол, будто кто-то выбил стул из под нее. Она упала на колени, зарыла лицо в ладони, что-то натянутое донельзя внутри нее лопнуло и она зарыдала.
Никто из них не плакал все это время. Имеется ввиду даже не поминки, а вообще все это время, с самого диагноза и до последнего маминого дня.
Сколько это?
Дайте посчитать.
Больше двух месяцев.
До трех пять дней не дотянула.
Аня тут же оказалась рядом с Оксаной и обвила руками ее плечами, пытаясь вытянуть обратно. Но было уже поздно, барьер внутри нее уже прорвался.
- Я могла...мог-гла с-спасти ее…- она стиснула зубы, пытаясь остановить слезы, но они соленым потоком катились по ее щекам.
- Не...не надо так, ты чего, Оксан?! - запричитала Аня, тряся сестру за плечи. - Ты сильная, но даже у тебя с раком ничего не получится. Не говори так.
- Я м-м-могла…- она широко открыла рот, беззвучно крича, давя крик внутри себя, запихивая его как можно глубже в глотку. Ее била дрожь, плечи и руки тряслись, словно вот-вот она вывихнет суставы. - Попытаться...хотя бы попробовать…
- Не говори так! Оксана! - Аня схватила голову сестры обеими руками, пристально заглянула в глаза, пытаясь поймать ее взгляд. Бесполезно. Ее склеру залило красным, сосуды лопнули, а в зрачок словно впился осколок стекла. - Ну прекрати, ты дура что ли...
- Я МОГЛА Я МОГЛА!!! - закричала Оксана в лицо сестре. - ТЫ ЗНАЕШЬ ЧТО Я МОГЛА ЗНАЕШЬ!!!
Она резко закрыла рот и начала быстро втягивать воздух сквозь плотно сжатые зубы.
- Нет, не могла ты! НЕ МОГЛА! - крикнула Аня, резко встряхивая сестру.- Хватит, Оксан, не говори этого. Я здесь, я рядом, - она с силой прижалась лбом ко лбу сестры.
- Ань...Ань….я…
- Я здесь, здесь, я рядом, - Аня принялась целовать сестру в лоб, гладить голову и целовать, прижимать к себе изо всех сил, которые были в ее тонких руках. - Милая моя, хорошая моя, самая лучшая моя. - Я здесь, ты же меня слышишь, я с тобой.
- Ты...Ань, пожалуйста, не надо, - еле-еле, тяжелым, заплетающимся языком сказала Оксана. Ее лицо стало свекольного цвета и исказилось плачем. - Ты должна меня ненавидеть, если б ты знала. Ты бы меня ненавидела. Я могла….я наверное могла что-то сделать.
- Нет, не могла. Не могла, - резко замотала головой Аня, чувствуя что ее голос дрожит из-за подступающих слез.
Оксана отпихнула ее от себя и впилась взглядом в собственные раскрытые ладони.
- Ты думаешь я бы не могла? Откуда ты знаешь?! - Аня снова вцепилась в ее плечи, утыкаясь лицом в ее шею, держа крепко и отчаянно, словно старшая сестра была единственным целым плотом в центре гребанного холодного равнодушного океана, что бушевал внутри нее. Ее било внутри, размазывало по ветровому стеклу и выворачивало назинанку. Ветер выл, а гром бил в барабан, молнии жгли, а машины выезжали на встречку, с металлическим лязгом превращаясь в металлолом. Дерево трещало, камень раскалывался в труху, все жгло и обжигало. Все давило и раздавливало, тяжелое, острое и слишком больное, а шип засевший чуть ниже горла, вбитый до ее рождения, и удары по клавишам, резкие и повторяющиеся, тарм-пам-пам-пам-пам-пам-пам вместе с кровью бьющей в сердце. Оксана воет, а чашки на стойке дрожат. Оксана воет. - ОТКУДА?! ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ?! ОПУСТИ МЕНЯ! ПУУУУУУУУУУУУУУУУУСТИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Не-е-ет, - заныла и захныкала Аня.
- ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ, ОТПУСТИ, НЕ Не…. - Оксана захрипела, подавившись слезами, зашлась кашлем, который перешел в сдавленный вой. Она отчаянно пыталась вырваться из объятий сестры, но та держала крепко.
- оксан. оксан, оксан, оксан, - повторяла Аня, чувствуя как трясется тело сестры от ее крика. - ОКСАН!
Аня посмотрела в глаза сестре. И закричала изо всех сил, широко распахнув рот, прямо в ее заплаканное лицо.
ААААААААААААААААААА
Оксана открыла рот и закричала в ответ.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Они смотрели друг на друга.
Оксана закричала снова, и Аня вторила ей.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Слезы омывали их лица, руки сплетены, обе вцепились в плечи друг друга. Лица красные и сморщенные от плача.
ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
На двоих одни легкие.
Вздох.
Крик.
ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Вздох. Крик.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Капли по щекам катятся вниз. Внизу на полу соленые слезы смешиваются, и уже не поймешь где кто. Где Оксана, а где Аня.
Они смотрят друг на друга боясь потерять.
Один крик на двоих.
Вздох. Крик.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Одни сжимающиеся в спазме легкие, одна кипящая кровь, один обожженный криком язык и одна пара красных слезящихся глаз.
Вздох. Крик.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Одна кожа, один желудок, одно сердце, одна нервная система, одна матка и один мочевой пузырь, один набор зубов и костей, одни шрамы и родинки, одни мечты и одни страхи, одни мысли и одни чувства, одна жизнь и одна душа, одна мать и одна семья….
Одна боль.
Вздох. Крик.
АААААААААААААААААААААААААААААААААААААА
Вздох. Крик.
АААААААААА
Вздох.
Аааааа
Вздох.
Крик кончился.
Осталось лишь тяжелое дыхание.
Они дышали в унисон.
Вздох.
Выдох.
Вздох.
Выдох.
Вздох.
Выдох.
Дыхание с каждым циклом становилось все медленее и медленее. Все спокойнее и спокойнее. Пальцы уже не так сильно впивались в кожу, а последние слезы скатывались вниз. Раскрасневшиеся носы, сопли и слюни. Губы, потрескавшиеся от воплей.
Две девушки лежат на полу разгромленной кухни. Холодильник раскромсан пололам, сервант превратился в груду опилок. барная стойка выломана с корнем, везде осколки фарфора и стеклянное крошево, а на стенах глубокие, как при землетрясении, трещины.
Две сестры лежат на полу.
Они обнимают друг друга.
- Теперь мы сами по себе?
Молчание.
- Да.