Легенда + Продолжение следует

Читая за завтраком последние культурные новости Стамбула наткнулась на заметку — на улицах города установили 34 фигурки существа по имени Шахмеран, символа, пришедшего из Мардина, фигуры простоят до августа, после чего будут проданы, а деньги пойдут на образование девушек в рамках благотворительного проекта.

Задерживаюсь на новости, разглядываю фотографии.

С экрана на меня смотрит непонятное существо, с огромными глазами на красивом лице, грация нелепой на первый взгляд фигурки завораживала.

Глаз зацепился за странное слово — Шахмеран, явно не турецкое, от него веяло чем-то древним, а еще чем-то горьким, и — непонятно отчего грустным.

Поисковик Гугла выдал какую-то неинтересную общую информацию — человек-змея, легенда какая-то старая там вроде была, сейчас символ Мидьята, и вроде как дом существа был там, где сейчас стоит крепость.

Чем дальше, тем непонятнее. И моя любопытная душа требует внести ясность, причем немедленно.

Руки сами собой набрали телефонный номер, друг ответил почти сразу:

— Привет, чего трезвонишь с утра пораньше?

— Привет, вопрос есть — ты же из Мидьята родом, ты знаешь, что такое «Шахмеран»?

— Уууу, Нат, ты где это раскопала? — друг удивился, — это же наше, курдское. Старая как мир легенда о получеловеке-полузмее, змее-султане. Ее в Мидьяте каждый знает. «Маран» — это так раньше змей называли, а «шах» — правитель. А Шахмеран — не кто иная, как правительница змеиного царства.

— Будь человеком, В., расскажи легенду, — ерзаю от нетерпения я.

Друг засмеялся:

— И откуда ты только это все находишь-то, я легенду о Шахмеран последний раз в детстве слышал, когда бабушка мне сказки сказывала.

— Ну пожааалуйста, — упрашиваю я.

— Ладно, будет тебе сказка, — слушай…

***

Сотни лет тому назад в окрестностях Мидьята, глубоко под землей, в дивном саду, жила Шахмеран.

В саду, где никогда не увядали цветы и не заканчивались фрукты, Шахмеран жила счастливо и сыто. Каждый угол ее прекрасного сада был украшен драгоценными камнями, а змеи любили свою повелительницу и чтили ее.

Однажды вышло так, что бедный юноша Джашиб, собирая хворост, нашел полный меда колодец и позвал своих друзей, чтобы они помогли донести мед до деревни. Обвязавшись веревкой, Джамшиб вынес на поверхность много меда, но друзья, пожадничав и не желая делиться с ним его же находкой, решили бросить его в колодце.

Сказано — сделано. И когда Джамшиб в очередной раз спустился вниз, они сбросили веревку, по которой он поднимался, забрали мед и ушли.

Напрасно Джамшиб звал на помощь — ни одна живая душа его не слышала. Потеряв всякую надежду, он сел, поджал ноги и бездумно уставился в пол колодца, думая о скорой смерти. Но внезапно увидел тоненький лучик света, который пробивался из-под земли сквозь отверстие не больше ушка иглы.

Джамшиб достал нож, расковырял дырку побольше, и, набрав побольше воздуха, отчаянно шагнул навстречу неизвестности.

И глазам его предстала удивительная картина — необыкновенной красоты сад, в котором цвели многочисленные цветы, били фонтаны, а посреди этого великолепия ползали сотни змей, которые, увидев незваного гостя, уставились на него и зашипели.

На резном троне у изголовья самого большого бассейна сидела большая белая змея с головой женщины. Увидев Джамшиба, она сказала:

— Добро пожаловать, человеческий сын. Не бойся нас, ты здесь гость.

Это была Шахмеран, царица змей.

Сначала змеи принесли Джамшибу угощение, и Шахмеран расспросила его — кто он, и для чего пришел в их край. Джамшиб рассказал все как было, и Шахмеран расстроилась, сказав юноше:

— Люди никогда не ценят доброты. Ради своих интересов, ради выгоды, они готовы причинить другим вред. Ты можешь остаться здесь, пусть это место будет твоим новым домом.

И Джамшиб остался, и несколько лет провел в змеином царстве рядом с Шахмеран.

Но шли годы, и сад Шахмеран стал для Джамсаба золотой клеткой. Уже не радовали его ни явства, ни журчание фонтанов, ни рассказы змей. Все чаще и чаще жаловался он своей покровительнице:

— Я скучаю по дому, Шахмеран. По родине, по матери о отцу, по братьям. Словно я заперт в золотой клетке, словно жизнь моя проходит мимо.

И Шахмеран в конце концов растрогалась:

— Возвращайся домой, — сказала она Джамшибу, — но о том, что видел здесь, никому не рассказывай. Людям незачем знать о моем царстве и его богатствах, ни к чему это. И — так как ты прожил с нами долго, ты сам изменился. Ты жил со змеями, купался со змеями, и твоя кожа в воде уже выглядит точно как наша, так что никогда ни перед кем не купайся и не ходи в хамам. Люди злы и завистливы.

Джамшиб дал слово, что никому и никогда не расскажет о мудрой царице змей, и покинул подземный сад.

Долгие годы жил он потом среди людей — не нарушил данного Шахмеран слова.

На ту беду, правитель Мидьята тяжело заболел, и самые мудрые доктора не могли найти лекарство от той болезни. Лишь один старый врач долго качал головой, а потом сказал:

— От этой болезни одно лекарство — плоть Шахмеран. Найдете царицу змей — спасете своего повелителя.

И придворные стали искать кого-то, кто знает, где живет Шахмеран, и никто не мог дать ответа. Но нашелся один ученый муж, посвященный в тайны неба и земли, но польстившийся на людское золото, обещанное за рецепт лекарства. Он сказал:

— Тот, кто жил с Шахмеран, становится похож на змею и в воде имеет змеиную кожу. Неужто во всем Мидьяте нет такого человека?

Тогда визирь велел всех жителей Мидьята отвести в хамам, там-то и увидели Джамшиба, покрывшегося змеиной чешуей от прикосновения воды.

— Либо ты скажешь нам, где живет Шахмеран, либо мы будем тебя пытать. — сказал ему визирь.

Джамшиб сначала не проронил ни слова, но плоть человека слаба, и под пытками он сдался — и показал дорогу в подземный сад.

Шахмеран поймали, вытащили из колодца и притащили во дворец. Когда она увидела Джамшиба, то грустно посмотрела на него:

— Получается, и тебе нельзя было верить… Я знала, что люди ненадежны, но думала, что ты другой, ведь тебя же тоже предавали…

— Меня пытали, — прошептал Джамшиб, — я не смог выдержать пытку.

Шахмеран, смирившаяся со своей участью, печально сказала:

— Я в тебя верю, Джамшиб… Я дам тебе еще один шанс, чтобы ты стал хорошим человеком. Смотри не упусти его. Если мне все равно не жить, то я открою вам тайну. Бланшируйте меня в глиняной посуде, накормите султана. А воду пусть выпьет визирь, и станет мудрым. Тот же, кто съест мою голову — умрет. Тебе, Джамшиб, я велю съесть свою голову, это будет твоя расплата за предательство.

И охрана убила Шахмеран.

Мясо ее приготовили в глиняной посуде, и накормили султана. Визирь хотел мудрости и выпил воду, а Джамшиб, сгорая от стыда за свое предательство и малодушие, сам протянул руку к голове, желая умереть.

Но Шахмеран обманула.

Визирь, выпивший бульон, умер в муках, так отомстила Шахмеран за то, что он пытками вынудил Джамшиба нарушить данное ей слово.. А Джамшиб выжил — и получил всю мудрость Шахмеран, которая жила в ее голове.

Султан отдал место визиря мудрецу Джамшибу, и Мидьят не знал более справедливого и честного визиря. Но в глубине души его всегда жила боль.

Добрыми делами и помощью людям он пытался загладить свою вину перед Шахмеран.

А змеи — змеи до сих пор не знают, что Шахмеран мертва. А если узнают, то пойдут и обрушат города на головы людей, что посмели убить их мудрого правителя.

***

— Ну, как тебе легенда? — спросил друг, закончив свой грустный рассказ.

— Красивая и жестокая. — Мне действительно стало очень грустно. Такая добрая и такая несчастная Шахмеран, умирающая из-за предательства и алчности.

— Не грусти, — друг уловил минорные нотки в моем голосе, — поеду к своим в Мидьят, привезу тебе килим с Шахмеран, пусть тебя охраняет. В Мидьяте на каждом шагу Шахмеран, росписей много с ней, изделий разных. Ладно, я работать побежал, увидимся!

Он кладет трубку, убегает по делам, а я спешу за компьютер, чтобы записать для вас эту старинную легенду о мудром существе и людской алчности и слабости.

PS. Новости читала я, друга пытала тоже я, литературно излагала легенду опять я, так что тег "Мое". А чуть позже легенда о Шахмеран вдохновила меня сделать нечто красивое, но про это уже в следующем посте.

Жил-был на Старой земле купец Гуро. Как-то из дальних земель привёз он себе жену – синеглазую Ола-Лир. Удача стала сопутствовать всем делам Гуро, и пошёл слух, что жена удачу-то и приносит. Прошло время, родила Ола-Лир сына Ромира и дочь Келару, но не вынеся мук, умерла. Долго горевал Гуро, да делать нечего.

Росли его дети. Вот уже исполнилось им по шестнадцать вёсен. И если синеглазая светловолосая Келара росла доброй и безотказной девочкой, то Ромир таил в себе зависть и злобу. Говорили, что как-то подобрала Келара птичку со сломанным крылом, а та возьми да и выздоровей. Отпустила её девушка, только Ромир из-за угла бросил в птицу камень, да тот не попал. Ещё рассказывали, будто бы никакие беды и болезни не трогали семью Гуро. Шёл по старым землям мор, от города к городу, от дома к дому, от человека к человеку. Каждую семью затронула болезнь, а Гуро словно Боги хранили.

Но всякой жизни, подобно ручейку, принято заканчиваться. Так и жизнь Гуро подошла к концу. Вместо него во главе семьи встал Ромир. Запер он свою сестру в доме высоком и запретил ей выходить. Дивились соседи, девица не выданье ― уж скоро семнадцать будет, да только брату оно не надо было. Хотел он удачу в своей семье схоронить.

Через год женился Ромир на Алике да стали они жить. Не взлюбила невестку Алика, заставляла, подобно рабе своей, по дому убираться да к столу подавать, но не перечила ей Келара.

Дела же Ромира становились всё лучше и лучше, слава о нём гремела на все Старые земли. Был он не только удачлив в торговле, но и как-то спас короля на охоте, когда того понёс конь. Пригласил Ромира король к себе, дабы представить при дворе, указав, чтобы тот прибыл со всей своей семьёй. Знал король, что у Ромира есть сестра и желал породнить своего спасителя с одним из древних родов.

Делать нечего. Всем понравилась Келара, но больше всего Бартару. Пожелал он её себе в жёны, и король приказал Ромиру подготовить сестру к свадьбе. Только вот не было желания у того расставаться с той, что приносит удачу.

И всё же знатным воином был Бартару. Род он вёл ещё с тех времён, когда люди поклонялись забытым богам. Три войны прошёл и был опорой королю. Кто же с таким не захочет породниться? Да и самой Келаре по сердцу пришёлся Бартару.

Пуще прежнего обозлилась Алика: не желала выпускать из своих рук такую драгоценность. Взяла она двадцать спиц, что достались ей от бабки-ведьмы, отвела Келару в дальнюю комнату и поочерёдно вколола их в невестку, а после принялась прясть из длинных волос Келары тонкую нить. Из пряжи получившейся сделала Алика полотно, а из него сшила рубашку, которую отдала Ромиру.

На следующий день вызвал Ромир Бартару на бой, дабы тот доказал, что достоин сестры. Тяжёлый был бой. Три дня они боролись и никто не мог выиграть, ибо удача следовала за обоими. Видя это, собралась Келара с силами да села за прялку, прядя нить не из волос своих, а из собственной жизни и души.

Потеряла рубашка силу, а там и Ромир упустил свою удачу. Но не стал Батару убивать Ромира, пощадил. Сам же отправился за Келарой. Нашёл он суженую свою за прялкой, только вот вся душа её ушла в нить. Обратился Батару к своим богам, попросил их вернуть возлюбленную, чтобы были они вечно вместе.

Трижды обращался Бартару к богам. Трижды они ему отказывали, только на четвёртый раз согласились. Нельзя вернуть душу обратно, как нельзя повернуть реки вспять. Стал Батару духом бесплотным, навек оставшись с Келарой.

Правда то али нет, кто теперь узнает, но по сей день заблудившиеся путники встречают на своём пути Пряху, что прядёт нить и исполняет самые заветные их желания. И вечно за ней следует бесплотный дух.»

Иллюстрация: Olga Mrgn | https://vk.cc/cgZqLG (та самая соц-сеть с картинками)

Из холма родился человек – Холмора. Он почувствовал жар солнца новорождённой кожей и понял, что находится посреди мёртвой равнины.

Холмора появился только что и ничего не знал ни о солнце, ни о небе, ни о безграничной пустоши вокруг.

Дивясь безграничной пустоши, человек заметил на земле тёмный участок. Двинулся он и пятно двинулось с ним. Собственная Тень Холморы.

Она неожиданно исказилась, улыбнулась светящейся улыбкой. Холмора побледнел, как кость, и сорвался с места. Страх научил первого человека быстро бежать.

Увы, сколько бы первенец человеческий не убегал, Тень преданно следовала, прикованная к его пятам. А крики Холморы звенели. Обежав всю пустошь, он валился с ног.

Но не Тень. Она даже стала больше, длинней. И совсем скоро Тень навалилась спиной на всю пустошь. Холморе некуда было деваться, лишь страдать.

Пока на следующий день она не скорчилась до прежних размером. Но не исчезла.

Бегство бессмысленно -- понял Холмора, слепил из земли деревья и спрятался в первом в мире лесу. Среди высоких деревьев надежды скрыться растаяли во тьме.

Тень разрасталась в лесу и принимала силуэты свирепых зверей. Холмора дрожал от одного их вида. Первейший из рода людского отломал от дерева ветку с острым концом.

И так человек создал копьё, чтобы защищаться от диких зверей. Благодаря копью Холмора одолел диких животных и выбрался из леса живым.

Теперь он решил сотворить горы и спрятаться там. Тень же превратилась в тёмные тучи и метала молнии, устраивала камнепады и морозила Холморе тело.

Холмора заплакал, его слёзы сразу превращались в снег и покрыли первые в мире горы.

Уже посинев, Холмора принялся тереть веточки. Тёр человек до крови и первых искр. Ветер порой их задумал, но мученик сумел разжечь костёр.

Натиск злой тени усиливался, и Холмора покинул горы, не переставая плакать. Слёзы первейшего залили землю, от неё тень морщилась, а земля превратилась сперва в грязь, потом в озерцо.

А в конце Холмора уже тонул в водах бескрайнего и бездонного океана. Погружаясь в нутро хищного океана, Холмора чувствовал, как его окутывала тьма и вокруг роились страшные порождения тёмных вод.

Холмора собрал последние силы. И чтобы расходовать их с умом, Холмора на ходу придумал плавание. Зубы океанических тварей оставили на Холморе множество следов, пока он плыл до поверхности.

И на поверхности первый человек, уставший и озлобленный, построил из сохранившихся веток плот.

Но и на нём тень не угомонилась и залезла в желудок человека. Тень стягивала желудок, высасывала соки, от чего Холмора высох до состояния скелета и не стал скелетом, обтянутым кожей.

На этом Холмора потерял терпение: он разделил себя на двенадцать кусочков и разбросал по миру. Тень распалась вместе с Холморой, утратив часть силы.

На каждый из регионов: лесной, горный и водный пришлось по четыре кусочка. И из каждого родились сыны Холморы: двенадцать королей и королев.

Под властью детей Холморы людской род процветал, но проклятие Тени продолжало преследовать потомков первого человека.

Сегодня день влюбленных. Поэтому и настрой у меня слегка лирический. Подарил жене букетик цветов, подумал было нарисовать на снегу под окнами сердечко, но краску не нашел, а желтые линии природного характера смотрятся не очень романтично.

Зато придумал небольшую сценку про влюбленных для книги "Аристо из другого мира". Так как сценка позиционируется легендой, да к тому же японской легендой, то и должна быть грустной и красивой. В полной главе читатели смогут увидеть её завтра, но к празднику сценку я выкладываю сегодня:

– Давай я начну с самого начала, – ответил сэнсэй. – Япония не всегда процветала так, как сейчас. Нет, было время, когда сегуны правили страной наравне с императором. А когда много правителей, то каждый норовит потянуть одеяло на себя. В перетягивании одеяла всегда страдали люди. В эпоху становления аристократии в том смысле, в каком она существует сейчас, требовалось пустить пыль в глаза соседу и показать, насколько ты богат. А где взять богатства, если не в грабежах этих самых соседей? Но соседи тоже могли ответить, так что оставалось только грабить своих людей. Самураи отбирали еду, одежду, ценности у простого люда. Могли даже запросто зарубить крестьянина, лишь бы проверить остроту меча. Сегуны и аристократы бесчинствовали так, что довели страну до голода и почти полного разорения… Отчаявшиеся крестьяне и горожане начали отправлять в лес Аокигихара стариков и детей. Отправляли потому, что были не в силах прокормить.

– Охренеть, – покачал я головой. – Чего же тогда революцию не замутили?

– Революцию? – хмыкнул сэнсэй. – Что могли голодные, тощие крестьяне против хорошо обученных сытых самураев? Вспыхивали небольшие возмущения, но сёгунат быстро гасил их в зародыше. И так было до тех пор, пока среди народа не появился Мэзэто Кубо.

– Лидер движения повстанцев? – хмыкнул я.

– Будешь стебаться – замолчу и дам леща, – ответил сэнсэй.

– Всё понял, молчу и впитываю, – поднял я руки.

– Вот и впитывай. Один из сёгунов по прозвищу «Синее море» как-то обратил свой взор на жену Мэзэто. Она была красива и очень хорошо играла на сямисэне, чем и привлекла внимание аристократа. Сначала он пригласил женщину поиграть на его званом вечере, а потом, ночью, взял силой. Когда же аристократ натешился, то бросил женщину на потеху самураям. Еле живая женщина дошла до дома и там скончалась, не в силах пережить позора. Тогда полусошедший с ума от горя Мэзэто обратился к онрё, к самой главной из них…

– Неужто к Оиве?

– К ней самой. Предложил он взамен сил и могущества свою незамутненную чистую душу. Оива согласилась, даровав ему право побеждать. Кубо в первый же день одолел тридцать трех самураев и их сёгуна по прозвищу «Синее Море». Одолел один, голыми руками – такое могущество даровала ему Оива. Уверовал в свои силы настолько, что пошел к народу и заронил в сердцах искры храбрости. Пошли за ним люди. Поднялось самое большое восстание, какое только было за всю историю Эдо. Много крови пролилось, как крестьянской, так и самурайской. И всегда Мэзэто Кубо оказывался в гуще сражения, громко хохоча и сокрушая врагов направо и налево.

– Крутой дядька. Впрочем, с таким-то бустом от Оивы…

– Он прошелся огнем и мечом от края до края Японии. Всюду, где ступала его нога, люди поднимали головы и шли в бой. Кубо был вдохновителем и лидером, ведущим бедноту к светлому будущему. Аристократы ничего не могли с ним поделать. Они обращались к ниндзя, но те тоже оказывались бессильны. Кубо был непобедим. Говорят, что он слышал предупреждения мертвых, а от усопших ни один живой ничего не мог скрыть. Не один аристократический род в то время прекратил своё существование. Кланы распадались, богатеи бежали прочь из страны, надеясь за границами сохранить свои богатства и свою жизнь.

– Мда, реально крутой дядька.

– Крутой… – эхом отозвался сэнсэй. – Крутой-то он крутой. Вот только приближенные начали замечать за ним одну странность… Он перестал щадить врагов. То есть, если раньше самураи сдавались в плен, их разоружали и отпускали на все четыре стороны, то теперь ни один самурай не покидал поля боя. Кубо лично добивал каждого. Он стоял, окровавленный с ног до головы и хохотал, глядя на лежащие тела.

– С катушек спрыгнул?

– Можно и так сказать, – кивнул сэнсэй. – Но дальше стало ещё хуже. Во время одной из битв при Киото Кубо напал на своих приближенных. Он перестал различать врагов и друзей. Это было недолго, но за это «недолго» умерли десять человек. Люди списали на запал боя, но в следующем сражении снова повторилось подобное. Кубо начал сеять смерть направо и налево, не разбирая – кто за него, а кто против. Он обратился против своих друзей. В итоге, на поле боя он остался один. Но он хотел ещё и ещё. Жаждал смерти с той же страстью, как идущий по пустыне жаждет глотка воды. Кубо забыл про восстание, забыл про тех, ради кого он отдал душу Оиве. Он стал Идущим во тьму. И с каждым новым убийством он всё меньше и меньше походил на человека, а всё больше и больше на демона. Он один дошел до дворца главного сёгуна. Дошел, прокричал имя своей жены и бросился в атаку на десятитысячное войско…

– Ого…

– Когда пала первая тысяча воинов, а катана в руках Кубо напилась вдосталь крови, сёгун из рода Токугава приказал отозвать воинов. На их место он выставил пять тысяч лучников. Кубо лишь оскалился в ответ. Он стоял на горе из трупов и грозно рычал на застывших в сотне шагов людей. И люди в страхе озирались, кое-кто даже упал в обморок. И тогда сёгун из рода Токугава дал команду стрелять. Пять тысяч стрел взвились в воздух и затмили собой небо. Кубо взревел, но не отступил. Даже утыканный стрелами, как дикобраз иглами, он начал движение по направлению к стоящим. Второй залп. Третий. Лишь на пятый раз Кубо упал под тяжестью пронзивших его стрел…

Признаться, идя под сенью молчаливых деревьев и слушая подобную историю, у меня невольно мурашки побежали по телу.

– Никто не осмелился приблизиться к лежащему шару из стрел. Его издалека облили зажигательной смесью и потом подожгли брошенным факелом. Говорят, что из пламени долго ещё раздавался яростный вой и хрипы. В конце концов Идущий во тьму Мэзэто Кубо снова прокричал имя своей жены, а после рассыпался прахом. Место его гибели обложили валунами со священной горы и залили расплавленным свинцом, чтобы никогда больше на земле не появлялся подобный монстр. Говорят, что из его души Оива сделала себе качели, чтобы качаться и тем самым склонять Кубо то на сторону света, то на сторону тьмы. Но как бы долго качели ни оставались на свету, они всё равно гораздо дольше были на территории тьмы…

– В итоге, он из спасителя превратился в монстра. А что восстание?

– А что восстание? Без своего лидера оно захлебнулось. Крестьяне разошлись по деревням и весям, но урок от него аристократы поняли. Они перестали отнимать последнее у народа, так как поняли – если крысу загнать в угол, то она становится агрессивнее слона.

– Слушай, я правильно понимаю, что…

– Да, ты всё правильно понимаешь. Заступаясь за хининов и желая облегчить им долю, ты вступил на путь Идущего во тьму. И раз ты начал слышать мертвых, то не за горами тот момент, когда твоя ярость повернется против твоих близких. А с каждой новой смертью, ты будешь приближать этот момент… И что самое плохое – сойти с этого пути ты уже не сможешь!