«Иногда мне кажется – ты ушел из моей головы, поселился на Кипре. Или в районе Москвы, или даже по этому городу ходишь, снега кляня, где-нибудь совершенно невдалеке от меня. Дорогой мой воображаемый друг, если я доживу до весны настоящей, если увижу траву и зеленые ветки – ты заходи на чай. Разнеси мне голову выстрелом. Выручай». Лемерт.

Взгляд у него нехороший. Таким взглядом смотрят на пустое место, чтобы показать месту, что оно именно пустое. Мы не в Штатах, нет ствола пистолета во рту, но мне страшно. Все, что связывало нас, теперь разъединяет. Я знаю об этом – потому что знает он. Никакой интриги. Я подозревал, что, влетев головой в бетонную опору, вряд ли останусь прежним, но не подозревал, что настолько…

Как-то все сразу навалилось на меня тогда. Авария, Дашкины похороны, которые я пропустил, потому что валялся в реанимации, жуткая депрессия и постоянная капельница у кровати. В меня, видимо, заливали лекарства круглосуточно, потому что после желания умереть пришла апатия. Первый раз я увидел его, когда проснулся без головной боли и ненависти к медсестрам.

Он лежал на соседней койке и смотрел на меня с каким-то нездешним интересом. На меня так никогда никто не смотрел, не припомню такого. Словно брат, с которым давно не виделись – так будет точнее всего.

– Привет. – сказал он, скаля неровные зубы, которые совсем не портили улыбку. – Как дела?

– Ничего, – пробормотал я, пытаясь вспомнить его. Получалось плохо, больницы явно не идут на пользу памяти. – Ничего хорошего, я имею в виду.

– У тебя такой вид, словно это ты в аварию попал, а не я, – продолжал говорить он, – впрочем, ладно, давай вставай. Ты валяешься уже второй день, это не дело. Давай-давай! Разлегся... Я Андрюха.

– Я Серый…

– Я знаю, – перебил он, помогая мне подняться. – На всех твоих пробирках написано...

Скажете – не странно? Будто мы и в самом деле когда-то знали друг друга, но забыли об этом. Забыли с сожалением, оттого, что не совпали по времени и жизненным целям. В общем, необычное было чувство. Через пять минут он притащил из соседней палаты чайник, через полчаса рассказал, как улетел на мотоцикле и запутался в дереве, а через два часа мы уже спорили о том, как Уэдон должен был закончить "Firefly" и надо ли затевать его продолжать сейчас. К вечеру у меня было ощущение, что я знаю Андрюху сто лет.

Это совсем не странно – встретить парня, который читает, смотрит и любит то же самое, если интересы ваши далеки от общепринятых. Рано или поздно мне должен был попасться хоть один такой долбанутый, почему не в больнице?

Время словно очнулось, осмотрелось и поняло, что опаздывает. Мне сняли швы, мы дразнили медперсонал, лазили в окно, чтобы сгонять за коньяком, в общем – вели себя предосудительно. Антидепрессанты мне отменили, и даже психотерапевт заходил реже и долго сидел озадаченный, задавая одни и те же дурацкие вопросы.

Сразу после выписки мы с Андреем стали видеться довольно часто, он жил где-то рядом, появлялся всегда вовремя и знал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы я не вспоминал месячной давности кошмар. Странное свойство для реального человека, который непонятно где работает или учится, но это было вообще не важно. Мы гоняли на треке, где Андрей учил меня седлать байк, выбирали экип в интернете и даже пару раз напивались. Ездили к Дашке на могилу, но вряд ли мне захочется ещё раз это вспоминать.

Мама что-то писала мне в скайпе сначала, но я не хотел ни разговоров, ни напоминаний. Написал, что уезжаю путешествовать, скоро позвоню, и удалил профиль. Жизнь снова стала осмысленной.

Наверное, этого хотел от меня больничный мозгоправ. Чтобы мне не хотелось разнести себе голову. Андрюха ржал надо мной, но я, как упрямый таракан, ходил на эти сеансы. Мне казалось, что в этом есть какой-то смысл. Иногда он ходил со мной, садился в углу и с независимым видом втыкал в телефон. Психотерапевт косился на него, но ничего не говорил. А потом мы уехали… Вернее, как… хотели уехать. Прям как в «Достучаться до небес». Правда никто из нас не умирал, но море увидеть очень хотелось. Покупку билетов откладывали, ждали Андрюхиной зарплаты.

* * *

На последнем повороте дороги к треку, под самым мостом, на нас вылетел белый джип. Гнал Андрюха нормально, поэтому мы с разгону легли на бок, в скользячку, и меня отшвырнуло. «Да бля, сколько можно…» – успел ещё подумать я, перед тем, как отключиться. Очнулся, когда было уже темно. Дождь лил все так же мелко и противно, куртка и джинсы вымокли насквозь. Ощупал себя. Боли не было. Только глухота какая-то, звуки как через наушники. Я встал, потряс головой и побрёл к наверх к дороге.

На треке никого не было, даже вечных бездельников-инженеров, любящих позубоскалить над новичками. Зря я шел сюда почти полчаса, и не подбросит ведь никто.

Плохо помню как я добрался до города, шёл, голосовал, но никто не останавливался. А может вид у меня был неважный, не знаю, мне было все равно. Я словно потерял какой-то смысл, но не мог выразить это даже словами. Снова ударился головой? Или рецидив травмы? Мысли медленными большими дирижаблями плыли в небе, я только вглядывался и не мог их понять.

***

Он открывает дверь и глаза его расширяются. Он явно не планировал меня больше видеть, чёрт…

– Почему ты бросил меня?

Хороший вопрос. Я столько раз крутил его в голове сегодня, что звучит он глупо. Но мне хочется знать.

Он молчит и смотрит мимо меня в стену. У него дергается какой-то нерв на виске, и от этого щёку сводит судорогой и тут же отпускает. Некрасиво и неприятно это выглядит. Я пытаюсь связать какие-то остатки мыслей, ловлю их, как вёртких рыбок в мутной воду, на ощупь, и стараюсь объяснить себе, что происходит. Придётся, возможно, снова лечь в больницу. То, о чем я боюсь догадаться, тлеет сигаретным огоньком где-то в темноте, в глубине моего затылка. Но как он мог бросить меня? Зачем?

Меня начинает трясти, я закрываю глаза и всё, что могу – это отматываю к началу, к нашему знакомству. Ну конечно, он появился сразу, как я вышел из комы. Из комы?

– Из комы – из комы, – подтверждает вслух Андрюха, фокусируя на мне взгляд. – Страшно было остаться одному, все понятно. Извини, мне нужно было тебе сразу сказать…

– Даже мозгоправ не догадался, – бормочу я, – а ведь ты там был. Зачем все это?

– Голова – предмет тёмный. – говорит он и начинает рыться в карманах, – Откуда я знаю? Сублимация? Последний шанс не чокнуться после аварии? Какая разница? Главное, что теперь всё. Хватит уже, слишком далеко все зашло.

Я киваю. По моему мирозданию змеятся трещины, всё крошится, но я встряхиваюсь. Снова киваю.

– Жаль, – говорю медленно, чтобы стиснутое горло пропустило слова, – было классно вместе. На море вот только не съездили…

– Да был я на море, – говорит он вдруг раздраженно, – хватит, Серый! Хватит уже! Вали давай, это просто невыносимо. Если ты останешься, меня точно упекут в психушку! Воображаемые друзья тоже хороши в меру!

Говорит он это, глядя прямо мне в переносицу. И всё пытается достать что-то из кармана, но мешает молния. Кажется, там что-то важное, что навсегда изменит мою жизнь.

Взгляд у него нехороший. Таким взглядом смотрят на пустое место, чтобы показать месту, что оно именно пустое. Мне страшно, потому что я не понимаю, что происходит. Он делает шаг, выдергивает наконец застрявший в кармане бумажник и открывает его. Там фотка, и он подносит ее к моему носу.

Странно, почему я не помню ее. Дашка в своих белых джинсах, идиотской кофте, которая мне никогда не нравилась, и красных кедах. Рядом Андрюха обнимает ее за шею и ржет. И она смеется. И я смеюсь, глядя на фотографию. Внутри головы тлеющий кончик сигареты вспыхивает и начинает разгораться, как бенгальский огонь.

– Прости, Серый. Не вышло ничего. Иди туда, откуда пришёл…

Звук выключается. За ним свет. Молодой парень стоит один на лестничной площадке и запихивает бумажник в карман куртки. Руки трясутся. На виске дергается нерв, и от этого щёку сводит судорогой на пару секунд и снова отпускает. Неприятно и, наверное, некрасиво это выглядит.

Жила-была Личность. Одни считали её Светлой, другие - Тёмной. Всё зависит от освещения...