Свет
Nikon D600, Nikkor 28-80, 30s, f 5/6, iso 1000, подсветка Yungnuo Air II RGB
Nikon D600, Nikkor 28-80, 30s, f 5/6, iso 1000, подсветка Yungnuo Air II RGB
Наконец-то закончил работу над третьей частью «заброшек». На этот раз ребята попали в совсем уж жуткое местечко. Кто не помнит, с чего все начиналось, проходите по ссылкам на предыдущие части.
Автор Феликс Бэк
Мы попали в это место случайно. Это случилось еще до того проклятого бункера, из-за которого мы с Матвеем оказались в больнице.
— Чары. — задумчиво прочитал Матвей на самодельном указателе. Это была просто доска с нарисованным краской названием и стрелкой, приколоченная к сосне. — Странно. Не должно быть в окрестностях такой деревни. Я рядом с заводом всю местность по картам прошерстил. Ну не должно быть.
— Но есть. А куда дальше идти-то? — просверлить взглядом друга не получилось. Тот делал вид, что не замечает моего негодования. — Ну?
— Да не знаю я. Заблудились похоже. — досадливо скривился Мотя. — Говорил я, что надо бумажные карты брать, спутник может и не ловить.
— Говорил, и че теперь? Давай у местных спросим, пока еще не слишком поздно. Может подскажут.
И мы вошли в деревню. Все в ней потихоньку умирало, но, несмотря на разруху, в покосившихся домах горел свет. Лаяли собаки то тут, то там, реагируя на наше с Мотей присутствие. В окнах появлялись недовольные лица хозяев. Я чувствовал на себе их тяжелый, хмурый взгляд.
— Что-то вообще никого на улице нет.
— Ага. Странно. О, смотри. — Матвей ткнул пальцем куда-то впереди себя, — На крыльце пацаненок сидит.
— Я тоже вижу. Давай подойдем. Только без твоих шуточек.
Приблизились к дому. Ребенок лет семи сидел на крылечке и играл в деревянные игрушки. В одной руке у него был паровоз, в другой фигурка человека. Несмотря на теплую июльскую погоду мальчишка сидел в болоньевом красном комбинезоне и дурацкой шапочке-петушке с написью «Олимпиада 80». Кисти его рук, точнее кожа, была темно-бурой, со шрамами, будто обожженной. Матвей спросил, есть ли дома взрослые, но мальчик не отреагировал на вопрос. Он играл в свои игрушки, озабоченно переезжая паровозиком фигурку человека, и издавая при этом чавкающие звуки. До меня донесся легкий запах гари, как если бы кто-то топил баню или жег костер, но ничего подобного я не заметил. Уже тогда я почувствовал что-то нехорошее.
— Че шорохаетесь тут, робяты? — послышался надтреснутый хриплый голос за спиной. Я резко обернулся, Мотя почему-то остался смотреть на мальчишку. Передо мной стоял старичок. Он улыбался, и среди этой странной деревни выглядел, как святой, только что не светился. Про таких говорят «божий одуванчик».
— Да мы заблудились, вышли к вашим домам. — я старался говорить как можно дружелюбнее, пихая Мотю в плечо, чтобы тоже подключался к разговору. — Вы можете подсказать нам…
— Айда со мною. Хозяйка уж, поди, шаньги напекла. Негоже тут торчать на ночь глядя. — он развернулся, и медленно почапал к началу деревни.
— Матвей, пойдем уже. — я зацепил его за кофту и потянул на себя. Только после этого он опомнился.
— Успокойся ты, отпусти. Иду я…
В доме было тепло и уютно, старички встретили нас очень гостеприимно. И вот мы уже сидели за небольшим, деревянным столом, уплетая наваристый супчик с шанежками.
— Куда путь держите, парни ? — спросил дед, сидя на лавке возле большой, белой печи, и покуривая самолично скрученную папироску.
— Мы ищем заброшенный демидовский завод. Где-то тут должен находиться. — сразу выдал все карты Матвей. В партизаны он, конечно, не годился.
— Заводов-то отродясь не бывало тут. — подключилась к разговору бабушка. — Тем более заброшенных. А чей-та вы там ищите?
— Да ничего особенного, бабуль. Просто мы любители таких местечек. — я наконец-то разжевал большой кусок мяса и поддержал Матвея.
— Видала, Поля? И заброшенки кому-то интересны, окромя энтих, как их? — закряхтел дедуля на лавке. — Есть у нас тут одна…
Но жена сразу же перебила его.
— Школа, километрах в двух. Ну, там потолок обваливается, туды никак нельзя соваться. Чаю будете?
Мы переглянулись, обменявшись взглядами. Я понял, что у Матвея в голове то же, что и у меня.
После сладкого чая с блинами, которые хозяйка приготовила минут за десять, нам было предложено заночевать в доме, а уже поутру идти на поиски завода. Мы последовали их совету и улеглись на лежанку. Твердые матрасы, набитые, похоже, соломой, все равно были лучше, чем палатки под открытым небом где-то в лесу.
Рано утром я дождался, когда бабка вместе с Матвеем выйдут во двор, набрать воды из колодца, и подсел за стол к деду.
— Дедушка. А чего вы хотели рассказать про заброшенные строения? Рядом есть что-то, помимо развалившейся школы? — я заметил, как его глаза забегали в разные стороны.
— Есть, внучек, но я бы туда не ходил. Тем паче сегодня.
— Да мы не пойдем. Послушать хочется.
— Ну тады ладно. — он обслюнявил папироску, и поджег ее. — Церквушка есть неподалеку, на холме. Заброшенная уж лет сто, не меньше. Я родился, она уже не действительная была. Жуткие легенды про нее ходют, у нас-то. Грят, что жил там батюшка, который настолько обезумел от набожества, что в порыве злости, певчую из хора загрыз вусмерть. Вцепился, окаянный, ей в горло и ужо не отпустил. До самой ее кончины не отпустил. С тех пор церквушка и закрытая. А щас поговаривают, что туды даже мародеры не суются, не грабят, хоть и есть чего. И что живет там кто-то страшный, ночует точнее. И вой собачий почти каждую ночь оттуда доносится.
— Интересное место. — а внутри уже зудело любопытство.
— Место интересно, да опасно. Вот сосед наш, Михал Прокофич, как-то раз, ушел с ружжом своим туды, а обратно ужо не вернулси. Сгинул там. Отличный мужик был, охотник, лес знал, как свои пять пальцев. Неча там делать вам, внучки.
— А почему вы сказали «не сегодня»?
— Седни ночь на Ивана Купала. В такой день лучше в дому быть, за закрытыми дверями. Ну, токмо если папора цветок, да клад не хош искать. — дед хитро подмигнул.
Напоследок нас накормили вкусным завтраком, и с улыбкой и напутствиями проводили за порог.
— Чудные старики, — заключил Мотя, — надо на обратном пути тоже к ним зайти.
— Больно ты им нужен. — усмехнулся я. — Ты все еще уверен, что завод где-то рядом?
— Да, но не знаю, где именно. И не смотри на меня так, ты не взял карты.
— Я не об этом. Мне дед рассказал, что у них на холме есть заброшенная церковь. И даже легенда жуткая имеется. Может мы ее поищем?
— А что за легенда?
— По дороге расскажу. Я думаю, нам на ту гору.
Вдали виднелся большой холм, заросший деревьями.
Уже на выходе из деревни мы снова повстречались с тем странным мальчишкой. Он так же сидел на крыльце, с игрушками в руках, только теперь, опустив голову, смотрел на нас исподлобья. Подняв руку с зажатым в ней человечком, второй рукой он демонстративно оторвал ему голову.
Дорога шла вверх. Уклон был небольшим, но с нашими вещами он оказался существенным. Оглядываясь по сторонам, мы продвигались выше и выше. Но даже забравшись на вершину холма, мы не сразу обнаружили строение. Оно было надежно спрятано за окружающими его деревьями, да и вьющиеся растения давно облепили стены. Со стороны казалось, что это вполне себе живой, дышащий, организм.
Внутрь мы попали только после второго обхода здания. Среди прилипших к стенам кустарников нашлось не заколоченное окно, ведущее прямо в главный зал церкви.
Перевалившись через подоконник, мы попали в сумрачное, сырое помещение, освещаемое пробивающимся через окна наверху и прорехи в крыше дневным светом.
— Не может быть! — прошептал Мотя.
— Что такое?
— А ты сам-то не чувствуешь? — и без объяснений пошел рассматривать алтарь. На нем даже сохранились кривые огарки свечей.
И я понял о чем он говорил. Запах, отчетливый запах церковного ладана. Будто бы разукрашенные, замызганные за годы фрески, стены и потолок, навсегда впитали его в себя. Помещение будто бы существовало в другом времени. Каким-то чудом эта небольшая церквушка избежала разрушающего воздействия природы и цивилизации.
— Говоришь, поп загрыз девку? — голос Матвея разносился по залу небольшим эхом.
— Ага.
— Поди тут и было. Здесь стоял хор, ага… А здесь, возможно…
— Ты серьезно? Моть, хватит. Даже если это и правда…
— Ой, ну не нуди, Горыныч. Ты что, веришь во все это? Призраки, проклятия, летающие демоны.
— Я не верю, но…
— Вот и не парься. Гляди, даже книги сохранились. Сколько на них, интересно, сантиметров пыли?
Я хотел сказать, что меньше трех миллиметров, но вовремя удержался. Черт, да я и правда зануда.
На высоте двух метров, за алтарем, был ветхий балкончик, явно для хористов. Лестница, что вела на него, не внушала доверия. Перила сгнили и развалились, балясины торчали через одну черными переломанными зубьями.
Матвей уже прощупывал ногами первые ступеньки, проверяя их на прочность.
— Лестница нормальная, выдержит, если по одному. — заключил он уверенно, будто сам инженер-проектировщик, строивший эту лестницу.
— Ну и ползи тогда первый, а я посмотрю.
Не думал, что мой друг настолько отчаянный авантюрист. Он, вплотную прижавшись к стене спиной, бочком начал подниматься по ступеням. Под его весом деревянная лесенка натужно, угрожающе скрипела, но рушиться, похоже, действительно не собиралась. После того, как Мотя добрался до последней ступеньки, я последовал его примеру.
— Мы как этот твой блогер, который по таким местам любит ползать. — я разглядывал мутные, размытые иконы, проговаривал вслух надписи на обшарпанных стенах. Кто-то все-таки осмелился проникнуть в церковь, помимо нас. Среди обычных фраз, типа «здесь был Петя из Кунгура 1992 », встречались и жутковатые, странные.
— Бог спит, тебя никто не услышит. Тряси свою душу. — читал я с выражением. — Здесь правит тьма. Черная кровь для прихожан.
— Ну и жуть. А дед сказал, что мародеров тут не бывало. Да тут не только мародеры, тут психов полно было. Говорил же, выдумки это все старческие.
Пока мы обследовали холл и окрестности, стало смеркаться. Поэтому было принято решение немного прогуляться по лесу, насобирать сушняка на костер, а потом ставить палатку. В церкви каменный пол, можно расчистить место для огня. А потом Матвей придумал, что спать можно и на хóрах, на том балкончике, в спальниках. Все безопасней и уютней, чем на полу. Натащив через окно валежника, мы принялись разжигать костер. Жрать хотелось неимоверно. Шаньги бабы Поли с горячим чаем были съедены за пару минут.
За разговорами не заметили, как стемнело. Хоть и поздно темнеет в лесу, но все равно не до конца. Летние ночи в тайге светлые. Поэтому забравшись на балкон, мы еще попялились на лес в окошке, что удачно было расположено прямо за нашими спинами, и завалились спать.
Проснулись мы одновременно, от леденящего, протяжного, одиночного воя.
— Волки? — спросонья пробубнил Матвей, протирая слипающиеся глаза.
— Откуда им тут… — хотел я возразить другу, но вой повторился. За одиночным, будто эхом послышался вой целой стаи хищников. — Это не волки.
— Точно. Собаки! — Мотя выкинул указательный палец в небо, точнее в потолок. — Я и думаю, странный вой какой-то. В нашей деревне постоянно по ночам псы завывали. Ну эти вроде далеко где-то воют, в лесу.
— Может у них… — от пришедшей в голову внезапной мысли похолодело, кожа покрылась холодным потом. Я даже забыл договорить, а Мотя все смотрел на меня, в надежде, что я закончу фразу.
— Ну же? Че ты замолк? — нетерпеливо выбросил друг.
— Плохая мысль, остаться здесь на ночь. Ох, плохая. Если у них тут убежище, то нам, пожалуй, конец. — я старался сохранять спокойствие, но внутри меня все горело и дымило. Мне не удалось скрыть свои переживания. Они, как зараза, передались еще и Моте. Тот резко вскочил на ноги и подошел к окну.
— Видно че-нибудь? — я прошептал, словно меня могли услышать. Матвей молчал, уставившись в куда-то вдаль.
Не выдержав, я приблизился к другу и тоже замер, увидев будоражащее зрелище. На небе бледным пятном светила луна, обливая своими тусклыми лучами верхушки елей. На окраине леса стоял маленький, красноватый силуэт человека.
— У меня не глюки? — прорезал нагнетающую тишину Мотькин грубый голос.
— Только если коллективные. Это же странный ребенок из деревни! Че он тут… — неожиданный, мощный грохот на крыше не дал мне договорить. Мне почудилось, словно гигантская птица приземлилась, отбивая воздух крыльями, вцепившись когтями в кровлю здания. Не успели мы опомниться, как я услышал лай, уже громче и четче. Стало очевидно, что к нам приближались собаки.
— Эти твари смогут забраться через окно? — в голосе Матвея слышались нотки страха. Он недолюбливал собак, потому что в детстве его сильно покусал бродячий пес. От той встречи у него на переносице навсегда поместился сантиметровый, зарубцевавшийся шрам.
— Да хрен знает. Надо убираться отсюда, пока не поздно. — я уже был готов бежать к лестнице на первый этаж, закинув по быстрому шмотки в рюкзак, но стоявший у окна друг выкрикнул: «Стой. Егор, зырь, бля!»
Мальчик в красном комбинезоне был уже не один. Он был окружен сворой псов из десяти, или около того, особей. Собаки бегали вокруг мальчишки, не отдаляясь от него, будто на привязи. И лаяли, огрызались, поглядывая на церковь. Ребенок обернулся в сторону леса, и протянул свою правую ручонку кому-то, скрывающемуся за деревьями. Я увидел шевеление ветвей, а затем из полумрака вышла темная, массивная фигура в плаще. Псы сразу же заскулили и прекратили тявкать, поджав хвосты. Мне показалось, что рост этого человека около двух с половиной метров. Великан подошел к мальчику, ребенок показал в сторону нас. Когда огромный человек поднял руку, животные, будто сорванные с цепи, кинулись к церкви, как к куску мяса. А мы, судя по всему, были этим куском.
Тут у меня уже не выдержали нервы, я сорвался с места, понимая, что нужно что-то делать, куда-то прятаться, бежать. Что это не сон, все более чем реально. Мотя рванул следом за мной, ухватившись за мою кофту: «Куда ты, там же собаки! Мы не убежим от них, надо забираться на крышу или....
Я понял, о чем он. Колокольня. Должен же быть выход к колоколам. Собрал остатки рассудка и принялся вместе с другом искать проход наверх. Слава всему, он быстро нашелся. Неприметная Дверца под потолком, с прикрученной к стене деревянной лестницей, вывела нас к огромной позолоченной груде железа, неподвижно уснувшей на долгие годы.
— Это кто еще такие там? Ты видел этого мужика? — заговорил Матвей, отдышавшись и немного успокоившись.
— Он вроде как...собаками...управлял. Приказал им и они рванули. — я обдумал свои же слова и помотал головой, поморщившись. — еще ребенок этот. Че за жесть тут творится?
Внизу послышался лай и завыванье. Собаки быстро проникли в помещение уже добрались до второго этажа, вероятно, обнюхивая оставшиеся внизу Мотькины вещи. Следом за лаем и скрежетом когтей по дереву мы услышали тяжелые шаги. Под идущей громадиной скрипел весь пол, шаги отдавались глухим звуком по всему помещению, разливаясь еле заметной вибрацией. Мы с другом глядели друг на друга, боясь пошевелиться и что либо предпринять. Меня потрясывало от нахлынувшего страха и адреналина.
Шаги прекратились прямо под люком, однако псы скулили и жутко выли, не умолкая.
«Вы только вслушайтесь в этот вой. Мои зверушки плачут только по ночам, это производит сильное впечатление, не так ли?». — прозвучал низкий, охрипший и сдавленный голос за деревянной дверцей. А затем обладатель голоса саданул по двери чем-то тяжелым. В его случае это мог быть просто кулак.
Вылезти на крышу через маленький пролом, увиденный мной случайно, стало единственной мыслью по спасению наших жоп. Сквозь него пробивался лунный свет. Первым наверх ринулся Матвей. Я подсадил его и он без проблем протиснулся в отверстие. Потом он подал мне руку но вылезти за другом я не успел. Снаружи церкви что-то громко бахнуло несколько раз подряд. Залаяли и заскулили псы, а удары в дверь прекратились. Чем громче становился грохот, тем отчетливее понималось — это выстрелы из ружья. Два выстрела, небольшой перерыв, снова два выстрела. Двустволка, решил я.
Затем выстрелы переместились в помещение, отдаваясь эхом. Потом я услышал мужское, неразборчивое бормотание, но точно не того громилы, чье-то еще. Спустя несколько минут все замолкло.
«Матвей! Ты где?» — крикнул я, вспомнив о друге, который вылез на крышу.
Его голова показалась в проломе, лицо было озадаченным. — тут псих какой-то с пушкой из леса вышел, расстрелял собак и точно так же скрылся. Прикинь? Я все видел сам, Горыныч. Поехали домой, а?
Мы собрали остатки вещей, спустились на первый этаж, вышагивая через собачьи трупы, переступая через лужи крови. Не дожидаясь утра мы рванули по тропе, обратно к деревне. Мысли никак не унимались — «кто нас спас? Охотник? Только если охотник, больше некому.» И тут вдруг ударило. В голове, голосом того деда с папиросой, которого я допрашивал с утра, проскрипело: «Вот сосед наш, Михал Прокофич, как-то раз, ушел с ружжом своим туды, а обратно ужо не вернулси. Сгинул там. Отличный мужик был, охотник, лес знал, как свои пять пальцев...». Однако с товарищем я делиться этими догадками не стал, мы и без того были напуганы до чертиков.
Дошли до нужного места с первыми лучами солнца. Покосившийся указатель дал нам понять, что мы на верном пути. Только вместо старых домишек нас встретило болото, тишина и жужжание противных насекомых. Где-то виднелись затопленные деревяшки, но ни одного намека на дом или жильца, если не считать жильцами жаб и стрекоз.
Наверное, все эти загадочные истории так и останутся большой загадкой, по крайней мере для меня. Лежа на больничной койке и вспоминая то, что происходило с нами последнее время, невозможно четко ограничить реальность от выдумки.
Врачи каждый день приходят обследовать меня, тычут капельницы и пичкают таблетками. Говорят, что все будет хорошо, но я им не верю. Силы покидают меня, правда ускользает, как сквозь пальцы, уступая место фантазиям и бредням. Я вроде бы и помню что-то, но чем тщательней я пытаюсь выудить воспоминание из головы, тем быстрее оно теряется в памяти. Может быть и не было ничего? Ни шамана, ни церкви. Только бункер, в котором мы с другом и остались, а все что было дальше — лишь предсмертный бред.
Спасибо тем, кто дочитал до конца!
По традиции оставляю ссылку на сообщество ЗБО, в котором собраны рассказы, саундтреки и озвучки к ним! Заходите, подписывайтесь, не хватает только вас!
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Проезжая деревню Хлыстовка Костик обратил внимание на очень старую церковь. Немного покосившуюся, деревянную. На ступенях ее стоял батюшка с суровым лицом. Черная ряса его полоскалась на ветру, седая борода грозно топорщилась. Хмурым взглядом он проводил тарахтящий “Урал” со странным пассажиром в коляске.
Еще несколько километров по грунтовке и дорога кончилась. Начинался лес у предгорий.
Дальше нужно идти пешком. Закатив мотоцикл в кусты, чтобы с дороги не было видно, Костик нагрузился рюкзаком, а мохнатый размотал шарф и засунул всю свою камуфляжную амуницию в люльку.
Через час идти стало совсем не весело. Рюкзак давил на плечи, впиваясь лямками, мошка вилась вокруг облаком и нещадно кусала, Зайка шел сзади и ныл.
— Сидели бы дома сейчас, а не таскались по лесу, вот тебе больше всех надо. Дома хорошо, там диванчик, телек, а, Кость?
— В тюрьме сейчас ужин, макароны…— передразнил мохнатого Дошкин.
— Какая тюрьма, не надо тюрьмы. Че несешь то?
— Не знаток ты киношной классики. Иди уже. Вот сделай лучше что-то с мошкой, заели уже. А я репеллент не взял, дурак.
Зайка остановился и задумчиво посмотрел на Костика.
— Вот ты знаешь, с мошкой я сделать ничего не могу. Но, с тобой могу.
— Давай уже, что хочешь делай, заели совсем.
— Наклонись поближе. — мохнатый сосредоточенно засопел и стал водить лапами перед Дошкинским лицом. Начертил несколько знаков в воздухе, что-то быстро прошептал.
Парень почувствовал, что кожа на лице загорелась, дико зачесалась, скосив глаза на нос, он обнаружил что на нем колосятся темные длинные волоски, рука, что он поднес к щеке, чтобы почесаться, тоже вся была волосатой. Даже пальцы.
— Что это, блять?! — взвизгнул Костик, — Что со мной? Ты что сделал?
— Защита от комаров и мошки. Сам просил. — невозмутимо ответил пятак. — Это удобно.
— Я тебя щас! Как я теперь жить буду?! — Дошкин замахнулся, но Зайка предусмотрительно отскочил подальше.
— Это не навсегда, дурень. Часа на два, потом как было станет. Почувствуй себя в моей шкуре. — помощник захрюкал.
К пещере подходили два обозленных мохнатых существа. Один был зол на свою дурость, а второй на человеческую неблагодарность.
Костик облегченно скинул рюкзак перед входом в разлом. Достал термос. Еще десять минут они посидели, пререкаясь, а потом, парень надел свитер, шапку, на нее налобный фонарь, поправил ремень с ножами, и включив большой фонарик, они вошли в пещеру.
Ничего особенного там не было. Высота у самого входа метра три, куча камней и два хода в разные стороны. И в какой идти?
За грудой камней, около правого хода, Зайка обнаружил сваленные рюкзаки горе-спелеологов.
Понятное дело, что протиснуться в ход с большим рюкзаком на спине нет возможности. Но то, что они за ними не возвращались теперь было ясно.
Немного посовещавшись, было принято решение идти сначала в правый ход. На стенах были какие-то отметки цветным мелом, но кто и когда их сделал было не ясно.
Пригнувшись, пошли по низенькому проходу, Костик то и дело задевал головой свод.
Продравшись сквозь узкий лаз, выбрались в следующий грот. На стенах сверкала изморозь, ледяные натеки создавали причудливые фигуры, блестевшие в свете фонаря. Хода из этого грота дальше не было, как и следов пребывания студентов. Пришлось вернуться.
Из левого хода ощутимо тянуло холодом, Дошкин поежился.
Идти было легче, высота прохода была такая, что пригибаться не приходилось. На стенах то и дело попадались отметки, сделанные чем-то красным.
Через некоторое время Костик понял, что идут они уже долго, а ход все никуда не выводит и не разветвляется. Позади сопел помощник, тихо ругаясь. Внезапно у Костика тоненько зазвенело в ухе. Звук противно дырявил мозг, Костик посмотрел вверх и стал задыхаться. На секунду всего он представил, какая толща породы может обвалиться ему на звенящую голову, в единый миг схлопнув его легкие и все планы на жизнь. И мокрого места не останется. Вот прямо сейчас. В спину толкался мохнатый, а Дошкин не мог сдвинуться с места. Скованный первобытным ужасом, он не сразу заметил, что стоит на входе в большую пещеру, луч от фонаря судорожно рыскает по стенам, трясется, теряясь во тьме.
В дальнем углу на земле сидел мужчина, привалившись спиной к сталагмиту. Налобный фонарик его болтался на шее, рядом валялась каска.
— Нашли! Вот они. — Костик перестал думать о собственной смерти и стал думать о спасении жизни.
Когда Дошкин подошел поближе, он понял, что парень еще жив, но без сознания. И трогать его нельзя. Ноги были вывернуты под неестественным углом, сквозь одну продранную штанину торчал обломок кости. Недалеко от сидящего луч фонаря выхватил лужу свернувшейся крови и обрывки одежды, желтую рацию и куски бумаги.
— Эй, эй.. Парень, слышишь меня? — Костик приподнял лицо студента и похлопал по щекам. Тот простонал, чуть приоткрыв веки, и снова впал в забытье.
Внезапно затрещала лежащая рядом с лужей крови рация. Костик вздрогнул. Рация замолкла и вновь зашипела, словно тот, кто был на том конце жал кнопку, не зная что делать дальше.
Дошкин схватил рацию и нажал кнопку.
— Ответье, есть там кто, ответье, прием! Мы пришли на помощь.
Желтый кирпичик пластика зашипел и из динамика донесся рык, словно пес готовился броситься на врага.
— Да что такое, ничего не слышно, помехи. — Костик потряс рацию и еще раз нажал кнопку. — Вы ранены? Где вы? Сейчас спасателей вызову!
Дошкин, сжимая бесполезный кусок техники заметался по пещере.
— Зайка, пошли обратно, надо звонить 112! Там что-то происходит! Второй где-то дальше, мы сами его не вытащим.
Рация опять затрещала и сквозь помехи пробился голос.
— Ты уходишь. — рычащий, проглатывающий звуки, словно давно не разговаривал, — Здесь мое. Все мое. Человек - мой. Иду за тобой.
Костик рванул к выходу, обернувшись на входе в тоннель, чтобы позвать Зайку. Свет фонаря выхватил выступающую из тьмы фигуру высокого человека. Бедра его были закрыты кожаным фартуком. Голова была словно от собаки пришита. Морда, скалившаяся желтыми клыками, красные отсветы в глазах, уши как у овчарки, воинственно торчали на голове. Дальше было голое, без шерсти, мускулистое тело зрелого мужчины. В руке с длинными черными когтями оно сжимало желтенькую рацию.
— Ты никуда не уйдешь. Мое. — когтистый палец, направленный на Дошкина, стал выписывать круги, Костик почувствовал, что не может двигаться. Он даже мычать не мог.
Тьма сгущалась, окутывала пещеру, давя свет фонарей, дыхание, сковывая движения.
— Ну, здравствуй, Хрися. Давно не виделись. — раздался дрожащий хриплый голосок из темноты. Зайку мутило от страха.
— Ты? — рычащий псоглавец отступил в тень.
— А ты думал, один такой остался? Я тоже вот думал, что один. А тут ты еще живой, оказывается. Забрать силу у хозяина - и ты решил что жить лучше будет? Да вижу, не сложилось у тебя, да? Нельзя же с таким рылом к людям, пусть и славили тебя когда-то. Думал, что слава тебя ждет, чудотворец хренов? Забыл, что тебе жертвы надо человеческие? Никто не захотел тебе требы нести, да? Урод ты, и не по лику своему, а по сущности.
— Да кто ты такой, чтоб судить меня? — проревело существо и мелкие камни посыпались со свода пещеры. — Да я того священного младенца на своем загривке нес, через реку! Чтоб он свет истины принес вам.
— Да давай уже, Репрев, нес он. То работа твоя была, и оплату за нее ты получил. А насчет света истины, то на Руси она и до него была, не надо тут. Чего ж ты со своей истиной по пещерам прячешься? Али рожей не вышел, гонят тебя люди?
Псоглавец зарычал, еще дальше отодвинувшись. Костик обалдело внимал диалогу двух существ неясного происхождения.
— Ты, неназываемый здесь, не можешь судить меня. — собачья морда перестала скалиться, уши обвисли, — люди не приняли меня. Запретили мои изображения. Появляться в мире стало опасно. Хоть и сражался я на стороне их. Неблагодарные, убогие существа.
— Ладно, где второй человек? — голос мохнатого больше не дрожал, обрел силу.
— Нет его уже. На алтаре вечности он. По всем правилам. И почести все возданы ему.
— Какие почести, дурак! — Зайка схватился за голову. — Ты человека убил и сожрал. Все.
Пещерный дебил. Питекатроп!
Псоглавец стоял и смотрел, как двое выходят из пещеры, таща на себе еще одного человека. Он не понимал, как в его мире смогла появиться такая прореха. Ведь раньше люди сами приходили к нему, а значит были предназначены в жертву. Что пошло не так, ему было не понятно. Может надо было сразу двоих?
В гроте столпились люди. Спасательный отряд прибыл за час. Парню наложили повязки, вкололи обезболивающее и поволокли на носилках в сторону дороги.
Дошкин сидел на камне, прогретым солнцем, и думал что в мире творится такое, до чего он никогда не дошел бы своим умом, если бы не поехал жить в Тихое.
Это реально какой-то сказочный мир. Аномальная зона, как сказала Ирка. Магические помощники, упыри, странные существа из озера. А про колодец лучше и не вспоминать. Ведьма, с дочерью по имени Валькирия. Что еще здесь может произойти? Деревня, блять, Тихое. В этом тихом омуте такие черти водятся, что Гоголю и не снились. Один этот, с псиной головой чего стоит. Кто он вообще? Спросить у Зайки не удалось, в общей суете он куда-то сгинул.
Когда спасатели отбыли, Костик, дав все объяснения, стал спускаться к дороге.
“Урал” так и стоял в кустах. Одинокий и покинутый.
— Ну-ну, что ты, заскучал? — Дошкин похлопал его по рулю.
— Заскучал. Ты чего там так долго? — из-под чехла коляски выбралось мохнатое рыло. — Я уж тут взопрел в этом шлеме.
— Ах ты... Предатель! Кинул меня там. Помощничек ушастый, посмотрите на него, он тут шкерится! — негодующий Костик был страшнее грозовой тучи, что кстати заволокла небо на горизонте. — Да ты.. Да ты...
— Ну-ну! И как бы объяснил мое присутствие там? А? Этот вот вьетнамский поросенок помог мне вытащить пострадавшего? Так, что ли? — мохнатый демонстративно захрюкал. — Заехал бы в психушку, по пути в госпиталь, куда студента повезли.
— Ладно, давай уже домой. Дома хорошо. Диванчик, телек… Жрать хочется…
— О, вот это дело. Поехали. — пятак надел очки, замотался ставшим уже серым от пыли шарфом. — А в тюрьме уже ужин. Макароны.
— Тьфу на тебя. — Костик завел мотоцикл.
Обратно ехали в приподнятом настроении. В Хлыстовке, у самой церкви, “Урал” заглох. Костик решил, что это был знак. И оставив пятака в коляске обозревать окрестности, зашел в церковь.
В гулком пустом помещении никого не было. Свечи горели, наполняя зал приторным запахом воска.
Костик пошел вдоль стен, разглядывая иконы. Не сказать чтобы убранство этой церквушки было пышное, но оно было явно очень старое. В пляшущем свете огоньков свечей, в самом дальнем углу, была обнаружена занятная икона. На ней был изображен какой-то святой, нимб, по крайней мере имелся, и он был ярко-желтый. А вот лицо Костику показалось странным. Сначала он решил, что краска выцвела или облупилась, но подойдя поближе, он понял, что ему не привиделось. У святого была псиная морда. Причем очень хитрая, и в то же время зловещая. В руках он держал копье. Внизу на досках была корявая надпись углем : “ Вернулся служить сильнейшему”.
Продолжение следует.
Спасибо Юре Бужану за идею про упыря и способность выслушать!)
Всех люблю, обнимаю, адски стучу по клаве, пишу продолжение. В свободное время, которого не совсем))
Говорят, космонавтам снится зеленая трава у дома, полярникам родной дом, а неудавшимся семинаристам как я снятся сны о том как они не могут закончить эту чертову семинарию, а их долги по предметам все накапливаются и накапливаются.
Честно признаться, я несколько лукавил, описывая в моем первом опусе семинарию только в черных тонах, и так как в данной части рассказа я решился рассказать про самую криповую жесть из моей жизни в семинари и вообще в целом, то я просто обязан упомянуть о том что были и светлые моменты как и хорошие люди в преподавательском составе, хотя если честно то он был один. Изначально кусочки светлой памяти я впихнул в эту часть рассказа, но получилась большая простыня и я их вырезал, поэтому хотите ванильку – читайте 3 часть, а сейчас самый криповый случай из моей жизни который стал одним из якорей моего нынешнего атеизма.
Пасха, самый светлый день любого семинариста, ну или почти любого.
В воскресный день пасхи никто за тобой не надзирает, нет ночных обходов, можно сидеть на кухне хоть до утра обжираясь вкуснятинкой, а можно гулять и бухать, да и вообще все что душе захочется. Единственные пасынки фортуны которые никак не плескаются в этом фонтане веселья, это те кому надо сидеть в храме дожидаясь начала второй утренней. От этого послушания можно и отказаться, тогда она перейдет к крайнему, потом к следующему, и следующему… и так оно попало ко мне. До сих пор не понимаю как я на это подписался. Меня и еще одного семинариста попросили практически там переночевать. В этот день храм не закрывают, а служба считается незаконченной.
В тёплый храм мы пришли после сытного ужина, разговейки, наевшись вдоволь куличей. Дежпом выдал нам ключи и оставил дежурить до первой литургии, которая должна была вукурат начаться эдак в 6 или 7 часов утра. Нам было скучно, освещение было выключено, всюду был полумрак, изредка подергивались языки огоньков лампадок, отражаясь на стеклах икон. Мы пытались начать хоть какой-то диалог, но любой шепот эхом раздавался среди стен, и становилось неуютно. Мы прислушивались к любым звукам. Позже ему написала девушка, что она освободилась на кухне и зовет его на свидание погулять. У меня же не было девушки, поэтому то ли из жалости, то ли от зависти я отпустил его не щимя на сердце. Да что я рассказываю вам, у него изначально был такой план. И он сразу меня предупредил об этом. И я реально остался один и я этого никогда не забуду. Хотите лучший хоррор квест - останьтесь в темном храме одни, где в свету от лампочки начинаешь всматриваться в каждую пылинку. Для ясности картины я начертил план этой церкви:
Я включил на клиросе свет и начал читать православный календарь, то место где указаны все епархии и кто где находится, боковым зрением слева я уловил резкое мерцание тени, посмотрел - ничего нет. Я выключил свет, он слепил глаза. Я решил всмотреться в это место повнимательнее. Яркость в глазах начала стабилизироваться и вновь что-то мелькнуло "еб вашу мать, что за херня тут происходит, кто там ползает" – сказал я себе. Мурашки возникли не в момент игры теней, а от мыслей прозвучавших в голове. Я начал слушать, слушать словно я эхолокатор, каждый скрип у дальних окон отдавался гонгом в ушах.
Я был максимально на пределе, каждый орган слуха или зрения работал на максимум, дабы уловить любое изменение. Сердце начало биться как поршень в двигателе. Я чего то ждал. Я простоял в оцепенении 20 минут, клянусь, если бы явился ангел или демон я был бы готов. Меня начали пугать окна, а точнее мое воображение. И тут возникла мысль "наверное, ветер подул на лампадку. Все в порядке. Я здесь один". Последняя мысль была реально фиговой, мозг вцепился в нее и она ему не понравилась, он превратился в долбанную истеричку - "в смысле один?!" Так, там в пономарке есть шкаф с утварью, может там кто то сидит?!" я глянул через открытые врата алтаря, через них пробивался синий свет, пиздец, еще страшнее стало. В висках начало сверлить. (Я правда пытаюсь передать максимально приближенное то состояние без приукрашиваний, попробуйте оказаться в таком положении и вы все поймете, и я правда не знал как включить это долбанное паникадило - огромную люстру).
Я дальше начал утешать себя – «ничего нет, просто показалось, успокойся», и тут же пронесся резонный вывод - "СЪЕБЫВАТЬ НАДО... Встал и ушел, давай." Сложив все книжки в ящик еще раз оглянувшись, сделал пару шагов, и тут мне пришла в голову мысль что меня разыгрывают - "Пффф, так, наверное, меня кто то решил разыграть, стоит там сзади через стенку в окошке и включает фонарик создавая тень. Я что, слабак?! Решили поиграть со мной – сыграем. Я крепче чем вы думаете. И продолжил стоять как вкопанный. По крайней мере, эта мысль меня успокоила. Я вспомнил как мы любили пугать друг друга в темном туалете, когда одевали белую простыню и бежали галопом со шваброй на того кто спросонья первый включит свет в туалете. С чувством гордости я стоял минут 10, пока не осознал что немного просчитался - «стоп, там нет окна, справа через колону только стена! Точно?! Да, точно". Я пытаюсь вспомнить что вижу слева как вхожу в храм. "Там нет окна, может он прячется за подсвечником и дует на лампадку?!", "да нету там никого". Затем кто-то посоветовал мне в ухо - "резко сходи и проверь" и словно с другого полушария ответили - "зачем, там все равно никого нету". Мне стало страшно. Я понимал, что я сам себя пугаю, но делать то что?! ладно надо просто помолиться. И я реально начинаю молиться со всей силой, со всей жалостью. И вот это, я скажу вам, самая тупая идея из всех которую я мог осуществить. Из-за молитвы мои страхи начали расти в геометрической прогрессии. Я даже не знал, что я больше делал: молился или фантазировал. Если до молитвы я ожидал там увидеть семинариста с топором, то сейчас там заспавнилось что то сверхъестественное. «Читай живый в помощи вышнего, этот псалом от нечести" – тут мозг начал прорисовывал всех возможных чертей со всеми подробностями в 4к и выше, а как он закончил, то взялся рисовать демонов которые могут появится из-за угла. Цимус моего страха был в том, что мне могло нечто померещиться. Напряжение было колоссальным, пот проступил по шестому разу. Мурашки превратились в морских ежей которыми меня облепливали сбоку. В какой то момент мне просто стало страшно вращать головой, я стоял как статуя. Я не знал как выйти из этого положения. Меня начал пугать мой мозг сверхъестественным которое как я думал точно произойдет. Я точно знал что там кто то есть, я уже придумывал в какой позе он там стоит, и как светятся его глаза если я туда зайду. Я перестал смотреть в ту сторону и перешел на кастомные молитвы от всего сердца – «Господи, избавь меня от всей нечести что тут может быть», «а может кто то просто зашел, был ли скрип двери пока я стоял? Но если он зашел то зачем он там стоял", "А ВДРУГ ОН МЕДЛЕННО ИДЕТ КО МНЕ!" Я резко повернул голову, затем в мозгу потемнело, сдавило слегка шею, в глазах начало проявляться картинка и я начал видеть играющие тени выше икон и до потолка. "Так это тени… гипертрофированные тени крыльев, тени крыльев бабочки, мотылька, она просто порхает возле лампады" эти мысли звучали как констатация фактов, они были четкими и ясными, если бы там был чужой то я бы также спокойно произнес" эта черная хрень и она идет ко мне, все ок". Я начал приходить в себя. Но слева боковым зрением увидел: икона на иконостасе начала плясать. Я отчетливо понял, что это шиза от перенапряжения - «надо просто уйти отсюда, просто вали, спокойно уходи, никакого сверхъестественного тут не творится, у меня просто поехала крыша и это нормально - я перенервничал». А тем временем к танцующей иконе присоединились и другие. Ну, то есть, как танцует, углы гуляют, лоб увеличивается, глаз один больше, а другой меньше. (Наверное, стоит это как то объяснить, хорошо... Откройте на весь монитор икону, погасите максимально экран монитора, выключите свет и смотрите боковым зрением на нее, теперь попытайтесь представить, что она выходит за рамки монитора. Ну вот, готово.) Я же все это время смотрел на престол, мне уже не страшно, нет - это Паранойя. Я просто понимаю что все – шиза, и как дурак ловлю кайф. "О, что это со мной такое, раньше такого не было" - и стою как столб. Мне это все неприятно, словно меня в мясорубке перекручивают, но по какой то причине стою, помню лишь, что мысли мешаются в кашу. Весь иконостас с верхней части поехал на меня и проехал как бы, а самые дальние углы начали становиться огромными будто у меня сверхзврение. Забавно, я не помню что делало мое тело, что я слышал, работали только мозг и глаза, и оба органа были под кайфом. Я повернулся боком к алтарю и ме-е-едленно начал передвигать ногами, а думал только об одном: одна, вторая, одна, вторая... Дошел до двери спокойно открыл, вышел, и тут меня тряхнуло не по-детски, словно я танцор диско, со стороны это было наверное эффектно: выходит медленно парень ночью из церкви и трясет руками и ногами как Элвис Пресли в свои лучшие годы. Я решил стоять на улице, просто контролируя дверь. Стоял в пустых мыслях, боль начала приходить к голове. Спустя какое-то время я увидел своего Васька и пошел к нему навстречу, тот перешел на бег.
- Что случилось?! Где ключи?!
- Я спать. - сказал я ему так, словно сообщил о смерти его брата.
Заснул я моментально.
Верующие объясняют отсутствие божественной поддержки высокой греховностью человека, а отсутствие чертиков – заботой Творца, удобно, не правда ли?!. В итоге получается игра в одни ворота, а то, что должно помогать, делает только хуже.
Если вы тоже оставались ночью одни в церкви напишите как у вас было, пытались ли вы молиться?
Будут еще кулстори, но весь хардкор на этом закончился.
В нашем приходе на окраине Мурманской области прихожан от силы 20 человек. Да и те с соседних деревень на большие праздники к нам жалуют. Живём себе поживаем, на Господа Бога нашего молимся, да и сами не плошаем. Огородец держим, да курочек на яички. Так вот историю поведаю, смурную да не складную, авось кому сгодится.
Помню, день тот был хмурый, ненастный. Казалось хляби небесные совсем прохудились. Гляжу, стоит парнишка у иконостаса. Глаза голубущие як небо. Стоит мокрый до нитки. Трясётся весь. Губки трясутся будто лопочет что-то. И глазища свои с лика Господа нашего Христа не сводит.Особо распрошать не стал малого. Разными дорогами людей жизнь в церковь приводит. Подсказало мне сердце приютить душу заблудшую. Выделил ему комнатку небольшую, но светлую. Да и лишние руки на хозяйстве не повредят.Парень, а звать его было Денисом оказался работящий даром что городской. Работал справно, только вот робок был через чур. Да взгляд его вопрошающий был из подлобья как будто.Так раз вот и спрошать я стал у него. Может вопрос какой его мучает али дума какая покою не дает? И поведал мне юноша следующее.
Я, Старцев Денис, был студентом Московского института. Так вот, как то раз работаю я над своей курсовой и вдруг слышу в комнате ванной вода побежала. Я вскочил, думаю трубу что-ли прорвало. Забегаю в ванную, а из крана из которого только что хлестало уже струйка на капель исходится. Проверил, закрыт кран. Ну думаю, может поломалось чего. Оглянулся, глядь а пол то мокрый будто ногами кто-то прошел. Присмотрелся, так и есть, только след маленький 3/4 моего. Ну думаю, совсем переучился. Внимания не предал, все вытер. Кран проверил и спать лег. Со временем да и позабыл про это.Год наверное с тех пор прошел. Возвращаюсь я вечером с занятий, усталый прям с ног валюсь. Зашёл на кухню водички глотнуть из графинчика. Смотрю, на столе тарелки грязные стоят. Будто ужинал кто. Не обратил внимания сначала даже. Только вот взял когда тарелку я в раковину то ее положить а она теплая ещё. Ну думаю, всему должно быть логическое и научное объяснение. Все же не в каменном веке то живём. Наверное солнцем нагрело.По счастливому случаю повстречал я милую девушку Дарью с филологического. И в порыве проскочившей между нами искры решили мы жить у меня. И ей лучше чем в общаге ютиться и мне холостяцкий быт приукрасить не мешало.Так сказать создали проект ячейки общества.Как-то раз, я вернулся с практики, а Даша мне с порога и говорит: "Денечка у нас кран поломался, я его и туда и обратно верчу а он не в какую. Все лил лил а потом воду отключили." Захожу в ванную и как обухом по голове. Кран капает, а на полу следы. Точь в точь как в ту ночь. Оторопь взяла. Кран кручу, работает. Закрываю, закрывает.Не спалось мне той ночью, шорохи мерещились, мысли разные в голове кружили.Проснулся поздно, Даша уже к первой паре в институт упорхнула. Опаздывала видать, тоже проспала. Посуду грязную на столе оставила. Посуду!!! На Столе!!! Тут меня как в пот холодный бросит. Я пальцы к тарелке тяну. Зажмурился. Точно. Теплая. Как тогда. Один в один. Да как так-то? Как так одно и тоже два раза то быть может? Следы эти. Они откуда? И посуда?Время идёт. В институт пора уже, открыл шифоньер. Смотрю понять не могу. Пиджак мой твидовый как будто в краске залячкан. Трогаю не засохла ещё. Темно красная краска. Бурая почти. И дырка рваная посреди пятна бурого. Смотрю бумажка из кармана торчит. Билет из кино, корешок оторван. Дату смотрю. Завтрашняя дата!! И в кино то мы с Дашей завтра собирались. Как раз фильм вышел новый.
Побежал я прочь от всего этого как от кошмара. Сел в первый поезд. А далее меня дорога в церковь и привела.
Так и послушничал Денис доколе в один день не пришел. С глазами точь в точь как в тот день у алтаря. Только глаза слезами полны. "- Быть того не может Батюшка, не бывать такому, смерть кругом Батюшка."
И убежал со двора. С тех пор я его больше и не видывал.
Отец Павел 1939 год.
P.S. История собственного сочинения, тег Моё.
В микрахе, в парке отдыха решили церковь построить... Выглядит как в фильмах ужаса))
Был в гостях у друзей на даче, пошёл прогуляться по окрестностям. Обнаружил старое кладбище при церкви, в метрах 20 от могил находятся дачные участки и дома. Довольно таки интересное соседство.
На фотографии слева видны светло синие оградки за забором, это и есть могилы. Справа дачи.
Деревня Лысцево, Волоколамский район.