Спин-офф №2 к циклу «Шатун»
Высокий, богатырского телосложения мужчина средних лет в длинном пальто, с бородкой и отросшими до плеч волосами заглушил двигатель микроавтобуса и выбрался из кабины минивэна.
Сентябрьский день, солнечный и морозный, подходил к концу, лиловые сумерки накрыли город, лёгкий ветерок стих, а фонари зажглись, искрясь в клубах невесть откуда взявшегося тумана. За грядой безликих, советской постройки, девятиэтажек шумели автомобили, хрусткую морозную тишину то и дело вспарывали сигналы нетерпеливых водителей, но здесь, в плохо освещённом дворе спального района, было относительно тихо.
Мужчина неспешно огляделся и не отметил ничего подозрительного. Возле соседнего подъезда играло трое детей лет восьми, с ними был энергичный котёнок. В ярко освещённом окне первого этажа маячила фигура женщины, которая то и дело поглядывала на детей сквозь стекло. Мужчина покачал головой: эта дама и не подозревает, сколько на свете тварей, которые утащат её детишек за доли секунды, глазом моргнуть не успеешь... Тварей, при виде которых она наверняка повредилась бы в рассудке.
Совершенно неслышной походкой, словно тень, он скользнул к двери и набрал известный ему номер домофона.
– Да? – отозвался развязный голос.
– Это я, – коротко представился мужчина. – Открывай воротá.
Как ни странно, тяжёлая стальная дверь с клацаньем раскрылась, и гость вошёл внутрь. Проигнорировав лифт, он поднялся на второй этаж по лестнице и позвонил в одну из трёх дверей.
Дверь открыл темноволосый человек, едва достававший гостю до плеча. Они обменялись крепким рукопожатием.
– Заходи, дружище! Я думал, ты прикалываешься, когда сказал, что забежишь на огонёк. Вечно где-то черти тебя носят... Шатун хренов!
– Я и есть Шатун, – проворчал мужчина, разуваясь и следуя за хозяином просторной четырёхкомнатной квартиры на кухню. – Что за хата?
– Временно снимаю. Как обычно. Стараюсь нигде не задерживаться.
– Вот скажи мне, Боян, на хрена тебе такие хоромы? Любишь ты комфорт. Да и перед девками из Легиона повыёбываться.
Боян хихикнул.
– Это да. Люблю. Я ж не ты, чтоб в берлогах спать или в своём сарае на колёсах. И вообще – это штаб-квартира Легиона, нам нужно пространство. Чай, кофе?
Человек с необычным прозвищем Шатун небрежно махнул рукой.
– Без разницы. Лишь бы погорячее.
Боян, хлопотавший возле холодильника, повернулся с лукавым выражением лица.
– А может покрепче чего? А то у нас есть.
– Нет, – сказал Шатун, вынимая из кармана флакон-спрей и брызгая себе по очереди в обе ноздри. – У меня есть чем задурить себе голову и без алкоголя.
Он зажмурился, будто собираясь чихнуть, но так и не чихнул, потом открыл глаза, которые заметно помутнели. На лице расплылась блаженная улыбка.
– Бросил бы ты эту дрянь, – посоветовал Боян, с неудовольствием покосившись на флакон. – Не доведёт она тебя до добра. Как друг говорю.
– Ты же знаешь, что не могу, – отмахнулся Шатун. – И пожрать чего-нибудь дай. Я пять часов за рулём и не жрамши ни разу.
– И что, заменить это говно ничем нельзя, что ли?
– Можно. Старым говном.
Бояна передёрнуло.
– Нет уж, лучше травить этим... Хотя и с этим у тебя рано или поздно мозги поплывут. Совсем манкуртом станешь.
– Кем? Это ты сейчас про зомбированного раба из «Буранного полустанка»?
– Ну да. Помнишь, на работе, в ОРКА, мы у одного Жуткого рецепт изготовления манкуртов нашли?
Он деловито согрел в микроволновке еду – котлеты, жаренную рыбу и тушёные овощи – и выставил её на стол. Шатун жадно приступил к трапезе.
– Вкусно, – сообщил он с полным ртом. – Неужели сам научился?
Боян хмыкнул.
– А то. Не веришь?
Шатун пристально поглядел на него. Наклонился к столу и, прищурившись, поднял двумя пальцами очень светлый волос.
– Это кто? Тейя?
Боян немного нервно засмеялся.
– А ты всё-таки хватку не растерял, шеф. Такой же глазастый, блин...
– Я тебе не шеф, Боян. Ты хоть представляешь, сколько у неё силы? Разозлишь её – по стенке размажет. Я бы на твоём месте с ней шашни не водил.
– Я не вожу, как ты изволил выразиться, с ней шашни, – ехидно сказал Боян, – у нас с ней исключительно романтические отношения. Ей ещё семнадцати нет.
– Как и этой.. дикарке... Как там её?
– Ты об Эмме? Наша лесная козочка спокойно отхватит тебе член, если будешь совать его куда не следует. Не беспокойся, Шатун, у нас Легион, а не шалман. Наши Жуткие красотки сами выберут себе самца, когда подрастут. Ещё наложить?
Шатун, который расправился с первой порцией, протянул тарелку за второй. Боян взял её.
– Ага. Психиатру расскажешь. – Шатун попытался подавить богатырскую отрыжку. Получилось не очень. – Этому своему дружку психованному, Рудину, блядь. Твои «козочки» тебя спрашивать не будут, когда им самца искать. Развёл себе гарем, а теперь лапшу мне на уши вешаешь...
– Тоже мне «облико морале» нашёлся, – фыркнул Боян. – Настроение у тебя, вижу, поганое. Тебе самому пора подружку найти.
– Мне бабы ни к чему. Им комфорт и гарантии нужны, а у меня ни того, ни другого. Мне бы помощника – сильного, выносливого, тупого и послушного. И чтоб не болтал много.
– Таких не держим, ничем помочь не могу.
Через полчаса друзья переместились в гостиную и расположились на диване. На журнальном столике находился необычный артефакт, похожий на круглый аквариум, в котором каким-то образом висел, ни на что не опираясь, пушистый белый шар. Он медленно вращался вокруг оси и иногда менял цвет на бордовый и разные оттенки синего. Шатун даже не стал интересоваться, что это такое. И без того ясно, что это «творчество» очередного Жуткого мастера.
– Я здесь проездом, Боян, – заговорил Шатун. – Нашёл одного человека... У него есть доступ к статистике исчезновений людей по стране. Где аномалия, туда и еду. В четырёх случаях из пяти – это дело рук Жутких. «Каровцы», понятное дело, палец о палец не ударяют, хотя у них доступ к этой статистике есть. Пару раз они даже за мной подчищали, когда я насорил...
Боян приподнял брови.
– Даже так?
– Да. Я завалил семейку каннибалов, которые заманивали жертвы к себе... пением, представляешь? Как сирены у Гомера. Пришлось срочно сматываться, тела не успел спрятать. Так каровцы прибрались.
– Это значит...
– Это значит, что они не мешают Жутким творить зло, но не хотят, чтобы обычные люди знали о Жутких больше, чем надо.
– Непонятная логика... – протянул Боян.
– Непонятная, если думать, что каровцы не планируют призвать в наш мир Заблудших.
Боян не шелохнулся, но лицо его слегка побледнело. На пять секунд в просторном помещении установилась тишина.
– Думаешь, они готовят для них почву? – прошептал Боян. – Типа, чтобы люди больше верили в мистику?
– Думаю, – кивнул Шатун. – В общем, статистика показала незначительное увеличение числа исчезновений людей на одной железнодорожной станции. Называется Терёхино. Это в пятистах километрах от Роднинска. В дремучей дыре. Слишком часто там стали пропадать люди. И никто их не находил – ни живых, ни мёртвых. Вот, еду туда. А так как ты оказался по пути, решил заскочить.
– Терёхино... – пробормотал Боян. – Что-то такое помню. Там жителей меньше, чем в этом доме, Шатун. Если среди них затесался Жуткий, он тебя сразу срисует. Как новенького и слишком любопытного. Ты бы замаскировался под... нового сотрудника ЖД-станции, что ли. Ты ж у нас мастер перевоплощений. Хочешь, я тебе для прикрытия «жену» и «детишек» подкину? У нас в Легионе есть желающие работать под прикрытием.
– Посмотрим, – сказал Шатун. – Утром покумекаю, как к этому делу подойти. Не думаю, что там будут сложности. Приеду, оторву этому Жуткому башку и поеду к Берам на зимовку.
***
До пятнадцати лет Юра Шорохов жил с матерью в посёлке Крапивино, ужасной жопе мира, где не было ничего выдающегося, кроме живописной природы и весьма процветающего «алкомаркета». Мама работала учительницей младших классов в единственной сельской школе, Юра учился там же, в старших классах, а в свободное от учёбы время пас гусей, рыбачил с друзьями, рубился в примитивные компьютерные игры на древнем компе и пил пиво за обоссанными гаражами.
Дважды в жизни он бывал в городах: в Тюмени и Роднинске. Города, эти оплоты цивилизации, его потрясли и поразили воображение. Огромные здания, бесконечные потоки автомобилей, кипящая суета и, самое главное, какие-то особенные люди – будто из параллельного измерения, – всё это надолго осталось у него в памяти.
В пятнадцать лет судьба Юры сделала неожиданный вираж: на горизонте появился Виктор Шорохов, огромный сорокалетний верзила, по профессии путеец и биологический отец Юры.
Нерадивый отец ушёл из семьи, когда Юре едва стукнуло восемь, – ушёл к некоей шалаве, если Юра правильно понял из истерических криков матери. И вот сейчас объявился. Сначала мать не хотела пускать его на порог. Потом стала кричать на него. Ещё позже полетела тяжёлая артиллерия: сковородки и кастрюли с сапогами. А под конец родители помирились.
Папка объяснил своё длительное отсутствие очень просто: был дураком, позволил одурманить себя ведьме, за прошедшие годы много раз пытался вернуться, но никак не получалось. А вот теперь получилось. Он вернулся и уже навсегда.
В течение первой же недели воссоединения отец шустро починил дровяной сарай, выкосил траву у забора, ободрал заднюю стену дома, замазал сложным раствором и побелил. Что и говорить, руки и бати росли из нужного места.
Поначалу Юра на него дулся – мол, папаша-то и его бросил, не только мать, а затем дуться перестал. Втроём жить куда интереснее.
Через два месяца папаша объявил, что они переезжают на новое место, где у него будет хорошая работа. Поживут там, а потом, глядишь, переедут в город.
Мать засомневалась, а Юра сразу согласился, уж очень его в город тянуло. Причём неважно, какой, лишь бы был город.
Юре нравилось слушать отца. Батя рассказывал, как они переедут в город, развернуться на всю катушку, может, и бизнесом займутся. Два раза в год будут ездить в тропические страны: один раз летом, второй – зимой, аккурат на Новый год. И пока россияне будут мёрзнуть, стрелять из китайских хлопушек, жрать оливье и водку, Шороховы будут загорать в шезлонгах в тени банановых пальм и пить фреш и текилу.
Мать слушала эти рассказы с робкой улыбкой, будто хотела, но боялась верить в то, что у них в жизни хоть что-то когда-нибудь измениться. Разглагольствуя, отец воодушевлялся и воодушевлял; Юра ловил себя на том, что нарисованные отцом перспективы уже не кажутся перспективами, это самая настоящая реальность. В конце концов, что же такого нереального в том, чтобы жить в большом городе, иметь прибыльный бизнес и дважды в год отдыхать под пальмами на белоснежных пляжах?
Мать воодушевлялась гораздо меньше, чем Юра, но когда она узнала, что на новом месте у них будет гораздо более просторный дом, уже купленный отцом за полцены, и полторы ставки учительницы младших классов в местной школе, сомнения насчёт планов отца у неё начали развеиваться. Приятная новость, что на этой захолустной станции, оказывается, есть какая-никакая местная школа, удивила мать и восхитила.
Ещё до осени они распродали немногочисленную живность, раздали по соседям разный хлам, который раньше выбросить было жалко, наняли грузовик для вещей и переехали на новое место – железнодорожную станцию Терёхино, которая находилась не так уж далеко.
Внешне станция ничем особенным от Крапивино не отличалась, разве что здесь днём и ночью грохотали поезда, а тайга подступала вплотную к окраинным домам. Местные жители показали себя с наилучшей стороны, даже настороженная мать признала, что не ожидала такого гостеприимного приёма. Не успели машины со скарбом въехать на территорию станции, как набежали почти все местные жители и общими усилиями помогли разгрузиться. Новая соседка баба Таня принесла пирог с курицей и грибами, благоразумно рассудив, что новосёлы голодны, а возможности приготовить нормальный обед нет. Дядя Павлик и конопатый Васян помогли установить мебель по местам и с готовностью предложили услуги на будущее.
Первая неделя на новом месте пролетела в мелких и не очень мелких заботах, обустройстве, знакомствах и небольшой бумажной волоките. Выяснилось, что ранее в их доме жила некая семья, которая решила переехать и была вынуждена продать дом за бесценок, поскольку в этом захолустье трудно найти покупателей.
Юра быстро перезнакомился с немногочисленными ровесниками. Новичка никто не пытался гнобить, пацаны и девчонки в Терёхино оказались такими же улыбчивыми и дружелюбными, как и взрослые.
Казалось бы, живи и радуйся. Но на третьей неделе что-то случилось с отцом. Стал он какой-то угрюмый, чем-то недовольный, вечно раздражённый. Домой возвращался поздно, благоухая перегаром.
Между матерью и отцом возобновились гневные перепалки, из которых Юра понял, что подобное поведение у отца не впервые. Оказалось, и раньше он страдал подобными перепадами настроения, когда после кратковременного энтузиазма и желания как-то улучшить жизнь, он впадал в многомесячные депрессии с вялотекущим запоем.
– ...а я, дура, и забыла, какое ты чудо немычачее! – орала мать в спальне поздно вечером, а Юра лежал в тёмной комнате и автоматически тыкал в экран телефона, гоняя по полю змейку. За окном, на улице, перебрехивались собаки, совсем как родители, в лесу заунывно вскрикивала какая-то ночная птица. – Думала, ну, может, человеком стал! Повзрослел! А это у него приступ был, етить твою мать! Фантазёр хренов! Что, теперь полгода в рюмку будешь смотреть? И не вздумай на свою контузию сваливать!
Насколько знал Юра, отец воевал на второй чеченской войне и получил ранение в голову. Мать, правда, придерживалась мнения, что контузия в приступах апатии и равнодушия вкупе с алкоголизмом совершенно не виновата. Дескать, он и в молодости был таким же. Юре оставалось лишь гадать, зачем мать вообще вышла замуж за такого бесполезного человека.
Сам же Юра успел привязаться к отцу и истериками матери был недоволен. Когда она на пару дней уехала в Крапивино за какими-то документами, он даже обрадовался перспективе провести это время наедине с отцом.
Впрочем, отец не разделял его энтузиазма. Дома он почти не появлялся, работая или пьянствуя где-то с новыми приятелями, приходил домой глубокой ночью, утром был мрачен и молчалив.
После школы Юра бродил вдоль железнодорожного полотна, прямым тоннелем прорезавшего таёжный массив. Эти одинокие прогулки в обществе приглушённо шумящего леса, быстро темнеющего неба над макушкой, вечернего ветерка с запахом хвои и мазута Юре нравились и одновременно пугали до дрожи в коленках. Он старался возвращаться домой засветло, веря, что дневной свет защитит его от неведомых лесных существ, чей пристальный взгляд он чувствовал сквозь подлесок.
Накануне возвращения матери он забрёл особенно далеко. Пропустив мимо себя грохочущий, вонючий и жаркий товарный состав, Юра задумался и с запозданием осознал, что уже темнеет, а возвращаться далековато. Он поспешил назад. Как назло, ночи становились всё длиннее, сумерки наступали быстро, да и день выдался пасмурный.
Было почти темно, когда Юра чуть ли не бегом, рискуя споткнуться о шпалы, добежал до окраины станции и увидел впереди электрические огни.
В этот момент слева от себя, в лесу, он увидел что-то, что, как он сильно надеялся, было обманом зрения.
Несколько тонких и лёгких фигурок стремительно пересекло свободное пространство между рельсами и лесом. Эти существа не были животными, ведь Юра, несмотря на полумрак, явственно видел, что они передвигаются на двух ногах. И они слишком высокие для новых приятелей Юры.
Можно было бы всё это списать на разыгравшееся воображение, но слух рубанул треск сучьев, когда чёрные существа скрылись среди ветвей.
Как бы то ни было, Юра ускорился до прямо-таки рекордных скоростей и вскоре был дома, где включил свет в каждой комнате. Папаша долго не возвращался, и Юра так и уснул прямо на диване, при свете.
Мать вернулась на следующий день, удивительно спокойная и – как показалось Юре – самодовольная. Никаких скандалов больше не поднимала, хотя отец продолжал побухивать, да и перестал что-либо делать в доме.
К тому времени в старших классах крохотной станционной школы начался «чемпионат» по шашкам, у Юры были неплохие шансы выйти в финал, и родительские разборки временно вылетели из головы. Занявшие первые три места должны были получить денежные призы, так что мотивация у участников была неслабая. Про «чемпионат» знали все жители, каждый за кого-то болел, и с утра до вечера разговоры шли только на эту тему. Это было что-то вроде массового умопомешательства, которое может быть только в таких маленьких населённых пунктах, где особо нет никаких развлечений.
Накануне к Шороховым в гости забежала баба Света с трёхлитровой банкой парного молока. Она держала четыре коровы, три телёнка и быка. Это не считая свиней и кур. Некоторое время радушная соседка и родители разговаривали на кухне, баба Света радовалась, что Шороховы успокоились и больше не ругаются.
При этих словах батя стыдливо потупился, а мать бросила на него какой-то насмешливый взгляд. Юра и впрямь заметил, что предки перестали лаяться, и это его удивляло. Потому что ни о каком примирении или компромиссе речи не шло. Насколько он знал, они вообще не разговаривали толком после приезда матери из Крапивино, и при этом мать совершенно перестала наезжать на отца, хотя тот не прекратил бухать. Будто ей вдруг стало всё равно.
Или она решила забить на нём болт.
Всё это изрядно Юру беспокоило, и он давно собирался поговорить с матерью, да никак времени не мог найти с этим «чемпионатом».
– Надо мирно жить, – разглагольствовала баба Света, со свойственным старикам пафосом изрекая прописные истины. – От стресса лимфа плохо ходит. Знаете, что такое лимфа? У нас в организме есть красная жидкость – кровь и белая – лимфа. Красную-то сердце качает, так она, считай, и не застаивается никогда. А для белой насоса в организме не предусмотрено, вот она часто и застаивается. Чтоб она двигалась, надобно много двигаться, трудиться, но если нервничаешь, ругаешься почём зря, она застаивается. Отсюда и болезни разные. Вон, Юрка, поди, знает, биологию читает.
Юра и впрямь в этот момент успевал слушать взрослых и читать учебник биологии за авторством некоего профессора Геннадия Маркина. Нужно было готовиться в завтрашнему уроку. Читал он главу о видах мутуализма (это когда разные организмы живут дружно и друг другу помогают) и паразитизма (когда один организм живёт за счёт другого, да ещё и вредит). Кстати, он узнал из этой главы, что иногда в разных паразитах живут паразиты, так сказать, второго уровня – сверхпаразиты. Это было удивительно. Биология ему нравилась.
В ответ на физиологический ликбез бабы Светы мама сказала:
– Спасибо вам, тетя Света, за помощь и советы. Мы так рады, что поселились здесь... А с лимфой мы как-нибудь справимся. Верно, Витя?
– Угу, – торопливо закивал нечёсанной головой отец.
Он сидел в уголке, стараясь быть незаметным, что при его габаритах было занятием смехотворным.
Внезапно вспомнив кое-что, Юра спросил:
– Теть Света, а здесь в лесу кто... э-э-э... водится? Из зверья, я имею в виду?
– Да разные зверушки... – задумалась соседка. – Белок полно, барсуки есть. Лисы. Горностаи, хорьки, птиц тьма тьмущая.
– А медведи?
– Лет пять тому захаживал косолапый. С тех пор не видали. Особо не водятся, не переживайте. Они поездов боятся.
– А людей в лесу нет? – допытывался Юра.
– Это как? Диких, что ли?
– Ну да!
– Ну тебя, Юрка, скажешь тоже! Нет тут никаких диких людей, лес как лес. А чего? Кто тебе такое наплёл? Или сам чего увидел?
Юра не стал признаваться, что видел чёрных тонких людей. Тем более, что не был уверен в их реальности.
Мать поглядела на него пристально, но от комментариев воздержалась.
– Всё одно, – вздохнула баба Света, – ночью по лесу лучше не ходить. Мало ли...
***
На финальном соревновании Юра неожиданно для самого себя занял первое место. Никогда бы не подумал, что такое может случиться. Его соперник, Гришан, игрок был сильный, но во время финальной схватки, видно, перенервничал и сделал потрясающе глупый ход, который позволил Юре переломить ход шашечной битвы и завоевать титул лучшего игрока в шашки Терёхино 2014 года.
В тот день у Юры было отличное настроение, что неудивительно. Прямодушные жители станции радовались за него так, будто это они, а не он, выиграли. Друзья просидели в доме Шороховых допоздна, обсуждая игру и болтая на самые разные темы.
Юра снова забросил удочку насчёт обитателей леса. Его прежние приятели в Крапивино любили травить страшные байки про всякую мистику. Юра ожидал, что и нынешние друзья с радостью подхватят инициативу и расскажут о чёрных людях, но дружелюбные подростки Терёхино его удивили. Никто и не подумал рассказывать страшилки. Наоборот, все как один стали убеждать Юру, что они во всякую мистику не верят, как и подобает продвинутой молодёжи. И вообще, хотя они живут на отшибе, это ещё не значит, что они – дикие и отсталые язычники, приносящие жертвы деревянным истуканам. В конце концов Юре стало здорово неловко за его суеверность, и он больше к этой теме не возвращался.
Мало того, он как-то исхитрился вовсе выкинуть чёрных людей из головы. Внушил себе, что они ему примерещились. А почему нет? Было темно, ничего не разобрать, а фантазия у Юры богатая. Сам себе внушил чёрт-те что и поверил.
А когда он почти убедил себя, что никаких лесных существ нет, и почти забыл о том вечере в лесу, снова случилось нечто из ряда вон выходящее.
В этот раз он с новыми друзьями, Антохой и Мишаней, отправился на озеро рыбачить. Честно говоря, Юра изначально не был настроен рыбачить – приближалась зима, ночью ударял неслабенький морозец, вставать ни свет, ни заря в такой дубак желания не было. К тому же дома установилась нездоровая атмосфера, от которой Юре тоже было нехорошо.
В единственной местной лавке папаше и прочим местным любителям горячительных напитков перестали продавать алкоголь. Сказали, мол, лицензия на продажу алкоголя в магазине кончилась, и надо её возобновлять. Обещали смотаться в районный центр и решить проблему с лицензией, но время шло, а в магазине не было ни водки, ни пива.
Самогон, как ни странно, никто из станционных не гнал. Раньше алкоголь без проблем можно было купить у шустрых железнодорожных торгашей, которые мотаются от станции к станции со своими тележками и сумками. Но в последнее время начальство станции стало жёстко отслеживать случаи торговли алкоголем на подконтрольной территории, особенно если в этой торговле были замешаны сотрудники станции.
В итоге папаша оказался прямо-таки в уникальной ситуации вынужденного трезвенного образа жизни, что настроения ему не улучшило, хотя, казалось бы, куда этому настроению портиться дальше. Пить одеколон и прочую гадость он посчитал ниже собственного достоинства, видно, его алкоголизм не зашёл так далеко, ходил трезвый, грустный и совершенно безынициативный.
А матери по-прежнему было на него наплевать. Вечером, после работы, она проверяла тетради, писала планы, разговаривала по телефону с подругами, а на мужа обращала внимания не больше, чем на тумбочку. А вот вера Юры в то, что эта депрессия у отца скоро закончится и он снова станет энергичным, весёлым, трудолюбивым, все они переедут в город, создадут бизнес и дважды в год будут летать в тропические страны, ещё не совсем умерла. Хотелось верить, что ещё не всё потеряно, что отец проснётся, и мать оттает, и всё будет хорошо.
Получалось, что все трое Шороховы были предоставлены самим себе, никто ни с кем почти не разговаривал, и Юра чувствовал, что депрессия добирается до него самого.
Антоха и Мишаня уломали-таки Юру пойти на рыбалку. Свежайший морозный воздух и азарт рыбалки сделали своё дело: Юра оживился и пришёл к выводу, что, раз родители забили на него, нужно и на них ему забить, а больше времени проводить с новыми друзьями. А потом, глядишь, всё устаканится, отец выйдет из меланхолии, мать снимет маску бесстрастности, и они заживут как прежде.
На обратном пути с озера Юра немного отстал от друзей – увидал белку на буром стволе кедра, которая бесстрашно и в упор его рассматривала.
Белка совсем не боялась человека, и Юру охватило желание её погладить. Он почти коснулся кисточек на ушах зверька, когда белка, словно проснувшись, молнией унеслась вверх по дереву и пропала среди полуголых ветвей.
Антоха и Мишаня ушли вперёд по тропинке. Их голоса доносились издалека. Юра повернулся и вздрогнул всем телом.
Метрах в десяти в кустарнике стоял зловещего и дикого вида дед: патлатый, бородатый, в драной шубе, со сверкающими чёрными глазами. Глядя на Юру, он оскалился в улыбке.
Не успев ничего подумать, Юра дал тягу. Бежал так быстро, что догнал друзей через считанные секунды.
– Ты чего? – нахмурившись, спросил Антоха.
– Там старик... страшный... – задыхаясь сказал Юра. – Дед... жуткий... обосраться можно...
– Да хорош заливать, – сказал Мишаня.
– Бля буду! – заявил Юра. – Пошли глянем!
Разумеется, они пошли и глянули. Но ни старика, ни малейших следов его присутствия не обнаружили.
– Вот ты любишь разыгрывать всякой хренью, – упрекнул Мишаня. – В Крапивино все такие?
Юра что-то невнятно пробормотал в ответ. Ему не хотелось прослыть вралем. Может, у него с головой не всё в порядке? Но он видел старика так явственно! Дурачком прослыть хотелось ещё меньше. Тем более что в Терёхино уже был местный дурачок, Никита.
Продолжение в комментариях