Записки на Холодильнике или Падение Дома Палмеров
Приложение к делу № 80686 от 21.08.1988 года, криминальная полиция штата Теннесси, округ Мемфис. Расшифровка записок, снятых с холодильника в доме, принадлежавшем семейству Палмеров.
Записка №1.
"Говард, поедешь в город, вот список покупок:
1. Яйца
2.Молоко
3. Памперсы ( большую упаковку, размер 5)
4. Супы в консервах ( на твой выбор)
5. Безглютеновое мороженое
6. Новую подстилку для Глупыни"
Записка №2.
"Скарлетт, сегодня буду поздно, ложись без меня. Не забудь помыть Глупыню - она страшно воняет, наверное из-за жары. Промой ей рану и хорошенько осмотри. Если загноится - дождись меня, не предпринимай ничего сама. В прошлый раз бедняга осталась без уха по твоей милости. Поцелуй малышек от меня. Целую, Говард"
Записка №3.
Счета за воду и электричество. Приписка в углу "Оплатить до начала августа".
Записка №4.
"Говард, забеги после работы за:
1. Дезинфицирующим средством.
2. Шпагатом
Найди уже, чем починить клетку Глупыни - иначе я буду запирать ее в подвале. Сегодня она зарычала на Маргарет. Не хочу, чтобы она свободно разгуливала по дому, пока девочки не подрастут"
Записка №5.
Детский рисунок. Предположительно изображены члены семьи - рисунок слишком схематичен. Под фигурами есть подписи взрослым почерком:
1. Высокая фигура с бородатым лицом и огромными глазами, предположительно - очки. Подпись - "Папа."
2. Фигура пониже в схематично изображенном платье и с рыжими волосами. Подпись - "Мама".
3. Пятно розового цвета в коляске. Подпись - "Маргарет".
4. Маленькая фигурка с улыбающимся ртом. Подпись - "Кати".
5. Четвероногая фигура с черным квадратом вместо головы. Подпись - "Глупыня".
Записка №6.
Распечатка из центра гинекологии в Мемфисе, выписанная на имя Скарлетт Палмер. Судя по тексту, очередная попытка зачатия закончилась для Скарлетт Палмер безрезультатно. Подтвержденный диагноз - непроходимость фаллопиевых труб.
Записка №7.
"Милый, если ты сегодня поторопишься с работы, я уложу детей пораньше и мы можем славно повеселиться вечером. Целую, Скарлетт"
Записка №8.
Чек из аптеки "Роджерс", Мемфис на сумму 56$ и 53 цента. В чеке присутствуют пренатальные препараты, тесты на беременность, анестетики и антибиотики.
Записка №9.
"Говард, нам что-то нужно делать с Глупыней. Она становится все агрессивней. Боюсь, гормональные препараты могут ей навредить, может посоветуешься с кем-то из врачей?"
Записка №10.
"Говард, мать твою, когда ты уже починишь клетку Глупыни? То, что ты проводишь целые дни на работе не означает, что тебе можно забить на домашние дела, а наши девочки должны из-за этого страдать"
Записка №11.
Счет за доставку товара с Ebay. Полный хирургический набор и отдельно набор гинекологических инструментов.
Записка №12.
"Глупыня сегодня целый день чесалась и странно себя вела. На девочек рычит. Тебе нужно ее осмотреть. И почини уже клетку"
Записка №13.
"Дорогой, все тесты отрицательные, так что девочки сегодня снова идут спать пораньше, а мы с Глупыней примем душ и ждем тебя".
Записка №14.
Видимо, написана ребенком. "Пап, купи марожинова и клет для Гупын, пожажа!"
Записка №15.
"Уважаемые Скарлетт и Говард Палмеры. Мы очень рады соседствовать с вами участками и не желаем ни в коем разе вас обидеть, но ваша собака воет почти каждую ночь и под это совершенно невозможно уснуть. Мы были бы искренне благодарны, если бы вы приняли какие-то меры. С уважением, ваши соседи Мики и Анна Уолтер." Приписка рядом другой ручкой "Говард, найди уже способ ее заткнуть"
Записка №16.
"Поздравляю, Говард, кажется, ты снова станешь папой. Надеюсь, это будет мальчик. Предлагаю сегодня это всем вместе отпраздновать. Купи нам шампанского и чего-нибудь вкусненького для Глупыни."
Записка №17.
"Скарлетт, пожалуйста, проследи за Глупыней. Ее иммунитет сейчас ослаблен, любой из порезов может загноиться в любой момент, новую ампутацию мне бы проводить не хотелось. Пожалуй, на некоторое время придется перестать использовать плетку и
лезвия"
Записка №18.
"Эта сука отказывается есть. Заставь ее поесть, Говард."
Записка №19.
Чек из супермаркета "Волмарт" на сумму 18$ и 25 центов. В чеке присутствуют воронка, консервы с супами "повышенной калорийности" и мультивитаминный комплекс"
Записка №20.
"Скарлетт, я осмотрел Глупыню, она выглядит здоровой, но я хочу быть уверен. Поищи в интернете недорогой аппарат УЗИ. И не наказывай ее сильно. Если запрешь в подвале - поставь туда тепловую пушку, а то она замерзнет."
Записка №21.
"ГОВАРД! КЛЕТКА".
Записка №22.
Почерк неразборчивый, как будто писал ребенок, бумага в потеках крови, чернила расплываются.
"...сделала это! Вцепилась суке в глотку и смотрела, как она задыхается. Дождалась Говарда и, пока этот... совал мне...оторвала его хозяйство к чертовой матери и оставила истекать кровью... называли меня Глупыней. Конечно, я поумнела, годами ломая клетку на своей голове об стену подвала, чтобы освободить последний, оставшийся у меня инструмент - собственные зубы. Они отобрали у меня все - кисти рук, свободу, жизнь, разум и даже мою собственную матку. Хреново быть младшей. Но это мои дети - я их породила и имею право...не мучались. Сейчас я...отбеливателя, так что жить мне осталось недолго, поэтому - слушай, мир, мои последние слова. Говард, у тебя маленький член и ты воешь, как девчонка, когда кончаешь. Скарлетт, у тебя а жопе растяжки, а ведь ты даже не рожала, истеричная ты сука. Маргарет, Кати, простите...порождения инцеста...не нужно жить. Меня зовут Глория Палмер и это - моя история"
Автор - German Shenderov
Кадр из фильма Martyrs (c)
За чертой
Холл медицинского центра "Олдритч Атернум Медикал Кейр" был больше похож не на приемную больницы, а на вестибюль шикарного отеля. Мраморные полы, кожаные диваны, два фонтана высотой под самый потолок, чьи навершия терялись из виду где-то на уровне пятого этажа. Ресепшн был наполнен девушками модельной внешности - все, как одна, в белых халатах. Улыбчивые красотки, застывшие, словно манекены, в ожидании пациентов, молча пялились в пустоту перед собой. Казалось, из их лиц кто-то вымыл все человеческое, оставив лишь роботизированную доброжелательность и гостеприимство. В воздухе витали ароматы дорогого кофе и апельсинового фреша, их, в свою очередь, заглушал тяжелый дух парфюма, который распространяло вокруг себя арабское семейство, расположившееся на соседних диванах. Где-то в углу зала громко возмущался, периодически хватаясь за сердце, полный, относительно молодой мужчина с внешностью директора магазина. С удивлением я узнал в нем соотечественника.. Сопровождала его жена, будто бы сшитая из силикона, что стыдливо вертела головой, в поисках свидетелей позорной сцены. Брызжа слюной и стуча кулаком по журнальному столику, он кричал на девушку-манекен, пока та вежливо, но твердо отстаивала свою позицию, обращаясь к нему на почти безупречном русском.
- Да вы хоть понимаете, кто я? Да одна моя область больше всей вашей гребаной страны! Я же работаю, я же губернатор, слуга народа, в конце концов, почему я должен сидеть здесь и ждать, пока какие-то старые пердуны проходят вне очереди...
- Здесь нет никакой очереди, все эти люди зарегистрировались на программу заранее, у нас все равны и предпочтения мы никому отдавать не можем, поймите сами, - увещевала его сотрудница центра, одетая в форму американской медсестры пятидесятых.
- Да ты совсем рамсы попутала, розетка ты расфуфыренная! Смотрящий кто у вас?!
- Митя, Митя, тише, у тебя же сердце, - попыталась успокоить мужа надутая кукла, сидящая рядом, но тот лишь смахнул ее руку с плеча и рыкнул:
- Кто сидя ссыт, тот слова не имеет! Есть здесь кто, с кем предметно пожевать можно? Э, алюра, хозяина позови!
- Я прошу прощения, но мистер Олдритч не решает проблемы подобного рода, к тому же он уже достаточно давно сам проходит терапию, - невозмутимо и дружелюбно ответила девушка, быстро бросив взгляд за спину хамоватому губернатору - туда, где пристально наблюдали за ситуацией рослые ребята в форме санитаров.
- Герр Андреев, все готово, разрешите сопроводить вас.
Отвлекшись на крикливого соотечественника, я совсем пропустил появление "медсестры" у своего дивана. Да уж, можно купить очки или линзы, чтобы исправить ухудшающееся зрение, но вот от старческой рассеянности не спасет даже телескоп.
- Да-да, простите, я немного задумался. Иду.
Никогда бы не подумал, что мне придется когда-нибудь опасаться излишне мягких диванов. Теперь же, утонув в гладкой кожаной подушке на добрые полметра, мне пришлось предпринять немало усилий, чтобы подняться. Опереться было не на что - руки скользили и вязли, крестец прихватывало болью, когда напрягалась спина, и я снова валился обратно в гостеприимный плен.
- Вам помочь? - девушка протянула руку с идеальным маникюром на ногтях, и я, горя от стыда, оперся на ее ладонь. Водя своими шершавыми старческими пальцами по ее идеально гладкой коже, я тайно наслаждался этим прикосновением. Похоти в моих мыслях не было - просто в жизни каждого человека настает момент, когда учишься наслаждаться всем, даже пересоленной яичницей и пустой болтовней телерекламы - когда понимаешь, насколько все это быстротечно.
На лифте, в котором можно было устраивать футбольные матчи, мы добрались до двадцать шестого этажа - Олдритчу, похоже, пришлось серьезно подмазать местный муниципалитет, чтобы те разрешили выстроить посреди глухой швейцарской деревушки эту чудовищную башню. После меня отвели в огромную двухместную палату - у каждой кровати стоял свой стол, умывальник, а со стены на кровати смотрели две плазменные панели. Вторая кровать была пуста, но явно обжита - подушка сохраняла очертания головы, на столе лежала книжка и стояла ваза с букетом.
- Итак, герр Андреев, располагайтесь, я вернусь через несколько минут, и мы начнем первые процедуры.
Располагаться мне было особенно нечем - в Швейцарию я приехал налегке, да и позориться своими старческими пожитками перед губернаторами, олигархами и нефтяными магнатами мне бы не хотелось - в письме было написано, что все необходимое - зубную щетку, полотенца, пижаму и прочее - мне выдадут, поэтому с собой я взял лишь две смены одежды и несколько институтских учебников по лингвистике. Подойдя к окну, я уставился на горную гряду, уходящую далеко вперед, обрамленную темно-зелеными лесами. С такой высоты все это казалось ненастоящим, нереальным, словно кто-то просто насыпал снега и брокколи на песочные куличи. В стекле я разглядел чье-то отражение - усталое лицо, изборожденое морщинами, с потерявшими цвет тусклыми глазами. Слегка отшатнувшись от стекла, я запоздало осознал, что отражение принадлежит мне. Резко повернувшись к двери, я, кажется, немного напугал медсестру, зашедшую с капельницей в палату.
- Прежде, чем мы начнем, мне необходима ваша подпись во-о-от на этом документе, - девушка протянула мне планшет с толстой стопкой бумаги.
- Ого! Мне стоит это прочесть целиком? - я изумленно взвесил в руке добрые полтора килограмма юридической писанины.
- Вы уже подписали это при онлайн-регистрации, но мистер Олдритч весьма старомоден и настаивает на реальных подписях.
- Не опишете вкратце содержание?
- Разумеется, - медсестра вздохнула и монотонно зачитала некий заученный текст, - Компания "Олдритч Атернум Медикал Кейр" является исследовательской организацией, основной целью которой является поиск способа максимально продлить биологическую жизнь человека, то есть как можно дольше сохранять живым именно мозг. Здесь вы отказываетесь от любых претензий относительно повреждений, неприятных ощущений и потерь внутренних органов и частей тела. Так как лечение экспериментальное - результаты могут быть абсолютно непредсказуемы, поэтому организация подобным способом пытается застраховать себя от последствий.
- Ну, что же, за тем я, собственно, и здесь, - поставив размашистую роспись, я вернул девушке планшет, и та тут же его куда-то отложила.
- Я попрошу вас прилечь и обнажить руку по локоть.
Подчинившись, я вскоре почувствовал сильный укол, вены потянуло, и вот уже какая-то неведомая жидкость наполняла мои вены.
- Сейчас послушайте, пожалуйста, очень внимательно. Так как препарат - первый из многих - является экспериментальным, последствия предсказать бывает непросто, поэтому я прошу вас сообщать обо всех изменениях в организме, настроении или восприятии. Вот кнопка, - девушка вложила мне в ладонь пульт и продолжила, - Во время приема первого препарата я вам очень не рекомендую совершать активных телодвижений и воспринимать тревожащую информацию - нервная активность может дурно сказаться на действенности состава. А в остальном - приятного...
Неожиданно, громкоговоритель на стене издал неприятный, тревожный звук и озвучил сообщение:
- Внимание персоналу, передозировка на двадцать шестом этаже! Всем пациентам оставаться в палатах!
Медсестричка сделала страшные глаза, жестом показав оставаться на месте, и выбежала прочь. Через несколько секунд она притащила сопротивляющегося пожилого еврея в халате с сигаретой зажатой в зубах. Тот злобно рычал на английском, приправляя свою речь отборным матом на русском:
- Первый раз за день покурить вышел! Ну не выдерживаю я так, здесь от безделья загнуться можно, не хочу обратно в палату!
Странно, но несмотря на все его возмущение крикливый пациент послушно перебирал тапочками по ворсистому ковру, пока не дошел до своей кровати. Здесь девушка оставила скандалиста, выбежала прочь и, судя по звукам, закрыла дверь снаружи.
Мой сосед только и делал, что возмущенно мотал головой, держа пальцами незажженную сигарету.
- Курите, пожалуйста, я не против, - решил я все-таки раскрыть свое происхождение.
- О, земляк! Здорово! Ты не куришь, нет? - я помотал головой, - И я не курю, уже лет пятнадцать как, - противореча сам себе, он тут же поджег сигарету и принялся дымить в вытяжку.
- Прошу прощения, - с лицами у меня всегда была беда, а уж сейчас-то и вовсе не на что было надеяться, но мой сосед казался мне знакомым, - А вы случаем не Борис...
- Борис-Борис, - перебил меня сосед, - Тот самый. Только ты держи рот на замке, а то сам понимаешь, уши - они везде. А ты кто будешь?
- Лев Андреев, очень приятно, - протянул я руку чисто символически - расстояние между нашими кроватями было больше двух метров - встать я из-за капельницы не мог, а Борис, похоже, не собирался.
- Лев Андреев, Лев Андреев... Это не ты тот, который там что-то с бюджетом Газпрома связан, нет?
- Нет, точно нет, - мне не удалось сдержать ухмылку.
- Извини-извини, сейчас вспомню. Это не ты год назад в губеры Ростовской баллотировался?
- Нет, и это не я. Я работаю учителем в школе. Немецкий, английский, иногда учителя, по литературе заменяю, - поскорее протараторил я, чтобы лишить себя соблазна представиться каким-нибудь политиком или бизнесменом.
- Гонишь, - неуверенно, округлив глаза, протянул сосед.
- "Но я - бедняк, и у меня лишь грезы; Их простираю под ноги тебе; Ступай легко, мои ты топчешь грезы, - продекламировал я на английском, вложив весь свой опыт и умение в настоящий британский акцент, - Пусть я не владею яхтами и футбольными клубами, но свое дело знаю на отлично.
- Ну ты даешь! - рассмеялся сосед, - Как же тебя в "Олдритч" занесло? Родственники накопили?
- Нет. В порядке общей лотереи.
- Ого! И что же у тебя такое нашли? - с почти плотоядным интересом спросил еврей.
Я хотел было ответить, но где-то за стенкой раздались какие-то крики и грохот, словно кто-то колотил молотом по стене. Потом послышалось шипение - похоже, огнетушитель. Я вопросительно посмотрел на соседа.
- Здесь такое иногда бывает, - успокоил он меня.
- А что это?
- А черт его знает? Говорят - "передозировка", а чем - не говорят.
- И вы не спрашивали?
- Хо, спрашивал!? Да я им тут такой разнос устроил, они еще неделю на цыпочках ходили. Но - не говорят. Секрет, мол, фирмы, особенная химическая формула.
- Но она помогает? - с надеждой спросил я.
- Ну, видишь, бодрый, веселый, перед тобой сижу. А закури я месяц назад - легкие бы выплюнул, а мне бы потом их личный врач еще и через жопу бы вставил, если бы узнал, что курю. Смешно, да? Вроде взрослый дядька, детей имею, внуков, яхты, виллы, а чтобы покурить, мне до сих пор приходится прятаться - то в лес на пробежку, то вот - аж в Швейцарии, - Борис невесело усмехнулся, - Так что же в тебе такого интересного, что тебя в лотерею пустили?
- Задняя корковая атрофия. Весьма редкая вещь, даже в моем возрасте, - похвастался я, непонятно, чем.
В ответ сосед присвистнул.
- Да, неплохо ты расклеился. Значит, на учительской карьере крест?
- Вероятно, да. Если, конечно, Олдритч не умеет творить чудеса.
- Мэтт? Мэтт может быть и умеет.
- Мэтт? - переспросил я.
- Мэтью Олдритч, основатель "Олдритч Атернум Медикал Кейр", - объяснил Борис.
- Вы его знали?
- Ну, в узких кругах сложно не пересечься. Можно сказать, что я знал его, хотя Мэтта не знал по-настоящему никто.
- А почему? - спросил я, пожелав, наконец, услышать хоть что-то правдивое о легендарном мистере Олдритче.
- Странный он был человек. Себе на уме.
-Был? Разве он умер?
- Ну, скажем так, среди живых его уже давно никто не видел. Последний раз его видели въезжающим на инвалидной коляске в этот центр и с тех пор... - собеседник многозначительно замолчал.
- Так кто ж он, наконец?
- Сложный это вопрос. Даже среди нас Мэтью отличался некоторой...гм... экстравагантностью. Он был очень неординарный человек. Его отец владел громадным состоянием, которое сколотил, производя вооружение для Великобритании, еще до начала Второй Мировой Войны. Сам Мэтт родился в золотые пятидесятые, когда всем казалось, что мир больше никогда не ухнет в ту пучину безумия и жестокости. Его биографы пишут, что мальчик всерьез увлекался мистикой и оккультизмом - его дед скопил огромную библиотеку разнообразных трудов по эзотерике. Сейчас почти все они уехали в хранилища Ватикана.
- Там было что-то особенное? - с интересом спросил я. Препарат, которым меня питала капельница давал странное чувство покоя, но при этом от него не клонило в сон. Было в этом ощущении что-то одновременно от поцелуя подружки и прикосновения матери.
- А кто теперь разберет? Скорее всего нет, иначе бы Олдритч ничего так просто не отдал. Он сбежал из отцовского дома, когда ему было не больше шестнадцати. Каким-то обрызом отыскал в Индии секту поклонников Кали и провел с ними больше трех лет. Говорят, они душили людей платками, но я не верю, что Мэтт смог бы сам расправиться с человеком.
- Слишком добрый?
Собеседник закаркал, как старый ворон, которого спугнули с ветки.
- Кто добрый? Олдритч? Нет-нет-нет, что вы! Мэтт был слишком мягкотелым для этого. Все грязные делишки он привык делать втихую, так, чтобы комар носа не подточил. Этому было важно оставаться в белых одеждах, выглядеть "правильным мальчиком".
- А что после возвращения из Индии?
- А там очень вовремя скорячился его папаша - тот еще ублюдок, мир праху его, и Мэтью имел возможность распоряжаться громадным наследством, - Борис достал и закурил вторую сигарету. Возня за стеной стихла, щелкнул дверной замок, и дверь распахнулась сама по себе. В коридоре никого не было.
- Автоматические, - объяснил сосед, - Так вот, вместо того, чтобы начать сорить деньгами, он быстро смекнул, что война - дело грязное, опасное, а главное - пальца не сунуть - американцы подгребли под себя весь рынок. Тут-то он и занялся фармацевтикой. Говорят, Олдритч даже сотрудничал с ЦРУ и армией США. Есть теоретики и конспирологи, которые утверждают, что Олдритч даже возобновлял проекты МК Ультра и Таскиги, но лично я в это не верю.
- А что за МК Ультра?
- Эксперименты по контролю сознания. Холодная война была на пороге, американцы хотели подстраховаться. Это была технология создания спящих агентов - провальная. Людям пытались при помощи гипноза и препаратов внушить новые личности, но в итоге только окончательно испортили несчастным мозги.
- Какая бесчеловечность. И все знали? И никто ничего не сделал?
- Знали, кто надо, - отрезал собеседник, явно показывая, что ему тема неинтересна.
- Так что Олдритч? - робко спросил я, надеясь услышать продолжение рассказа.
- А на самом деле Мэтт развернул самую масштабную фармацевтическую кампанию за всю историю двадцатого века. Пока мы сажали и снимали президентов, как елочные игрушки на новый год, этот парень делал деньги и репутацию. На всех пакетах с лекарствами, которые отправлялись гуманитарной помощью бедным африканским детишкам стояли его логотипы.
- То есть, он все же неплохой человек?
- Отнюдь, - невесело усмехнулся Борис, - Смотря, конечно, что считать плохим, но...
- Расскажите, пожалуйста, - попросил я, попытавшись пошутить, - Исполните волю умирающего старика.
- Если вы здесь, возможно, вы еще поживете. А, впрочем, к черту, вам все равно никто не поверит, - махнул сосед рукой, видимо, ему давно не терпелось хоть с кем-то поделиться этой информацией, - Как вы понимаете, между нами - бизнесменами высшего уровня - всегда идет холодная война. Тех, кто выше - дергай за пятки, чтоб сорвались, тех, то ниже - топчи по головам, чтобы не высовывались, тех, кто рядом - толкай под локти, чтобы упали. И каждый из нас накопал друг на друга немало компромата. Кому-то пришлось нанимать частных детективов, кто-то смог оплатить услуги спецслужб и разведки, суть в том, что рыли все и на всех. Обойти это стороной не смог и я.
- И что же вы узнали?
- Дочку его помните? Умница-красавица, до сих пор блистает с экрана, правда, она уже почти нам ровесница. Так вот, она Мэтту еще и племянница. Да-да, - покивал Борис в ответ на мое изумленное лицо, - И не такое бывает. Слушайте дальше. Когда в доме масса прислуги - никакие грязные секреты не останутся не увиденными. У него с сестрой разница в семь лет, он растлил ее пятилетнюю, прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает. Олдритчи были очень религиозными, так что этот начитанный ублюдок создал целую идеологию, чтобы потрахивать свою сестричку Маргарет. Они воображали, будто они - Ева и Адам, изгнанные из рая, и теперь вынуждены показать свою любовь Господу, чтобы тот вновь пустил их в Эдем. Еще Мэтт частенько провозглашал себя "царем над всеми зверями земными". Потом прислуга находила в саду забитых камнями белок, раздавленные гнезда с птенцами и обезглавленных котят.
- Мерзость какая! - воскликнул я, не в силах сдерживать злобу и омерзение по отношению к этому ужасному человеку, - Как вы с ним после этого могли общаться?
- По делу, Лев, исключительно по делу. Вам не понять - вы не делец, вы романтик. А в моем мире человечность приходится откладывать в сторону, когда речь идет о...
- Деньгах? - спросил я язвительно.
- Человеческих судьбах, Лев. В первую очередь о них, - отрезал сосед, - Но что правда - то правда, Мэтт перещеголял всех нас. С сестрой он продолжал жить, пока та не родила. Девочка выросла без матери - Маргарет вышла из окна роддома, видимо, боясь, что Олдритч будет спать и с ее дочерью. Не знаю, поступал он так или нет - свою прислугу он приучил молчать, однако, я точно знаю, что до похорон тело Маргарет пролежало еще неделю в поместье Олдритчей в хозяйской спальне.
- Неужели он...
- Не знаю. И знать не хочу, честно говоря. Знаете, есть люди, которые тащатся от снафф-порно?
- Это как? - не понял я, подразумевая худшее.
- Не важно. Суть в том, что он был из таких. Только вот порно ему было мало. Он хотел делать все своими руками.
- Да что же он такое делал? - недоуменно спросил я.
- Ладно, просто приведу пример, чтобы вы осознали масштаб его безумия. Один из его телохранителей как-то обмолвился, что Олдритч нанял проститутку и... Извините, даже для меня слишком мерзко. Он нанял проститутку и выстрелил ей в живот. А после - трахал ее умирающую в пулевое отверстие. А еще как-то раз в Тайланде Олдритч нашел транса и предложил ему помочь с операцией. Не знаю, хотел ли он помочь в самом деле, или это было предлогом. В любом случае, раззадоренный, он вырезал у несчастного парня гениталии и трахал его в образовавшуюся дырку, пока бедняга подыхал от потери крови. Мальчишке даже не было шестнадцати.
Меня затошнило, когда я представил себе эту сцену - кровать, покрытая клеенкой, женоподобный паренек, одетый, как уличная путана, залитый кровью, и мерзкая лоснящаяся белая спина Олдрича над ним.
- Как ему все это сходило с рук? - возмущенно вопрошал я.
- А так же, как некоторым из нас сходили с рук военные перевороты в Африке, смена власти в России, сбитые на джипах женщины с колясками и разворованные предприятия. Деньги. Когда ими обладаешь в таком количестве - их уже необязательно кому-либо платить. Достаточно, чтобы люди знали, что ты на иной ступени эволюции, этакий Ницшеанский сверхчеловек по Марксу, которому все дозволено и ничего не запрещено.
- То есть, захоти вы, скажем, сейчас затушить вашу сигарету мне в глаз...
Сосед кинул взгляд на уже третью сигарету в руке и подошел к моей кровати. Я вжался в подушку в ожидании дальнейших действий собеседника, который рассказывает столь страшные вещи с легкой ухмылочкой.
- Хах! - он ткнул меня кулаком в плечо, - Зассал? Не стоит думать о нас, будто мы все такие же, как Олдритч. Да, власть и деньги развращают, но поймите меня правильно - мы все еще остаемся людьми, - Борис ненадолго замолчал, потом добавил, - В большинстве своем. Так вам интересно дослушать?
- Да, разумеется. Только, пожалуйста, без таких подробностей.
- Тогда почитайте лучше, что пишут его биографы - там комар носа не подточит. Но вам-то интересно было узнать правду?
- Скорее, вам интересно ее рассказать, - лукаво улыбнулся я.
- А вы весьма прозорливы для учителя, - съязвил сосед, - Тогда слушайте. Не подумайте, что Олдритч был просто извращенцем - таких, конечно, среди нас хватает, но этот... Он как будто испытывал некие лимиты ощущений. Экстаз и агония лежат в одной плоскости - вот его теория. Но для агонии он сам всегда был слишком труслив. Не знаю, что сподвигло его на эти изыскания, но Мэттью тратил миллионы, скупая записи о результатах экспериментов Широ и Менгеле.
- Прошу прощения, а кем являлся Широ? - слегка стыдясь своего незнания, поинтересовался я.
- Да, мало кто из европейцев осведомлен о зверствах Отряда 731. Вот где настоящая жестокость. Вивисекция, опыты на людях, испытания бактериологического оружия. Целые бараки несчастных, зараженных чумой, бешенством, брюшным тифом и сифилисом. А глубоко в подземельях бункера - целые бочки, наполненные молочно-белой жижей - бактерии, перекормленные, сильные, гипервирулентные. Широ Исии ответственен за смерти больше трехсот тысяч человек - за смерти страшные, мучительные. Старик Менгеле покажется ангелом по сравнению с Широ.
- Откуда вы все это знаете? - недоуменно покачал я головой, - Я думал, вам положено знать такие вещи, как факторы ценообразования на нефть и тенденции котировок, а тут...
- За то недолгое время, что я общался с Мэттью, я успел наслушаться подобного бреда. Одно дело - страшные сказки, и совершенно другое, когда ты достаешь коммуникатор, забиваешь названные им имена в поисковую строку и ужасаешься от того, насколько все, что он сказал реально. Такие вещи невольно вгрызаются в память.
Борис тяжело вздохнул и, воровато оглянувшись, закурил следующую.
- Зачем ему все это было нужно? - спросил я, надеясь продолжить беседу.
- Главным, что занимало Олдритча, помимо денег, была смерть. Он не прекращал страстно тянуться к ней, при этом не переставая ее страшно бояться. Его беспринципность и экстравагантность нажила ему немало врагов, поэтому Олдритча часто можно было увидеть в усиленном кевларом мотокостюме и шлеме, хотя мы точно знали, что на мотоцикле приезжал один из его телохранителей, следовавший за лимузином. В какой-то момент он даже решил, что бронированных стекол недостаточно и вовсе поставил за ними металлические пластины. Его лимузин - настоящая крепость на колесах. Эту машину можно было взорвать, утопить, попытаться раздавить, но пассажир бы выжил.
- Это звучит похоже на паранойю, - заметил я.
- Не удивлюсь, если он и был параноиком. Как по мне - это вполне подходящий для него диагноз, но, пожалуй, не единственный.
- Вы считаете?
- Как по мне, Олдритч - настоящий маньяк. Нет, не из тех, что в темных переулках поджидают детишек, идущих домой. Я о том, что у него была мания. Идея фикс. Сверхценная идея.
- Какая же?
- Вспомните, каков был мотив его игрищ с сестричкой Маргарет. Эдэм, рай, бессмертие. Это и был его жизненный мотив. Познать смерть, не умирая. Побороть ее. Знаете, я человек не религиозный, но я частенько думал о природе греха и праведности, как таковой. Пообщавшись с Олдритчем, я понял, что грех - это не то, что мы привыкли считать таковым.
- А что же это?
- Ну смотрите. Украли вы что-то, допустим. Или убили человека. И вроде как согрешили. Но при этом, не задумываясь, мы грешим вот так, по мелочи, каждый день. Лжем, прелюбодействуем, гневаемся, испытываем алчность, зависть, гордыню. Что же теперь, всех в котел? А потом Олдритч объяснил мне. По его мнению, истинным грехом является лишь тот - первородный. Тот самый, что совершили Адам и Ева - познали то, что знать были не должны. Попытались сравняться с самим Господом Богом и именно этим заслужили его гнев. Как говорил Олдритч - Богу нет дела до того, что мы - жалкие муравьишки - вытворяем здесь, в своей песочнице, пока не пытаемся вылезти, пока не пытаемся променять лопатку и куличики на по-настоящему взрослые вещи.
- Что это за вещи? - заинтригованный, я так близко подобрался к краю кушетки, что чуть не свалился и не вытянул иглу капельницы.
- Это принято называть магией, оккультизмом. Умение дергать за невидимые ниточки этого мира, управляя им, уподобляясь Создателю.
- Вы же сейчас не серьезно? - было усмехнулся я, но, поймав взгляд собеседника, осекся.
- Вы можете мне не верить. Я и сам не до конца верю в то, что мне выложили его ближайшие помощники, когда Олдритч отошел от дел. За эти небылицы я заплатил слишком много, чтобы они могли оказаться неправдой. Послушайте, и рассудите сами.
- Хорошо, я готов.
- Вы слышали про Фонд Джеймса Рэнди? А про Премию Гудини? Это все его проекты. Мэттью положил большую часть жизни на то, чтобы узнать, есть ли хоть что-то по ту сторону.
- И как? Есть? - саркастично поинтересовался я.
- Лично я, конечно, ничего не видел. Но произошло одно событие, изменившее Олдритч кардинально.
- Что же это за событие?
- Он, скажем так, согрешил. Согрешил по-настоящему, по-взрослому, и ад пришел за ним прямо сюда, на Землю, не дожидаясь его смерти.
- В каком смысле?
- Он потерял покой. Абсолютно. Ему все стало неважно. Его бизнес все еще держится на плаву только благодаря огромному штату директоров и акционеров, а сам он... удалился. Последним его поручением было начать строительство этого самого центра.
- Так что же Олдритч такое натворил, что заставило его стать отшельником?
- О, это долгая история. Все началось с татуированного человека, - Борис откинулся на подушки, приготовившись к рассказу, - Олдритч в свое время тесно сотрудничал со спецслужбами разных государств и не мог не получить чуть больше информации, чем ему полагалось.
- И кто такой этот татуированный человек?
- Никто не знает. Суть в том, что упоминания о нем можно найти даже в очень древних трудах по оккультизму и истории. Но интерес спецслужб был вызван другим - этого человека продолжали наблюдать и поныне. На фотографиях, записях с камер видеонаблюдения, в рассказах очевидцев и в отчетах полиции. Как вы считаете, человек, стоящий на одном фото в обнимку с Кеннеди, а на другом, отрастивший бороду, но не постаревший ни на день, рядом с Николаем Вторым мог быть незамечен? Вот то-то и оно. И этот некто захватил весь разум Олдритча. Тот был просто одержим поисками татуированного человека - за его поимку назначались баснословные награды, Мэттью имел соглядатаев по всему миру, и те видели его, но... Поймать парня не удавалось. Всегда, когда, казалось, ты уже наступаешь ему на пятки - он исчезал. Словно становился прозрачным для всех своих преследователей - и для опытных гуркхульских головорезов и для моссадовских агентов. В какой-то момент Олдритча пронзила догадка - а что, если секрет начертан на коже этого человека без возраста? Что, если все эти записи и есть ключ к разгадке тайны странного вечного скитальца? И Мэтт начал настоящую шпионскую кампанию - вооружив свою неисчислимую армию охотников фотоаппаратами, он отфотографировал каждый миллиметр кожи этого фантома. Согнав в выкупленный им же отель на острове где-то на Карибах всех именитых лингвистов, антропологов и оккультистов, он запер их там, без еды и воды, заставив расшифровывать написанное. Многое осталось для них загадкой, но кое-что удалось извлечь. Вскоре после этого состоялась наша последняя встреча. Он сказал мне тогда: "Борис, я собираюсь узнать, что ждет нас после смерти!" И то, что сделал Олдритч потом... У мне просто не хватает слов, чтобы описать вам его низость. Вы помните Чернобыльскую катастрофу?
- Да, разумеется, ужасная трагедия, - поддакнул я.
- Так вот. Вы уже поняли, что ничто не могло остановить Олдритча, никакая жертва ему тогда не казалась избыточной. Он был там, закованный в свинец, с жидкой прослойкой из ртути и патронташем дезактиваторов. Двадцать шестого апреля, у четвертого энергоблока. Вы, наверное, слышали про Слоновью Ногу - этакая рукотворная Медуза двадцатого века. К ней до сих пор нельзя приблизиться - излучение такое огромное, что фотоаппаратура ломается в руках, а человек погибает за считанные минуты. Вот что осталось от его ритуала - лишь жалкая толика той мощи, которую он высвободил для того, чтобы заглянуть за грань одним глазком.
- И что же он там увидел? - изнывал я от ужаса и любопытства.
- Вы меня спрашиваете? - усмехнулся собеседник, - С тех пор он замкнулся в себе и ни с кем не разговаривал. Эта башня в горах Швейцарии - первая, но лишь одна из многих, которые он возвел по всему миру, чтобы открыть секрет бессмертия, экспериментируя с нами - умирающими стариками.
- Секрет бессмертия? Прошу прощения, я немного запутался, но способ стать бессмертным он стал искать уже после того, как увидел, что лежит по ту строну жизни?
- Да, рассказчик из меня не очень. Все верно, сразу после злосчастного взрыва на ЧАЭС.
В этот момент мне стало как-то не по себе. Будто вся внешняя среда вмиг стала враждебной. Словно белое одеяло вдруг обернулось омерзительным саваном, а трубка капельницы - голодной прозрачной змеей, впрыскивающей свой яд. Заворочавшись на кровати, я, лишенный дара речи страшным осознанием, горестно замычал.
- Эй, ты чего, приятель, тебе вызвать медсестру? Але, сестра! - Борис стукнул по кнопке вызова, и я уже слышал легко цокающие по коридору каблучки, но легче мне не становилось. Наконец, когда девушка уже прибежала, посадила меня на край кушетки и принялась деловито мерить мне давление, я схватил соседа за фалды халата и притянул к себе.
- Ты понимаешь, почему он начал искать секрет бессмертия? Ты ведь понимаешь, что вечная жизнь невозможна? Что он там такое увидел, что? Что могло быть настолько ужасным? Что нас ждет?
Борис не ответил, лишь глубоко задумался, и я видел, как кровь отливает от его головы, а на ее место приходит страшное осознание.
Автор - German Shenderov
Кадр из фильма Books of Blood (c)
Бацько ( часть третья)
+++ATTENTION !!!+++
Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке -
https://vk.com/vselennaya_koshmarov
+++Thanks for Your attention+++
Ссылка на первую часть - https://pikabu.ru/story/batsko__chast_pervaya_6065694
Cсылка на вторую часть - https://pikabu.ru/story/batsko__chast_vtoraya_6065704
Комиссар подошел ближе.
- Блаженны плачущие, ибо утешатся! – донеслось до него.
- Эй!
Фигура не оборачивалась.
Восип дотронулся до плеча странного человека и ощутил шероховатую поверхность старой ткани.
Человек не реагировал.
- Ткнуть его что ли, как следует? – подумал Шыпшына – Авось очухается!
Он нащупал дыру в ткани и со всей силы ткнул в нее пальцем. Однако, палец словно прошел сквозь воздух.
- Се есть тело мое – пробормотал человек, не оглядываясь.
- Что-то тут не так! – Восип пока еще не понимал, что именно.
Насмешливое равнодушие незнакомца начинало его раздражать.
Шыпшына схватил оборванца за плечи, с намерением развернуть к себе и взглянуть в лицо, но обнаружил, что держит кусок тряпья, зацепившегося за крюк в стене, на который ранее вешали подсвечники.
- Ибо не войдет скупой в царствие Небесное! – донеслось до Восипа откуда-то из-за спины.
Комиссар развернулся и ничего не увидел только со стены, напротив которой он стоял, строго глядел единственным глазом Иван Предтеча.
- Что-то тут явно неладно – пробубнил Восип себе под нос.
- Блаженны нищие духом! – снова донеслось до комиссара со стороны алтаря.
Восип подошел к алтарю. Трещина от упавшего колокола раскалывала камень пополам, а посредине зияла дыра величиной чуть меньше головы.
- Ну не внутрь же он залез! – подумал комиссар, хотя его так и тянуло проверить. Шыпшына подошел ближе, и на него вдруг повеяло холодом.
- Ветер – подумал Восип.
Внезапно ему почудилось, что из дыры в алтаре кто-то на него уставился. Очень недобро уставился.
- Мало ли кто там сидит! – комиссару стало боязно.
- Да и человек туда бы скорее всего не влез – поспешил он успокоить себя.
- Хвала в Вышних Господу! – раздался гулкий бас откуда-то сверху.
Шыпшына задрал голову и тут же едва успел отскочить – рядом с ним приземлился увесистый булыжник.
- Инда думаешь, прятаться да озоровать можно?! А вот хрен тебе!– признаваться себе в том, что тут орудует нечистая сила и Восип ее испугался, комиссар решительно не хотел – Вот вернусь с мужиками, живо с тобой разберемся. Тоже мне - пугало.
Вновь раздался оглушительный звон колокола и Шыпшына, пятясь, вышел из церкви. Дверь за ним резко захлопнулась.
Восип кинул взгляд на церковь. Звон стих, и развалина стояла, как ни в чем не бывало.
- Один туда не сунусь – решил Шыпшына и побрел сквозь поле, раздвигая руками колосья. Один колосок обломился и уколол Восипа в ладонь. Комиссар взял его и оглядел:
- Надо ж, а этот цел!
Восип остановился. В метрах 10 от бывшей церкви колосья ржи были не тронуты спорыньей. Дальше поле было безнадежно испорчено.
В чудодейственные свойства освященной земли комиссар не верил и увиденное его немало озадачило, но вместо с тем и обрадовало.
- А жать-таки можно! – воскликнул Восип и устремился к деревне.
В избу он постарался войти потише, дабы не разбудить Трофима.
Не то чтобы Шыпшына боялся, что деревенские узнают о его похождениях, нет – просто Восип уже привык к этому недотепливому мужику и не хотел портить ему и без того худое житье. К его удивлению, Трофим не спал.
- Инда воротылысь, товарыщ Шыпшына! – крикнул он с порога – А я уж думал у город уехалы!
"Вот еще! В город и без продналога! А харя не треснет" – подумал Восип, но вслух сказал иное,
- Чтоб я, советский комиссар, свой народ в нужде бросил? Ты что, Трофимка, шутки шуткуешь?
-Нешто мне шутковать надобно! – замахал руками Трофим – У меня тута эвон чаго!
Трофим выудил из кармана залатанных штанов луковицу:
- У колодцу пошел, а оно и валяется. И не спорченое. С лучком-то щи сподручнее хлебать! Инда не так?
Тут и Восип повеселел. Не такой-то уж Трофим никчемушный, коль где-то луком разжился. Конечно, в то, чтобы мужик просто нашел лук на улице, Восип не верил, но сейчас его занимало вовсе не это.
- Ты скажи-тко, Трофимка, что у вас за дурень в церкви озорует? – спросил Шыпшына.
Услышав о церкви Трофим перекрестился и его забило мелкой дрожью.
- Зачем ходылы? – завыл он как баба – Не ходы! Место нечистое, сгыбнете, товарыщ! Не ходы! Не ходы!
- Место как место. Обычная развалина. Инда я развалин не видывал? Скажи, кто дурит, кто озорует? Там рожь пригодная. Жать можно! Хлеб будет! – продолжал настаивать на своем Восип.
- Не можно жать! Никак не можно! – заголосил Трофим – Не ходы! Сгыбнешь! Не ходы! Хрыстом Богом прошу, не ходы!
Шыпшына увидел у печи ведро воды и окатил Трофима:
- Хорош! Хорош! Полно! Кто озорует-то?
Трофим посмотрел на него, хлопая глазами. С жидкой бороденки и оборванного зипуна стекала вода.
- Не ходы, товарыщ! Сгыбнешь! Место больно плохое – повторил он.
- Снова ты фикусничаешь! Эх ты! Тьфу – Восип по привычке с досады плюнул на пол – Раз ты не скажешь, другие скажут!
И с этими словами Шыпшына вышел из избы.
Не зная, куда именно пойти, посему как крестьяне наверняка будут прятаться после карательных мер на референдуме, комиссар пошел наугад к хибаре, где, как сказал Трофим, жил когда-то доктор. По дороге ему не встретился решительно никто, что изрядно рассердило Восипа. Однако, вдалеке показалась вдруг знакомая фигура.
- Збыслава! – крикнул Восип.
Баба вздрогнула, уронила листья лебеды и принялась судорожно собирать их в подол, роняя снова и снова.
Шыпшына подошел ближе и поднял упавшие листья, протянув их Збыславе:
- Полно лукаться-то! Я ж чай не зверь какой!
Крестьянка нервно сглотнула слюну, но ничего не ответила.
- Да не пужайся ты! Вопрос есть один. Кто у вас в церкви безобразничает?
Ответа снова не последовало.
- Кто в церкви безобразит, спрашиваю? – снова спросил Восип.
- А… - баба вышла из ступора и торопливо зашептала:
- Там, товарыщ комыссар, нечистая сила пакостит. Место плохое, не ходыте, Бога ради! Вона Трифон ходыл, да и пропал!
- А может, Трифон и озорует? – Шыпшыне стало интересно, что за смелый мужик осмелился
пойти в «нехорошее» место.
- Никак уж не Трифон – снова зашептала Збыслава – Трифон уж теперь никак не сможет озоровать, земля ему пухом.
Баба перекрестилась.
- А что ж сделалось-то с Трифоном-то этим? – задал Восип новый вопрос.
- Знамо что – крестьянка перекрестилась снова – сгыбнул!
- Как так «сгибнул»?
- Эвон не знамо! Слыхали, выл он да крычал! Три ночи подряд! Искалы, искалы, а нема его нигде! Уж како мужики к церкви подходят – так и слышно, а кругом обошли – нема. Трофим эвон и внутря ходыл и там нема, страху Божьего натерпелся, а Трифона нема – Збыслава вздохнула – а не ходыл бы Трифон туда, не сгыбнул бы! Уж и сказалы ему, а он все свое! Нету, мол чыртей да бесов, а выдумки все! Хороший был мужик, царствие ему небесное, инда, что без головы.
- Так кто ж его раскатал так? Поймать надо да судить! – ситуация в этой деревне нравилась комиссару все меньше и меньше.
- Эвон разве уж нечистого поймаешь? Разве в каталажку засадишь? – баба пожала плечами – не можно!
Восип понял, что и здесь не найдет ответа:
- Ладно, бывай, Збыся.
- И вам не хворать, товарыщ!
Следующим комиссару повстречался один из тех мужиков, что были вчера в докторском доме. Увидев Восипа, мужик шарахнулся в сторону и хотел было дать деру, но Восип окрикнул его:
- День добрый, товарищ!
Мужик остановился:
- И вам добрый, товарищ комиссар!
- А ты чего, не местный? - Шыпшыну удивил чистый говор крестьянина - Говоришь не как все.
- Да русский я – ответил тот - как белые пришли, бежали мы с батькой, да вот ажно сюда занесло. Батя у меня даром что старый, за Советы горой стоял, а сил-то уж нет воевать. А я бы и рад, да старого нешто бросишь?
- Как звать-то тебя?
- Демидом кличут.
- А скажи-ка мне, Демид – снова «закинул удочку» комиссар – Что ты думаешь о всех этих суевериях? Народ вон рожь жать не хочет. Церковь говорят, проклята мол. Место, мол, нехорошее. Чай, и сам веришь? Ты ж, погляжу как, коммунист!
- А как не верить, товарищ комиссар? Как не верить-то? – вздохнул Демид – О Трифоне слыхали?
- Да вот уж, Збыся проболталась.
- Язык что помело у бабы! – Демид снова вздохнул – Я ж тоже там был. Три ночи Тришка орал, сколько не искали его, а не нашли! Как в воду канул! Вот и не верь теперь!
- И что? – удивился Восип – И правда думаешь, черти его сожрали?
- Черти не черти, а был мужик и не стало мужика!
- Был я, Демид, в этой вашей церкви, чертей не видал, но кто-то там засел, да безобразничает! – Шыпшына решил идти в открытую – Кто б это мог быть?
- Знал бы, сказал бы! А знать – не знаю, товарищ комиссар – крестьянин виновато пожал плечами – Не обессудьте уж! И мой уж Вам совет, не ходили б туда.
- Дак ходил же уже! – Восип усмехнулся – Видишь же, живой, здоровый!
- Дак на первый раз пронесло, а на второй – черт его знает! – Демид почесал в затылке – Я, товарищ комиссар, в поповские сказки мало верю, да вот Трифон-то сгибнул! Ладно, позвольте откланяться!
Мужик снял дырявую шапку и церемонно поклонился:
- Крыша прохудилась, как дождит – на голову льет! Пойду я, товарищ комиссар, латать надо б.
Мужик развернулся и зашагал прочь.
- Ничего от этих крестьян не добиться – проворчал Восип под нос с досадой – Но уж нет! И рожь покосят, и безобразника найдем!
Комиссар огляделся по сторонам и увидел в оконном проеме одной из лачуг старуху, ту, которая первая заявила, что «жать не можно».
- Вот у нее-то я и спрошу! – решил он.
Старуха, вопреки ожиданиям Восипа, его визиту не удивилась и отпираться не стала.
- Знамо дело, товарыщ Восип, кто озорует! – сказала она – Только Вы-то инда городской, инда ученый! Не поверыте же!
- А может, и поверю! –возразил Шыпшына - Уж рассказывай.
- Было так дело, значытся! Был у церквы у нашей поп. Чего был – то не мне вам, городским, сказывать да указывать, Вы, товарыщ Восип, и без меня старой знаете, чего с ним сделалось. Да вот хоть и сгыбнул он аки мученик, за веру-то Христову, да инда не схоронылы-то, как християнину положено. Вот, чай, душа-то попова и барагозит. Вот и весь сказ – старуха вздохнула и поправила съехавший назад платок на голове.
- Эх, говорил вам вчера, говорил, да все впустую видать! – ответил Восип с досадой.
Старуха только развела руками:
- Я ж говорыла, товарыщ Восип, не поверыте!
Восип собрался было уходить, но в хату внезапно вбежала запыхавшаяся Збыслава:
- Беда! – заголосила она- Ой, беда! Горе-то какое!
- Что за беда? Что за горе? – к такому повороту событий Шыпшына не был готов.
- Аверьянушка пропал!
Продолжение следует...
Автор - Nazar Chagataev, соавтор и консультант German Shenderov
Соавтор - мой, тег - мое
Про ночные кошмары и бром камфору
Будет много букв.
Что-то после очередного треша, приснившегося мне ночью, я почему то вспомнила два самых кошмарных сна в моей жизни. Возможно, для кого-то это просто смех, но те сны для меня реальная жуть.
Первый сон мне приснился, когда мы девочками-студентками снимали очередную квартиру. Эта квартира мне не нравилась. Да, я верю в энергетику жилья. Я поменяла очень много квартир и домов и всегда это чувствовала как где-то легко и приятно, а где-то что-то тяготит и напрягает все время. Эта квартира была одна из худших. Так вот. Осталась я как-то одна ночевать. И снится мне сон, будто я внезапно просыпаюсь и лежу в полнейшей тьме, пытаясь понять почему я проснулась среди ночи. А окна квартиры выходили в городской парк, практически лес безо всякого освещения, периодически светили пара каких-то дальних фонарей, но в целом часто было очень темно. Полежав в раздумьях я потянулась к выключателю, а он был как раз в ногах над диваном. Щёлк щёлк, а света то нет. Ещё раз щёлк щёлк.... Только темнота и тишина... И тут я слышу в этом мраке звук, от которого у меня до сих пор мороз по коже. Тихий скрип, когда выкручивают лампочку из патрона. Скрип, скрип, ещё раз скрип и все это это в непроглядной тьме, когда ты уже от ужаса не осознаешь размеры и масштабы комнаты, а тебе кажется, что ты одна в этом бесконечном мраке. И вот тут я проснулась на самом деле, с бешено бьющимся сердцем и в полном ахуе, и в полной темноте, естественно. И те секунды пока я тянулась к выключателю, мне показались адской бесконечностью, потому что я знала,что если сейчас не включится свет, то я просто умру от разрыва сердца. Свет загорелся, а я оставшуюся ночь в гордом одиночестве пила на кухне кофе с коньком и курила.
Сон второй. Спустя года три. Очередная съёмная квартира. Последний пятый этаж в обычной хрущевке. Не знаю как и где, но тут в подъезде на нашем этаже потолка как такового не было, пятый плавно переходил в технический. И этот простор даже радовал немного почему-то, по крайней мере во всём подъезде всегда было светло, лампочки не пиздили. Опять я одна остаюсь. Снится мне, что в дверь настойчиво стучат. Я встаю, понимаю, что ещё ночь за окном, надеваю халат и иду открывать дверь. даже не интересуясь, а кто собственно за дверью. Распахиваю дверь, а за дверью нет моего большого и светлого подъезда, нет моего привычного мира. Там просто абсолютная тьма и оглушающая тишина. И вот этот момент осознания, что вот ты в своей уютной квартирке, а вот она абсолютная ночь, только шагни и провалишься в никуда, в полную черноту и забытие какое-то что-ли... И тут я просыпаюсь на самом деле. И да, от стука в дверь. Так же как во сне, как зомби, накидываю на себя халат и так же тупо без спроса кто там открываю дверь. А там Роберт, бывший парень моей соседки. Наташка дома? Домой уехала две недели назад. А следующая сцена, я лежу на полу рядом сидит в ахуе Роберт с причитаниями, как же тебе скорую вызвать, у меня телефон сел. Еле выпроводила его и спала потом еще сутки. И последующие дни меня не мой внезапный обморок пугал, а та тьма бесконечная за дверью.
А причем тут собственно бром камфора? Ну в первом случае она реально не причем, наверно правда квартира плохая была)) А во втором, да. Дело в том, что незадолго до этих событий я себя довела до паники из-за болей в груди. И не став мелочиться сразу рванула в краевой онкодиспансер, где врач после обследования сказала, что в моем возрасте боль в грудь могут давать проблемы по гинекологии, больной позвоночник и стрессы. Ну а поскольку первые две причины мы отсеяли, то от "нервов" мнительной студентке была прописана бром камфора. Которую я и употребила на ночь глядя, а потом порадовала Роберта своими юными сиськами.
Ну ума у меня хватило связать бром камфору и такой глубокий обморочный сон. Я ее не стала пить дальше. А вот спустя полгода во время зимней сессии, сидя над учебниками сутками не спавши, я вспомнила про этот чудо-препарат. Поспать нужно было обязательно, но то ли из-за передоза кофе, то ли от общего нервяка, уснуть никак не получалось. И вот тут я и достала эти таблеточки, и сразу две, чтоб наверняка. Только я очнулась в окружении врачей скорой и полностью охуевшей соседки. Говорить практически не могла, слабо помню, что происходило. Когда чуть пришла в себя, то подружка закатила истерику, почему я ей не сказала, что у меня эпилепсия... У меня, оказывается, начались дикие судороги и все прочее... Только я эпилепсией никогда не страдала. Есть не могла потом две недели, в приступе разжевала себе язык в тряпки. Потом говорила с врачами, но все в непонятках, ну думаю, я одна уникальная с такой реакцией. Да хер там, потом в инете отзывы читать начала. Оказывается, нас очень много с такой реакцией. Если честно, я не знаю, что бы со мной было, окажись я тогда одна.
Бацько ( часть вторая)
+++ATTENTION !!!+++
Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov
+++Thanks for Your attention+++
Ссылка на первую часть - https://pikabu.ru/story/batsko__chast_pervaya_6065694
Крестьянин послушно поплелся вперед, остановился у какой-то кучи тряпья, валявшейся на том месте, где по его словам ранее был хлев, и стал копошиться в ней.
- Трофим, мать твою! – прикрикнул на него Восип – Я тебе что велел?
- Сычас-сычас, обождыте, товарыщ Шыпшына – пробормотал крестьянин и продолжил рыться в тряпье.
Внезапно куча зашевелилась и из нее показалась лохматая покрытая колтунами маленькая голова. Вскоре показалось и все остальное.
Из кучи вылез тщедушный заспанный мальчонка лет восьми. Он хлопал глазами и отчаянно зевал:
- Чего тебе, дядька? Ишь, поспать не дал, лихо одноглазое! – заворчал он на Трофима.
- Аверьян! Иди народ зови! Тут этот, как его, рыфырендом будет! - ответил ему мужик.
- Рыфин дом? Какой Рыфин дом? – мальчишка тер глаза, ничего не понимая.
- Собрание будет. Дуй давай! – Трофим хотел слегка щелкнуть ребенка по лбу, но тот увернулся и убежал.
- Усе, товарыщ Шыпшына – крестьянин повернулся к Восипу – сычас прыдут. Пожалте у ту хату, там усе и поместятся.
И Трофим указал на хибару побольше других, но в прочем ничем не отличавшуюся от остальных – такая же прохудившаяся крыша, дыры вместо окон и трухлявые стены.
- Тута надысь дохтур жыл – сказал он.
- А куда делся? – Восипу сделалось интересно.
- А солдаты забралы и усе с ним. Хороший был дохтур – Трофим почесал в затылке – у глазом эвон помог.
- А что с глазом-то было? – Шыпшыне с самого приезда было любопытно узнать об этом, но случая спросить до сих пор не подворачивалось.
- Да шо у глазом? Гнойнык, сказал. Эвон и вырезал глаз, шоб дальше не угнило! – Трофим снова почесался и зевнул.
- Зачем резать-то было? – удивился Восип – что, спасти не судьба было?
- Средств нэма – как-то равнодушно ответил на его вопрос Трофим.
- Да было у него все! – возразил Восип с досадой - Кабы барчук какой - живо бы все по первому классу этот ваш эскулап сделал. А на народе, значит, экономить можно. Тьфу! -, и Восип смачно харкнул на землю.
- Может и так – согласился мужик – но дохтур был хороший.
Невдалеке показалось несколько человеческих фигур. Когда они подошли ближе, Восип разглядел трех отощавших мужичков в грязной залатанной одежонке, уже знакомого ему Аверьяна, Збыславу и с десяток других баб, выглядевших немногим лучше ее. Деревенские косились на него с недоверием, не понимая, зачем их собрал этот приезжий чужой человек.
- Товарищи, пройдемте в зал собраний! – сказал Восип.
Конечно, хибару «дохтура» назвать так было можно с очень большой натяжкой, но привыкший к казенному языку комиссар хотел соблюсти торжественность. Когда бабы грузно уселись на лавки, а мужики, за неимением сидячих мест – встали за ними, Шыпшына поднял к верху палец – по перенятой от политрука привычке и начал свою речь:
- Товарищи! Меня прислала сюда Советская власть, по приказу самого Милютина Владимира Павловича, земельного комиссара для осуществления контроля за проведением национализации и выявления контрреволюционых элементов. Я здесь человек новый, нездешний – для вас незнакомый. Но вскоре, я надеюсь, мы сможем стать друг другу товарищами и даже друзьями, - Восип закашлялся от привкуса проклятой лебеды, взял фарфоровую чашку в горошек и зачерпнул колодезной воды из загодя принесенного Трофимом ведра. Прочистив горло, он продолжил:
Советская власть – для народа. Наша власть – народная, а народ – это вы. Только народная власть заботится о благе простого человека. И именно ради вашего блага я сюда приехал. Товарищи! Мы забрали у барей землю и отдали ее вам. И мое сердце не может не петь, когда я вижу, как простой крестьянский и рабочий народ реализует эту свободу, бросает все силы на благо государства. И оно бы пело - кабы я не увидел то, что увидел. Как можно такое вообще допустить?! Целое поле ржи пропадает! Да вы знаете, что за такое статья специальная есть – за укрывательство! Это же если продотряд увидел бы – вас бы всех тут распатронили. Ладно, спрятал кто полмешка муки – нешто я не человек, не понимаю. Но у вас-то пропадает целое поле ржи. Пропадает пока вы – советский народ кормите меня, народного комиссара лебедой да крапивой. Скрыть хотели? За дурака меня держите? Есть у вас хоть какое-то объяснение? У вас там превышение по продналогу на добрые два гектара. Вы кого обмануть хотели? Вы не барей, да царей обворовываете – вы власть народную обворовываете – своих братьев, которые в грязных окопах за вашу же свободу на амбразуру бросаются, а вы… В общем, именем Совнаркома РСФСР я, товарищи, передаю вам декрет – собрать рожь с территории бывшей церкви до конца месяца – десять дней, значится. Вопросы?
Восип уперся руками в сохранившийся от прошлого владельца массивный стол и оглядел публику. Люд смотрел в пол – опасаются, не доверяют. Бабы, сидевшие поближе продолжали по-овечьи пялиться на Шыпшыну – ни слова из сказанного они не поняли.
Голос взяла старушка, высохшая и тощая, удивительно было, как в таком тщедушном теле еще держится дух:
- Товарыщ, ох, милок, все не привыкну к слову-то ентому новому, как вас по имени-то?
- Восип Шыпшына, Комиссар продовольствия Витебской губернии – представился Шыпшына.
- Товарыщ Восип, мы бы и рады рожь-то забрать, да не можно, милок. Никак не можно – старуха закатила глаза и перекрестилась.
- Не можно, не можно! – загудели хором бабы.
- Я ж говорыл, товарыщ Шыпшына… - вздохнул Трофим - …что не можно!
Это единодушное «не можно» загудело у Восипа в голове, как мушиный рой, и он, еле силясь, чтобы не взорваться от злости, спросил:
- Почему? Почему не можно! Кто-нибудь скажет мне хоть одну разумную причину?!
- Хоша, не хоша, а не можно. Поле-то церковное – повторил Трофим то, что уже сказал ранее.
- И что, что церковное?! – Восипа аж передернуло – Что?! Боженька накажет?! Руки отсохнут?! Молния мне в темечко ударит?!
- Может, милок, может! – неожиданно заявила старушка.
- Не может! – возразил комиссар – Нету никакого Бога! Его попы выдумали, чтобы народ обирать! Чай, забыли, как десятину отстегивали, да? Это же выдумка все, товарищи! Вы бы что ли грамоте учились, да книги читали правильные по диалектическому материализму. Маркса, Энгельса – вот где правда-то, товарищи, не в поповских талмудах-то! – Шыпшына заметил, что крестьяне по-прежнему глядят на него, как баран на новые ворота и попытался объяснить проще - Кабы был ваш Бог, он бы чего, барей бы допустил? И чтоб драли вас, чтоб продавали, как скотину, чтобы людей в вас не видели? Мне тоже сызмальства бабка-то за веру православную лапшу на уши вешала. Только вот не видать чего-то, чтобы Бог ее ей помог. Как в грязи да бедности росла, так и померла, земля ей пухом! Религия – опиум для народа! Так сам Владимир Ильич сказал!
- Инда твой Ыльич Хрыста-Бога сыльнее! Тьфу! – раздался голос откуда-то из-за бабьих спин.
Это нахальное возражение возмутило Восипа и он спросил:
- Кто это только что вякнул?
Крестьяне молчали.
- Кто это сказал, я спрашиваю?! – рука Восипа рефлекторно потянулась к «маузеру».
Ни слова. Стоят как вкопанные.
- Стыдно, товарищи. Очень стыдно – комиссар говорил с нарочитой укоризной в голосе – Сначала вы рожь укрываете, да меня, благодетеля вашего по сути, крапивой потчуете. А теперь что? Теперь вот среди вас предатель завелся, антисоветчик, а вы и его укрываете? Я же с вами, товарищи, по-хорошему хотел, по-доброму. Чай, и сам простой человек как вы. А придется, видимо, по-военному, по закону делать!
Народ глядел на Шыпшыну, испуганно хлопая глазами, но выдавать бунтовщика крестьяне не спешили.
- Так вы, вот значит как, товарищи? – Восип развернулся, отхлебнул из чашки еще немного воды и продолжил, вертя ее в руках – Может, добром дело все же уладим, а? А то ведь добалуете – сюда уж не я, сюда другие приедут, а у них разговор короток – расфурычат всех, и поминай как звали! Две статьи, между прочим, серьезные на вас уже! Давайте, что ли по-людски, последний раз прошу!
Видимо, слова комиссара, наконец, возымели эффект, потому что бабы испуганно расступились и взору Восипа предстал тощий, с неприятным, изрытым оспинами перекошенным лицом мужик.
- Я сказал, гнида ты городская! Ну, я, я сказал! – презрительно процедил он – Народная власть, как же, обосраться и не встать! Усе у народа забралы, усе у себе у город увезлы, а нас еще поучает, како нам жить. Тьфу!
И мужик плюнул себе под ноги, но попал Восипу на нос сапога.
- Ты значит, сказал? – Шыпшына взвел курок на «маузере».
- Я сказал, я! И что ты мене сделаешь, ты клещ паршивый?! Стрелять будешь?!
Ну, давай, стреляй! Пущай все видят, какие вы «народные», христопродавцы, шоб вас черт драл! – мужик орал, а лицо его покраснело еще больше.
– Нечто я, советский комиссар в свой народ стрелять буду?
Мужик глядел на комиссара с ненавистью и молчал. Восипу снова вспомнилась белогвардейская деревня, но комиссар прогнал воспоминание.
«Бывают ситуации, когда насилие есть необходимая и единственная мера» – мысленно напомнил Восип сам себе слова Ленина.
- Сядь!
Крестьянин продолжал молча коситься исподлобья.
- Сядь! – повторил он.
Стоит, как столб, поди ж ты!
- Еще раз повторяю, а ну сел! – сказал Шыпшына.
Мужика забила мелкая дрожь, но садиться он даже не думал.
Тогда Восип полез в кобуру.
- Сел, сволочь! – снова потребовал он, наставив пистолет на крестьянина.
- Нет – прохрипел бунтовщик, а ноги его, словно вопреки его желанию сгибались в коленях, пока он сам не уселся в собственный плевок на дощатом полу.
Крестьяне наблюдали за происходящим в тягостном молчании.
- Раззявай давай пасть!
Мужик поглядел на него со злобой, но приказ не выполнил.
- Раззявай, мразина, не то курок спущу! – пригрозил Восип.
Дрожа, подбородок, покрытый клочковатой бородой медленно пополз вниз, показались желтые, испещренные черными точками, редкие зубы, потянуло гнилью.
Шыпшына бросил взгляд на чашку, которую все еще держал в руке, словно видел ее впервые. Покрутил в руке, словно примеряясь, допил последние остатки воды на дне и принялся засовывать ее прямо в рот крестьяниу. Та не лезла, цепляясь то за редкие зубы, то за щеку недосколотой ручкой.
- В одно рыло хотел все захапать, а рыло-то маломерное! – выругался он, пихая чашку. Люд продолжал глядеть на происходящее, оторопев от страха и даже не думая вмешиваться. Чашка шла туго, и Шыпшына, бранясь, проталкивал ее, не смотря на мычание мужика, которое оставалось единственным звуком в повисшем безмолвии – за исключением скрежета чашки о зубы.
- Вот хлебало-то рыбье! Рот что у окуня! – Восип поднажал на чашку, раздался хруст челюсти, и чашка застряла.
Восип удовлетворенно крякнул, осмотрел мужика с ног до головы, покачался из стороны в сторону, словно примеряясь. А потом, давно отработанным движением со всей силы саданул коленом в самый подбородок мужика.
Раздался треск, и бунтовщик взвыл – но то месиво, которое осталось от его рта смогло издать только страшный нечленораздельный хрип – сломанные зубы мешались в кровавой каше с осколками чашки. Лукьян катался по полну, держась за лицо – челюсть неестественно повисла, он ползал по полу, поливая кровью доски, пытаясь уползти от своего палача.
- И поделом! – Шыпшына оглянулся. Люди стояли, словно столбы, не в силах пошевелиться от шока. Кто-то разинул рот в бессловесном страхе, кто-то машинально крестился, а на подоле Збыславы расползалось темное влажное пятно.
-Доставайте рабоче-крестьянский инструмент, товарищи, и приступайте к сборке урожая. Встретимся завтра на поле. И кто-нибудь, приберите «это», - презрительно кивнул Восип в сторону воющего крестьянина, после чего, нарочито громко топая сапогами, первым покинул «зал заседаний».
Спать Восип ложился, не дожидаясь Трофима.
- Пущай подумает, каково Советам палки в колеса пихать – подумал он – авось и сподвигнет люд на дело!
За окном сгущался апрельский сумрак, слегка подвывал в щелях ветер, выползали на охоту вездесущие клопы – эти всегда найдут, где прокормиться! – а Шыпшына сонно смотрел в окно, лежа на лавке.
Ни шороха, ни одной человеческой фигуры на улице, только качающийся ряд сорной травы вдоль плетени, похожий на пьяный штрафбат лилипутов.
Вдруг половицы заскрипели и Восип разглядел в темноте маленькую сгорбленную тень. Крадучись, она двигалась к середине хаты, где был люк в подпол. Восип старался не двигаться, дабы не спугнуть незваного гостя. Ему было любопытно, кто настолько безрассудный смог сюда прийти. Люк скрипнул, раздались звуки робких шагов, кто-то очень тщедушный и жалкий, стуча в темноте от страха зубами, спускался в кладовую. Шыпшына встал, запалил лучину, и, чертыхаясь, полез вниз – вслед за странным незнакомцем. Спустившись, он заметил неприметную фигурку, которая рыскала по кладовой, двигаясь мелкими перебежками. Вскоре, обнаружив в углу мешок муки, непрошеный гость вцепился в него и потащил за собой, пятясь спиной к лестнице. Тут его спина и уткнулась в грудь Восипа. Фигурка развернулась и комиссар увидел мальчишье лицо – до боли знакомое.
Снова? Он? Здесь?! Откуда?! Мальчишка явно не ожидал встретить в хате людей. Он застыл на месте от удивления, мертвой хваткой вцепившись в мешок.
- Воруем, значит? – сказал Восип строго.
Подросток молчал.
- Народную армию, освободителей своих, грабим?! – спросил Шыпшына еще более сурово.
Мальчика забила дрожь, но он снова не произнес ни слова.
- И не сознаемся? – комиссар схватил несостоявшегося вора за грудки и хорошенько тряхнул, но тот молчал, глупо семеня ногами в воздухе и не отпуская мешка.
- Сказывай, кто таков? Чьих будешь?
- Н-н-н-ничьих, д-д-д-деревенских – наконец пролепетал ребенок.
- А мука – кому? – не отставал Восип.
Подросток хлопал глазами и молчал.
- В военное время! У своих товарищей воровать! Стыдно! – попробовал было Шыпшына устыдить вора.
Ни слова в ответ.
- Кому мука, спрашиваю? – Восип замахнулся, намереваясь отвесить воришке хорошую затрещину.
- Н-н-н-нашим м-м-мука – пробормотал тот, заикаясь и как-то весь сжавшись.
- Кому это – «вашим»? На мразь белую, значит, работаешь? – коммисар терял терпение.
Мальчишка, казалось, не понял вопроса. Он тупо посмотрел на Восипа и ничего не ответил.
- Кто тебя заслал? Кому мука? – распалялся все более Шыпшына.
- Нашим – повторил малец упрямо.
- ВАШИМ?! Беленьких значит, любишь? Ну-ну, будет тебе беленькое! – с этими словами Восип резко тряхнул мальчишку еще раз и бросил его на дощатый пол. Тот наконец уронил мешок, чем Шыпшына тут же воспользовался, быстро придвинув мешок к себе.
- Ну, признаваться будем? – спросил он, вынимая «маузер».
- Нашим мука – все, что только и сказал воришка снова.
Восип приставил дуло ко лбу непрошеного гостя.
- Рот открывай, не то курок спущу – велел он.
Но ребенок сидел как вкопанный.
Совсем потеряв терпение, Восип схватил его за лохматые нечесаные вихры, и выкручивая их, принялся пихать муку в распахнутый от боли рот, не давая горе-вору даже опомниться. Успокоился он только тогда, когда немалая доля муки исчезла из мешка, а мальчишка перестал дышать.
- Беленькое он, значит, любил… - процедил Шыпшына и его глаза покрыла внезапно какая-то алая пелена, сквозь которую Восип слышал крики.
Голос политрука товарища Кондратенко он узнал сразу:
- Самовольно?! Без суда и следствия?! Гражданского, да еще и ребенка?! Под трибунал за такое пойти не хочешь?
Обливаясь холодным потом, Шыпшына стал искать глазами укрытия, и, разглядев невдалеке маячащий черным зевом проем двери, метнулся к нему, но споткнулся, с грохотом шмякнулся на пол и…проснулся.
Сон, это был только сон. Восип обнаружил себя на полу возле лавки. У дверного прохода спал Трофим, сопя и почесываясь во сне. За окном занималась заря.
- Не можно жать, значит – пробормотал Шыпшына под нос и вышел из избы. Село, мертвое и днем, ранним утром гляделось нежилым вовсе. В покинутых избах, хозяева которых, видно померли с голоду или же сбежали в поисках лучшей доли, хозяйничал ветер, заглядывавший во все щели и свистевший в каждом углу. В иных же – тех, где, как знал Восип, кто-то все же жил, не заметно было никакого движения. Не слышно было даже ни звука. То ли крестьяне спали мертвым сном, то ли попрятались в страхе после вчерашней «экзекуции». Шыпшына шел по грязной дороге, которую за ночь размыло дождем, сапоги хлюпали по грязи, а где-то впереди маячило злосчастное поле, посреди которого, словно древний идол царскому режиму, торчала, как какое-то ветхозаветное пугало, развалившаяся церквушка. Вдалеке залаял пес.
- Надо же, собаку, значит, не съели – сказал сам себе комиссар и усмехнулся получившемуся каламбуру.
Избы оставались за спиной, а рожь – будущий хлеб, как он искренне надеялся, расстилалась перед Восипом, словно грязное одеяло.
Шыпшына подошел ближе, взял в руки колос и, оглядев его, вздохнул с досадой:
- Вот же ж дрянь-то! Спорынья! Знамо дело, отчего «жать не можно!». И никакие религиозные бредни тут ни при чем! Хотя…может, не все поле-то спорчено?
Воздух прорезал пронзительный колокольный звон. Восип задрал голову и не смог понять, в чем дело – на колокольне никакого колокола не было, только болтался гнилой кусок веревки.
- Что за чепуха? – Шыпшына затряс головой – Уже и в ушах звенит не пойми с чего.
Прогнившая створчатая дверь церкви внезапно с противным скрипом распахнулась.
- Ветер шалит – подумал комиссар – а все ж, загляну-ка я внутрь!
Едва Восип вошел, как в нос ему ударил затхлый запах гнилого дерева. От былой роскоши в заброшенной церкви не осталось и следа. Все, что блестело, давно, словно сороки, растащили местные. На стенах встречались облезлые изображения святых. Краска облупилась и от некоторых остались только отдельные части – руки, ноги, фрагменты лиц. Уцелели только два-три изображения, да и то не полностью – у одного – кажется, бабушка звала его Иваном Предтечей? – облезла краска в районе глаза и он напоминал посуровевшего Трофима, у другого отсутствовали пальцы, у третьего – нога.
Бородатые и тощие, эти древние люди удивительно напоминали крестьян, и видимо потому были им так понятны и милы. Комиссар захотел присесть, но обнаружил, что сидеть не на чем и двинулся дальше. Его взгляду предстал алтарь, который был расколот пополам. На нем лежал небольших размеров колокол, который его и расколол.
- Так вот что звенело! – воскликнул Восип – Стало быть, кто-то из крестьян придуряется! Решили, значит, пугать меня, дурачье!
Ему во что бы то ни стало захотелось найти шутника и дать тому по шее.
- Что угодно выдумают, лишь бы не работать! – ворчал Шыпшына, оглядываясь по сторонам. Внезапно из-за алтаря показалась фигура в островерхом капюшоне.
- Ишь, ряженый! Стой! Кто таков? – крикнул Восип.
Фигура не ответила. Некто в рваном одеянии, некогда бывшем монашеской рясой, а теперь напоминавшей рваный мешок, раскачивался на месте и бубнил себе под нос обрывки молитв.
Продолжение следует...
Автор - Nazar Chagataev, соавтор и консультант German Shenderov
Соавтор - мой, тег - мое
Бацько ( часть первая)
+++ATTENTION !!!+++
Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov
+++Thanks for Your attention+++
Восип проснулся от того, что все тело зудело, чесалось и свербило так, что хотелось содрать с себя кожу, лишь бы избавиться от этой напасти. Он потянулся, отбросил в сторону засаленное, замызганное, словно его жевала с голодухи какая-то корова, лоскутное одеяло, присел на лавку и, поймав на ноге крупного, с горошину, клопа, раздавил его пальцами, состроив брезгливую мину. Восип приехал сюда поздней ночью и пока еще не успел оглядеться. Хата, в которой он заночевал, видала лучшие времена. Пахло сыростью и гнилым деревом. Сколоченный из каких-то чурбанов стол, две лавки, старый из трухлявых досок сундук с проржавевшей замочной скважиной, печь, местами раскрошившаяся и нетопленная еще с царских времен – все это производило не лучшее впечатление.
- Трофим! – позвал он.
Никто не отозвался.
- Трофим! Где тебя черти носят!
В хату вбежал запыхавшийся крестьянин неопределенного возраста, лохматый, словно домовой, с всклокоченной, похожей на сапожную щетку, бородой.
- Да, Вашбродие! – крикнул он, становясь по стойке «смирно» и украдкой пытаясь натянуть пониже драный зипун, который явно был ему мал.
- Отставить, Трофим! Товарищ. Это же так просто. Товарищ. Никаких «благородий». Я этих «благородий» ваших, вот – вот этим – Восип указал на свой изношенный, отродясь не видавший ваксы сапог – вот этим вот как гниду давил.
- Как скажете, товарыщ! – послушно откликнулся Трофим.
- Сообрази-ка нам чего перекусить. Щей бы. Страсть как жрать охота! – Восип потянулся, а в животе его призывно заурчало.
- Нэма щей, товарыщ Шыпшына! – Трофим покосился на Восипа с опаской, и поймав на себе его взгляд, тут же вперился в пол.
- Как нема? – Шыпшына был удивлен. В деревне – и без щей.
- А так и нэма, товарыщ Шыпшына! Нэма, и баста!
- Тогда, что ли, хлеба притащи, пожуем! – Восип все еще не оставлял надежды хоть чем-то позавтракать.
- Так хлеба-то, товарыщ Шыпшына, тоже нэма! – крестьянин продолжал глядеть в пол, почесывая одной ступней о другую – его, видно, ночью в сарае тоже заели клопы.
- Сухари? – предположил Шыпшына.
- Былы сухари, да вот давеча к концу все вышлы! - Трофим ковырял пальцем в дыре на своем маломерном зипуне, отчего та становилась все больше и больше.
- Да в этой глуши вообще хоть что-то пожрать есть?! – заорал Восип, не выдержав.
От крика его Трофим весь как-то сжался, словно хотел стать совсем незаметным, и пробормотал еле слышно:
- Лебеда была.
- Что-что было? – переспросил Шыпшына.
- Лебеда – произнес Трофим и еще сильнее вжал в голову в плечи, ожидая, что его вот-вот начнут бить.
- Лебеда – повторил Восип в задумчивости и задал еще один вопрос – А может, тут какая живность есть? У меня вон – он указал на свой «маузер» - ружьишко. Подстрелим может чего?
При слове «подстрелим» Трофим задрожал мелкой дрожью и машинально перекрестился.
- Так, товарищ Горохов, это что за непристойный жест я только что увидел? – Восип вскочил с лавки и подбежал к трясущемуся от страха крестьянину.
Трофим оторопел и тупо молчал, его не переставал бить озноб.
- Религия – Восип поднял для убедительности палец к верху, как делал политрук, когда пытался донести очевидное новобранцам – Религия, как говорил, Владимир Ильич, есть опиум для народа!
Трофим поглядел на него одним глазом – второго у него не было – и шмыгнул носом.
- Запомни это, товарищ Горохов. И чтоб больше без такого безобразия! – сказал Шыпшына строго и продолжил - А теперь к делу. Живность есть какая в округе? Мясо – оно, знаешь ли, бегает, летает, ползает, товарищ.
- Нэма! – горестно протянул Трофим и зажмурил свой единственный глаз, снова ожидая удара.
- Совсем? – Шыпшыне все еще не верилось в масштаб происходящего.
- Совсем, товарыщ Шыпшына! – крестьянин понял, что бить его вроде не будут и тяжело, вздохнув, опустил плечи – Лягушков мы всех давно съелы. Рыба в пруду сдохла. Мышей как стало жрать неча – так тож не стало. Пернатые нас стороной облетают. Совсем нэма, товарыщ Шыпшына!
- Куда же все делось? – Восип был в недоумении.
-- Дык ваши же товарыщи прыехалы да у город увезлы. У городэ, говорят, нужнее! Прыказ, говорят, мол у них. Эвон усе и забралы– Трофим испугался, как бы не сказал чего лишнего и зажал рот грязной мозолистой ладонью, как напуганный ребенок.
- То-то ты весь бледный, как говно овсяное! – выругался Шыпшына - Конечно, без мяса-то! Валяй, Горохов, тащи свою лебеду. А после покажешь мне ваше село. Поглядим, насколько тут у вас все запущено.
Услышав о лебеде, крестьянин, спотыкаясь, выбежал из хаты, а Восип достал из кармана шинели трубку, вытряхнул из подаренного матерью кисета остатки махорки и задымил в окно, глядя на выбитую колесами колею, утопавшую в грязи и косую плетень вдоль нее.
Трофим вернулся, сжимая что-то в кулаке и пряча это под зипун. Он как-то затравленно поглядел по сторонам и убедившись, что никто за ним не смотрит, вынул из-под одежи свои трофеи – несколько пожухлых листьев лебеды и пару маленьких кустиков крапивы.
- Пробавляемся, как скотына какая! – сказал он, горько вздохнув – Будут вам, товарыщ Шыпшына, щи. Уж не обессудьте – из чего есть. Чем богаты, как говорытся.
Шыпшына взял закопченный старенький чугунок, который Трофим вытащил из под печки – черт его знает, сколько он там пролежал – столько в нем было пыли, скрупулезно вымыл его, а затем, надрав коры с худой осинки на дворе, такой тощей, что не сгодилась бы и на дрова, развел небольшой костерок и поставил на него чугунок с водой. Трофим, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, подошел к чугунку и бросил в него свой «урожай». Странный, непривычный запах ударил Восипу в нос.
- И чего только люди не едят! – подумал он.
Вскоре, Восип с Трофимом сидели на земле и хлебали потрескавшимися деревянными ложками крапивные щи.
- Лучше так хоть, чем с голоду пухнуть! – сказал Трофим, набивая полный рот и торопясь, словно бы за ним гналась стая голодных собак, так что вода стекала по бороде, а на мохнатых усах оставались маленькие зеленые кусочки.
- С голодухи пухнуть, значит? – Восип подскочил и резко ударил по ложке Трофима так, что она выскочила у крестьянина из рук и едва не выбила ему единственный глаз- А ты понимаешь, что…ты, гнида антисоветская? Ты понимаешь…лихо ты одноглазое?! Мы им, значит, помещиков… того…мы, им значит, землю в руки?! А тут – нате – выкуси! Да я тебя сейчас за такие слова за волоса, да и пулю в лоб в ближайшем овраге, как шелудивому псу пущу! Понял, ты, фуфлыга?!
Трофим затрясся, закрыл руками лицо и как-то совсем по-собачьи жалостно заскулил.
- Что скулишь, сволочь подзаборная?! – распалялся Шыпшына – Против Советов, значит? Против дела Революции, мурло?! Да я тебя…
Крестьянин даже не думал сопротивляться. Он словно примерз к месту и стоял как столб, только бормоча испуганно под нос:
- Господы помилуй…Господы помилуй…Богородыце Мати, заступысь…
Восип замахнулся, но вспомнил вдруг политрука товарища Кондратенко. У него словно нарисовалось перед глазами такое же глухое село, где пряталась от народного гнева белая мразь, забитые крестьяне, которые тряслись от каждого шороха, не зная кому верить, отчаянная нехватка провианта и…пустой вещьмещок, из которого исчезли последние припасы, хотя никто из бойцов никогда не решился бы на такой позорный поступок – обокрасть товарища. Ярость внезапно покинула Восипа и накатило вязкое щемящее чувство жалости.
Трофим, это никчемный фуфлыга, действительно ничего не мог понять. Привыкший к нищете, побоям и лживым обещаниям эфемерного счастья, которыми кормили неизменный в его косности народ обрюзгшие попы, этот маленький жалкий человечек просто не способен был осознать всего величия Революции. Тьфу!
- Мурло – ты и в Африке мурло! Фикус, мать твою налево, религиозный! – Шыпшына отвернулся и смачно плюнул на землю с досады.
Трофим не шевелился, закрывая лицо руками.
- Да хорош уже! Я тебе не баря какой, дохлебывай, да пошли! -крякнув, Восип снова присел на траву и принялся за еду. Трофим же так и стоял, загородившись от все еще ожидаемого удара.
- Да ешь уже давай! Инда не голодный! – Восип зачерпнул пахучей жижи и отправил в рот полную ложку.
Крестьянин вздохнул, поднял упавший прибор с земли, отер о грязный край зипуна и уселся рядом с Шыпшыной.
Так они и поели, молча и думая каждый о своем.
Когда же импровизированная трапеза подошла к концу, Восип встал, отряхнулся и сказал:
- Пошли! Село показывать будешь!
Село выглядело удручающе. Покосившиеся хибары – с прохудившимися крышами и глухими проемами вместо окон – на некоторых болтались наперекосяк ставни с облупившейся краской, но у большей части и ставень не было - торчали тут и там, как гнилые зубы у старика. Огороды с косыми плетенями поросли сорной травой. Если в других местах Восипу встречались порой облезлые драные козы, бывало, что у кого была и захудалая коровенка, а по улице суетливо бегали куры такие тощие, что глядеть жалко, то здесь все словно вымерло.
- И правда, ни одной живой твари – сказал Шыпшына задумчиво – Не соврал, стало быть, товарищ Горохов.
- Дык я вже говорыл – съелы! – отозвался Трофим – Нэма жывотыны. Уж который год как нэма.
- И как же вы тут живете-то? – Восипу действительно стало жаль этих нищих, забитых людей
- Да эвон как усегда и жывем, товарыщ Шыпшына. Наш бэлорусский мужык и в аду не сгибнет! – Трофим, видно хорохорился перед приезжим, а может, боялся кары за «антисоветчину».
- Так держать, товарищ! – похвалил его Восип – Наша земля, брат, она народом сильна – Шыпшына понимал, что не вполне верит в то что, говорит, но верить ему очень хотелось.
- Так оно и верно! – подхватил его мысль Трофим – Эвон народ всяко терпеть могет, Бог терпел и нам велел!
- Фикус, ты, фикус! - Восип произнес эти слова сердито и Трофим снова рефлекторно вжал голову в плечи, но Шыпшына не собирался устраивать ему выволочку – он уже понимал, что толку от этого мало.
- Ничего! – продолжил Шыпшына, стараясь отвлечь крестьянина от религиозной темы и увести его в нужное русло – Вот сделаем тут у вас все по-нашему, устроим по-советски – терпеть больше не вознадобится. Наша власть, товарищ, она – народная.
- Эвон и если б так! – не было ясно соглашается ли с ним Трофим, или нет – Пожыуем – увыдым.
Невдалеке показалась женская фигура. Дебелая, отощавшая, но все еще крепкая, одетая в выцветшую залатанную юбчонку и какую-то бесформенную не то кофту, не то рубаху, баба суетливо копошилась у тонкого деревца, обдирая кору и складывая ее в подол. Внимание Восипа привлекли лапти, дырявые с обеих сторон они светили голыми пятками, а мясистые грязные бабьи пальцы с ломаными ногтями высовывались наружу.
- Збыся! У нас тут товарыщ у городу прыехал! – крикнул Трофим, увидав бабу.
Та вздрогнула, уронив куски коры от неожиданности, и обернулась:
- Трошко, лихо ты одноглазое! Инда можно так крычать! Я уж думала – Лукьян!
- Лукьян чай усе ищет, где спырту достать, нэма его тут, не трысись! – Трофим улыбнулся, обнажив гнилые пеньки, и принялся подбирать рассыпанную бабой кору.
- Денечка доброго, милок! Меня Збыславою кличут. Как к нам у городу занесло? – новое лицо в селе будило в ней неизбывное бабье любопытство.
- Восип Шыпшына – представился Восип – по поручению Советов у вас. Будем, дорогая, бытье ваше налаживать! Глядишь, и из Лукьяна человека сделаем.
- Эвон, давно пора! – Збыся кивнула с одобрением и тут же спросила:
- Куда направляетесь-то, касатики?
Баба так и норовила увязаться за Шыпшыной, хотя от упоминания о Советах Збыслава как-то съежилась и оторопела.
- А вот не твоего бабьего ума дело, Збыся! – неожиданно резко одернул ее Трофим – Куда товарыщ комыссар велыт, туды и пойдем.
Збыслава словно оскорблено фыркнула, пожала и плечами и засунув кору в подол, засеменила, переваливаясь как гусыня, прочь.
- Вот он каков, Трофим-то! – подумал Восип и ему стало немного смешно.
Трофим меж тем оживился и принялся болтать без умолку:
- Вона туты товарыщ Шыпшына, был у нас хлев, да коровы усе подохлы. Ну, мы их и съелы. Давно было. Хлев потом на дрова растащылы. А эвон поглядите-тко! Колодэц! Он, кстаты, в рабочем состоянии! Ежыли пыть охота – пожалуйста.
- Ну хоть что-то не испортили! – прервал его Восип и тут его взгляд привлекло нечто, рыжевшее вдали. Рожь? Да неужто? Целое поле ржи!
Он резко схватил Трофима и развернул его так, чтобы тот тоже увидел поле:
- Так, а вот это как понимать?! У них тут, мать вашу, целое поле простаивает! А они крапиву жрут, дебилы! Лебеду, черт подери! Вы что, совсем тут головой поехали?
- Дык енто ж церковное поле-то. Хоша, не хоша, а не можно никак жать! – заявил Трофим.
- Не можно? Чего это вдруг – не можно? Или инструменты для покосу профурыжили? – Восип не понимал в чем дело – Дак мы из городу привезем, тоже мне, беда!
- Не, ынструмент есть, но жать никак не можно! – повторил Трофим упрямо.
- Да с чего не можно-то?! – Шыпшына недоумевал еще больше – Аль боишься, что после крапивы с хлебу брюхо треснет?
- Ну положым, товарыщ, не тресныт, но жать усе рауно не можно! – отрезал крестьянин решительно.
Сколько бы Восип не пытался дознаться причины, Трофим упрямо молчал, твердя одно – не можно и баста!
Вскоре Шыпшыне надоело и он сказал сердито:
- Экий ты, фуфлыга бестолковый! Ну и жри дальше крапиву! А я вот погляжу, что народ на заседании скажет, референдум устроим – вот и увидишь как «не можно» - передразнил он крестьянина.
Восип сложил рупором ладони и закричал, что было сил:
- Товарищи! Эй, есть тут еще кто? Выходите, выходите давайте!
- Дык не выйдыт ныкто! – вмешался Трофим – не будут жать!
Шыпшыну начало раздражать тупая и главное – необъяснимая упертость крестьянина:
- Да какого хрена не будут?! Тут хлеб простаивает! Сгниет же к сучьей матери! Будут жать – вперед и с песней побегут. Это ты, фикус ты, пост себе какой-то выдумал! А народ советский – он не дурак, он свое дело знает! Какого хрена не будут, а, мурло ты бестолковое?!
- Бо не можно – упрямо повторил Трофим.
- Не можно, значит? – переспросил Восип с затаенной злобой.
- Не можно! – подтвердил крестьянин.
- Не можно! А крапиву жрать – можно? – Шыпшына цедил слова сквозь зубы, но вскоре не удержался и сорвался на крик – С голоду мереть – тоже можно, да?! И с какой, позвольте спросить, стати?! Или вы тут со своими поповскими бреднями совсем из ума выжили?! Мало тебя били, прощелыга никчемушный?!
Трофим затрясся и снова Восип увидел уже успевшую набить оскомину картину – мозолистые грязные руки, закрывавшие лицо и единственный глаз.
Внезапно перед глазами Шыпшыны встало другое лицо – испуганное, жалкое, зареванное лицо мальчишки из белогвардейской деревни. Восип встряхнул головой, силясь прогнать наваждение, и убрал руку с «маузера».
- Ладно, черт с тобой – сказал он Трофиму - Иди, народ собирай. Референдум будет!
Продолжение следует...
Автор - Nazar Chagataev, соавтор и консультант German Shenderov
Соавтор - мой, тег - мое
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Кошмарная Династия (Part II)
+++ATTENTION !!!+++
Аннотация: Это мистическая история в стиле "городского фентези", понравится фанатам SCP и "Ночного дозора". Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov
+++Thanks for Your attention+++
Ссылка на первую часть - https://pikabu.ru/story/koshmarnaya_dinastiya_part_i_6060773
В свой выходной Стефан решил остаться дома. Напрочь сбитый ночной работой режим сна поднял молодого человека еще до рассвета. Покликав на несколько иконок компьютерных игр, он так и не смог найти себе занятия, чтобы скоротать время до пробуждения родителей. Босиком, на цыпочках, Земмлер-Младший прошмыгнул на небольшую террасу. Почему-то ужасно хотелось курить.
Странно, раньше он не замечал за собой никакой тяги к этой пагубной привычке. Наверное, все это новая работа. Прошло добрые полгода со дня выпуска из академии, полгода с того дня, как тот стеклянноглазый человек отловил его в парке на Штахусе. Пока остальные его сокурсники радостно обмывали полученные дипломы в Парк Кафе, этот странный некто отвел Стефана в сторонку, как раз когда тот собирался решиться взять номер телефона у симпатичной сокурсницы. Как ее звали - Марла, Мила? Какое-то иностранное имя. Но человек в красном предложил ему телефонный номер совершенно иного рода. Визитка - уже потрепанная, погнутая - все еще лежала в кармане его рубашки. Тогда Стефан удивился - ему, отличнику полицейской академии предлагают должность в каком-то Специальном Отделе Федеральной Службы Дератизации и Дезинсекции. Борьба с особо крупными паразитами, угрожающими жизни и здоровью населения. Это звучало почти как шутка - грубая, незамысловатая, унизительная. Но было что-то в хищной манере этого лысого человека без возраста, заставляющее узреть нечто большее за набившей оскомину эмблемой Мюнхенского Ангела. Были ли это обильные и замысловатые татуировки, покрывавшие тонкие пальцы и запястья стеклянноглазого, были ли это его уверенные изысканные манеры, или странный орнамент, покрывавший привычный герб гос-организации - вокруг фигурки в плаще кишмя кишели тараканы, жуки, змеи, крысы и многоножки. Ни одна из служб не позволяла себе хоть как-то искажать герб Мюнхена, и подобный дизайн мог свидетельствовать как минимум об исключительности этого самого Специального Отдела.
Странный человек в красном быстро пропал из виду, затерявшись среди однокурсников Стефана. Как оказалось, больше никому он работу не предлагал. Что было еще страннее - это адрес организации. Театинеркирхе - уничтоженная бомбардировщиками Союзников, она продолжала находиться на реставрации. Снаряды оставили от древнего сооружения лишь фасад. Разумеется, Бавария усердно вкладывала деньги в строительство, и здание быстро обзавелось стенами, крышей и даже флигельными башенками, но вот внутреннее убранство было еще не готово. Рассказав однокурсникам о странном предложении, Стефан продолжил праздновать, посмеявшись над неожиданной вакансией, и больше за этот вечер так и не увидел ни девушку с иностранным именем, ни парня в красном. А на следующее утро, такое же тихое и туманное, как сегодняшнее, он все-таки позвонил по номеру, указанному на визитке с именем некоего Хорста Мюллера.
За спиной, с кухни послышалось жужжание кофемашины. Стефан затушил окурок… Стоп! Какой окурок? Откуда у него сигарета? В семье ведь никто не курит! Да у него даже зажигалки нет. Последний раз он курил как раз на выпускном - по наущению товарищей, и был вовсе не в восторге. Так какого же черта? Перекинув сигарету через забор на улицу и разогнав дым, молодой человек поспешил на кухню.
Мама стояла спиной к проходу, в бордовом шелковом халате, и слегка вздрогнула, когда услышала шаги за спиной. Увидев Стефана, нахмурилась, подошла, смахнула прядь с его лба.
-Тебе надо постричься, - она приблизила свое лицо к Стефану, будто собиралась поцеловать, повела носом, - Ты что, курил?
-Нет, - ответил он, вроде не собираясь врать. Да ведь он и не врал. Он понятия не имел, откуда в руках взялся этот дымящийся окурок.
-Ой, не надо! Бывшего курильщика не обманешь. Хочешь курить - кури, ты уже взрослый мальчик, только не в доме, а то отец на говно изойдет.
-Мам, не надо так, - с укором ответил сын, - Ему и так сейчас непросто. Во сколько ты вернулась? В час, в два ночи? Ты же знаешь, что он все это время не спит?
-Что я сделаю, если у меня работа такая? - женщина со злобой грохнула кружкой с кофе по столу и темные полупрозрачные пятна покрыли деревянную поверхность. Вздохнув, Ирма Земмлер потянулась за тряпкой.
-Знаешь, меня он тоже временами раздражает. Но из-за тебя он по-настоящему сходит с ума. Не удивлюсь, если он станет алкоголиком или серийным убийцей. И во втором случае он начнет с тебя.
-Вот как?! - тряпка улетела в стену и шлепнулась на пол, оставляя мокрые следы, - Так ты на его стороне? Ты правда считаешь, что он может и дальше ходить по дому бесчувственным манекеном, а я должна окружать его лаской и заботой? Я женщина, Стефан, мне чувства нужны, эмоции, любовь, в конце концов, а у меня впечатление, что я живу с калькулятором.
-Мама, тогда разведись с ним и прекрати его мучить! Это же издевательство над человеком! Я не могу на это больше смотреть. Знаешь, если ты этого не сделаешь, я все скажу ему сам. То, что он, будучи полицейским, так и не поймал тебя с поличным, означает лишь, что он сам этого не хочет. Но ты-то, ты психолог, у тебя дипломы, грамоты, ты должна понимать, как разрушаешь человека. Даю тебе времени до завтра.
Стефан было уже развернулся, чтобы уйти с кухни, но мать поймала его за руку.
-Не смей, слышишь? Не смей! Ты слишком ребенок, чтобы понимать, что здесь происходит! Не лезь, иначе проблем тебе прибавлю уже я, уверяю тебя!
Вырвав руку, Стефан пылающий от злобы, вернулся на террасу. Раздражало все - занимающийся рассвет, жужжание насекомых, чириканье птиц, шуршание травы под ногами. В глаза лезли темные жесткие волосы. Неожиданно под ноги Стефану упал голубь. Птица была теплая, но уже мертвая, словно околела прямо в полете. Никаких видимых повреждений Стефан не заметил. Он уже собирался поделиться с мамой странным событием, когда в кармане настойчиво пиликнул телефон. Достав гаджет, Стефан увидел сообщение с неизвестного номера. Открыв его, молодой человек невольно улыбнулся - с присланной фотографии на него смотрела обыкновенная серая мышь, сжимающая в руках умильный маленький зонтик, мокнущая под проливным дождем. К картинке следовала подпись - "Не унывай, мышонок!" Глупая шутка немного затушила огонь ярости, пылавший в груди юноши. Осторожно взяв удивительно легкий трупик птицы, он отправился в квартиру за обувной коробкой.
***
Выходной у Хирше проходил не лучше. Дом трещал и скрипел, словно под порывами урагана. Сидя в кресле-качалке на террасе дома, он смотрел вдаль. Бескрайние поля навевали тоску - было в этой безбрежной желтизне нечто пустое, не имеющее смысла. Многое перестало иметь значение для Боцмана после того, что произошло двадцать лет назад. Кто знает, как сложилась бы его жизнь, если бы не та проклятая ночь. Чувство вины стало его флагом, его жезлом и посохом, всеоправдывающим и вседозволяющим. Фритц с ненавистью посмотрел на недавно приобретенные часы и с досадой попытался их стащить. Замок будто заело, и баварец, совершенно не испытывая пиетета перед дорогой вещью, принялся ковырять его отверткой. С клацаньем браслет расстегнулся, и Боцман с досадой отбросил недавнее приобретение в сторону - часы приземлились на пол и провалились куда-то в щель между досками, которую давно стоило заделать.
Поля начали расплываться, сливаться с небом, превращаясь в грязно-зеленую кашу. Боцман снял очки и вытер непрошеные слезы. Сколько лет Вальтер не заезжал к нему в гости? Девять-десять? Или меньше? Теперь неважно. Их дружбе, похоже, пришел конец, за что Хирше не переставал корить себя. Он ведь еще помнит его совсем зеленым - долговязым запуганным мальчишкой, с военной выправкой и каменным лицом. Тогда они и познакомились - еще когда Боцман был скорее коренастым, чем полным - этакий "хиллбилли" в самой секретной организации Германии. Какого труда ему стоило отговорить Мюллера - тогда еще лишь старшего координатора - отправить Вальтера к едокам. Надо заметить, едок из Вольфсгриффа получился бы отменный.
Невесело усмехнувшись таким своим мыслям, Фритц напомнил себе, что пора бы заняться и домашними делами. Сколько ни зарабатывай - даже координатором, а на ферме всегда хозяйская рука нужна. Чужих людей к себе на ферму Фритц не допускал, а с наследниками как-то не сложилось.
Хирше как раз заканчивал полировать доску на террасу, когда услышал стоны и шевеление в мансарде дома. Проснулась. Отложив в сторону инструменты и доску, он однако направился не внутрь дома, а в сарай, сияющий свежей пристройкой по левую сторону фасада.
Через полчаса Фритц поднимался по старой скрипучей лестнице, по которой он съезжал на заднице еще ребенком. Hекоторые двери в доме пришлось заколотить, а несущие стены - перенести, поэтому путь в мансарду теперь лежал через причудливый лабиринт из комнат и лестниц. Колени были уже не те, что в юности, но Хирше и так был вынужден достроить четвертый этаж, чтобы домом можно было пользоваться. Старое здание словно дышалo, шепча свои никому непонятные тайны, а с потолочных балок сыпалась пыль.
Со стен на него смотрели многочисленные фото и портреты почивших родственников. Казалось, в их взгляде читался укор. Да, бабушка, да, дядя, вот такой у вас непутевый потомок. Мог бы землю возделывать, да скот разводить, себе в удовольствие, на радость семье. Был бауэром, а стал - не пойми кем. И ведь непонятно, что на него нашло. Даже на самых тупых стажеров Боцман никогда не орал. С коллегами - в виртсхаус по масу пива? Боцман первый! В картишки перекинуться? Есть доброволец! А раньше и в футбол гонял, пока брюшко не мешало, и ничего, уважали все, любили. А тут - как в голову ударило. Бедной девчонке палец сломал почем зря, друга обидел, на стажере отыгрался. Отказаться бы к чертовой матери от этого координаторства, да куда там. Прибавка к зарплате уж больно хорошая, а ему скоро колодезную шахту углублять.
Постучав своим особенным стуком, Хирше принялся сам же и отпирать дверь - тяжелую, сейфовую, с тремя скважинами для ключей.
-Ленор, милая, я принес ужин!
***
В Общем Зале все стояли на ушах. Тому было две причины. Первая - пропал информатик Нойхоффер, что было, безусловно, грустно, но привычно - работаешь в Спецотделе - жди беды за каждым углом. Куда больше всех интересовало возвращение Лодыря с больничного. Слухи о конфликте Земмлера и Мауэра разлетелись со скоростью ветра по всему Спецотделу, и лишь Мюллер пребывал в относительном неведении относительно подробностей столкновения.
Стефан сидел как на иголках. В нем боролись стыд, страх и болезненное чувство справедливости. Вроде бы этот ублюдок загрыз ребенка у него на глазах, и ожидать другой реакции от себя было бы глупо, но, узнав истинные мотивы едока, Малыш находился в замешательстве. Получается ведь, что Филипп поступил верно. "Надкушенные". "Гонорар". От липких слов Педофила, эхом звучащих в голове юношу передергивало. Знай он наперед о мотивах Мауэра, может и смог бы отнестись к произошедшему спокойней. Разбить лицо теперь хотелось Мюллеру. Уничтожить эту усталую, безэмоциональную маску, попытаться найти хоть что-то человеческое за этой стеной, построенной из договоров, регламентов и инструкций.
Громко саданула по стене открывшаяся створка дверей. На пороге стоял Лодырь. В этот момент Стефану отчаянно захотелось, чтобы на лице едока все же была та омерзительная маска. Теперь Мауэр чем-то напоминал Лугата. Одна из надбровных дуг сплыла куда-то вниз, нос представлял из себя некую грубую хирургическую поделку, а многострадальный рот был усеян толстыми рубцами швов.
Как-то незаметно вокруг Стефана образовалось кольцо. Кто-то из едоков подпер дверь длинной скамьей. Изуродованный, но все еще мощный едок медленно, наслаждаясь произведенным на противника эффектом, шагал к Стефану.
-Послушай, Филипп, я не знал, в чем дело, я понятия не имел, что ты спасаешь девочку...
Едок стоял и слушал, выражение на его лице не менялось, лишь поигрывали желваки, опасно натягивая кожу на не заживших швах, а серые, тусклые глаза смотрели куда-то сквозь Стефана. Медленно его рука потянулась куда-то за пояс.
-Эй, без оружия! - крикнул кто-то из толпы.
Неспешно , по миллиметру Мауэр извлек из заднего кармана электронную сигарету и принялся со свистом втягивать в себя пар.
-Я понятия не имел, что девочка предназначалась Педофилу, иначе бы я сам… Я читал об их способах питания, это… Ты прав, смерть лучше.
-Нет, ты ничего не понял, - вальяжно, язвительно подал голос едок, прервав Стефана, - Здесь дело вовсе не в верности человечеству, не в инструкциях, и даже не в жалости. Просто Педофил не заслужил такую сосочку. Плохо поработал. Ты зря прервал меня. Она была моим гонораром. Такая юная, невинная, узкая, и все еще теплая, - проникновенно прошипел едок, выдыхая густой белый дым прямо в лицо Малышу, подобравшись совсем близко, после чего резко шепнул, - Учись, стажер.
Укус последовал из ниоткуда. Исключительно, благодаря некой внутренней интуиции, Стефану удалось уйти из-под зубов едока, те прошли вскользь, немного ухватив за шею.
В боевом мастерстве Мауэру было не отказать. Резкий, ловкий, как обезьяна, он по-гиеньи хихикал, передвигаясь вокруг стажера резкими прыжками, с легкостью уходя от ударов.
Толпа вокруг не ревела и не подбадривала, но смотрела на происходящее, как на некую экзекуцию или акт сатисфакции. Малыш старался работать по большей частью ногами, пытаясь не пустить едока в клинч, где тот пустит в ход тренированную челюсть. Филипп же словно танцевал вокруг Стефана, приближаясь по спирали. Шаг, второй, третий. Попытка удара, но ловкий говнюк ускользает. Шаг, другой, еще — и едок на полметра ближе. Голова у Земмлера начинала кружиться, он почти не выходил из блока, пытаясь лишь сконцентрироваться на уродливой морде Мауэра. Тот глумливо лыбился, невпопад размахивая руками. С такой техникой боя Земмлер был незнаком. Так обучают едоков? Кружишь врага, пока не подберешься на расстояние укуса?
Укуса Малыш боялся зря. Очередной приставной шаг от едока. Стефан не успевает на долю секунды, и враг оказывается на пол-корпуса за спиной. Два пальца приземляются у него на шее, скользят ниже, цепляются в ключицу и… Глаза застит кровавая пелена, Стефан чувствует, как кровь сочится через рубашку, а из-под кожи торчит тонкий обломок кости. Черные волосы мешают видеть. Нужно повернуться к едоку. Посмотреть ему в глаза. В его поганые, льдистые глаза. За Эмму Кюне. За маму, за папу.
-Стоп! Этого достаточно! А ну-ка хватит мне оперативников калечить!
Круглый толстячок возник словно из ниоткуда, приобнял Стефана за плечи, обдав его тяжелым запахом пота и какого-то мужского дешевого лосьона. Вся ярость куда-то испарилась, оставив место лишь какой-то всепоглощающей пустоте.
-Лодырь, этого хватит . Хочешь сатисфакции - иди к Мюллеру и расскажи ему, как ты "по инструкции" действовал. Совсем сывороткой мозги засрал!
-Отвали, свиноеб, мы не закончили, - визгливо порывался продолжить едок, но не решаясь напасть сразу на двоих.
-Не свиноеб, а герр координатор, Лодырь. Тебе пригодится эта информация, когда тебя поставят в нашу операцию.
-Едоки подчиняются лишь инструкциям, старик, ты мне не указ, - кричал Мауэр, уже явно охладев к драке. Когда Стефан повернулся к своему противнику, тот показал стажеру средний палец, испачканный кровью, после чего его облизнул.
-Я знаю, какова ты на вкус, сучка. И когда ты облажаешься, я сожру тебя. Я сожру тебя, слышишь? - визжал едок, пока Боцман уводил Малыша, находящегося в полной прострации, из Общего зала.
-Не слушай, Земмлер. Он так не поступит. Да и никто из них. Ты знаешь, где у нас здесь мед-отделение? Пойдем покажу.
***
-С Лодырем повздорил, значит? - почти безразлично спросил доктор Клозе, пожилой мужчина в очках, - Зря ты это. Если бы Боцман не вмешался, он бы тебе полноценный blodorn устроил. Викинг хренов!
-Это как? - поинтересовался Земмлер, морщась от боли, пока врач осматривал торчащую ключицу.
-А это очень просто. Ребра бы тебе пооткрывал одно за другим. Фишка у него такая. До конца он, конечно, дело никогда не доводил, но… Ставить потом ребра на место - та еще задача. А если бы еще и легкое задел...- доктор присвистнул, намекая на сложность медицинской процедуры… Или на летальность такого исхода.
Через полчаса работы Клозе оставил измученного Стефана в покое с назиданием сидеть спокойно. В углу на стуле неловко откашлялся Боцман.
-Ты прости, что я его сразу не остановил. Но нужно было дать ему отомстить, хотя бы так, а то бы тебя едоки потом в покое не оставили. Они-то друг за друга горой. Вроде так все сами по себе, а одного тронешь - и понеслась...
-Спасибо вам, Хирше. Правда спасибо. Не знаю, чем бы дело кончилось. Мне кажется, я бы его убил. Да и за меня вы заступились...
-Сынок, ты мне не выкай. Конечно, заступился. Я же вижу, что ты парень нормальный. Я в твоем возрасте ему бы девчонку тоже просто так не спустил, - баварец достал из нагрудного кармана самокрутку, блаженно ее обнюхал и закурил. Предложил чуть запоздало, - Будешь?
-Спасибо, не курю.
-Начнешь еще, от гнили по-другому не отплеваться. Еще месяц на языке чувствуется. Противнее, наверное, только моя жена готовила, - хихикнул усач.
-А вы...Ты женат?
-Ну, кольцо-то ты видишь, - помахал в воздухе Боцман толстыми короткими пальцами.
-А почему "готовила"? Ее больше... - неловко замялся Земмлер.
-Жива, да поживее некоторых будет! Просто что ей готовить, коли я всю ночь, а иногда и день здесь, а дома только отсыпаюсь? Вот и не готовит. Я ей иногда по выходным что-нибудь варганю, и пойдет, - горько закончил Боцман, глядя куда-то в пустоту через стекла очков.
-Ты прости меня, стажер, - вдруг жарко, беспокойно затараторил Хирше, - Болеет моя жена. Тяжело, сильно болеет. Деньги позарез нужны. А тут должность замаячила. Ну как тут было не уцепиться? Скажи ты мне?! А с Вальтером… Понесло меня. Как представил, что это меня Мюллер временно поставил - блондинку нашу побесить, так меня и накрыло. Злюсь, хожу на всех, а ведь я на себя злюсь. А за Бьянку… Извинись перед ней за меня. Она меня слушать не будет, а тебя послушает. Извинись, а, стажерчик? Извинишься?
-Хорошо, герр координатор. Я вас… тебя понял. Я постараюсь ей объяснить, - удивленно, не ожидавший таких откровений от бауэра, согласился Земмлер.
Неожиданно на стене заговорил спикер:
-Приказ от Мюллера, всем информатикам и оперативникам собраться в Общем Зале, приказ Хорста Мюллера. Повторяю, всем...
Боцман прытко вскочил со стула и шмыгнул в дверь. Немного погодя, вернулся и заглянул в помещение мед-отделения, где в полном одиночестве на кушетке сидел Стефан.
-Чего сидишь? Оглох что ли?
-Так это...- Малыш неловко, словно оправдываясь, указал на бинты под расстегнутой рубашкой.
-Всех оперативников, стажер. Давай, ножки-то поди еще ходят? Хоп-хоп!
***
Легкое настроение паники металось в воздухе. Еще никогда Стефан не видел столько оперативников в одном месте. Были здесь и юркие "Таксы" - специалисты по всякой назойливой мелочи, необузданные "Ротвейлеры" сверкали лысинами в углу зала, посмеивались и толкались смешливые "Терьеры", грудились над планшетом с серьезными лицами пожилые "Бладхаунды", вальяжно развалились на самой верхушке трибуны громадные опасные "Волкодавы".
Быстро отыскав глазами в толпе черную чалму Марселя, Стефан присоединился к своим "Доберманам". На лице Бьянки снова наливалась кровью спелая сливового цвета гематома. Порезы на лице Вальтера почти зажили и теперь были похожи на темную паутину, словно бывший координатор - забытый в шкафу манекен или фарфоровая кукла.
Трое "Дворняг" принесли небольшую кафедру из аудитории для брифингов, на которую вскоре, с выражением глубочайшего беспокойства на лице, взошел Мюллер. Он долго молчал, дожидаясь полной, гробовой тишины, прежде чем начать долго скрупулезно перелистывать бумажки в папке, непрестанно облизывая палец. Найдя. наконец, нужный лист, он прочистил горло и заговорил:
-Оперативники Спецотдела. Я явился к вам с пренеприятнейшим известием. Два дня назад в полицию поступил звонок от жены Нойхоффера о его пропаже. Согласно отчетам, он покинул квартиру в час ночи, и с тех пор о нашем специалисте информационного отдела никаких сведений не поступало.
-С каких пор мы работаем с "потеряшками"? - высокомерно спросил кто-то из "Догов".
-С тех пор, герр бюргермейстeр , когда пропавшие сотрудники начали выносить из офиса секретные данные. Как оказалось, Нойхоффер создал в глубинной сети закрытый архив, где хранил данные, к которым имел доступ ранее. Данные по проекту "Алая Династия". Проблема в том, что если эти данные попадут не в те руки, то следующий подобный проект будет обречен на провал.
-А кто из нас до него доживет? - снова дерзко выкрикнул "Дог", вызвав тем самым волну смешков.
-До следующей тетрады осталось больше ста тридцати лет, очень верно подмечено. Однако, это не значит, что мы можем позволить себе допустить утечку. Тем более, что нашим коллегам из других городов это станет известно, и они не забудут упомянуть об этом при следующем распределении бюджета, - закипая, но стараясь соблюдать приличия, отвечал Мюллер, - На данный момент инструкций не будет, улик у нас нет, подозрений тоже, поэтому работает все вместе и сразу. Я открываю полные полномочия всем и каждому до появления первых зацепок. У координаторов на столах лежат подготовленные брифинги, дальше работаем исключительно инициативно. Все свободны.
-Ну что, пацанва, наперегонки в Арсенал? - повеселел самый болтливый из "Догов".
-Тебе, как всегда, полагается только кресло, - отшутился Мюллер, собирая бумаги с кафедры, - К тому же будет жалко, если ты в бою попортишь свою металлокерамику.
Продолжение следует...
Автор - German Shenderov
Art by Chuvabak