Бацько ( часть первая)⁠⁠

+++ATTENTION !!!+++

Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov

+++Thanks for Your attention+++

Восип проснулся от того, что все тело зудело, чесалось и свербило так, что хотелось содрать с себя кожу, лишь бы избавиться от этой напасти. Он потянулся, отбросил в сторону засаленное, замызганное, словно его жевала с голодухи какая-то корова, лоскутное одеяло, присел на лавку и, поймав на ноге крупного, с горошину, клопа, раздавил его пальцами, состроив брезгливую мину. Восип приехал сюда поздней ночью и пока еще не успел оглядеться. Хата, в которой он заночевал, видала лучшие времена. Пахло сыростью и гнилым деревом. Сколоченный из каких-то чурбанов стол, две лавки, старый из трухлявых досок сундук с проржавевшей замочной скважиной, печь, местами раскрошившаяся и нетопленная еще с царских времен – все это производило не лучшее впечатление.

- Трофим! – позвал он.

Никто не отозвался.

- Трофим! Где тебя черти носят!

В хату вбежал запыхавшийся крестьянин неопределенного возраста, лохматый, словно домовой, с всклокоченной, похожей на сапожную щетку, бородой.

- Да, Вашбродие! – крикнул он, становясь по стойке «смирно» и украдкой пытаясь натянуть пониже драный зипун, который явно был ему мал.

- Отставить, Трофим! Товарищ. Это же так просто. Товарищ. Никаких «благородий». Я этих «благородий» ваших, вот – вот этим – Восип указал на свой изношенный, отродясь не видавший ваксы сапог – вот этим вот как гниду давил.

- Как скажете, товарыщ! – послушно откликнулся Трофим.

- Сообрази-ка нам чего перекусить. Щей бы. Страсть как жрать охота! – Восип потянулся, а в животе его призывно заурчало.

- Нэма щей, товарыщ Шыпшына! – Трофим покосился на Восипа с опаской, и поймав на себе его взгляд, тут же вперился в пол.

- Как нема? – Шыпшына был удивлен. В деревне – и без щей.

- А так и нэма, товарыщ Шыпшына! Нэма, и баста!

- Тогда, что ли, хлеба притащи, пожуем! – Восип все еще не оставлял надежды хоть чем-то позавтракать.

- Так хлеба-то, товарыщ Шыпшына, тоже нэма! – крестьянин продолжал глядеть в пол, почесывая одной ступней о другую – его, видно, ночью в сарае тоже заели клопы.

- Сухари? – предположил Шыпшына.

- Былы сухари, да вот давеча к концу все вышлы! - Трофим ковырял пальцем в дыре на своем маломерном зипуне, отчего та становилась все больше и больше.

- Да в этой глуши вообще хоть что-то пожрать есть?! – заорал Восип, не выдержав.

От крика его Трофим весь как-то сжался, словно хотел стать совсем незаметным, и пробормотал еле слышно:

- Лебеда была.

- Что-что было? – переспросил Шыпшына.

- Лебеда – произнес Трофим и еще сильнее вжал в голову в плечи, ожидая, что его вот-вот начнут бить.

- Лебеда – повторил Восип в задумчивости и задал еще один вопрос – А может, тут какая живность есть? У меня вон – он указал на свой «маузер» - ружьишко. Подстрелим может чего?

При слове «подстрелим» Трофим задрожал мелкой дрожью и машинально перекрестился.

- Так, товарищ Горохов, это что за непристойный жест я только что увидел? – Восип вскочил с лавки и подбежал к трясущемуся от страха крестьянину.

Трофим оторопел и тупо молчал, его не переставал бить озноб.

- Религия – Восип поднял для убедительности палец к верху, как делал политрук, когда пытался донести очевидное новобранцам – Религия, как говорил, Владимир Ильич, есть опиум для народа!

Трофим поглядел на него одним глазом – второго у него не было – и шмыгнул носом.

- Запомни это, товарищ Горохов. И чтоб больше без такого безобразия! – сказал Шыпшына строго и продолжил - А теперь к делу. Живность есть какая в округе? Мясо – оно, знаешь ли, бегает, летает, ползает, товарищ.

- Нэма! – горестно протянул Трофим и зажмурил свой единственный глаз, снова ожидая удара.

- Совсем? – Шыпшыне все еще не верилось в масштаб происходящего.

- Совсем, товарыщ Шыпшына! – крестьянин понял, что бить его вроде не будут и тяжело, вздохнув, опустил плечи – Лягушков мы всех давно съелы. Рыба в пруду сдохла. Мышей как стало жрать неча – так тож не стало. Пернатые нас стороной облетают. Совсем нэма, товарыщ Шыпшына!

- Куда же все делось? – Восип был в недоумении.

-- Дык ваши же товарыщи прыехалы да у город увезлы. У городэ, говорят, нужнее! Прыказ, говорят, мол у них. Эвон усе и забралы– Трофим испугался, как бы не сказал чего лишнего и зажал рот грязной мозолистой ладонью, как напуганный ребенок.

- То-то ты весь бледный, как говно овсяное! – выругался Шыпшына - Конечно, без мяса-то! Валяй, Горохов, тащи свою лебеду. А после покажешь мне ваше село. Поглядим, насколько тут у вас все запущено.

Услышав о лебеде, крестьянин, спотыкаясь, выбежал из хаты, а Восип достал из кармана шинели трубку, вытряхнул из подаренного матерью кисета остатки махорки и задымил в окно, глядя на выбитую колесами колею, утопавшую в грязи и косую плетень вдоль нее.

Трофим вернулся, сжимая что-то в кулаке и пряча это под зипун. Он как-то затравленно поглядел по сторонам и убедившись, что никто за ним не смотрит, вынул из-под одежи свои трофеи – несколько пожухлых листьев лебеды и пару маленьких кустиков крапивы.

- Пробавляемся, как скотына какая! – сказал он, горько вздохнув – Будут вам, товарыщ Шыпшына, щи. Уж не обессудьте – из чего есть. Чем богаты, как говорытся.

Шыпшына взял закопченный старенький чугунок, который Трофим вытащил из под печки – черт его знает, сколько он там пролежал – столько в нем было пыли, скрупулезно вымыл его, а затем, надрав коры с худой осинки на дворе, такой тощей, что не сгодилась бы и на дрова, развел небольшой костерок и поставил на него чугунок с водой. Трофим, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, подошел к чугунку и бросил в него свой «урожай». Странный, непривычный запах ударил Восипу в нос.

- И чего только люди не едят! – подумал он.

Вскоре, Восип с Трофимом сидели на земле и хлебали потрескавшимися деревянными ложками крапивные щи.

- Лучше так хоть, чем с голоду пухнуть! – сказал Трофим, набивая полный рот и торопясь, словно бы за ним гналась стая голодных собак, так что вода стекала по бороде, а на мохнатых усах оставались маленькие зеленые кусочки.

- С голодухи пухнуть, значит? – Восип подскочил и резко ударил по ложке Трофима так, что она выскочила у крестьянина из рук и едва не выбила ему единственный глаз- А ты понимаешь, что…ты, гнида антисоветская? Ты понимаешь…лихо ты одноглазое?! Мы им, значит, помещиков… того…мы, им значит, землю в руки?! А тут – нате – выкуси! Да я тебя сейчас за такие слова за волоса, да и пулю в лоб в ближайшем овраге, как шелудивому псу пущу! Понял, ты, фуфлыга?!

Трофим затрясся, закрыл руками лицо и как-то совсем по-собачьи жалостно заскулил.

- Что скулишь, сволочь подзаборная?! – распалялся Шыпшына – Против Советов, значит? Против дела Революции, мурло?! Да я тебя…

Крестьянин даже не думал сопротивляться. Он словно примерз к месту и стоял как столб, только бормоча испуганно под нос:

- Господы помилуй…Господы помилуй…Богородыце Мати, заступысь…

Восип замахнулся, но вспомнил вдруг политрука товарища Кондратенко. У него словно нарисовалось перед глазами такое же глухое село, где пряталась от народного гнева белая мразь, забитые крестьяне, которые тряслись от каждого шороха, не зная кому верить, отчаянная нехватка провианта и…пустой вещьмещок, из которого исчезли последние припасы, хотя никто из бойцов никогда не решился бы на такой позорный поступок – обокрасть товарища. Ярость внезапно покинула Восипа и накатило вязкое щемящее чувство жалости.

Трофим, это никчемный фуфлыга, действительно ничего не мог понять. Привыкший к нищете, побоям и лживым обещаниям эфемерного счастья, которыми кормили неизменный в его косности народ обрюзгшие попы, этот маленький жалкий человечек просто не способен был осознать всего величия Революции. Тьфу!

- Мурло – ты и в Африке мурло! Фикус, мать твою налево, религиозный! – Шыпшына отвернулся и смачно плюнул на землю с досады.

Трофим не шевелился, закрывая лицо руками.

- Да хорош уже! Я тебе не баря какой, дохлебывай, да пошли! -крякнув, Восип снова присел на траву и принялся за еду. Трофим же так и стоял, загородившись от все еще ожидаемого удара.

- Да ешь уже давай! Инда не голодный! – Восип зачерпнул пахучей жижи и отправил в рот полную ложку.

Крестьянин вздохнул, поднял упавший прибор с земли, отер о грязный край зипуна и уселся рядом с Шыпшыной.

Так они и поели, молча и думая каждый о своем.

Когда же импровизированная трапеза подошла к концу, Восип встал, отряхнулся и сказал:

- Пошли! Село показывать будешь!

Село выглядело удручающе. Покосившиеся хибары – с прохудившимися крышами и глухими проемами вместо окон – на некоторых болтались наперекосяк ставни с облупившейся краской, но у большей части и ставень не было - торчали тут и там, как гнилые зубы у старика. Огороды с косыми плетенями поросли сорной травой. Если в других местах Восипу встречались порой облезлые драные козы, бывало, что у кого была и захудалая коровенка, а по улице суетливо бегали куры такие тощие, что глядеть жалко, то здесь все словно вымерло.

- И правда, ни одной живой твари – сказал Шыпшына задумчиво – Не соврал, стало быть, товарищ Горохов.

- Дык я вже говорыл – съелы! – отозвался Трофим – Нэма жывотыны. Уж который год как нэма.

- И как же вы тут живете-то? – Восипу действительно стало жаль этих нищих, забитых людей

- Да эвон как усегда и жывем, товарыщ Шыпшына. Наш бэлорусский мужык и в аду не сгибнет! – Трофим, видно хорохорился перед приезжим, а может, боялся кары за «антисоветчину».

- Так держать, товарищ! – похвалил его Восип – Наша земля, брат, она народом сильна – Шыпшына понимал, что не вполне верит в то что, говорит, но верить ему очень хотелось.

- Так оно и верно! – подхватил его мысль Трофим – Эвон народ всяко терпеть могет, Бог терпел и нам велел!

- Фикус, ты, фикус! - Восип произнес эти слова сердито и Трофим снова рефлекторно вжал голову в плечи, но Шыпшына не собирался устраивать ему выволочку – он уже понимал, что толку от этого мало.

- Ничего! – продолжил Шыпшына, стараясь отвлечь крестьянина от религиозной темы и увести его в нужное русло – Вот сделаем тут у вас все по-нашему, устроим по-советски – терпеть больше не вознадобится. Наша власть, товарищ, она – народная.

- Эвон и если б так! – не было ясно соглашается ли с ним Трофим, или нет – Пожыуем – увыдым.

Невдалеке показалась женская фигура. Дебелая, отощавшая, но все еще крепкая, одетая в выцветшую залатанную юбчонку и какую-то бесформенную не то кофту, не то рубаху, баба суетливо копошилась у тонкого деревца, обдирая кору и складывая ее в подол. Внимание Восипа привлекли лапти, дырявые с обеих сторон они светили голыми пятками, а мясистые грязные бабьи пальцы с ломаными ногтями высовывались наружу.

- Збыся! У нас тут товарыщ у городу прыехал! – крикнул Трофим, увидав бабу.

Та вздрогнула, уронив куски коры от неожиданности, и обернулась:

- Трошко, лихо ты одноглазое! Инда можно так крычать! Я уж думала – Лукьян!

- Лукьян чай усе ищет, где спырту достать, нэма его тут, не трысись! – Трофим улыбнулся, обнажив гнилые пеньки, и принялся подбирать рассыпанную бабой кору.

- Денечка доброго, милок! Меня Збыславою кличут. Как к нам у городу занесло? – новое лицо в селе будило в ней неизбывное бабье любопытство.

- Восип Шыпшына – представился Восип – по поручению Советов у вас. Будем, дорогая, бытье ваше налаживать! Глядишь, и из Лукьяна человека сделаем.

- Эвон, давно пора! – Збыся кивнула с одобрением и тут же спросила:

- Куда направляетесь-то, касатики?

Баба так и норовила увязаться за Шыпшыной, хотя от упоминания о Советах Збыслава как-то съежилась и оторопела.

- А вот не твоего бабьего ума дело, Збыся! – неожиданно резко одернул ее Трофим – Куда товарыщ комыссар велыт, туды и пойдем.

Збыслава словно оскорблено фыркнула, пожала и плечами и засунув кору в подол, засеменила, переваливаясь как гусыня, прочь.

- Вот он каков, Трофим-то! – подумал Восип и ему стало немного смешно.

Трофим меж тем оживился и принялся болтать без умолку:

- Вона туты товарыщ Шыпшына, был у нас хлев, да коровы усе подохлы. Ну, мы их и съелы. Давно было. Хлев потом на дрова растащылы. А эвон поглядите-тко! Колодэц! Он, кстаты, в рабочем состоянии! Ежыли пыть охота – пожалуйста.

- Ну хоть что-то не испортили! – прервал его Восип и тут его взгляд привлекло нечто, рыжевшее вдали. Рожь? Да неужто? Целое поле ржи!

Он резко схватил Трофима и развернул его так, чтобы тот тоже увидел поле:

- Так, а вот это как понимать?! У них тут, мать вашу, целое поле простаивает! А они крапиву жрут, дебилы! Лебеду, черт подери! Вы что, совсем тут головой поехали?

- Дык енто ж церковное поле-то. Хоша, не хоша, а не можно никак жать! – заявил Трофим.

- Не можно? Чего это вдруг – не можно? Или инструменты для покосу профурыжили? – Восип не понимал в чем дело – Дак мы из городу привезем, тоже мне, беда!

- Не, ынструмент есть, но жать никак не можно! – повторил Трофим упрямо.

- Да с чего не можно-то?! – Шыпшына недоумевал еще больше – Аль боишься, что после крапивы с хлебу брюхо треснет?

- Ну положым, товарыщ, не тресныт, но жать усе рауно не можно! – отрезал крестьянин решительно.

Сколько бы Восип не пытался дознаться причины, Трофим упрямо молчал, твердя одно – не можно и баста!

Вскоре Шыпшыне надоело и он сказал сердито:

- Экий ты, фуфлыга бестолковый! Ну и жри дальше крапиву! А я вот погляжу, что народ на заседании скажет, референдум устроим – вот и увидишь как «не можно» - передразнил он крестьянина.

Восип сложил рупором ладони и закричал, что было сил:

- Товарищи! Эй, есть тут еще кто? Выходите, выходите давайте!

- Дык не выйдыт ныкто! – вмешался Трофим – не будут жать!

Шыпшыну начало раздражать тупая и главное – необъяснимая упертость крестьянина:

- Да какого хрена не будут?! Тут хлеб простаивает! Сгниет же к сучьей матери! Будут жать – вперед и с песней побегут. Это ты, фикус ты, пост себе какой-то выдумал! А народ советский – он не дурак, он свое дело знает! Какого хрена не будут, а, мурло ты бестолковое?!

- Бо не можно – упрямо повторил Трофим.

- Не можно, значит? – переспросил Восип с затаенной злобой.

- Не можно! – подтвердил крестьянин.

- Не можно! А крапиву жрать – можно? – Шыпшына цедил слова сквозь зубы, но вскоре не удержался и сорвался на крик – С голоду мереть – тоже можно, да?! И с какой, позвольте спросить, стати?! Или вы тут со своими поповскими бреднями совсем из ума выжили?! Мало тебя били, прощелыга никчемушный?!

Трофим затрясся и снова Восип увидел уже успевшую набить оскомину картину – мозолистые грязные руки, закрывавшие лицо и единственный глаз.

Внезапно перед глазами Шыпшыны встало другое лицо – испуганное, жалкое, зареванное лицо мальчишки из белогвардейской деревни. Восип встряхнул головой, силясь прогнать наваждение, и убрал руку с «маузера».

- Ладно, черт с тобой – сказал он Трофиму - Иди, народ собирай. Референдум будет!

Продолжение следует...

Автор - Nazar Chagataev, соавтор и консультант German Shenderov

Соавтор - мой, тег - мое