Начало, предыдущая глава

Роман целиком на АТ

— Чаёчку не желаете? — старик Рахим медленно наклонял чайник над кружкой, улыбался хитро, с китайским прищуром. Не дать — не взять дедушка Конфуций из довоенных сериалов.

Я на всякий случай написал на браслете сообщение:

«Батя, не пей чай, вдруг он отравленный?»

Интересно, где у Рахима камера, подумалось мне? В золочёном клыке, которым он так характерно скалится, или в пуговице, по-старинке? Или в какой-нибудь родинке?

По паспорту наш работодатель был якутом подданства Суздальской Империи, но мы-то уже прекрасно знали, что, во-первых, он чистокровный китаец-ханец родом из далёкой Срединной Федерации — с другого конца Рукава. Откуда-то из орбитальных пригородов сорокамиллиардного Джун Ксина. Успел повоевать в наземной пехоте с Шамбалой и прочими сепаратистами, потом — то ли за провинность, то ли, наоборот, за успехи был переправлен к нам, за Китайско-Московское Порубежье. Три года пути — и осел тут.

А, во-вторых, настоящий его хозяин — микронация «Ночные Клоуны», которых ещё называли «Джокерами» или «космобайкерами». Насчитывалось их чуть меньше миллиона человек, штаб-квартирой их был крохотный астероид неподалёку от Таймырского ханства, а во владении находилась пара тысяч судов первой и второй размерности, а также один большой списанный крейсер, который они превратили в космическую крепость. Чаще всего они промышляли частным извозом, как и их конкуренты — «Астромиг».

В общем, «триада», засланец в Иерусалимскую Республику, батя уже успел через товарища замнаправления пробить всю информацию.

Впрочем, нас, свободных и классово надёжных челябинцев, членов профсоюза контрабандистов, это мало волновало. Партия сказала — «можно», контрабандист ответил — «окей». К тому же, отношения всех карликовых республик Московского Сектора нельзя было назвать дружескими. Подгадить иерусалимцам или таймырцам, помогая разжиться мелким мафиозникам и микронациям — милое дело, агенты Земли Обетованной не преминут сделать то же самое в отношение челябинцев. Впрочем, наша партийная разведка бдит куда лучше, чем местный МОСААД.

— Да не, я уже кофе заказал, — папаша крутанул ус, пригубил чёрный напиток из одноразовой термокружки. — Так в чём дело?

Рахим продолжал выразительно смотреть на папашу с Арсеном, медленно, не спеша разливал чай по трём кружкам.

— Дружище, мы, признаться, не любим всей вот этой вот предварительной болтовни! — многозначительно покрутил пальцем перед лицом нашего нанимателя Арсен. — Ты мне уже в третий раз контракт даёшь, я тебе верю. Зачем все эти восточные штуки, разговоры ни о чём, да, ты ещё о погоде нас спроси! Говори, что надо везти? Трансплутониевые? Дефлюцинат контрафактный? Приборы? Антиматерию? Оружие?...

Последнее слово он сказал вполголоса. Папаша строго на него посмотрел и сказал более спокойным тоном.

— Друг, мы не возим только наркотики, органы, серую гниль и рабов. Всё остальное...

— И порнографию! — перебил Арсен.

— Почему... Ладно, речь не об этом. Что тебе нужно провезти?

Наш собеседник молча, не снимая хитрого прищура с лица, прослушал их диалог, отхлебнул дымящийся напиток и повторил:

— Чаёчку не желаете?

— Пожалуй, нэ откажусь, — кивнул Арсен, видимо, решив сгладить вину за свой резкий пассаж. — Вах, какой ароматный чай! Это же настоящий, китайский?

— Называется Габа. Габа Чида-Душ-Ень. Его собирают с предгорий Исполинской Горы на Хуанхэ. Как вы знаете, это планета-океан, и это у них единственный естественный участок суши. Бывший вулкан, заповедник. Чай растёт всего на десяти гектарах, а удивительный состав почвы и воздуха...

— Я уже понял, к чему ты клонишь, — кивнул отец. — Сколько стоит килограмм этого чая?

— ... А удивительный состав воздуха и, о чём я говорил...

— Почвы! — подсказал Арсен. — Сколько?

— Да, почвы, создают совершенно уникальный аромат и состав чайного листа. Потом контейнеры с листьями отправляют ферментироваться в специальную орбитальную лабораторию, охраняемую лучшими волчками Срединной Федерации. Разумеется, чай располагает множеством степеней защиты — голография, нанокоды на каждом тысячном листе, которые можно прочесть через микроскоп. В каждую стограммовую упаковку встроен принтонный агрегат, автоматически печатающий чайный сервис с фирменным логотипом. Всего такого чая собирают и отправляют на продажу не больше сорока тонн в среднегод. Вы спросили про цену? Одна тонна на аукционах в Срединной Федерации продаётся, в пересчёте на имперские червонцы, то есть, кредиты, за десять-пятнадцать тысяч. В среднем.

Артур присвистнул.

— А у нас? — наклонившись, в полголоса спросил папаша.

— Тонна, добравшаяся до Китайско-Московского Порубежья, стоит в пять раз дороже. Сюда, до Иерусалима — в пятьдесят раз дороже. Это если оптом. К примеру, заварка этого чайничка мне обошлась в четыре червонца — втрое дороже обычного казанского чёрного. А в Порубежьи Дальневосточном, например, в Нерчинске...

Рахим выдержал паузу.

— В сто? — робко предположил Арсен.

— Нет, родной. В тысячу. Примерно в тысячу раз больше, чем у производителя. И это, опять же, у оптовиков... За горсть такого чая местные китайцы из числа разбогатевших ссыльных будут готовы отдать целое состояние.

Над столом на десяток секунд воцарилась тишина. На трансляции было видно, как нахмурился лоб, как забегали зрачки папаши — бурная умственная деятельность, калькуляция исполинских чисел в уме. Тишину решил нарушить Арсен:

— А зачем разбогатевшим ссыльным китайцам на Дальнем Востоке...

— Это наши соотечественники привыкли заливать любой праздник вином, — Рахим слегка раздражился и одновременно поскучнел. Видимо, ожидал бурного обсуждения сразу же после оглашения цифр. — У людей из Китайского сектора чай — это церемония. Скажем, заказать сто грамм такого чая на свадьбу дочери для богатого папаши... У вас, Шон Рустемович, есть дочь?

— Нет. Сын. Гагарин, он же был в прошлый раз.

Я чуть не пустил скупую мужскую слезу, глядя на эту сцену из рубки. Папаша вспомнил о своём непутёвом отпрыске! Обычно создавалось впечатление, что он меня стыдится.

— Да, да, помню, как же, Гагарин — отличное имя. Редкое. Это же был такой древний философ, да?

— Угу. Книжки писал.

— В общем, есть покупатель. На сто пятьдесят килограмм чая. Есть поставщик, он готов осуществить передачу на одном из спутников Тюмени. Да, исходя из таможенного приложения к Московскому Протоколу, товар с такой рыночной стоимостью... тоже должен облагаться пошлинами, но...

— Ну, да, контрабанда, понимаем, — сказал Арсен, но снова увидел испепеляющий взгляд папаши и осёкся.

— Но на территории Уральского Союза Планет проблем быть не должно. Какие-то бумаги у поставщика есть. Имперским ищейкам и местным копам, как и сотрудникам Протокола обычно нет дела до таких объёмов контрабанды. Нет того, кто готов отвезти столь... специфический товар через территорию Новгородской Иерархии. Как вы знаете, у них весьма своеобразное местное законодательство — как-никак, до открытия Северо-глубинного коридора два века развивались изолировано... Протокол приняли полтора века назад.

О том, что Свободный Челябинск окончательно принял — хоть и не особо теперь соблюдает — Протокол всего полвека назад, а до того век считался пиратской планетой в самом центре Сектора, все тактично умолчали.

— А куда конкретно на Дальний везти?

— Нерчинск, я же сказал.

Я затаил дыхание. С одной стороны, путь был очень неблизкий. Мы находились в месяце пути от родного Челябинска. Это если по прямой, а мы так редко ныряем. Я не видел планету уже . С другой — мне очень хотелось повидать Дальний Восток. Как и любой мальчишка, я пересмотрел слишком много трансляций, сериалов и перечитал слишком много романтических комиксов-истернов, чтобы реально понимать, что это за край.

Край, которому Московский Транспортный Протокол — не указ.

— Далеко, — потёр подбородок папаша. — Северная Периферия. Это прыжков пятьдесят от Тюмени, а ещё до неё лететь. С учётом обратного пути — целых полгода. Сколько?

У меня загорелись глаза. Начался любимый эпизод переговоров — соглашение о сумме.

— Что сколько?

— Сколько вы можете дать за это?

— Двенадцать, — Рахим поджал губы.

— Двенадцать тысяч?! — Арсен вскочил, начал собирать вещи и демонстративно отправился к выходу. — Да вы офигели! Мы поехали! Нет, так мы не можем.

— Мало. Очень мало, — подтвердил отец. — У моего экипажа столько стоит месячное жалование! А тут — полгода.

— Да стой! Стой же ты, дубина! — Рахим привстал, прикрикнул на Арсена, затем понизил голос. — Сядь. Двенадцать... процентов от суммы. Это примерно сто шестьдесят тысяч в нынешнем курсе. По рукам?

Отец протянутую руку не пожал.

— Нет. Ты забываешь расходы — на парковку, на пошлины, на дефлюцинат и уран, на взятки — сумма должна быть как минимум втрое больше. Меньше чем за треть суммы — не согласимся.

— Пятнадцать, — стиснув зубы, прошипел Рахим. — Больше мои хозяева не могут дать. Я оторвал свои три процента от сделки.

— А сколько всего тебе дают, Рахим? Нам-то ты можешь сказать, мы же друзья с тобой, — папаша улыбнулся — максимально искренно, насколько позволяла ситуация. — Наверняка же не меньше четверти?

— Восемь... десять процентов, — выдавил из себя Рахим.

— А, давай нам семнадцэть-восемнадцэть, а тебе четыре-пять, по рукам?! — Арсен подставил свою волосатую ладонь.

— По... рукам, — недолго думая, Рахим согласился.

А я тем временем откинулся на спинку стула и заржал. Я уже знал, какой цирк ожидает нас на борту.

На браслете тем временем отобразилось

Текущее поручение: Доставка чая ДГКДС-017

* * *

— Дефлюцинат! Идиотина! Дубина! Три класса сельской школы! — голос отца я услышал задолго до появления в кают-компании.

Название «кают-компания» прилепилось к верхней палубе после Дины. Звучало настолько нелепо, что мне даже понравилось. Вся верхняя палуба нашей посудины была без стенок, и уголок, в котором мы собирались на перекусы, отделялся от туннелизаторов, моей временной спальни и складов стеллажами, кое-как набросанными плитками гипсы, принт-чугуна и небоскрёбами из коробок.

Времени оттащить кровать обратно в свою спальню пока что не было,

«Завет Ильича», или просто Ильич, как мы его звали — наш корабельный андроид, разливал кофе по кружкам, опасливо озираясь одноглазой камерой в сторону лестницы. Корабельные андроиды в Империи давно были под запретом как потенциально-опасные устройства, к тому же, источники безработицы на малых планетных телах. Возить его на большинстве маршрутов приходилось тайно. Мне кажется, железяка была даже рада возможности спокойно погулять по верхней палубе и высунуться наружу на мелких космореспубликах вроде Иерусалима.

— Шон Рустемович проявляет признаки агрессивности. Рекомендован спокойный тон беседы, — сказал Ильич. — И не забудь удалить следы запуска консольного приложения, не рекомендованного для запуска...

— Удалил. Я тебе когда-нибудь перепрограммирую. Перестань говорить протокольным тоном очевидные вещи.

— Партия запрещает роботам шутить. Зато мы говорим всегда по делу и не мелем зря языком. А за перепрограммирование в соответствие с кодексом о государственной собственности...

— У тебя и языка-то нет... — перебил я андроида и прислушался.

Похоже, переобувались в домашнее.

— Да что ты так ополчился-то на меня, брат? Я же и так поднял до восемнадцати! Двести шестьдесят тысяч — это же огого! Это чистыми сто пятьдесят прибыли! Можно второй траулер купить! Особняк! Остров целый свой на Таймыре!

Батя как-то обмолвился, что мечта была у Арсена — сбежать в Таймырское царство, осесть там и разводить овцебыков и прочих индрикатериев. Скорее всего, они оба так шутили, но звучало весьма сомнительно с точки зрения законодательства.

— Про остров на Таймыре мы ещё в присутствие куратора поговорим, а про проценты я тебе, балда, повторяю! Вовсе не десять процентов они ему отсыпают, а минимум двадцатку! Мы могли до двадцати пяти — двадцати семи точно договориться!

— Да не могли же! Говорю! Он бы больше не поднял!

Сапожищщи загремели по лестнице, и батина лысеющая шевелюра, наконец, показалась в лестничном проёме.

— Гага, ты видел?! Что он учудил?! Сотни! Сотни нас лишил! Этот хмырь после слов Арсена даже до двадцатки не стал поднимать! Дефлюцинат!

Обзывать меня и Арсена космическим планктоном отец страсть как любил. Но я, всё же, поддакнул отцу.

— Арсен, ты не прав. Можно было сторговаться на большую сумму.

— Мамой клянусь, я и собирался дальше торговаться! А восемнадцать — так, предложил! — старпом уже готов заплакать от раскаяния, но признаваться в нашей с отцом правоте не собирался. Чтобы разрядить ситуацию, я спросил отца:

— Как полетим? Путь неблизкий.

Отец устало плюхнулся на табуретку и махнул Ильичу:

— Карту сектора дай.

Над столом размахнулась слегка дёргающаяся от кофейных испарений карта звёздных скоплений и «коридоров» — тонких нитей, связывающий кластера-регионы космических держав.

— Северо-глубинный коридор — рискованный маршрут. Можно везти в обход, через Юго-восточный коридор, но он займёт на пару месяцев дольше. Безопаснее, конечно, базы лучше, там и взятку проще дать, и груз такой разрешён. Но вот с точки зрения бессарабских корсаров...

— Да, везти надо через Новгородскую Иерархию, — Арсен почесал затылок. — Фанатики... Не любят они иностранные товары. Помню, как в девяносто восьмом...

— Отставить разговоры. Пора лететь. Затаримся у уральцев, тут расходники дорогущие. Гагарин, зови волчка, а я с диспетчерами поболтаю.

Старого нашего волчка батя выпустил пару месяцев назад на специальном астероиде для «пенсионеров». Новый волчок, выданный за полторы тысячи трудочасов, был уральской породы, самый дешёвый и лёгкий в приручении, но обладал неприятной особенностью — не мог подлетать ближе, чем на пятьдесят метров к поверхности. Потому волчка приходилось отпускать на свободный выгул, либо оставлять на привязи у стратосферных дирижаблей, но на такую роскошь у нас хронически не хватало бюджета. Поэтому садиться и стартовать приходилось в старинных портах трамплинно-рельсового типа. Такого, как Ашкелон, он же Иерусалим-6.

Посмотрел в иллюминатор: ржавые ворота ангара, где стояло наше шестидесятиметровое судёнышко, неспешно открыл пузатый дядька. Потом я уселся на кресло второго пилота, закрыл глаза.

«Волчок, вернись», — подумал я, представив его светящееся тарелкообразное тело под кормой и сопроводив командой через радиоэфир, через браслет. Космофауна одинаково хорошо ловит и ментальные волны, и радио, а ментальный рисунок каждой сущности уникален, поэтому позвать его не составило труда.

Холодок пробежал по спине — когда волчок, мирно гуляющий в стратосфере, отзывается, всегда становится немного страшно. В голове послышался «шёпот», обрывки фраз, звуков, образов и мелодий, он становился всё громче, и я сказал бате:

— Стартуем, на подходе.

Началось веселье.

— Задраивай люки! Кислородку включай! Форсажники!

— Задраил-включил!

— Связь проверил? Сообщай!

— Порт, мы готовы!

— Готовы... Взлёт разрешён, — пробубнил голос не то роботётки, не то зануды-мужика.

Корабль дёрнуло, резко придавило вниз, заработали форсажные движки. В голове послышался ещё громче шёпот востроскручи. Космический зверь уже подлетел к концу пути, туда, где рельсы обрывались в пятидесятиметровый обрыв. Почуял приближение знакомого корабля, и уже был готов прилепиться подо дно, чтоб получить свой вкусный кусочек уранового изотопа на завтрак.

И тут...

— Так, стоп! — голос диспетчера стал более отчётливым и резким — всё же, человек. — Неоплаченная задолженность в размере двухсот семидесяти тысяч шекелей за парковку и обслуживание. Во взлёте отказано! Парковочные платформы заблокированы.

Я понял, что батя и не думал платить, садясь в этом порту. И что взлетать мы будем «с мясом.»

Продолжение следует

(А.Скоробогатов, роман целиком - на АТ)

PS. Дорогие читатели, если вдруг кто-то читает меня на author today - началась выкладка следующего романа серии. Постараюсь опубликовать "Контрабанду" на пикабу как можно скорее, но времени с учётом бесконечного написания проды не всегда хватает, прошу проявить терпение.

Начало, предыдущая глава

Чёрт, я вспоминал потом эту фразу, и казалось, что в этот миг она уже была готова на меня наброситься. Прямо там, в кафе, посреди зала. По крайней мере, поцеловаться со мной, если бы не сели за противоположные стороны стола – это точно. Но я, молодой да зелёный, только застеснялся и замямлил что-то вроде «Ну, не знаю, дедушке не понравится, да и далеко ехать», поэтому она поняла, что перегнула палку и тактично вернула разговор в привычное русло:

- Ты рассказывал что-то про своего родственника… со странным паролем вместо имени?

- А, да, так вот, прошло тридцать лет, Влипп-четыре-Восклицательный вырос, поменял имя на Порфирий. В обществе всё более-менее стихло, начали говорить о том, как бы принять Транспортный Протокол и перестать быть государством-изгоем. Континент, опять же, у жуков отвоевывали. И Порфирию кто-то рассказал всю эту историю про странное имя и завещание их отца. И тот, парень молодой ещё, конюхом работал – решил, что надо разгадать секрет. Поднял архивы, вернулся к тому самому старому альбому с фотографиями. На одном из фото Арчибальд Варламович был со странным рюкзаком – белым, очень рваным, с каким-то табло и цифрой четыре. А все родственники знали, что прадедушка был тем ещё франтом, одевался с иголки, всегда следил за собой. С чего бы он стал таскать такой рюкзак? Порфирий тогда стал искать людей, которые были в том фотоальбоме.

Двоих уже не было в живых – старые друзья Арчибальда Варламовича, он с ними занимался контрабандой. Один непонятный парень на фотках с рюкзаком был помоложе. Ещё он был альбиносом, легко запоминается, и Порфирий прогнал его лицо через купленную где-то базу контактов жителей Владивостока. Нашёл десяток слабых соответствий, но было понятно, что они не подходят по роду занятий. Потом на несколько лет снова забросил, учился, женился, карьеру пытался сделать. Но вдруг ему подсказали, что база-то контактов та была не полной, потому что на Владивостоке десять планетарных государств с разными воюющими флотами – полная анархия! Полетел он с поручением на Таймыр и там приобрёл у ритчистов базу знаний недостающих государств Владивостока. И оказалось, что этот альбинос работает не кем-нибудь, а антикваром! В крохотном государстве, не имеющем космического флота, причём рядом со свалкой разрушенного аванпоста Первой Московской Империи. Они туда пять веков назад добрались и потом всё бросили. Понимаешь же, контрабанда и антиквариат – всё очень хорошо сходится!

Дина слегка зевнула, хотя, возможно, от моего слегка монотонного голоса – рассказывал же я вещи вполне интересные, как мне казалось.

- То есть он решил искать тот рюкзак?

- Он взял ссуду во Внешнегалактическом Банке, понабрал вещей и полетел на перекладных во Владивосток. Через три месяца был там, неделю искал этого парня, потерял передний зуб в драке – так и не вырастил потом. В итоге – нашёл. Тот поднял журналы и говорит Порфирию, что Арчибальд Варламович приобретал у него сломанный квантовый рюкзак.

- Квантовый рюкзак? – Дина оживилась. – Это как так?

- Красивое название, - идея в том, что он как бы одновременно хранит все вещи и не хранит ни одной. В общем, это утерянная технология Первой Московской Империи, основанная на использовании очень редкого вида космофауны – карликового гипототема-вывертуна. Это как наши обычные космические коньки, на которых все корабли в подпространство ныряют…

- Я знаю, - немного раздражённо сказала Дина. – У нас же через пятьдесят минут экзамен по теории космофауны. А что за вывертуны?

Я осёкся, потому что задумался – а не является ли сказанное мною государственной тайной? С другой стороны, байка была достаточно известной у космических контрабандистов, и никаких бумаг на эту тему мы с отцом не подписывали.

- О них мало рассказывают, они… водятся только в глубинах пылевых туманностей, реликтовый вид. Поймать – целое искусство. Разновидность коньков-прилипал. Создают пузырь в подпространстве, только не в космосе, а в нашей обычной среде, внутри специальной колбы. Вроде небольшого мешка снаружи – а внутри сначала глотка, а потом двести кубометров пустого пространства.

- Вау! Я видела такое в одном фильме… Кажется, про зоопарк в багажной сумке.

- Ага. Проблема в том, что вывертун сам решает, что выплюнуть, а что оставить. И последний предмет пытаться достать очень опасно, если попытаться его вытащить, то вывертун может аннигилировать, или вывернуться наружу – что-то вроде небольшой вакуумной бомбы. Поэтому в рюкзак встроен счётчик, показывающий…

- Так рюкзак нашли? – поторопила меня Дина, взглянув на часы.

Я решил ускориться, потому что понял, что затянул рассказ.

- Ага. Но не сразу. Потом Порфирий с трудом нашёл корабль, на котором его папа был арестован, нашёл журналы, и увидел, что прямо перед арестом его папаша летал по окрестностям двух газовых гигантов в соседней с Владивостоком системе. Порфирий нанял волчка-ищейку, обученную искать гипототемов, летал по всем сорока спутникам, искал аномалии. И нашёл. На одной из маленьких бескислородных лун был курган из валунов, а в нём контейнер из напечатанного чугуния с программируемым квантовым замком. И написано «Здесь лежит сокровище». Набрал своё первое имя – Влипп4!, а замок его и спрашивает: «А вы точно наследник? Предъявите документы!» Ну, пришлось ему лететь сюда, в Иерусалим, искать контору, которая занимается старыми квантовыми замками, о том, что он действительно Влипп-Четыре-Восклицательный. И вот, девятого октября по среднемосковскому календарю, контейнер открылся. А в нём рюкзак лежит и инструкция к нему. Открыл, разбудил вывертуна – тот вышел из спячки и рот раскрыл. Засунул руку – достал слитки вольфрама, родиевые, осмиевые, калифорниевые, потом пошли большие инкрустированные вазы, видимо, китайские. По размеру больше рюкзака каждая!

- Ты выдумываешь! – улыбнулась Дина.

Достаточно по-доброму улыбнулась, но меня это почему-то задело. Одна из самых интересных историй семьи, а она так легкомысленно относится!

- Да нет же! Потом – оп! И достал свёрток каких-то очень дорогих трюфелей с датой заморозки пятивековой давности – оказывается, этот вывертун там мало того, что всё это хранит, ещё и процессы физические замораживает – вроде темпорального холодильника! И в списке указано не было, от древних хозяев ещё хранилось, получается. Всё достаёт, достаёт, уже гора предметов, и всё тяжёлое, что-то фонит радиацией неслабо. Да, помимо инструкции приложенной был большой рассказ Арчибальда Варламовича о том, как они это всё награбили, как за три ходки перевезли и распродали, но в четвёртый раз им на хвост села Инспекция Протокола, Орден Правопорядка, и местные, владивостокские спецы. Там страна с каким-то хитрым названием, Нарния Владивостокская, как-то так называется. Поэтому-то четвёртый схрон и остался…

- И чем это кончилось?

- Ну, в списке был указан восемьдесят один предмет, но последний-то доставать нельзя. Написано было, что непредсказуемые последствия. Дальше истории разнятся. На камерах всё вообще непонятно. Все очевидцы, как один, говорили, что Порфирий, он же Влип-Четыре-Восклицательный, был одержим поиском «главного сокровища». Дескать, оно там на дне должно где-то быть, и неучтённое. Один из команды корабля утвержал, что Порфирий залез в рюкзак с головой, слишком глубок полез. Другой говорит, что в этот момент корабль начал погружение, и начались вот эти вот квантовые эффекты. Третий вообще молчит – до того разговаривал, а после всё время просто молчит. Просто их потом всех допрашивали, и сроки отсидели…

- Так что с ним и произошло? – уже с нескрываемым раздражением спросила Дина, начиная собирать вещи. – Нам пора идти, опоздаем.

- Ну, в общем, квантовый рюкзак Порфирия проглотил, а потом схлопнулся в точку. Был рюкзак – и нету. А главным сокровищем, видимо, сам рюкзак и был. Случилось это всё… девятого октября, - повторил я, в надежде, что она поймёт весь драматизм и анекдотизм ситуации.

- Угу, - кивнула Дина. – Это какая-то особая дата?

- Да, через восемьдесят девять лет на свет родился я, Гагарин Шонович Куцевич, твой однокурсник. Это случилось в мой день рождения, родня всегда вспоминает об этом.

Огонёк интереса в глазах Дины погас. Глаза округлились, на лице проступила гримаса ужаса и пренебрежения.

- Га…гарин?! Ты разве не Гага? Тебя так называют, я думала… я думала – это полное имя!

- Моё полное имя – Гагарин! Я назван в честь…

- В честь того маньяка-философа, подорвавшего грязную бомбу в центре Храмового района Иерусалима! Я... чёрт, это ж подружки узнают, как тебя зовут, и…

- Нет, блин! Этот придурок подорвал бомбу, когда мне было девять лет! А меня назвали в честь первого человека, совершившего виток вокруг древней планеты Земля! Его звали Юрий, а фамилия у него была Гагарин. Мой дедушка читал старые книги, он хотел, чтобы я…

- Прости. Это было ошибкой, - она встала и отправилась к выходу, бросив через плечо: - Пожалуйста, не общайся со мной на парах.

Вот примерно так и прошло моё первое свидание в жизни.

* * *

На следующий день я с порога заявил прилетевшему меня забрать бате.

- Я точно имя поменяю!

- Придурок! – папаша, видимо, не знал, ржать или возмущаться. По крайней мере, в его интонации помимо привычного желания проявить авторитет была и добродушная насмешка. – Ещё и к итальяшкам повёл, гляди-ка! В самый дорогой, блин, ресторан в купольнике повёл! Она у тебя восьмую часть жалования месячного выкушала! Я тебе ничего из общака компенсировать не буду, сам кредиты пополняй.

- Ну, я вспомнил, как ты рассказывал, что ты маму пиццей кормил, - буркнул я. – Вообще, мог бы и поддержать! Хоть раз.

- Ты на что надеялся, что тебе что-то перепадёт? Она, похоже, хоть и из деревни, а цену себе знает. Я тебе вот что скажу. Нечего на первой свиданке кошельком трясти и хвост распушать! Расспросил бы, кто она, и чего, поменьше говори, побольше слушай.

- Ну… Красивая, - вздохнул я. – Заболтался.

И тут произошло то, что на моей памяти случалось от силы десяток раз. Мой папа меня похвалил.

- Ладно. Ты молодец, - он прямо так и сказал, «молодец», я не ослышался. – Попытался. Сам. Первый блин всегда комом. А про имя – и не думай менять. Нормальное у тебя имя. Ещё лет десять – и забудется вся эта история про маньяка. И никто не станет это имя с ним, как там, слово забыл… ассоциировать!

- Ты мне что, предлагаешь ещё десять лет!... Ждать? Терпеть?!

- А что такого? Не торопись! Всё придёт, когда нужно будет. Подождёшь, обрастёшь жирком, увереннее станешь. Ну, или, может, к тому времени куда подальше отсюда свинтим, или подвернётся какая-то дикарка, которая новостей не читает. Другим-то, сам понимаешь, стрёмно будет с Гагариным встречаться. А пока… Ты давай, доставай, что принёс.

Я вздохнул и покорно скинул с плеча залатанный, грубо перекрашенный рюкзак с инвентарным номером «Влипп4!». На стол один за другим посыпались пластины с базами знаний, иерусалимские деликатесы вперемежку с ядерными “пирожками” для гравитационных волчков и банками отборного дефлюцината.

Получена премия: 100 трудочасов (экспроприация капиталистической собственности)

В середине процесса папаша вдруг меня прервал, спросил:

- Ты эту твою девицу туда, надеюсь, не засунул сгоряча?

- Нет, конечно, ты за кого меня принимаешь! Я ей вообще соврал, что рюкзак схлопнулся в точку.

Батя рассмеялся.

- Хорошо. Осторожно, не урони обратно, Порфирия не потревожь. Пущай себе где-то там болтается, спит. Когда-нибудь его вытащим. Иди давай, там тебя сюрприз ждёт.

* * *

То, почему вывертун никак не выплёвывал моего двоюродного прапрадеда, являлось для нас загадкой. Но, судя по сохранившимся продуктам вековой давности наш родственник действительно мог оставаться живым. Мы уже несколько раз рисковали и доходили до цифры “1” на табло, но теория вероятности тут не работала - последним оставшимся в рюкзаке “предметом” оставался именно несчастный Порфирий. Вариантов, почему так происходило, было несколько. Например, что счётчик, отсчитывающий предметы, сбойнул и считал их неверно, или какой-то из предметов развалился во время запихивания. Возможно, у Порфирия слетел ботинок, шапка или что-то ещё, и его потом вытащили - до нас рюкзак кто только не трогал. Но был и другой вариант - космозверюга сознательно не отдавала человека. И что с эти делать - мы пока не знали.

Разложив барахло по складу, я поплёлся в каюту, в которой не был без малого месяц в надежде наконец-то поиграть на гитаре. Первым делом я обнаружил там некоторый беспорядок. Затем увидел над своей игровой консолью огромный полуголографический плакат с бессарабской поп-группой “Короли Барсуков”. Бездарной, подростковой, но очень обожаемой в последние годы романтичными старшеклассницами.

Моё возмущение от наличие столь жуткой попсы в моей скромной обители меня настолько возмутило, что я не сразу заметил в углу вторую койку. На которой лежала, свернушись калачиком, незнакомая девица.

Перешагнул через разбросанное женское бельё, я бесцеремонно толкнул её в бок.

- Эй, ты кто?

- А? - она повернулась. - Дина я.

У неё была короткая стрижка и лицо с веснушками, какими-то невразумительными прыщами и кривоватым носом. Возрастом она была почти как я, может, чуть постарше. То, что её имя совпадает с именем моей воздыханной однокурсницы меня ничуть не удивило - к совпадениям в своей жизни я уже давно привык. Гораздо больше удивляло то, что батя ничего про неё не сказал. Ситуация сразу напомнила мне историю с обнаружением Цсофики, только та сидела в “погребе”, а эта занимала мою неприкосновенную жилплощадь.

- Чего ты тут делаешь? Ты что, юнга?

- Юнга, - она протёрла глаза, поднялась и скинула одеяло. - Восьмой разряд. Перевели с “Братьев Шлапак” на пару рейсов. Пока тебя не было. Ты ж Гага?

От этого манёвра я покраснел и машинально отвернулся. Ночевала она в настолько просторной майке, что та перекрутилась и обнажила совершенно неожиданную для меня часть тела, которую вблизи я не видел, наверное, еще со времен того пионерлагеря.

- Ну, он, угу.

- Ой, - она поправила бретельку и сладко потянулась, зевнула. - А чё, тебе батя ничего не сказал?

“Батя?” Откуда она могла знать, что я его так называю?!

- Не сказал. Почему моя каюта? И что за… срань на моей стене?

Я махнул рукой на плакат. Дина вспыхнула. Браслет отозвался.

Штраф на табуированную лексику: -1 трудочас

- Срань?! Как ты смеешь так называть моих красавчиков!

Её браслет тоже пискнул. Она размахнулась и врезала мне по щеке. Я поймал её руку, она выдернула её и нахмурилась.

- Я тебя каким-то другим представляла. Мальчиком-ботаником. Спокойным и послушным. Да, кстати, спасибо за сериалы в терминале, были забавные.

- Чё? Ты рылась у меня в терминале?! Я ботаник? Я вообще троечником был в бурсе.

- Оно и видно! - она указала на гитару. - Срань, говоришь? Играй. Сыграй что-нибудь из “Королей”? А? Слабо?

Её браслет снова пискнул. До этого я не замечал, что “срань” входит в список табуированной лексики по ГОСТ.

- Почему это слабо!

Я схватил гитару, накинул ремень на плечо. Настроил эффекты, взял пару аккордов, пытаясь вспомнить что-то из их репертуара, но ничего не вышло. И вдруг меня это почему-то взбесило - с чего это я должен, находясь в своей каюте, после долгого перерыва, играть какую-то бессарабскую попсу вместо классово-верных песен?! Я проскандировал:

- Да пошло всё в задницу! - и заорал, молотя по струнам хаммерами и переходя на хрип: - Банин, партия, комсомол! Банин, партия, комсомол! Ба-анин - комсомол Банин - партия, Банин - комсомол! Комсомо-ол!

Банин, если вы не знали - основатель нашей республики, великий революционер позапрошлого века. Признаться, я хорошо научился играть только пару древних коммунистических гимнов из обнаруженного в базе знаний самоучителя - на большее пока не хватило.

Дина стояла в изумлении, с широко вытаращенными глазами, затем сказала:

- Ты такой страстный!

А затем схватила меня за грудки, притянула к себе и смачно, вкусно поцеловала в губы.

- Ты меня прямо возбудил! Иди сюда!

Продолжение следует

(А.Скоробогатов, главы романа раньше на АТ)

Начало, предыдущая глава

Возраст: 17 лет

Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.

…- Ты тоже любишь итальянскую кухню?

Она была не то, чтобы сильно красивая, но вполне милая и весьма интересная. Не знаю, наверное, я тогда слегка влюбился – собственно, это не так важно. Пока мы шли через весь зал к столику, подсвеченному большой стрелкой, я в очередной раз разглядывал её худые ножки в несуразном и уже давно вышедшем из моды полосатом платье.

Смуглый цвет кожи выдавал в ней не то мулатку, не то метиску. Таких было немало на этом провинциальном купольнике Хайфа-6, на который между рейсами меня закинул папаша, и где существовал единственный в системе филиал Иерусалимской Высшей Академии.

* * *

Наверное, стоит упомянуть, как я вообще оказался в месяце пути от дома, да ещё и в итальянском ресторане.

За полтора года многое произошло. За холодильники нам выписали по четыреста пятьдесят трудочасов - срезали полтинник за то, что отдали довозить их другой бригаде. Цсофику осудили условно, как и предполагал батя, наложили штраф в минус три тысячи трудочасов и выдали жилплощадь - пятьдесят квадратных метров в новостройке для модификантов. Пошла учиться не то на медика, не то на космобиолога.

Мне выдали благодарность и взяли в члены профсоюза. Мы же с батей ещё четыре раза слетали до Камы и обратно, возили те же холодильники, пылесосы и прочую бытовую дребедень, напичканную драгоценностями. За исключением пару внеплановых досмотров Инспекции и имперских пограничников - никаких проблем не возникало.

А спустя полгода, как я прошёл испытательный срок, произошла ротация направлений. Наше четвёртое теперь занималось Иерусалимом, а также далёкой Новгородской Иерархией и ещё более мелкими державами.

Батя сказал мне получить местное высшее образование.

- Нафига? - прямо спросил я.

- Товарищу Чигулимскому нужен парень с корочками. Чтобы махинациями разными заниматься.

- Хочешь меня сухопутной крысой сделать?

- И не надейся! Не боись, учись давай.

Планетка Хайфа была каменного типа, но ледяная, крутящаяся далеко на задворках системы. Иерусалимская республика, карликовая по своей сути и владеющая всего сотней бедных звёздных систем в распоряжении, имела грандиозные планы по её терраформированию. Но, увы, пока кто-то из местных чинуш в новостях заявил, что при нынешнем финансировании окраин процесс получится начать только через четыреста пятьдесят лет. То ли дело - соседняя Суздальская Империя, открывающая для проживания новую планету раз в пятилетку. Даже наш Челябинск в этом плане куда лучше.

И вот, на этой планетке стоял купольник, где и расположилась итальянская кафешка.

Кто-то заметил, что всю космическую эру мода на древние кухни чередуется каждые лет двадцать. Нет, конечно, отечественные столовые, «узбечки» и дорогие рестораны оставались популярны всегда. Но бум модных национальных кухонь вполне чётко подчинялся такому циклу.

Когда папаша познакомился с мамашей, по всем ближайшим планетарным кластерам тоже была в моде итальянская кухня со всеми этими пастами, карбонарами, бокаччо и прочими названиями, которые запоминаешь только с третьего раза. Итальянцы! Кажется, крохотная национальная автономия была в наших краях только в Союзе, на планете Пермь. Ну, может, ещё есть пара посёлков у соседей, в Империи. Народность настолько редкая, что одним упоминанием «настоящей итальянской рецептуры» можно сделать неприличную кассу. Что и говорить про «настоящего итальянского повара». Но продолжалось это в прошлый раз недолго. Через лет пять, по воспоминаниям папы, все помешались на китайско-японской кухне, которую почему-то называли «восточной».

Вообще, китайские державы расположены далеко на Западе Рукава, а на востоке — Дальний Восток, дикий, полный космофауны и почти начисто лишённый всякого намёка на китайскую традицию. Позже мне объяснили, что на одной из древних планет всё было по-другому, Китай — справа, а Бессарабия — слева.

- Бать, а почему так? – спросил тогда я.

- Так надо!

- Бать, а почему планеты называют так странно?

- В честь городов.

Каких городов? Ведь планета, если на ней живёт больше миллиона человек, и есть – город! В общем, с детства меня преследовала мысль, что всё в моём мире названо через одно место. Я тогда ещё даже не знал, какую подлянку наше общество приготовила людям с моим именем, но нехорошее предчувствие уже возникло. Впрочем, восточная кухня мне нравилась больше всего, и когда папаша брал меня на каникулах в рейсы, я с удовольствием обедал на орбиталках лапшой с креветками.

Так вот, к разговору о кухнях. Когда я учился в средней школе, повсеместное увлечение восточной кухней сошло на нет, и во всех орбитальных ТРЦ стала популярна татарская кулинария. Эчпочмаки, чак-чаки, беляши, пельмени, баурсаки и всё прочее. Потом было кратковременное увлечение кухней «варварской», монгольской - строганина из сырой рыбы, квашеная сельдь, вяленое мясо, головы барана, жареная свиная кровь, и, конечно же, легендарный копальхен – мелкая дичь естественного брожения, закопанная в туше тюленя на несколько месяцев. Подавалось это всё с противоядием от трупных ядов. Если вы подумали, что это самая чудовищная из «кулинарных мод», то вы ошиблись. Где-то в эти же годы, когда я заканчивал школу, стала в очередной раз популярна «кухня первых космонавтов» - еда из тюбиков, молекулярное желе, вторичная каша, искусственная рыба, кексы из съедобного пластика. Вот это была просто лютейшая жуть, из которых мог понравиться только псевдошоколад.

Парой лет назад все пережили очередной бум американских гамбургеров, и, наконец, все рестораторы снова вернулись к пиццериям, достав из-под полы рецепты бабушкиных блюд и повыписав из-за Порубежья парней с итальянскими фамилиями и татарскими отчествами.

К этому времени папаша как раз поменял профессию с экспедитора на контрабандиста и взял меня юнгой на «Молотов». А я из недоделанного контрабандиста вырос в недоделанного шпиона. Сначала предполагалось, что мне для этого сделают поддельные документы. Но в последний момент перед рейсом наш Куратор из Партии сказал, что их сделать не успеют, и пришлось поступать самостоятельно. И под настоящим именем.

Достаточно редким и весьма говорящим именем. Что и говорить, отношения в группе у меня откровенно не ладились.

С одной девушкой, всё же, удалось наладить контакт. Её звали Дина, она жила в этом купольнике с рождения. Происходила из семьи не сильно богатой, но аристократичной. Мы были знакомы меньше месяца, и всё как-то стихийно закрутилось. Дина списывала у меня задания по точным наукам и помогала по гуманитарным. Потом я провожал её маглев-станции и после грустно шёл в свою общагу.

И вот я, безусый хлопец, только-только заканчивающий первую сессию заочного факультета Иерусалимской Высшей Академии, первый раз в жизни повёл девушку на свидание. И не куда-нибудь, а в настоящий, модный итальянский ресторан с непременно-крутящейся пиццей на голографической вывеске.

Точнее, это мне так казалось, что я веду её на свидание. Как я позже понял, для неё это было просто обычным походом на перекус, удачно уместившийся в окне между предпоследним экзаменом и практикой по слиянию космических коней. К тому же, наверняка она догадалась, как к этому отношусь я и, и предполагала, что я смогу заплатить.

* * *

Итак, пока мы шли к столику, я откровенно пялился на фигуру Дины сзади и успокаивал себя тем, что среди пятнадцати миллионов обитателей купола я, возможно, не такая уж плохая пассия, и что у меня могут быть хоть какие-то шансы. Не то, что на крупной терраформированной планете.

- Так ты тоже любишь итальянскую кухню? – переспросила Дина, усевшись напротив меня и почти не глядя потыкав пальцем по пиццам в вылезшем из стола меню.

(Если вы не поняли, это была моя роковая ошибка – не стоит на первом свидании садиться напротив девушки, всегда следует садиться сбоку, либо, если того позволяет расположение столика – рядом.)

- А?... Да, обожаю, да, - соврал я.

- Часто сюда ходишь?

- Нет, ни разу не был.

- Погоди… Но это единственный итальянский ресторан в ученическом городке, ты где был, «У Батюшки Марио»? Или в «Пицца-Дрицца»?

- Не-не, я был… какая же это была планета… Кажется, Тюмень, орбитальная около планеты, или, может, Орск, там купол. Ещё очень давно, в детстве, на планете, папа возил в зону национальных автономий, у нас там такой большой континент, сто миллионов человек живёт со всего Сектора. И кафешки разные…

Я знал, что это подействует. В её глазах зажглась искра интереса – такая, видимо, случается у девушки из купольной деревни, внезапно разглядевшем в невзрачном однокуре вероятного принца на белом коне.

- Ты… был так далеко?! На границе с Бессарабией? Это ж… почти полгода отсюда ехать!

- Ну, если по прямой, по бездорожью, то можно и за месяца два. Мой папа – пилот… эм, грузовика, и он брал меня в рейсы.

- Я забыла, ты говорил, что откуда-то с юга? Из Союза?

- Челябинск. Республика Свободный Независимый Челябинск.

Она немного насторожилась.

- Ого… Коммунисты! Ты коммунист?

- Ди… диссидент, - снова соврал я. – Моя мама рассталась с отцом и живёт, то есть мы живём теперь на Таймыре.

Моя мама действительно рассталась с отцом, но жила не на соседнем Таймыре, а где-то в приграничном кластере Суздальской Империи, в девяти месяцах лёту. Я постарался перевести тему, чтобы не расколоться на незнании Таймыра, на котором я был всего один раз, и то - проездом.

- …Но папаша периодически возит меня в рейсы, он сейчас получил патент на торговлю с третьими странами, - это было весьма близко к истине.

- Так интересно! Почему ты раньше не рассказывал? Где ты ещё был? Я каталась всего два раза… на курорты. В Иерусалим и на Ладогу, это Суздальская Империя. Так долго добирались, целых две недели! Ты был в Империи?

- Раз пять, папаша очень их не очень любит.

Я начал перечислять планеты, на которых – а, вернее, на орбите которых я был. Признаться, кое-где я привирал. Потому как случаев, когда я спускался на поверхность с орбиталок, к пыльным докам которых был пришвартован наш гипотраулер, было раз в пять меньше, чем случаев, когда я оставался сторожить транспорт и так и не вылезал не то что со станции – из кресла у туннелизатора.

Принесли пиццу, и Дина начала аппетитно вгрызаться в сочные горячие корочки, угумкая и пялясь на меня. Я осмелел. Конечно, не все истории можно было рассказывать, и я, как порядочный комсомолец, выполнял завет товарища Председателя «Не болтать!» Но всё же, упомянув планету Златоуст – полуобитаемую «кочевую» соседку Челябинска, я рискнул рассказать байку о своём двоюродном дедушке.

Святой партбилет, какая же глупость! Нет ничего более скучного, чем на первом свидании пытаться раскрыть свою обширную генеалогию.

* * *

- Моего двоюродного прадедушку назвали Влипп-Четыре-Восклицательный. Тогда ещё Челябинская республика была молодая, не приняла Московский Протокол и являлась, по сути…

- Пиратской, - подсказала Дина. – Террористическим коммунистическим государством. Там же конфедерация распалась, и… Погоди, как… как звали?

- Влипп-Четыре-Восклицательный, - я набрал на ученическом терминале "Влипп4!" и показал. - Такое имя. А мой прапрадед, Арчибальд Варламович, был граф и родился ещё во времена Конфедерации, получается, почти два с лишним века назад. И Влипп-Четыре-Восклицательный был его самым младшим сыном. А мой прадедушка – предпоследним. Арчибальд велел дать ему такое имя буквально на смертном одре. Дескать, иначе не получите наследство. А какое наследство? Тогда уже всё наследство национализировали…

- Арчибальд – какое красивое имя, - вставила Дина. – Я очень люблю красивые редкие имена.

Последняя фраза меня воодушевила. Для наглядности я даже открыл фото своего прапрадедушки – двухметровый, с бородой до пояса, весь в пирсинге, татуировках и со странным классово-осуждаемым гребнем из волос на голове. За головой виднелся восьмиэтажный особняк - я там был, теперь это один из филиалов музея Терраформации и Революции на Златоусте. Потом показал фото его сына – худой, со слегка косыми глазами и залысиной, в красном галстуке и с вакуумным ведром дефлюцината – космического планктона в руке. Космический конюх, стыдно сказать. Впрочем, на «Молотове» я точно также бегаю с ведром дефлюцината.

- …В общем, вся родня собралась в комнатке вокруг кроватки новорождённого – и давай гадать, что же может значить это имя. Кто-то догадался, что это какой-то символьный пароль. Но от чего? Прапрадед изрядно поколесил по Бессарабии и Дальнему востоку, и искать там какой-то тайник – это всё равно что иголку в стоге сена.

- В чём?

- Не важно. Стали изучать его биографию, и наткнулись на интересный факт – за лет двадцать пять до этого он просидел в тюрьме Владивостока – это самый цивилизованный мир в тех краях – до него от нас почти год плыть. А фотоальбом того времени в его терминале назывался «Влипп». Через третьих знакомых мы запросили во Владивостоке архивы, и выяснилось, что он сидел ни за что-нибудь, а за контрабанду культурных ценностей. Подумали-подумали, и забыли, тем более, что тогда назревала очередная война с Бессарабией, пару родственников репрессировали и отправили в трудовые лагеря…

- У вас же такое постоянно, да? Раскулачивание, если много площади и кораблей имеешь. Нам рассказывали в школе.

- Конечно, нет, - я, было, нахмурился от такого жуткого примера стереотипного мышления, но смягчился и пояснил. – Это в первые годы такое было, а потом построили новые жилые континенты. И каждому семейству и трудовой коммуне, если часовая выработка нормальная, выделили по кораблю, особняку и пяти гектарам земли. И роботов, у нас же они не…

- Пяти… Гектарам? Это сколько?! Больше, чем… наша аудитория?

- Ну… Надо считать. Получается, в одну сторону сто метров, в другую – пятьсот. У нас… то есть, у папы с дедушкой корабли большие, ещё и пара флаеров есть, и поэтому стоянка много занимает. Но дом в три этажа уместился, плюс бункер, они там внизу делают… не важно. Соседи все - родня. Дедушке выдали близко к экватору, ещё небольшая банановая плантация и немного инжира, но это муж тёти занимается. Ещё в промышленном центре четыре квартирки в небоскрёбе, ну, на случай, если по делам задержишься. Там другой континент, северное полушарие, далековато.

Я чуть было не рассказал про принтонный бассейн с цехом, где наш дядя с учениками выращивает алюминиевые каркасы мин-ловушек, шагоходов и продуктовых ларьков, но сдержался – это могло сойти за разглашение государственной тайны. Всё же, оборот припринтеров строго регламентировался. Как и про онлайн-магазин дедушки, в котором он распродавал лишнее барахло, списываемое через наш профсоюз Контрабандистов. Тем более, я не рассказал про подземную экспериментальную ксеноферму по разведению местных челябинских боевых инсектоидов-эндемиков. Этот проект у нас недавно отобрали соседи, и бункер очистили, теперь он использовался под склад бананов и гоночную трассу для детских электрокаров – со всей округи ребятня съезжалась покататься.

- А ты… у тебя братья с сёстрами есть?

Настолько непрозрачный вопрос, что я даже не стал юлить и ответил почти напрямую – правда, продолжая врать про то, что живу с матерью.

- Ну, у папы пока других детей нету, двоюродные все мелкие, или разъехались. И если я… откажусь от гражданства Таймыра, пройду проверки НКВД и верну гражданство Челябинска, то на старости могу стать председателем коммуны. Ну, либо, если семья большая – то выдадут новый надел.

- А ты… свозишь меня туда? – вдруг игриво спросила Дина с совершенно нездоровым блеском в глазах и придвинулась поближе.

Продолжение следует

(А.Скоробогатов, главы романа раньше на АТ)