Космофауна. Контрабанда. Глава 17. С мясом⁠⁠

Начало, предыдущая глава

Роман целиком на АТ

— Чаёчку не желаете? — старик Рахим медленно наклонял чайник над кружкой, улыбался хитро, с китайским прищуром. Не дать — не взять дедушка Конфуций из довоенных сериалов.

Я на всякий случай написал на браслете сообщение:

«Батя, не пей чай, вдруг он отравленный?»

Интересно, где у Рахима камера, подумалось мне? В золочёном клыке, которым он так характерно скалится, или в пуговице, по-старинке? Или в какой-нибудь родинке?

По паспорту наш работодатель был якутом подданства Суздальской Империи, но мы-то уже прекрасно знали, что, во-первых, он чистокровный китаец-ханец родом из далёкой Срединной Федерации — с другого конца Рукава. Откуда-то из орбитальных пригородов сорокамиллиардного Джун Ксина. Успел повоевать в наземной пехоте с Шамбалой и прочими сепаратистами, потом — то ли за провинность, то ли, наоборот, за успехи был переправлен к нам, за Китайско-Московское Порубежье. Три года пути — и осел тут.

А, во-вторых, настоящий его хозяин — микронация «Ночные Клоуны», которых ещё называли «Джокерами» или «космобайкерами». Насчитывалось их чуть меньше миллиона человек, штаб-квартирой их был крохотный астероид неподалёку от Таймырского ханства, а во владении находилась пара тысяч судов первой и второй размерности, а также один большой списанный крейсер, который они превратили в космическую крепость. Чаще всего они промышляли частным извозом, как и их конкуренты — «Астромиг».

В общем, «триада», засланец в Иерусалимскую Республику, батя уже успел через товарища замнаправления пробить всю информацию.

Впрочем, нас, свободных и классово надёжных челябинцев, членов профсоюза контрабандистов, это мало волновало. Партия сказала — «можно», контрабандист ответил — «окей». К тому же, отношения всех карликовых республик Московского Сектора нельзя было назвать дружескими. Подгадить иерусалимцам или таймырцам, помогая разжиться мелким мафиозникам и микронациям — милое дело, агенты Земли Обетованной не преминут сделать то же самое в отношение челябинцев. Впрочем, наша партийная разведка бдит куда лучше, чем местный МОСААД.

— Да не, я уже кофе заказал, — папаша крутанул ус, пригубил чёрный напиток из одноразовой термокружки. — Так в чём дело?

Рахим продолжал выразительно смотреть на папашу с Арсеном, медленно, не спеша разливал чай по трём кружкам.

— Дружище, мы, признаться, не любим всей вот этой вот предварительной болтовни! — многозначительно покрутил пальцем перед лицом нашего нанимателя Арсен. — Ты мне уже в третий раз контракт даёшь, я тебе верю. Зачем все эти восточные штуки, разговоры ни о чём, да, ты ещё о погоде нас спроси! Говори, что надо везти? Трансплутониевые? Дефлюцинат контрафактный? Приборы? Антиматерию? Оружие?...

Последнее слово он сказал вполголоса. Папаша строго на него посмотрел и сказал более спокойным тоном.

— Друг, мы не возим только наркотики, органы, серую гниль и рабов. Всё остальное...

— И порнографию! — перебил Арсен.

— Почему... Ладно, речь не об этом. Что тебе нужно провезти?

Наш собеседник молча, не снимая хитрого прищура с лица, прослушал их диалог, отхлебнул дымящийся напиток и повторил:

— Чаёчку не желаете?

— Пожалуй, нэ откажусь, — кивнул Арсен, видимо, решив сгладить вину за свой резкий пассаж. — Вах, какой ароматный чай! Это же настоящий, китайский?

— Называется Габа. Габа Чида-Душ-Ень. Его собирают с предгорий Исполинской Горы на Хуанхэ. Как вы знаете, это планета-океан, и это у них единственный естественный участок суши. Бывший вулкан, заповедник. Чай растёт всего на десяти гектарах, а удивительный состав почвы и воздуха...

— Я уже понял, к чему ты клонишь, — кивнул отец. — Сколько стоит килограмм этого чая?

— ... А удивительный состав воздуха и, о чём я говорил...

— Почвы! — подсказал Арсен. — Сколько?

— Да, почвы, создают совершенно уникальный аромат и состав чайного листа. Потом контейнеры с листьями отправляют ферментироваться в специальную орбитальную лабораторию, охраняемую лучшими волчками Срединной Федерации. Разумеется, чай располагает множеством степеней защиты — голография, нанокоды на каждом тысячном листе, которые можно прочесть через микроскоп. В каждую стограммовую упаковку встроен принтонный агрегат, автоматически печатающий чайный сервис с фирменным логотипом. Всего такого чая собирают и отправляют на продажу не больше сорока тонн в среднегод. Вы спросили про цену? Одна тонна на аукционах в Срединной Федерации продаётся, в пересчёте на имперские червонцы, то есть, кредиты, за десять-пятнадцать тысяч. В среднем.

Артур присвистнул.

— А у нас? — наклонившись, в полголоса спросил папаша.

— Тонна, добравшаяся до Китайско-Московского Порубежья, стоит в пять раз дороже. Сюда, до Иерусалима — в пятьдесят раз дороже. Это если оптом. К примеру, заварка этого чайничка мне обошлась в четыре червонца — втрое дороже обычного казанского чёрного. А в Порубежьи Дальневосточном, например, в Нерчинске...

Рахим выдержал паузу.

— В сто? — робко предположил Арсен.

— Нет, родной. В тысячу. Примерно в тысячу раз больше, чем у производителя. И это, опять же, у оптовиков... За горсть такого чая местные китайцы из числа разбогатевших ссыльных будут готовы отдать целое состояние.

Над столом на десяток секунд воцарилась тишина. На трансляции было видно, как нахмурился лоб, как забегали зрачки папаши — бурная умственная деятельность, калькуляция исполинских чисел в уме. Тишину решил нарушить Арсен:

— А зачем разбогатевшим ссыльным китайцам на Дальнем Востоке...

— Это наши соотечественники привыкли заливать любой праздник вином, — Рахим слегка раздражился и одновременно поскучнел. Видимо, ожидал бурного обсуждения сразу же после оглашения цифр. — У людей из Китайского сектора чай — это церемония. Скажем, заказать сто грамм такого чая на свадьбу дочери для богатого папаши... У вас, Шон Рустемович, есть дочь?

— Нет. Сын. Гагарин, он же был в прошлый раз.

Я чуть не пустил скупую мужскую слезу, глядя на эту сцену из рубки. Папаша вспомнил о своём непутёвом отпрыске! Обычно создавалось впечатление, что он меня стыдится.

— Да, да, помню, как же, Гагарин — отличное имя. Редкое. Это же был такой древний философ, да?

— Угу. Книжки писал.

— В общем, есть покупатель. На сто пятьдесят килограмм чая. Есть поставщик, он готов осуществить передачу на одном из спутников Тюмени. Да, исходя из таможенного приложения к Московскому Протоколу, товар с такой рыночной стоимостью... тоже должен облагаться пошлинами, но...

— Ну, да, контрабанда, понимаем, — сказал Арсен, но снова увидел испепеляющий взгляд папаши и осёкся.

— Но на территории Уральского Союза Планет проблем быть не должно. Какие-то бумаги у поставщика есть. Имперским ищейкам и местным копам, как и сотрудникам Протокола обычно нет дела до таких объёмов контрабанды. Нет того, кто готов отвезти столь... специфический товар через территорию Новгородской Иерархии. Как вы знаете, у них весьма своеобразное местное законодательство — как-никак, до открытия Северо-глубинного коридора два века развивались изолировано... Протокол приняли полтора века назад.

О том, что Свободный Челябинск окончательно принял — хоть и не особо теперь соблюдает — Протокол всего полвека назад, а до того век считался пиратской планетой в самом центре Сектора, все тактично умолчали.

— А куда конкретно на Дальний везти?

— Нерчинск, я же сказал.

Я затаил дыхание. С одной стороны, путь был очень неблизкий. Мы находились в месяце пути от родного Челябинска. Это если по прямой, а мы так редко ныряем. Я не видел планету уже . С другой — мне очень хотелось повидать Дальний Восток. Как и любой мальчишка, я пересмотрел слишком много трансляций, сериалов и перечитал слишком много романтических комиксов-истернов, чтобы реально понимать, что это за край.

Край, которому Московский Транспортный Протокол — не указ.

— Далеко, — потёр подбородок папаша. — Северная Периферия. Это прыжков пятьдесят от Тюмени, а ещё до неё лететь. С учётом обратного пути — целых полгода. Сколько?

У меня загорелись глаза. Начался любимый эпизод переговоров — соглашение о сумме.

— Что сколько?

— Сколько вы можете дать за это?

— Двенадцать, — Рахим поджал губы.

— Двенадцать тысяч?! — Арсен вскочил, начал собирать вещи и демонстративно отправился к выходу. — Да вы офигели! Мы поехали! Нет, так мы не можем.

— Мало. Очень мало, — подтвердил отец. — У моего экипажа столько стоит месячное жалование! А тут — полгода.

— Да стой! Стой же ты, дубина! — Рахим привстал, прикрикнул на Арсена, затем понизил голос. — Сядь. Двенадцать... процентов от суммы. Это примерно сто шестьдесят тысяч в нынешнем курсе. По рукам?

Отец протянутую руку не пожал.

— Нет. Ты забываешь расходы — на парковку, на пошлины, на дефлюцинат и уран, на взятки — сумма должна быть как минимум втрое больше. Меньше чем за треть суммы — не согласимся.

— Пятнадцать, — стиснув зубы, прошипел Рахим. — Больше мои хозяева не могут дать. Я оторвал свои три процента от сделки.

— А сколько всего тебе дают, Рахим? Нам-то ты можешь сказать, мы же друзья с тобой, — папаша улыбнулся — максимально искренно, насколько позволяла ситуация. — Наверняка же не меньше четверти?

— Восемь... десять процентов, — выдавил из себя Рахим.

— А, давай нам семнадцэть-восемнадцэть, а тебе четыре-пять, по рукам?! — Арсен подставил свою волосатую ладонь.

— По... рукам, — недолго думая, Рахим согласился.

А я тем временем откинулся на спинку стула и заржал. Я уже знал, какой цирк ожидает нас на борту.

На браслете тем временем отобразилось

Текущее поручение: Доставка чая ДГКДС-017

* * *

— Дефлюцинат! Идиотина! Дубина! Три класса сельской школы! — голос отца я услышал задолго до появления в кают-компании.

Название «кают-компания» прилепилось к верхней палубе после Дины. Звучало настолько нелепо, что мне даже понравилось. Вся верхняя палуба нашей посудины была без стенок, и уголок, в котором мы собирались на перекусы, отделялся от туннелизаторов, моей временной спальни и складов стеллажами, кое-как набросанными плитками гипсы, принт-чугуна и небоскрёбами из коробок.

Времени оттащить кровать обратно в свою спальню пока что не было,

«Завет Ильича», или просто Ильич, как мы его звали — наш корабельный андроид, разливал кофе по кружкам, опасливо озираясь одноглазой камерой в сторону лестницы. Корабельные андроиды в Империи давно были под запретом как потенциально-опасные устройства, к тому же, источники безработицы на малых планетных телах. Возить его на большинстве маршрутов приходилось тайно. Мне кажется, железяка была даже рада возможности спокойно погулять по верхней палубе и высунуться наружу на мелких космореспубликах вроде Иерусалима.

— Шон Рустемович проявляет признаки агрессивности. Рекомендован спокойный тон беседы, — сказал Ильич. — И не забудь удалить следы запуска консольного приложения, не рекомендованного для запуска...

— Удалил. Я тебе когда-нибудь перепрограммирую. Перестань говорить протокольным тоном очевидные вещи.

— Партия запрещает роботам шутить. Зато мы говорим всегда по делу и не мелем зря языком. А за перепрограммирование в соответствие с кодексом о государственной собственности...

— У тебя и языка-то нет... — перебил я андроида и прислушался.

Похоже, переобувались в домашнее.

— Да что ты так ополчился-то на меня, брат? Я же и так поднял до восемнадцати! Двести шестьдесят тысяч — это же огого! Это чистыми сто пятьдесят прибыли! Можно второй траулер купить! Особняк! Остров целый свой на Таймыре!

Батя как-то обмолвился, что мечта была у Арсена — сбежать в Таймырское царство, осесть там и разводить овцебыков и прочих индрикатериев. Скорее всего, они оба так шутили, но звучало весьма сомнительно с точки зрения законодательства.

— Про остров на Таймыре мы ещё в присутствие куратора поговорим, а про проценты я тебе, балда, повторяю! Вовсе не десять процентов они ему отсыпают, а минимум двадцатку! Мы могли до двадцати пяти — двадцати семи точно договориться!

— Да не могли же! Говорю! Он бы больше не поднял!

Сапожищщи загремели по лестнице, и батина лысеющая шевелюра, наконец, показалась в лестничном проёме.

— Гага, ты видел?! Что он учудил?! Сотни! Сотни нас лишил! Этот хмырь после слов Арсена даже до двадцатки не стал поднимать! Дефлюцинат!

Обзывать меня и Арсена космическим планктоном отец страсть как любил. Но я, всё же, поддакнул отцу.

— Арсен, ты не прав. Можно было сторговаться на большую сумму.

— Мамой клянусь, я и собирался дальше торговаться! А восемнадцать — так, предложил! — старпом уже готов заплакать от раскаяния, но признаваться в нашей с отцом правоте не собирался. Чтобы разрядить ситуацию, я спросил отца:

— Как полетим? Путь неблизкий.

Отец устало плюхнулся на табуретку и махнул Ильичу:

— Карту сектора дай.

Над столом размахнулась слегка дёргающаяся от кофейных испарений карта звёздных скоплений и «коридоров» — тонких нитей, связывающий кластера-регионы космических держав.

— Северо-глубинный коридор — рискованный маршрут. Можно везти в обход, через Юго-восточный коридор, но он займёт на пару месяцев дольше. Безопаснее, конечно, базы лучше, там и взятку проще дать, и груз такой разрешён. Но вот с точки зрения бессарабских корсаров...

— Да, везти надо через Новгородскую Иерархию, — Арсен почесал затылок. — Фанатики... Не любят они иностранные товары. Помню, как в девяносто восьмом...

— Отставить разговоры. Пора лететь. Затаримся у уральцев, тут расходники дорогущие. Гагарин, зови волчка, а я с диспетчерами поболтаю.

Старого нашего волчка батя выпустил пару месяцев назад на специальном астероиде для «пенсионеров». Новый волчок, выданный за полторы тысячи трудочасов, был уральской породы, самый дешёвый и лёгкий в приручении, но обладал неприятной особенностью — не мог подлетать ближе, чем на пятьдесят метров к поверхности. Потому волчка приходилось отпускать на свободный выгул, либо оставлять на привязи у стратосферных дирижаблей, но на такую роскошь у нас хронически не хватало бюджета. Поэтому садиться и стартовать приходилось в старинных портах трамплинно-рельсового типа. Такого, как Ашкелон, он же Иерусалим-6.

Посмотрел в иллюминатор: ржавые ворота ангара, где стояло наше шестидесятиметровое судёнышко, неспешно открыл пузатый дядька. Потом я уселся на кресло второго пилота, закрыл глаза.

«Волчок, вернись», — подумал я, представив его светящееся тарелкообразное тело под кормой и сопроводив командой через радиоэфир, через браслет. Космофауна одинаково хорошо ловит и ментальные волны, и радио, а ментальный рисунок каждой сущности уникален, поэтому позвать его не составило труда.

Холодок пробежал по спине — когда волчок, мирно гуляющий в стратосфере, отзывается, всегда становится немного страшно. В голове послышался «шёпот», обрывки фраз, звуков, образов и мелодий, он становился всё громче, и я сказал бате:

— Стартуем, на подходе.

Началось веселье.

— Задраивай люки! Кислородку включай! Форсажники!

— Задраил-включил!

— Связь проверил? Сообщай!

— Порт, мы готовы!

— Готовы... Взлёт разрешён, — пробубнил голос не то роботётки, не то зануды-мужика.

Корабль дёрнуло, резко придавило вниз, заработали форсажные движки. В голове послышался ещё громче шёпот востроскручи. Космический зверь уже подлетел к концу пути, туда, где рельсы обрывались в пятидесятиметровый обрыв. Почуял приближение знакомого корабля, и уже был готов прилепиться подо дно, чтоб получить свой вкусный кусочек уранового изотопа на завтрак.

И тут...

— Так, стоп! — голос диспетчера стал более отчётливым и резким — всё же, человек. — Неоплаченная задолженность в размере двухсот семидесяти тысяч шекелей за парковку и обслуживание. Во взлёте отказано! Парковочные платформы заблокированы.

Я понял, что батя и не думал платить, садясь в этом порту. И что взлетать мы будем «с мясом.»

Продолжение следует

(А.Скоробогатов, роман целиком - на АТ)

PS. Дорогие читатели, если вдруг кто-то читает меня на author today - началась выкладка следующего романа серии. Постараюсь опубликовать "Контрабанду" на пикабу как можно скорее, но времени с учётом бесконечного написания проды не всегда хватает, прошу проявить терпение.