Абсолютные показатели лучше относительных

Стереотипный образ России накануне Первой мировой войны — отсталая, сирая, забитая, лапотная страна, лишь недавно выползшая на столбовую дорогу, ведущую к светлому капиталистическому будущему, везде и во всем уступавшая странам Запада. На Западе дымит заводскими трубами и стучит паровыми молотами мощная индустрия «стальных машин, где дышит интеграл»; быстроходные компаунды проносятся по развитой сети железных дорог; банковские империи ссужают деньгами производителей, сливаясь с ними в предпринимательском экстазе и образуя финансово-промышленные группы; там колосятся тучные поля, могучие армии и грозный флот укомплектованы и оснащены по последнему слову науки и техники. А что же Россия? Она, говоря словами одного из героев Андрея Платонова, «страна с отсталой техникой — корягой пашут, ногтем жнут».

По некоторым экономическим показателям, которые принято считать основными, Россия действительно уступала и ведущим мировым державам, и партнерам по Антанте.

Так, накануне войны Россия добывала 36 млн тонн угля (США добывали 517 млн тонн, Англия — 292, Германия — 277, Австро-Венгрия — 54, Франция — 41 млн тонн).

Добыча железной руды в России составляла 9,2 млн тонн, против 63,0 млн в США, 28,6 в Германии, 21,5 во Франции и 16,3 в Англии (меньше добывала Австро-Венгрия — 5,3 млн тонн).

Однако не все так однозначно.

По добыче нефти среди государств обеих коалиций Россия (9,2 млн тонн) была на втором месте после Штатов (34,0 млн). Австро-Венгрия добывала 1,1 млн тонн, Германия — 0,1 млн, а у Англии и Франции добыча нефти вовсе отсутствовала.

По выплавке стали Россия занимала четвертое место в мире, а по объему производства чугуна — пятое (4,2 млн тонн).

Правда, в относительных величинах некоторые экономические показатели действительно выглядят не очень впечатляюще. Так, того же чугуна в 1913 году в России на душу населения приходилось в 11 раз меньше, чем в США, в 8 раз меньше, чем в Германии, и в 4 раза меньше, чем во Франции. Но что это за показатель — количество чугуна на душу населения? Ладно бы так высчитывали что-нибудь съестное или алкоголь… Любопытно, впрочем, остановиться на душах населения как таковых, а именно — на их количестве.

Надо иметь в виду, что тогдашнее население Российской империи превышало по численности население других промышленно развитых стран и имело четко выраженную тенденцию к дальнейшему росту. По данным переписи 1886 года, в России жило 113 млн человек, а в 1898 году, как указывал журнал «Вестник финансов, промышленности и торговли»,— уже 129 210 000 человек. Для сравнения, в 1890 году в Северо-Американских Соединенных Штатах было всего 63 млн жителей, в Германии — 50 млн, во Франции и Англии (без учета колоний) — немногим более 38 млн. Только Британская империя, взятая вместе со всеми колониями, при площади в четыре раза большей, чем Россия, обладала населением в три раза большим, чем население России. В 1912 году, когда разгорались Балканские войны, в Российской империи жило 171 060 000 человек, а в год начала Первой мировой — 178 378 800 человек.

Таким образом, в интересующий нас период численность населения России более чем в два раза превышала численность населения Соединенных Штатов. Иначе говоря, рассчитывая показатели «на душу населения», в случае с Российской империей мы всегда будем иметь больший знаменатель, нежели в случае с другими странами. При наличии в числителе приблизительно соотносимых друг с другом цифр это и обусловливает ее отставание.

Россия ступила на путь капиталистического развития значительно позже своих европейских соседей, когда сформировались соответствующие социальные институты, общественные и экономические отношения. Западноевропейский капитализм к этому времени не только вполне сформировался, но и приобрел кое-какой практический опыт.

То есть на старт Россия и Европа прибыли в разное время. При этом Россия практически сразу же начинает демонстрировать столь высокий темп развития, что быстро входит (практически врывается!) в лидирующую группу — и не только не собирается сдавать свои позиции, но и готовится к решительному броску вперед. Почему же мы до сих пор определяем Российскую империю как отстающую страну? Россия в начале XX века не отставала, а уверенно догоняла Европу.

Устойчивые высокие темпы экономического развития России не могли не настораживать ее западных конкурентов. Крепнущая и нарастающая мощь России представляла для них серьезную угрозу, а потому и действовать им надо было безотлагательно: противника следует душить в колыбели, не давая ему возможности развиться и возмужать. Для этого нужна война — желательно, помасштабнее и, по возможности, скорее.

Фантастические темпы роста экономики

В конце XIX — начале XX веков Российская империя вступает в новый период своего экономического развития — начинается широкая индустриализация страны. То, что Россия позже других европейских стран перешла к капиталистической системе хозяйствования, давало ей возможность применять обычную для всякого догоняющего тактику — действовать с учетом накопленного соперниками опыта, стараясь не повторять допущенных ими ошибок.

В этот период Россия демонстрировала фантастические темпы роста национальной экономики, с 1885 года до начала Первой мировой войны занимая лидирующее место в мире по этому показателю. Для сравнения: в это время промышленное производство в Англии увеличивалось в год на 2,11%, в Германии — на 4,5%, в США — на 5,2%, а в России — на 5,72%.

Россия уступала Северо-Американским Соединенным Штатам по общему объему производства, но обгоняла по степени его концентрации: в 1910 году в США на предприятиях с числом работников более 500 было 33% всех занятых, а в России — 54%. По энерговооруженности рабочего Россия уступала Соединенным Штатам и Англии, но опережала страны континентальной Европы: на 100 промышленных рабочих (без горной промышленности) в Германии приходилось 73 лошадиные силы, во Франции — 85 л. с., в России — 92 л. с., в Англии — 153 л. с., в Америке — 282 л. с.

В России вырастают новые заводы, появляется новая номенклатура товаров. Россия строит Великий Сибирский путь — Транссибирскую железнодорожную магистраль, которая не только связала центральные губернии с Дальним Востоком, но и соединила Атлантику с Тихим океаном. Теперь от Ла-Рошели до Владивостока путешественник (или коммерческий груз) мог добраться без пересадок, потратив на дорогу немногим более двух недель — скорость по тем временам просто фантастическая, если учесть, что тот же путь «по морям, по волнам» занимал, в зависимости от погоды и типа корабля, три месяца и больше. На рекламном плакате тех лет изящная француженка, стоя на фоне карты с маршрутом Транссиба, протягивала руку японке.

Столь грандиозное строительство своими заказами дало толчок к развитию целых отраслей. Отечественные заводы производили рельсы и костыли, шпалы и вагоны. В Луганске и Харькове был налажен выпуск собственных паровозов. Качество русских рельсов было столь высоким, что они пользовались спросом во всем мире (а ведь железнодорожный рельс — это не просто металлическая болванка; рельс должен быть эластичным и прочным одновременно, чтобы выдерживать и серьезные физические нагрузки, и перепад температур, да к тому же еще должен быть стойким к коррозии). Заказы обслуживали крупные предприятия черной и цветной металлургии. Лучшим подтверждением высокого качества отечественного товара стало заметное событие — в 1908 году русские заводы были приняты в Международный рельсовый синдикат.

На подъеме в этот период было и машиностроение, осваивавшее выпуск всевозможных машин и механизмов, от паровых котлов для кораблей до двигателей внутреннего сгорания (в частности, системы инженера Р. Дизеля).

В 1913 году на долю России пришлось 5,3% мирового производства промышленной продукции (для сравнения: на сегодняшний день эта доля оценивается от силы в 1,5%).

Активно развивалась электротехника, радио и телефония. В Российской империи существовала и развивалась не только внутригородская, но и междугородняя телефонная связь. Серьезным техническим новшеством, поступившим в русскую армию в годы Первой мировой войны, был полевой телефон. В 1914 году в каждом полку имелась телефонная команда при 23 «микротелефонных» аппаратах. К 1917 году в пехотном и стрелковом полку полагалось иметь 40 «полевых микротелефонных аппаратов с фоническим вызовом облегченного образца 1914 года типа Эриксона» со всеми принадлежностями и элементами питания, 16 полевых магнитоэлектрических телефонов, четыре коммутатора на шесть линий, 80 верст полевого телефонного кабеля, 40 катушек для кабеля, 16 фонарей и проч. Все имущество полковых телефонистов помещалось на пяти двуколках и одной парной повозке. На уровне же корпусного и армейского руководства использовалась радиосвязь. Свои телефонные станции имелись и на каждом боевом корабле. Уровень телефонизации накануне Первой мировой войны был таков, что любой корабль, стоящий на рейде порта, мог подключиться к городской и междугородной сети. Для этого было достаточно телефонный шнур с вилкой воткнуть в розетку, расположенную на специальном буе.

К чему весь этот рассказ? Да все к тому же — Российскую империю 1913 года так долго представляли обществу как абсолютно отсталую страну, что невольно хочется воскликнуть: «Это не так!» Да, были проблемы, промахи, просчеты. А у кого, где и когда их не было? Но ведь были и победы — настоящие, большие, зримые. Был парад побед, а нам демонстрируют список поражений.

Оно и понятно — поражения царизма оттеняли победы и достижения советской власти. Что ж, возможно, это не так уж плохо. В конце концов, если есть достижения, почему бы ими не гордиться, сравнивая с предшествующей ситуацией? Но не будет ошибкой заметить иное: в основе успеха советской индустриализации первых пятилеток все-таки лежит успех индустриализации конца XIX — начала XX веков.

Трудности и проблемы

Затруднял развитие российской экономики перед Первой мировой войной и географический фактор. Исторически сложившееся расположение экономических центров четко делило страну на центральный промышленный район, расположенный в европейской части страны, и преимущественно сельскохозяйственную периферию. Европейская Россия в конце XIX — начале XX веков покрылась густой сетью железных дорог, связавших индустриальные и торговые центры. Окраины в этом плане отставали. Там лишь проектировались магистрали, которые будут построены уже советской властью: Турксиб, БАМ и др. Экономическое, а в первую очередь военно-стратегическое значение этих дорог было понятно всем — на Дальнем Востоке актуальной оставалась «желтая угроза», а к Туркестану подбиралась извечная соперница России — Британская империя.

Ситуация, складывавшаяся у западных границ, также вызывала серьезную озабоченность. Промышленно развитые районы близ границы и все Царство Польское в случае начала войны с Германией и Австро-Венгрией оказывались в прифронтовой полосе — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Юг страны, особенно район Северного Кавказа, хотя и не мог похвастаться высоким уровнем промышленного развития, тем не менее являлся объектом вожделения союзной Германии Турции. Бакинский нефтеносный район непременно должен был попасть на карты германского Генерального штаба, а в Апшеронский полуостров и крепость Грозную должны были быть направлены стрелы, обозначающие наступательные директивы. Потеря нефтяных ресурсов сразу же сказалась бы на промышленности и поставила бы на прикол значительную часть русского флота.

Первые годы XX века характерны возрастанием доли иностранного капитала в экономике России. Средства нерезидентов присутствовали во всех отраслях, от металлургии до рыболовства, и во всех губерниях, от западных границ до восточных. С одной стороны, этот фактор можно было бы считать положительным — иностранный капитал способствовал развитию различных секторов экономики страны, с другой стороны (и это отмечали некоторые авторы тех лет), иностранцы согласованно вытесняли с рынков русских предпринимателей; кроме того, в случае начала войны поведение зарубежных капиталистов было легко предсказуемо.

Безусловно отрицательным фактором надлежит признать чрезвычайно разросшийся бюрократический аппарат страны. Бюрократия, как известно, воспроизводит себя, более того, порождает и иные отрицательные явления, в первую очередь — коррупцию. Российская империя в этом плане не была исключением.

Si vis pacem, para bellum

Россия не развязывала войну. Напротив, ей нужен был мир. Ей были жизненно необходимы несколько мирных лет, в течение которых шло бы поступательное развитие ее экономики. Именно об этом в октябре 1909 года в беседе с редактором саратовской газеты «Волга» говорил П. А. Столыпин: «Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для нас всех, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».

Не менее глубокие и даже провидческие слова написал в своей «Объяснительной записке к росписи государственных доходов и расходов на 1913 год» тогдашний министр финансов В. Н. Коковцов: «Подводя итоги, министр финансов не может не выразить убежденности в том, что для того, чтобы еще более повысить экономический уровень, достигнутый Россией, ей необходимы всего лишь — учитывая величину ее еще столь мало эксплуатируемых природных богатств, обещающих неисчислимые ресурсы в будущем,— внутренний и внешний мир, развитие интеллектуальной культуры, распространение просвещения и труд ее огромного народонаселения в различных отраслях промышленности, науки и техники. Только на этих условиях и посредством усилий, предпринятых всеми классами населения, Россия может обеспечить себе устойчивое материальное процветание и занять среди других великих держав место, которое ей принадлежит по праву в силу народных качеств и изобилия природных ресурсов».

Латинская поговорка, восходящая к сочинению римского военного теоретика IV—V веков Флавия Вегеция «О военном деле», гласит: Si vis pacem, para bellum («Если хочешь мира, готовься к войне»). В то время когда молодой империализм готовился к новому пределу мира, России благодушествовать было нельзя — порох надлежало держать сухим. Тем более следовало выделять средства на производство этого пороха.

О готовности России к мощному экономическому рывку в Европе знали и не были настроены на предоставление ей времени для усиления. Россию надо было подстрелить на взлете.

В германском Генеральном штабе это осознавали и рассуждали просто: Германия к войне готова и у нее нет оснований ждать, пока к войне подготовятся противники. 1 июня 1914 года начальник немецкого Генштаба генерал Хельмут Мольтке (младший; знаменитый племянник своего знаменитого дяди) сказал: «Мы готовы, и теперь чем скорее, тем лучше для нас».

Первая мировая война началась.

Александр Ломкин, кандидат экономических наук

https://www.kommersant.ru/doc/3833967#id1687684