Сегодня российскому политику Евгению Примакову исполнился бы 91 год. Не будет преувеличением предположить, что в учебнике истории новой России он займет место одного из немногих политических деятелей рубежа XX–XXI веков, по поводу роли и значения которых существует общенациональный консенсус.
Сегодня утром о Примакове пишут и вспоминают везде: от Госдумы и Совета Федерации до федеральных СМИ. Политика определяют дела и поступки, отметил спикер Думы Вячеслав Володин. А эксперты-историки считают, что Примаков во многом первым задал вектор новой российской политики.
Историю последних десятилетий делали разные люди, и многие из них ушли раньше Примакова. Борис Ельцин, Егор Гайдар, Виктор Черномырдин, Борис Березовский, Александр Лебедь, Александр Яковлев, Эдуард Шеварднадзе – мартиролог можно продолжить. Относительно роли каждого из них спорят и еще будут спорить не один десяток лет. И только Примаков и сейчас, и потом, судя по всему, будет оцениваться преимущественно в положительном ключе.Причина в том, что, сделав серьезную государственную карьеру, он на любом этапе оставался носителем именно общегосударственных интересов. В этом – залог долгой и благодарной памяти о нем/ «Не место красит человека, а человек место». Так и с Примаковым: в самые лихие для государства и общества 1990-е годы каждый новый поворот его политической биографии, без преувеличения, знаменовал собой новый этап развития страны.
Историки еще напишут о непубличной роли Примакова-ученого, Примакова-разведчика, Примакова-дипломата. По существу, на виду он был не так уж и много: если не считать год пребывания в должности председателя одной из палат горбачевского Верховного Совета СССР (1989–1990), то Примаков стал публичной фигурой, лишь перешагнув свой 65-летний рубеж, когда возглавил российский МИД в январе 1996 года…
Впрочем, и на самой своей непубличной работе – на посту директора Службы внешней разведки (1991–1996) – Примаков зарекомендовал себя как человек государственного масштаба.
С началом новой российской истории, когда Советский Союз рухнул, а вместе с ним рухнули практически все институты государственной власти, он фактически спас от разрушения одну из ключевых силовых структур государства – Службу внешней разведки (СВР).
Служба выросла из знаменитого Первого главного управления КГБ СССР – одной из самых закрытых и самых профессиональных разведывательных структур мира. На волне демократизации всего и вся многие соратники Бориса Ельцина советовали подвергнуть реформированию и эту организацию. Чем оборачивалось такое «реформирование» для силовых структур, мы знаем по печальному опыту ФСБ и МВД, в результате потерявших в начале 1990-х многие наиболее квалифицированные кадры. Авторитетный и вдумчивый Примаков не пошел на поводу популярных демократических веяний и тем самым защитил от развала всю нашу внешнюю разведку: не только ее аналитические центры, но и святая святых – резидентуру.
Интересно, что глава СВР оказался чуть ли не единственным представителем команды бывшего президента СССР, продолжившим работу на ключевых постах при Ельцине. Не разделяя многие подходы Горбачева, особенно во внешнеполитической сфере, Примаков тем не менее отдавал должное позитивным изменениям, которые произошли со страной и миром во второй половине 1980-х. При этом он так и не стал (да и не стремился стать) своим для команды Ельцина.Как и в советские годы, в безвременье 1990-х он был «диссидентом внутри системы»: интеллектуал во власти, он всегда трезво оценивал ее сильные и слабые стороны…
Кстати, в бытность Примакова директором СВР – в ноябре 1993-го – служба обнародовала аналитический доклад «Перспективы расширения НАТО и интересы России».
В документе обращалось внимание на то, что, расширяясь на восток, НАТО не дает гарантий трансформации самого альянса из военно-политической группировки в организацию по обеспечению мира и стабильности, а значит, вопреки заверениям, не превращается в новую систему коллективной безопасности. Скорее наоборот.
В докладе СВР впервые на официальном уровне не только говорилось об обеспокоенности России планами расширения альянса, но и формулировались общие принципы новых внешнеполитических подходов. «Россия не индифферентна в отношении развития событий, которые затрагивают ее интересы. Россия имеет все основания соизмерять ход этих событий с возможными изменениями в геополитической и военной ситуации. Обновленная Россия вправе рассчитывать на учет своего мнения», – подчеркнул Евгений Примаков, представляя доклад на пресс-конференции.
Выступить со столь жестким заявлением его побудила не только дискриминационная линия Запада в отношении России, но и позиция тогдашнего руководства нашей страны, которое при каждом удобном случае стремилось пойти навстречу пожеланиям своих западных контрагентов. Именно из-за этого доклада Примаков получил на Западе, да и в ряде российских либеральных СМИ, репутацию «жесткого политика, связанного с консерваторами и армейской верхушкой».
Вот, например, как тогда описывала ситуацию одна из газет: «Некоторые заявления политического руководства России дают основания предполагать, что Москва не намерена противодействовать вступлению своих бывших союзников в НАТО. Президент Борис Ельцин в ходе августовского [1993 года. – «Историк»] визита в страны Восточной Европы подписал меморандум, в котором выражено понимание стремления бывших стран – членов Организации Варшавского договора присоединиться к НАТО». Наличие данного пункта в подписанном президентом документе «вызвало серьезное недовольство генералитета и спецслужб, которые стали оказывать давление на Бориса Ельцина с тем, чтобы он пересмотрел свою позицию», подчеркивалось в этой газетной заметке, вышедшей на следующий день после презентации доклада СВР. И далее издание отмечало: «Доклад «Перспективы расширения НАТО и интересы России», очевидно, направлен на то, чтобы предостеречь руководство России от поспешных шагов».
А через год СВР выпустила новый доклад – «Россия-СНГ: нуждается ли в корректировке позиция Запада?», в котором доказывалась заинтересованность Запада в ослаблении СНГ и говорилось о необходимости создания единого оборонного пространства Содружества. Этот документ впервые – за 20 лет до второго киевского Майдана – зафиксировал принципиальные расхождения между Россией и США во взглядах на будущее постсоветского пространства.
Назначение Примакова в январе 1996-го на пост министра иностранных дел стало важным рубежом в новейшей истории российской внешней политики.
Ее первая пятилетка известна как «эпоха Козырева» – время, когда Россия в своих решениях практически полностью следовала в фарватере американского внешнеполитического курса. Сейчас это называют «приверженностью принципам атлантизма», а тогда такой подход многими воспринимался как неприкрытая сдача позиций, как предательство национальных интересов ради получения сомнительных ресурсов в целях поддержания своих падающих внутриполитических рейтингов.
О том, как именно Андрей Козырев понимал внешнеполитические интересы страны, Примаков писал в одной из своих книг, ссылаясь на рассказ американского политолога Дмитрия Саймса. Саймс поведал, что в ходе визита в Москву экс-президент США Ричард Никсон «попросил Козырева очертить для него интересы новой России. И Козырев ему сказал: "Вы знаете, господин президент, что одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы слишком зациклились на национальных интересах. И теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен"».
Уже в машине, оставшись наедине с Саймсом, Никсон дал свою оценку «козыревской линии». «Когда я был вице-президентом, а затем президентом, то хотел, чтобы все знали, что я «сукин сын» и во имя американских интересов буду драться изо всех сил. Киссинджер был таким «сукиным сыном», что я мог у него поучиться. А этот, – продолжал Никсон, – когда Советский Союз только что распался, когда новую Россию нужно защищать и укреплять, хочет всем показать, какой он замечательный и приятный человек».
Сам Примаков, придя в МИД, совершенно недвусмысленно дал понять, что не станет придерживаться атлантического курса и что приоритетами внешнеполитического ведомства отныне станут интересы России, а не ее заокеанских «друзей». Для того времени это было новое слово, и линия Примакова подвергалась острой критике со стороны ряда либеральных СМИ, всерьез полагавших, что уход Мистера «Да» Козырева – большая потеря для нашей страны.
Следующий этап биографии Примакова вновь совпал с этапом в истории новой России.
Назначение его премьер-министром состоялось сразу после дефолта 1998 года и после того, как Дума дважды отклонила кандидатуру Виктора Черномырдина, которого президент настойчиво проталкивал на пост главы кабинета. Борис Ельцин оказался перед угрозой роспуска нижней палаты, что в условиях серьезного экономического кризиса могло повлечь за собой самые непредсказуемые политические последствия. Безвыходная ситуация, в которую Ельцин фактически сам себя загнал, вынудила его сделать выбор в пользу Евгения Примакова.
Многие знавшие Примакова люди рассказывали, что он не собирался брать на себя эту тяжелейшую работу: должность по тем временам была «расстрельной». Но в итоге все-таки согласился. Интересы государства требовали его перехода в Белый дом.
Став премьером, Евгений Примаков пошел на целый ряд беспрецедентных шагов. Сейчас не имеет смысла их все перечислять. Важно другое: экономика поверила в Примакова и его правительство. В итоге за восемь месяцев пребывания в этой должности ему удалось в корне изменить экономическую ситуацию в стране: в постдефолтной России начался рост производства, экономика снова заработала. Какие бы ярлыки ни вешало тогда на премьер-министра окружение Ельцина, сделанное Примаковым было очевидно. Он вдохнул в население, в экономических игроков веру в то, что отечественная экономика не умерла. Кризисы случались и еще не раз случатся, но это – не конец. Нужно работать с удвоенной энергией, и тогда за падением неизбежно наступит подъем.
С периодом премьерства Примакова связан и его знаменитый «разворот над Атлантикой» (в день начала натовских бомбардировок Белграда), и его попытки ограничить влияние на принятие ключевых политических и экономических решений близких к семье президента Ельцина олигархов (прежде всего Бориса Березовского).
Восемь месяцев во главе правительства сделали Примакова политиком общенационального масштаба. И поэтому его отставка в мае 1999 года, такая же неожиданная, как и назначение, большинством граждан была воспринята крайне негативно. Для многих это стало еще одним сигналом о неадекватности Ельцина и его окружения, еще одним тревожным звонком о том, что первый президент России уже не соответствует тем задачам, которые стоят перед страной…
Потом была разнузданная травля экс-премьера со стороны подконтрольных его главному оппоненту Борису Березовскому СМИ, инспирированная теми, кто в то время заправлял в Кремле. Но история еще при жизни Евгения Примакова все расставила на свои места. Он ушел в мир иной признанным моральным, политическим и интеллектуальным авторитетом. В России оставаться таковым, не будучи у власти, не удавалось почти никому.
