«Дети, не играйте в войну. Никогда»
Однажды матушка на время летних каникул взяла подработку – устроилась начальником пионерского лагеря. И заявила:
– Собирайся, со мной поедешь.
– За что? Мне четырнадцать лет, что я буду там делать – с малышнёй в песочнице играть? – заверещала я.
Но, получив от жестокой матери словарём по кумполу, поплелась складывать вещи.
Лагерь оказался очень хорошим. Огромная территория окружена сосновым лесом, рядом цветущие поля и пологий берег реки. Корпуса – добротные кирпичные двухэтажные домики со всеми удобствами. Оно и понятно, этот объект назывался «Дзержинец» и находился под патронажем МВД и других уважаемых структур.
Детвору от 8 до 15 лет поделили на шесть отрядов, по годам рождения. И начался отдых.
Для меня главным злом оказалась общественная работа. Мама иногда забегала ко мне в отряд перед сном, чтобы устроить выволочку:
– Тебя назначили в редколлегию, доверили оформить стенгазету. А ты голубя мира как нарисовала? Чёрным и с тремя головами!
– Ну я же внизу написала: «Свобода, равенство и братство неграм всего мира!»
– На спартакиаде так хорошо выступила, призовые места заняла по бегу и прыжкам. А потом золотую медаль в туалете на крючок повесила, грамоту на сливном бачке оставила. Светочка, ваша вожатая, даже плакала, и физрук очень обиделся. Зачем так делать?
– Случайно! Мыла руки и забыла, – убедительно оправдывалась я, но, честно говоря, лукавила.
Если заставляют делать то, что не хочется, сожми зубы и сделай. Но так, чтобы тебя никогда больше об этом не просили. В итоге от меня все отстали. Я увильнула от нескольких мероприятий – Дня Нептуна, конкурса талантов и пионерской песни.
Но тут грянула «Зарница». Это вам не шутки, а всеобщая повинность.
К военно-спортивной игре готовились почти неделю и очень серьёзно. Детвору поделили: второй, четвёртый, шестой отряды – «зелёные», первый, третий, пятый – «синие». Строили оборонительные линии, организовывали штабы, командные пункты, госпитали.
Мне всё это категорически не нравилось. Бессмысленная беготня по лагерю, всем велели пришить на плечи бумажные погоны: если их сорвали – убит, если всего лишь порвали – ранен.
Меня приписали к генеральному штабу «зелёных», рисовать боевые листки.
– Иди, разнеси листовки по подразделениям, – приказала вожатая Света.
Проклиная горькую судьбу, я поплелась на задание. Госпиталь «зелёных» расположился под соснами. Там деловито суетились девочки, у каждой на рукаве белая повязка с красным крестиком. Две брезентовые палатки были отведены для раненых, в третьей разместился начальник госпиталя – Танечка из моего отряда. Когда я вошла, она вскочила и побледнела. Я молча протянула ей пачку боевых листков.
Она с облегчением выдохнула:
– Я испугалась, что твоя мама прислала тебя на моё место. А мне так нравится быть начальником госпиталя!
Потом гордо развернула лист ватмана на столе, покрытом платком с яркими красными маками.
– Смотри, что я придумала. Это таблица статистики. Зелёным отмечаются легко раненные, жёлтым – тяжёлые, красным – убитые. Меня мама научила, она в Горздравотделе работает.
– Клёво. А где у тебя йод, зелёнка, бинты? – промямлила я.
– Зачем? – искренне удивилась Танечка, которую мама, видимо, не посвятила в медицинские нюансы. – У санитарок есть иголки и нитки – раненым погоны пришивать.
– Да ведь обязательно кто-нибудь упадёт, разобьёт колено или связки растянет, – поделилась я своим спортивным опытом.
– Точно! Может, сходишь в медпункт, принесёшь? А я сейчас запрос напишу и печать поставлю.
По всему лагерю разносился крик – шли активные боевые действия. Фельдшерица, увидев мой мандат, рассмеялась:
– Ладно. Но как наиграетесь, всё принеси обратно.
Холщовая сумка с красным крестом была до отказа набита перевязочным материалом и антисептиками, я крепко придерживала её двумя руками.
Решила срезать путь через лазейку в заборе, пробежать часть дороги по лесу, и вдруг увидела – над кустом маячил пышный розовый бант. Видимо, меня тоже заметили, бант нырнул в листву, а из куста высунулась рука и поманила к себе. Осторожно подошла, раздвинула ветки. Прямо на траве сидело трое малышей, восьмилетки из шестого отряда, наши, «зелёные», – две девочки с бантиками и мальчишка, совсем крошечный, о таких говорят – ростом с кошку. Только глазища за толстыми стёклами очков казались огромными. Он приложил палец к губам, кивнул в сторону, шепнул:
– Смотли туда!
Ещё и картавит, с раздражением подумала я и глянула, куда указал гном. А там на сухом бревне сидели «синие». Двое пацанов из третьего отряда сосредоточенно пытались раскурить папиросу, но спички гасли и ломались. Чуть в сторонке стояла группка малышни в зелёных погонах, головы опущены, носы хлюпают, ясно – военнопленные.
– Мы связисты. Нитки по лесу тянули, чтоб донесения пеледавать, – объяснил гном.
Из леса вышел третий «синий», держа на ладошке лист лопуха, и весело крикнул:
– Накопал, ща будем «зелёных» пытать. Как по червяку съедят, сразу скажут, где штаб.
Девчонки с бантами собрались плакать, а гном сжал кулачки:
– Фашисты. Наши ничего не ласкажут!
Но пытка не состоялась, поскольку на полянку выскочила группка «зелёных» ребят постарше. «Синим» отвесили пару подзатыльников, сорвали погоны, отобрали сигарету и погнали с плацдарма.
Гном собрался закричать «ура!», но я успела зажать ему рот. «Зелёные» были из моего отряда, а верховодил парень по фамилии Миронович, гроза всего лагеря, от него ничего хорошего ждать не стоило. Говорили – папа у него генерал, поэтому Мирону всё можно.
Начальственный отпрыск в 14 лет со знанием дела сколотил банду единомышленников, слабых гнобил, девчонок травил, вожатых посылал. Только маму мою побаивался.
Победители со знанием дела раскурили трофейную папироску, а малыши-«связисты» всё так же нерешительно топтались в сторонке.
Подойдя к ним, Миронович грозно спросил:
– Предатели?
– Нет, нет, мы ничего не сказали! – хором загалдела ребятня.
– На колени, руки за голову! – рявкнул Мирон. – По закону военного времени – расстрел на месте.
После чего собственноручно сорвал с каждого погоны.
Мальчики и девочки попадали на землю и горько зарыдали. Главарь вместе со своей ватагой отправился через дыру в заборе на территорию лагеря, а «расстрелянная» малышня, всхлипывая, покорно побрела следом. Мы ещё долго сидели в кустах и молчали.
Да, это была игра, но какая-то неправильная, злая. Гном отвернулся, ссутулился и снял очки, видимо, плакал. «Бантики» от страха даже хныкать не решались, только дрожали как мышки. Надо было срочно что-нибудь делать.
– Теперь мы партизаны. К «синим» попадём – плохо будет, к «зелёным» – ещё хуже. Отцепите банты, их издалека видно, и сидите тихо. Мне надо в госпиталь. Вернусь, вас заберу.
Гном решительно нацепил на нос свои окуляры.
– Я с вами пойду.
Он бежал за мной по лесу как хвостик и без умолку болтал:
– Вы не думайте, я сильный и смелый, меня папа в честь Ильи Муломца назвал. Он милиционел и огломный, как дядя Стёпа.
Под соснами в госпитале никого не было. Ветром носило по траве порванные плакаты и зелёные лычки бумажных погон. Створки палатки начальника госпиталя качнулись, и на полянку выбрался Виталька Щербаков из моего отряда. В руке у него был узелок из платка с красными маками.
– Это не твоё. Зачем взял?
– Да ладно тебе, – заныл Щербаков. – Все убежали, значит, никому не нужно.
Я разозлилась и со всей силы пнула его по коленке.
– Мародёр ты!
Виталька взвизгнул, уронил узелок, запрыгал на одной ноге и, падая, вцепился в мою куртку. А я – ему в волосы.
Упали вместе, покатились по траве. Мы были одного роста, но он сильнее, мальчишка всё-таки. Очень вовремя подоспел гном Илюшка, принялся молотить Щербакова кулачками по спине, но потом вспомнил смысл игры и одним махом сорвал с него погоны. Виталька разом обмяк, удивлённо, почти испуганно уставился на нас:
– Вы чё, убили меня? Я же свой.
– По закону военного времени, – хрипло дыша, процитировала я Мироновича.
– Малодёр ты! – процитировал Илюшка меня.
Над лагерем завыла сирена, что означало конец игре, конец войне. В отряд мы вернулись порознь. Таня, получив узелок со своим добром, очень обрадовалась, даже обняла меня.
– Ты как ушла, на нас «синие» напали. Всех убили – врачей, раненых. Думала, и тебя тоже.
– Не, ранили сильно, – я постучала пальцем себе по плечу, на котором сохранился крошечный клочок зелёного погона.
В отряде ребята восторженно делились фронтовыми подвигами. Щербаков доказывал приятелям, что никакой он не дезертир, а от роты случайно отбился и попал в плен, но сопротивлялся до последнего, причём реально. И гордо демонстрировал поцарапанное мною лицо.
А я вспомнила, что в лесу ещё и «партизанки» остались, надо за ними сбегать. Но «бантики» оказались на месте, на игровой площадке весело качались на качелях и о войне, похоже, уже забыли.
Навстречу мне выбежал гном Илюшка, мы обнялись, как настоящие однополчане.
– Я один из всего отляда живой остался, ещё и девчонок из леса пливёл!
– Значит, они тоже живы?
– Нет, – Илюшка грустно покачал головой. – Пока по кустам плятались, случайно погоны солвали. А вожатая сказала, меня на линейке Звездой Гелоя нагладят!
Я улыбнулась.
– Пусть папа тебя к логопеду отведёт. Герой должен выговаривать все буквы.
Свердловск, театральный институт, 1991 год. Утром объявили:
– Занятие по актёрскому мастерству переносится на полтора часа. Пока займите себя чем-нибудь.
Через дорогу видеосалон. Первый сеанс, фильм под названием «До первой крови». Мы обрадовались – наверное, боевик про Рембо. Замелькали кадры: лето, пионерский лагерь, «Зарница». Часть курса, презрительно фыркнув, ушла. Оставшиеся решили вздремнуть в мягких креслах, но не удалось. Юные актёры играли настолько искренне и отчаянно, что вымышленный мир стал реальным и страшным.
Более жуткого фильма о войне, чем это детское кино, я не видела. Напряжение нарастало с каждой минутой. Вот они, непростые категории – подлость, предательство, героизм, отвага. Всё представлено в чистом виде, причём детьми.
Мои однокурсники, будущие циничные лицедеи, смотрели не дыша. А у меня просто был шок. Я играла в «Зарницу», всё это видела и знаю, как больно, когда срывают бумажные погоны, как сжимаешься и холодеешь от летящих тебе в лицо слов: «расстрел», «плен», «убит».
Досидела до самого последнего титра. Вот автор сценария – Григорий Остер. Кто же не читал его «Вредные советы». Но в данном случае совет был правильный и очень полезный: «Дети, не играйте в войну. Никогда».
