Уютное пальто-кокон. Пушистый снуд. Тёплые сапожки. Перчатки.
Мне тепло, и, я могу спокойно, не боясь замерзнуть, погулять в скверике. Напротив нашего офиса.
Тихий, спокойный район. Далеко от шумной дороги.
Мамочки с колясками прогуливаются. Пенсионеры.
Скамейки удобные. С подголовником. Можно откинуться.
Вытянуть ноги.
Смотреть в небо.
А оно будет смотреть на тебя.
Я ничего не беру с собой на прогулку. Ни сумочку, ни деньги, ни ключи. Даже телефон.
Всё подождёт!
На скамейке за спиной разместились мои знакомые бомжи.
Я для них не представляю ни интереса, ни опасности.
Как дерево, или урна.
Рядом со мной они спокойно разговаривают, общаются.
Не таятся.
Наблюдаю. Ненавязчиво. Ненароком.
Интересны мне они.
Другая жизнь. Разные орбиты движения.
Хочется понять причины.
Слушаю. Удивляюсь каждый раз.
Сегодня я послушала РеволюционЭра.
Его неказистую историю жизни.
Он суетлив. Много бестолковой беготни.
Типичный недотёпа. Таких полно кругом.
«Ни украсть, ни покараулить».
Наивный и доверчивый.
Его личный Коэффициент полезного действия очень низкий.
Практически нулевой. Но он старается.
Он всегда хочет, как лучше.
Ни разу еще не получилось.
Приехал из деревни. В армии еще выучился на водителя. Права получил.
Работал. Познакомился с девчонкой на танцах.
Тоже деревенская. Из семьи сельской интеллигенции.
Родители учителя. Потомственные.
Простая. Работящая.
Не красавица, но ладненькая, как речной камень-голыш.
Веснушечки веселой россыпью по лицу.
Правильная. Рассудительная.
Пединститут закончила. Филолог.
В школе работала. Русский язык и литературу преподавала.
Предложение ей сделал, она согласилась.
Семью ей хотелось. В замуж. Скорей.
Кто первый позвал, за того и пошла.
Романтичная девушка.
Служебную квартиру ей дали от гороно.
Однокомнатная. Маленькая совсем, но уютная и светлая.
Звали жену Марина. Но он её называл Мальвиной.
Потому, что она его постоянно одергивала, поучала, воспитывала, тянула, заботилась.
Как славная, умненькая девочка из сказки «Золотой ключик».
Пыталась всеми своими силами из деревянного полена по имени Буратино, вытесать стоящего человека.
Образовать. Подтянуть. Научить.
Окультурить.
Очень хотела. Старалась.
Но РеволюционЭр оказался необучаем… Совсем.
Напрасные усилия.
Если он шел в магазин за продуктами, то приносил, обязательно, либо прокисшее молоко, либо вскрытый, и, кем-то отпитый кефир, либо самый заскорузлый и заплесневелый кусок сыра.
Если он шел за хлебом, то сам же выбирал булку в грязи, со следами каблуков.
Дома уже Мальвина обнаруживала.
Всплескивала руками. Горилась. Досадовала.
А сам он, и не глянул даже. Что дали, то и понёс домой.
Для случайного знакомого взял кредит. Оформил на себя. Помочь хотел.
Знакомец клялся –божился вернуть, как можно скорее, но исчез.
Кредит пришлось платить Мальвине, из её небольшой учительской зарплаты.
Пришлось ей подрабатывать. Уроки давать.
Пошел вечером выносить мусор. Ввязался в чужую драку.
Он там даже не знал никого. Даже не успел выяснить предмет яростного спора.
Но его избили. Выбили зубы и сломали челюсть.
Сложно сломали. Оскольчато.
Весь рот на скобах.
Несколько месяцев сидел дома, бедолага.
Лечился. Не работал. Ждал Мальвину с работы.
Мальвина приходила. Готовила и перетирала ему пищу. Кормила своего горемычного мужа.
Через трубочку питался. Страдалец.
Скобки долго не снимали. Врач рекомендовал. Хотел, чтобы срослось получше.
Но и тут Буратино отличился.
Пришел друг. Новый, случайный. Лучший.
Все, кто предлагал Буратино выпить, уже, автоматически становились для него лучшими друзьями.
Этот тоже предложил.
Посторонний человек, а сразу бутылку поставил. Значит друг.
Чего тут ещё говорить.
Надо закусить чем-то.
Нашли в холодильнике пельмени.
Сварили. Друг ел вкусно. С аппетитом.
А хозяину дома есть нельзя.
Скобки и резинки жевать не дают, мешают.
Ну не сидеть же-смотреть?!
Выдрал скобки. Не задумавшись о последствиях и запретах.
Раз пошла такая пьянка, - режь последний огурец!
Поел пельменей. От души. Как в последний раз.
С тех пор у него дефект речи. Серьезный.
Последствия безалаберности и глупости.
Новый приятель смылся еще до прихода жены с работы.
Прихватив деньги, паспорт, обручальное колечко и перстенёк Мальвины.
Из вазочки в серванте вытащил.
Марина, после всех этих случаев, начала прятать от мужа деньги и документы.
Потом супруга пристроила его на работу.
На автобазу. Крупную. Серьезную. Водителем.
Через родителя своего ученика хлопотала. За мужа-кормильца просила.
Ручалась. Умоляла.
Через месяц командировка образовалась. В Азербайджан.
В Баку. За новой техникой.
Туда - на служебном автобусе. Всей бригадой. Через полстраны.
А обратно, уже каждый погонит свою, новую, огромную, красавицу-машину.
Бригадир несколько раз спросил у всех про водительские права и документы.
Все ли взяли? Не забыли ли? Проверьте! Ответственное дело!
Приехали в Баку. Выяснилось, что вместо паспорта РеволюционЭр схватил впопыхах, из комода, комсомольский билет.
Даже не удосужился открыть-проверить.
Перепутал. Такая же красная книжица, только поменьше.
И права, получается, водительские дома забыл. Они в паспорте были.
За обложкой.
Мастер орал, матерился, за грудки тряс, грозился убить, а что толку…
Дурак, он и есть дурак.
Пришлось предприятию, уже самолетом, другого водителя срочно отправлять. Финансовые потери нести.
Уволили забывчивого Буратинку.
Взашей выгнали. В тот же день.
Зато Баку посмотрел. Интересно.
На военные сборы его вызвали. Сам собирался-укладывался. МАльвина к своим в деревню уехала. Каникулы.
Как прибыл на место, обнаружилась, что он взял восемь! маек, одну пару носков и ни одних трусов.
Как обычно… Никто и не удивился…
Так целый месяц и проходил в одних трусах.
На похороны матери поехал. Марина ему билет купила.
На самолет. Дорого, но зато быстро.
Он никогда на самолетах не летал.
Прибыл в аэропорт, сел напротив стойки регистрации.
Раскрыл газету. Углубился в чтение.
Когда хватился, его борт уже был в воздухе.
Опоздал он на похороны. Без него хоронили.
Не попрощался с матерью.
А работу он сам нашел.
В жилконторе. Слесарем. От дома недалеко. Удобно.
А там жильцы сами деньги в руки суют. Настаивают.
Никто никогда не отказывался, и он не отказался.
Потом, все скидывались, и он скинулся.
Все выпили, и он выпил.
Так и понеслось…
Лихие деньги, лихо пропить - святое дело!
Домой приходил. Мальвина гневалась, ругалась.
Её завучем должны назначить, а тут муж пьющий.
По микрорайону ползком передвигается, лежит на газонах.
Перед соседями стыдно. Ученики кругом. Родители.
Позорище!
Он стал от её назойливых поучений в туалет прятаться. Закрываться на шпингалет.
Она стоит перед дверью, орёт-надрывается. А он спит, сидя на унитазе. Даже похрапывает.
Она, как это поняла-услышала, в ярости дверь туалета вышибла.
Ручку оторвала, и обналичку двери всю в клочья разнесла.
А он там спит себе безмятежно. Как младенец. Чихать ему на её мнение.
Стала его выволакивать, он отбивался, она ему два пальца на правой руке сломала. Случайно.
Пальцы распухли, побагровели. Больно.
Потащила его в травмпункт.
Ренген. Снимок. Перелом двух пальцев правой руки.
Забинтовали. Гипс наложили.
Мальвина плакала в приемном покое. Каялась. Умоляла простить её.
Сама не поняла, как так получилось…
Больше она его даже пальцем не трогала. Никогда.
А он, когда выпивал, начинал глумиться.
Руками в лицо ей тыкал «На! На! Ломай! Ты же фашистка. Ты же нормальным людям житья не даешь, сразу пальцы, руки ломаешь! Ни за что!»
Так и жили. Детей не было.
Дачу он отказался заводить, хотя Мальвине давали земельный участок за городом. 6 соток. Бесплатно.
Сказал, что в детстве напахался. Нагорбатился. В деревне своей.
Хватит. Хочу отдыхать.
И машины у них нет. Не скопили. Все долги чужие отдавали…
На автобусе туда не наездишься.
А потом случилось...
Дома был. Один. Какой то шорох услышал…
Как будто в дверь скребется кто-то.
Царапается... Тихо так. Кошка, что ли?
Открыл, а это Марина… Мычит…
Инсульт у неё случился.
На работе неприятности какие то. Он не вникал никогда…
Доползла из последних сил до квартиры. На карачках.
Домой… Там муж… он поможет…спасёт...
Буратинка начал её трясти, волочить из коридора, из прихожей, на диван поднимать…
Пытался делать искусственное дыхание.
Не знал, как правильно. А может и знал, но растерялся.
В армии его же учили-показывали.
Но он, как всегда, забыл.
Буратинки такие глупости долго в голове не держат.
В нос ей дул, в рот…
Воду на неё лил.
За плечи тормошил. Как безвольную тряпичную куклу…
Кричал от испуга.
Соседка прибежала на шум. Скорую вызвала.
Врач ему потом выговаривал, что всё, что он сделал, делал неправильно.
Что сначала надо было неотложку вызвать. Тащить никуда не надо было.
Что был всего один час в запасе. Золотой час. Шанс.
И РеволюционЭр его упустил. Просрал.
Чужую жизнь. И свою, получается, тоже.
Когда Марину выносили из квартиры, на носилках, она здоровой рукой ухватилась за проем двери комнаты.
Четыре человека не могли разжать ей пальцы.
Понимала, чувствовала, что больше не вернется сюда. Никогда.
Прощалась. Не хотела уходить из квартиры.
Цеплялась.
Ничего другого у неё и не было.
Кроме этой маленькой и светлой квартиры. С нежными шторками на окнах.
С цветком на подоконнике.
Уютным диваном. И торшером.
Под которым, так удобно и хорошо ей было читать умные книги.
Погружаться в мир чужой жизни.
Красивой и сказочной.
Ничего ей муж не дал.
Он для себя ничего хорошего не сделал. Не умел, не смог, не захотел.
А для неё уж тем более не расстарался…
«Я ведь тряс её, на грудь давил, тащил, а сам думал про себя, надо спасти, чтобы жила, а то, если она умрет, квартира служебная, не приватизированная, меня отсюда вытолкают в три дня…»
Я только об этом думал… Только об этом…
Революционер плакал. Навзрыд.
Так и получилось.
Умерла Мальвина. Правильная девочка с голубыми волосами.
Выселили бестолкового Буратино-РеволюционЭра.
Велели освободить служебную квартиру.
Новый учитель с семьей должен приехать.
Нужно ремонт успеть сделать.
Вон, дверь у вас в туалет, на соплях болтается…
Так и стал человек бомжом. Бездомным. С тех пор и скитается.
Попрошайничает. Клянчит.
Пьёт каждый день. Мальвину свою вспоминает…
Как сидела, прилежно склонившись, за столом.
Проверяла школьные тетради. Аккуратные стопки.
Сочинения. Диктанты.
Как терпеливо с ним разговаривала. Наставляла.
Нет её... и ничего нет. Зима и неизвестность впереди.
Я уткнулась носом в теплый шарф. Меня нет, я сплю.
Я не слышу…
Моя душа оплакивала неизвестную мне Марину-Мальвину.
Её странную жизнь…
Любила ли она его? О чём она думала, умирая на больничной койке...
Он ведь ни разу не сказал, в этой исповеди, как он её любил..
Как она ему, оказывается, была дорога...
Как ему ужасно плохо и одиноко без своей терпеливой, великодушной и всепрощающей, любимой Мальвины...
Не признался...
И любил ли, вообще…?!
Эх, глупый, деревянный Буратино...
Любите друг друга! Берегите!
Спасибо за лайки! За поддержку! За комментарии!
Давайте вместе обсуждать интересующие нас темы!