Старость – некоторая сытость жизнью, сытость любовью. Старость – это мы покорили собственное сердце, победили любовь к жизни. Мы так или иначе утолили жажду и голод. В нас уже нет тех прежних (ярких и насыщенных) желаний.
Всё вокруг теряет ценность для нас, бледнеет, блекнет. Весь мир (вся иллюзия, весь туман) потихоньку растворяется, рассеивается.

Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
...
Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Мы теряем лишь то, чем никогда и не владели. Например, здоровья у нас никогда и не было. Мы болеем с самого рождения. Жизнь – это ни что иное, как болезнь. Здоровье – это, по большому счёту – небытие. Мы здоровы до рождения и после смерти, плюс в глубоком сне без сновидений.

В этом смысле «стареем» - выздоравливаем от болезни - от жизни, от невзгод, от потерь, от лишений, от неутолимой жажды, от постоянного голода. А чем «таким» мы напоены и насыщены в старости?

«Я там был,
Мед, вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало».

Мы напоены чувствами - дефицитами, мы утомлены голодом и жаждой, которую нам так никто и не утолил. Мы жили всю жизнь в жажде и голоде. Мы и умираем (сохнем) от жажды и голода. «Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла».

По сути, никакой сытости и напоенности нет (и быть не может). Всю жизнь мы гоняемся за собственной тенью, но она же бесплотная. Да мы сами – лишь призраки и привидения. Нам никогда и не нужно ничего - у нас всегда «всё есть» (=«ничего нет»). У нас «ничего нет» и «ничего не надо». Мы и сами «ничего»?

Мы всю жизнь лишь воображаем все наши потребности. А «на самом деле» нам это всё даром не нужно. Мы просто развлекаемся, валяем «дурака».
Мы устаём «валять дурака» (с его насквозь надуманными невзгодами и потерями) и постепенно убиваем того «дурака», которого мы родили на потеху самому себе.