В середине 90-х, когда денег не было почти ни у кого, и большая часть народа нищенствовала, одна девушка по имени Ольга работала учителем русского языка и литературы в общеобразовательной школе в крупном сибирском городе. У нее был муж, перебивавшийся непостоянными заработками, пару лет назад у них родился ребенок, и последние деньги тратились на еду для него, тогда как сами родители иной раз голодали, перебиваясь с хлеба на воду. Ольга осунулась, в легком пальто ходила уже несколько лет и осенью, и в зимние сибирские морозы, муж её тоже в одних тоненьких ботинках бегал и зимой, и летом. Помогать было некому - родители Ольги, весьма обеспеченные люди, едва только та вышла замуж, сказали, что ни копейки не дадут им, мол, муж есть, пусть и обеспечивает. Со стороны мужа тоже помогать было особо некому. Так и жили, крутились, как могли.
Когда зарплату в школе задерживали уже третий месяц, девушка пришла к директору в очередной раз, с отчаянием и надеждой.
- Герман Антонович, ну сколько можно уже...
- Оль, я знаю, ну нет у школы денег. Все мы так сидим.
- Мне ребенка нечем кормить, - всхлипывая, сказала та, и расплакалась. От бессилия, обиды, безысходности. Она почувствовала себя такой одинокой в этот момент, неимоверно уставшей от нищеты, голода в свои двадцать пять. Казалось, это не кончится никогда. Седой директор нахмурил кустистые брови, вздохнул, встал из-за стола, подошел к шкафу и, достав из внутреннего кармана своего ветхого пиджачка несколько купюр, протянул их учительнице. Эта сумма была далека от зарплаты, но ее хватило бы на то, чтобы купить немного еды на какое-то время, и Ольга осознавала, что директор отдает эти деньги из собственного кармана. Она стушевалась.
- Бери же, - настойчиво сказал Герман Антонович и буквально сунул купюры в карман ее старого пальто.
***
В субботний день Ольга после уроков проверяла в школе тетради, когда в класс вошла мама ее ученика Валеры. Мама выглядела очень взволнованной, но не взбешенной. Она переступала с ноги на ногу и теребила в руках маленький носовой платочек.
- Ольга Викторовна, ну как же так, как же так? Вы считаете, что это справедливо?
Оля ничего не поняла. Что произошло накануне? По пятницам у нее был методический день, который она предпочитала проводить дома, а сегодня, в субботу, дети вели себя как обычно, и ни словом не обмолвились ни о каких происшествиях. Будто ничего и не случилось. Да и телефонов тогда особо не было еще.
- А в чем, собственно, дело?
- Да вот, Валере моему учительница математики жвачку в волосы закатала. Мне даже пришлось выстригать клок волос.
Ольга опешила. Учительница математики сделала что?
- Вот как это так? Вы думаете, так можно разве поступать?
- Вы знаете, я не в курсе ситуации, мне никто ничего не говорил еще, но лично я бы так никогда не поступила. Вы обсуждали это с директором?
- Да, я вчера как узнала, сразу и пошла.
Мама Валеры еще некоторое время сокрушалась насчет непедагогичного поведения учителя, Ольга ее немного успокоила и отправила домой, пообещав разобраться в ситуации. Вот так случай!
В понедельник, когда класс Ольги оказался у нее на уроке, та осторожно начала:
- Ребят, а что у вас в пятницу случилось?
Две девчонки-задиры моментально откликнулись.
- Ольга Викторовна, а нас Ирина Павловна предупреждала, - наставительным тоном начала Машка, - если увидит, что кто-то на ее уроке жует жвачку...
- Тому закатает ее в лоб, - закончила фразу ее подружка Женя.
"Еще не легче" - подумала Ольга и продолжила вести занятие.
После уроков она пришла в кабинет директора и едва завела разговор об этом инциденте, мол мама взволнованная приходила, да как это вообще так, ребенку жвачку в волосы влепить, как тот махнул:
- Не волнуйтесь об этом, Ирина Павловна уже заявление по собственному написала.
Вот так быстро и разрешился конфликт.
***
Зимним днем, когда закончились уроки в первой смене, Ольга вышла из здания школы и отправилась к ученику на домашнем обучении. Это была девочка со сломанным позвоночником, обычная ученица, хорошистка, такая же доброжелательная, как и ее родители. Так как Оля болела предметами, которые вела, уроки проводила с огоньком, всякими доп. материалами, и ученикам-надомникам даже таскала толстенную, красивую иллюстрированную книгу "Бородино" (в то время такие книги иметь дома было большой редкостью), когда дети по программе проходили это произведение. Эту книгу Ольга приносила и девочке, к которой шла в тот день, оставляла почитать, даже родители с интересом и благодарностью листали пестрые страницы с картинами сражений.
Ольга подошла к нужному подъезду и взглянула на часы: еще целых тридцать пять минут до занятия. Квартира Ольги и ее мужа находилась в соседнем доме, а тут же рядом и продуктовый магазинчик. Оля подумала: надо бы заскочить, пока есть минутка, да занести все домой, ведь муж вернется раньше нее, и наверняка будет голодным.
Так она и поступила. Зашла в магазин, быстро купила все, что нужно, не потратив и десяти минут, и вдруг в дверях столкнулась с отцом своей ученицы-надомницы. Поздоровались, да разошлись. Ольга занесла продукты и в без пяти минут назначенного для урока времени позвонила в дверь, где жила семья девочки. Раз позвонила, два, три. Тишина. Подождала пять минут. Снова позвонила - никто не открывает. Простояла у дверей еще десять минут и, попытавшись в третий раз, поняла, что ей все-таки никто не откроет.
На следующий день Герман Антонович вызвал Ольгу к себе.
- Ты почему вчера не пришла на занятие к А*****?
- Я пришла, но они мне не открыли.
- Вот как? Отец ее звонил вчера, сказал, мол они сидят ждут Ольгу Викторовну, а та по магазинам ходит.
Оля разволновалась от такой несправедливости, в горле встал ком. Она на эмоциях рассказала, как все было на самом деле.
- Герман Антонович, да как же так... я же всегда к ним вовремя прихожу, и к урокам готовлюсь, чтоб интересно было, и книжки ношу...
- Ясно всё, - улыбаясь, махнул рукой директор. - Молодая ты еще, да добрая шибко. Надо быть жестче, в том числе и с родителями. Иди, с ними я сам разберусь.
Ольга продолжала ходить в эту семью, родители извиниться не посчитали нужным, делали вид, словно ничего не было. Но в тот момент Оля поняла, что было безвозвратно утеряно нечто очень важное для нее как для учителя.
Это три истории, давным-давно рассказанные мне родственницей о директоре школы, в которой она работала. Были и еще истории, за которые она, да и вообще все учителя, родители и дети его бесконечно уважали, но я уже подзабыла их. На похоронах Германа Антоновича собрался весь район, и этого достаточно, чтобы понять, каким человеком он был. Моя родственница до сих пор тепло вспоминает о нем и благодарна ему за все, что он делал для учителей и учеников, ведь далеко не всем так повезло с руководителем, как им.