Художник, актёр, режиссёр и сценарист кинохитов Никиты Михалкова Александр Адабашьян, отмечающий 10 августа 80-летний юбилей, в беседе с aif.ru рассказал свою версию истоков пещерной русофобии, захлестнувшей Европу, и объяснил, почему в студенчестве не бегал от армии, а на съёмки мог прийти с фингалом под глазом.

«Не свыше сапога!»

Мария Позднякова, aif.ru: Александр Артёмович, вы появились на свет в год Победы в Великой Отечественной войне. А сегодня из Европы нам снова грозят войной...

Александр Адабашьян: Меня их военная риторика не пугает, потому что с той стороны нет ни одной личности. Макрон – ничтожество, я его называю Микрон. Сумасшедшая фон дер Ляйен? Прибалтийские Вымираты, которые собираются строиться «свиньёй» и идти с нами воевать?

Всё это ровно до тех пор, пока их толкают сзади дядя Сэм и англичане. Как шпана, которая раньше выходила на улицу и говорила: «Дяденька, отдай пальто!» Дяденька давал им подзатыльник и тут же выскакивали три амбала: «Что мучаешь ребёнка? Отдай пальто!» Если в какой-то момент амбалы не выскочат, на этом всё и закончится. Они способны воевать на уровне запрета наших писателей и композиторов, как это было в июле, когда в Италии отменили выступление Валерия Гергиева, который должен был исполнить там симфонию № 5 Петра Чайковского, но местные чиновники приравняли это к российской пропаганде.

– В костёр западной русофобии дровишек подбрасывают убежанты, заявляя, какая Россия ужасная.

– Не знаю, можно ли вообще всерьёз обсуждать высказывания этих людей. Макаревич* заявил, что оказывается, в его лице и в лице Пугачёвой, Галкина* и других, ни больше ни меньше, как Россия уехала. Собственно, даже когда Пугачёва была здесь в славе и фаворе, мне не приходило в голову прислушиваться к её мнению. Наверное, по вокалу она может что-то сказать. И то – это не будет истиной в последней инстанции. Почему, если человек приобрёл известность тем, что он исполнял песни на чужие музыку и слова, плясал, его объявляют чуть ли не совестью нации? Эти люди не создали ни литературных, ни философских, ни исторических трудов, которые можно серьёзно обсуждать. Вспоминаю стихотворение Пушкина, где сапожник начинает указывать другим, а ему отвечают: «Суди, дружок, не свыше сапога!»

«Я дал в нос, мне – в глаз»

– Срочную службу вы проходили в Ракетных войсках, хотя обычно студенты творческих вузов служат в более «тёплых» местах.

– Я учился в Строгановке, когда встал вопрос о службе. Решил: если уж попадать в армию, то хоть посмотреть, что это такое. Хотя мог воспользоваться связями отца, который был большим начальником, и служить в штабе либо в Театре Советской армии. В итоге попал на Урал, где летом плюс 40, зимой минус 40, – обморожения были обычной историей. За 3 года познакомился с таким количеством сверстников из разных уголков страны, что эта школа человеческих отношений до сих пор подпитывает.

– С таким боевым характером неудивительно, что в первый день съёмок «Шерлока Холмса», где вы играли дворецкого Бэрримора, по словам режиссёра, вы явились с фингалом под глазом. С кем подрались?

– С женой провожали её подругу домой. Встретилась компания парней, стали задираться: у тебя две девушки, у нас ни одной. Я дал в нос, мне – в глаз. Тем же вечером на поезде поехал в Ленинград на съёмки. Не поверите: когда ехал обратно, зашёл в купе, там сидел молодой человек с фингалами под каждым глазом. Хоккеистом оказался.

– Как-то вы обмолвились, что на первой вашей совместной работе с Никитой Михалковым – «Свой среди чужих, чужой среди своих», где вы были художником – работали ваша первая супруга и вторая. Это как?

– В картине сыграла эпизодическую роль моя вторая супруга, Катя, когда ей было 16 лет. Тогда мы мельком общались. На этой же картине моя первая жена, Марина, работала ассистентом по актёрам. Марина – сестра оператора Павла Лебешева, который снимал «Белорусский вокзал», «Свой среди чужих...», «Раба любви», «Пять вечеров», «Родня». Марина умерла в 27 лет. Болезнь крови. У меня хранятся её блокноты, где она писала, когда уже не могла говорить, и я не в силах открыть их снова. С Катей мы встретились вновь спустя несколько лет после смерти Марины. Я так быстро сделал ей предложение, что она подумала, что это шутка. Но вот больше 40 лет мы вместе. Она мама наших двух прекрасных дочек, бабушка семи внуков.

«Операция шла четыре часа»

– С Михалковым вы работали над многими картинами, в том числе как сценарист («Пять вечеров», «Неоконченная пьеса для механического пианино»). Какой он на площадке?

– У него есть правило: когда работают актёры, техперсонал разговаривает вполголоса. Никита повторяет: «Мы тратим плёнку, артист – себя». И дорожит командой. После «Свой среди чужих...» он тем же составом, включая кладовщика и осветителей, снял ещё шесть фильмов.

– Михалков был первым, кто снял вас в эпизоде, а сегодня у вас уже больше 60 ролей, но в последнее время перестали появляться на экранах.

– Глядя на то, что сейчас снимают, желание в этом участвовать пропадает. Прошлый год я работал в Театре кукол Образцова, выпустил как режиссёр «Бедных людей» Достоевского.

– Как будете отмечать юбилей?

– С семьёй поплывём на пароходике на Валаам. Мы с женой до этого плавали по Волге. Понравилось. Идею подал хирург Юрий Белов – врач, который в 2009 году спас мне жизнь.

– А что случилось?

– Упал без сознания. Разрыв аорты. Хорошо, дома была дочь. В реанимацию меня взяли прямо в одежде: каждая секунда играла роль. Операция шла 4 часа. Встав на ноги, узнал, что Олег Янковский умер. Приехал на похороны, а мне его вдова Люда рассказала, что Олег за несколько дней до смерти спросил: «Саша выкарабкался? Ну, хоть он».

– История с отменой русской культуры, на ваш взгляд, – это надолго? Спрашиваю вас как человека, который работал в Европе, а во Франции снял фильм «Мадо, до востребования» с Олегом Янковским в главной роли.

– Всё может мгновенно перемениться, если европейцам сверху придёт другая команда. Мы же это проходили во время Великой Отечественной. Последняя дивизия, которая защищала ставку Гитлера, была дивизия СС «Шарлемань», сформированная из добровольцев, граждан Франции. Когда же война закончилась, выяснилось, что французы – победители. А виноваты во всём женщины, работавшие в публичных домах. Власти стали ловить француженок с пониженной социальной ответственностью, которые «помогали» немцам, и брить их наголо. Остальные виноватыми себя не считали, хотя Франция покорилась Гитлеру за несколько недель. И замечательно при немцах жила – Париж не тронули, ничего там не разрушили, не сожгли.

*Признан иноагентом.

via