И станет земле тяжело от невидимых поселенных людей

Новгородский фольклор

- Кофе и табак одинаковы и здесь и в Нижнем Мире, - заявляет Небирос, от его мощного хриплого баса вибрируют стены и всё моё нутро,- по-хорошему, старик Астарот, выведя на земле кофе и табак, сделал бесценный подарок человечеству, а не подтолкнул вниз. Как считаешь, малыш? – неожиданно обращается ко мне и хватает меня за руку.

Чашка кофе, которую я собираюсь поставить перед ним дрожит, потому что прикосновение демона – это всё равно что прикосновение к горячей печке (я помню, как в пять лет по наущению сестры решил подкинуть дров в буржуйку и схватился за раскалённую дверцу), а когда вот так… наверняка опять лечить руку. Небирос слегка сжимает ладонь, но я безмолвствую. Говорить я всё равно не могу, смотрю на его тёмные очки, лежащие на столе, знаю, что он просто пытается заставить меня посмотреть ему в глаза.

- Хватит, отстань от мальчишки, - Буэр одной рукой ловко выхватывает у меня чашку, а второй убирает с предплечья лапу Небироса, - всё равно он не будет пялиться на тебя.

Прикосновение Буэра – другое; ледяное, словно металл держали на морозе, и он теперь намертво пристаёт к коже. Ему смотреть в глаза можно – они очень красивы, правый – льдисто-голубой, левый – чайного цвета, тёплый, тёплый, как улыбка Буэра, с которой он резким движением убирает ладонь, сдирая обожжённую кожу с меня заживо.

Наклоняю голову в знак признательности и ухожу через зал, мимо металлической стойки в подсобку. Как можно быстрее, чтобы никто из посетителей не почувствовал кровь, стекающую по руке.

В кладовке барменов – темень, можно сесть на пол, привалиться к ящикам и наконец беззвучно завыть. Рука пульсирует болью – я не вижу её, но знаю, что рана на глазах засыхает и обрастает новой кожей. Даже когда демон решит вылечить – он сделает это настолько мучительно, насколько сможет. Такова уж их природа. Привыкнуть можно.

Привык же я к своей прежней жизни, потерплю и теперь.

Может быть это и хорошо, что я не могу говорить, поэтому и продержался достаточно долго, ведь если кричать – это их только раззадорит.

Наташа была последней из тех, кого привели вместе со мной. Держалась так же, как и я, тихо, иногда казалось, что она тоже немая, но её подловил Хаур. Один неосторожный взгляд, упавший поднос, осколки на полу, и Наташа, катающаяся по ним, выдирающая себе глаза. И Демон с Огненными глазами, склоняющийся над ней.

Она кричала так, что даже Оро, демонетка, которая присматривает за людьми, сидела рядом, в коридорчике, ведущем к кухне, прижавшись ко мне и дрожа.

Когда Большие теряют голову – вся мелочь может только прятаться по углам и дрожать. И надеяться, что не найдут

Меня всегда находили.

И брат с сестрой, когда им требовался объект для разрядки, и отец, решавший развязать мне язык дедовским ремнём, и мать, которая ненавидела меня больше других.

Скотина, урод, немая образина. Что хочешь жри, на тебя даже пенсию не дают. Провались. Да чтобы тебя прибрали черти.

Сижу в темноте, баюкаю заживающую руку, а сам вижу тот вечер.

Они сидят вчетвером и смотрят телевизор.

Мне с ними места нет, да они никогда и не пытались мне его выделить.

На экране – сказка про ребенка, которого потеряли родители, выросшего в приюте.

Сопли, слюни, мальчик оказывается музыкальным гением, встречает в каком-то парке своего настоящего отца, играет с ним на гитаре, не зная, кто перед ним.

- Значит, только некоторые слышат?

- Только те, кто слушают.

Вот на этих словах мать повернулась, вытирая слёзы, говоря отцу

- Какой хорошенький, сучонок, где их берут таких америкосы?

И упёрлась взглядом в меня.

В зал меня не пускали, я мог стоять только за аркой, желательно, не попадаясь на глаза родным.

- О-о, стоит, вылупил зенки, - слёзы мгновенно высыхают, я сейчас только понимаю, что она с самого детства, сколько я помню, смотрела на меня так, как сейчас смотрят демоны, когда хотят причинить боль. Только для них человеческая боль – деликатес, а для неё? Что это было для неё?

- Вылупился, правильно, хоть бы посмотрел, как дети живут, без мамки, и ничего, пользу приносят.

- Мать, так он же петь не может, - отец закатывается, гогоча, а остальные вторят ему.

Я его ударил… наверное. Честно говоря, я не очень хорошо помню, что произошло, только урывками – отец на полу, сестра вжалась в угол, братец убежал прочь, а она стояла и кричала, закатив глаза, сотрясаясь, стараясь испепелить меня. Её крики доносились из окна, когда я выбежал из подъезда, прочь от нашего серого околотка.

- И не возвращайся, урод! Чтобы тебя прибрали! Слышишь, тупорылый! Чтобы. Тебя.

Прибрали.

Её крик повис мокрой тряпкой, оборвавшись разом. Вместе со всем гулом вечерних домов.

И тут же начала наваливаться Темнота.

Поначалу я этого не замечал - ноги сами несли меня к Кольцу, на которое заезжает и разворачивается единственный автобус, заходящий в Озёрный.

Кого она мне всегда сулила? Встречника? Встречник – это городская байка, страшилка для детей. Его, наверное, не бывает.

А бывает обдолбанный Мамедов, лежащий возле сожжённого ларька, цепляющийся за штанину и просящий помочь ему.

Фиг с ним, с отцом, и с Ней тоже – рано или поздно случилось бы. В конце концов, уходил я не в первый раз, поэтому снова заночевать у Мамеда – что в этом плохого? Постоянно пребывая под кайфом, он чаще всего и не замечал моего присутствия в своей квартире, как и его гости.

Я его поднял и потащил хорошо знакомой дорогой, мимо свалки, которую организовали жители нашего околотка на месте сгоревшего гаражного кооператива, к пятому дому в Сиреневом переулке.

Оставшиеся на районе два с половиной фонаря погасли.

Пробираясь с висящим на мне Мамедом наощупь, я, наконец, понял, как тихо вокруг – даже всем известный весёлый Пятый дом, в который мы ползли, безмолвствовал. Только некоторые окна мерцали тусклым оранжевым – словно лампочки еле держались в патронах.

На третьем этаже я толкнул дверь, как всегда незапертую, ввалился в коридор и уронил Мамедова на пол.

Амира – его жена выползла из кухни, подняла на меня мутные зенки и улыбнулась

- Мишенька, родной, давай, заходи… тебя тут ждут.

Защебетала, замахала руками, сплошь покрытыми язвами и втолкнула меня на кухню.

Он сидел на подоконнике, отвернувшись в окно, что-то высматривая в темноте за стеклом, а когда я вошёл – медленно повернулся и растянул рот в подобие улыбки.

Я смотрел в белые без зрачков и радужки глаза мёртвого человека.
Мёртвого-мёртвого, мертвее не бывает. Теперь я знаю, что Встречники просто искусно притворяются живыми, а мой тогда даже не пытался.

- Выгнали? – голос девичий, я вздрагиваю и смотрю на растянутые белые губы.

- Выгнали-выгнали, а ещё и мать прокляла.

Губы не шевелились, когда он говорил. Или они – голоса каждый раз разные – женские, мужские, кажется, даже знакомые попадались – например, Шима из пятого дома, который пропал в прошлом году.

И руки ледяные, даже сквозь толстовку, когда он приобнял меня, а потом вытянул из квартиры, вниз, по заплёванной лестнице, разговаривая по сути сам с собой. Сами с собой.

- Идти тебе, конечно, некуда… а оставаться у Мамедовых, ну какой смысл? – прокуренный голос взрослого мужика сменился хрустальными колокольчиками какой-то феи с глянцевой обложки, - ты умный парень, хоть и… молчаливый. А молчание – золото. Золото тебе, конечно, ни к чему, а вот работу и кров могу предоставить.

У подъезда – микроавтобус. Белая черепушка с чёрными глазницами окон в темноте, которая уже сожрала всё вокруг. Я украдкой оглянулся – дома из которого мы вышли тоже не было. Кругом застыла одна чернота, даже под ногами вроде бы уже не асфальт.

- В общем так, - сухой мужской голос, бесконечно уставший… это его собственный?…, - выбор у тебя небогатый, хочешь – оставайся один, броди сколько влезет, только учти, что материнское проклятье практически невозможно снять, пока она сама не раскается. А она же не раскается?

Его бельма светились, стоял спиной к фарам машины, но всё равно, ровно кот. Довольный, только улыбки не хватало.

- А, хочешь – поехали со мной. Будет какая-никакая крыша над головой, общество, работа опять же. Тяжёлая, но хорошо оплачиваемая.

Хорошо, когда нет выбора. Лучше, чем выбор между тьмой и мёртвым человеком с хором голосов в глотке.

Хотя я бы всё равно поехал. Даже если бы знал, что меня ждёт, всё это лучше, чем темнота, в которой ничего нет.

Хотя, Тёма утверждал, что есть.

Встречник меня тогда посадил в салон, сел за руль и повёз через Ничто.

Темнота за окнами начала светлеть, когда он приводил ещё людей. В основном – молодых, была даже совсем мелкая – Юлька – ну, лет шести.

Тёму он завёл последним, когда через темноту за окнами автобуса проглянули контуры домов и уличные фонари, грязного, сырого насквозь (его топили в канализационном стоке, долго, с чувством и толком)

- Ни за что. Я даже не видел, кто это, - улыбается Тёма в ответ на мой взгляд, - просто шёл. Ударили сзади, повалили. А потом мордой вниз. И так не хотелось вот так глупо, что я попросил… чтобы их тоже, так же, как меня. А потом меня вынули – и уже было темно. Стоял такой же, как наш водитель, точь-в-точь, и держал двух мужиков. Как кульки – в одной руке и в другой. Поглядел на меня, кивнул и прямо обоих в этот же сток, потом мне бросил – сиди жди – и ушёл в темноту. Вот я и сидел. И ты знаешь, там ведь… кто-то есть. Мне показалось даже, что я голоса начал слышать – только не успел ничего разобрать, как автобус прикатил.

А потом мы сидели, привалившись к друг другу, Тёма захрапел, а я пялился в проявляющийся за окном город. Даже улицы начал узнавать, когда автобус остановился.

Нас выгрузили на парковке перед рестораном.

Да-да, снаружи – самый обычный, просто одноэтажное бежевое здание, даже как-то обидно стало, особенно, когда я узнал Кировское кольцо и Самолёт. Правда, хоть темнота и отступила, но Город вокруг всё равно остался серым, будто мы попали внутрь старой фотографии, небо такого же цвета, мёртвая тишина, и окна горели только у ресторана, а ещё вывеска над входом – одна красная буква - «W».

Автобус уехал – и мы стояли, переминаясь, не зная, что делать дальше, пока из-за угла не появилась Оро. И не позвала нас внутрь.

Трое погибло прямо там, сразу за дверью.

Они специально стараются собираться к свежему привозу. И то, что нельзя смотреть в глаза, например, Небиросу или Хауру я узнал именно тогда.

Кто-то шепнул мне в ухо – Смотри в пол – кажется, Тёма, поэтому что произошло я не видел – только слышал крики, треск (живая плоть лопается с отвратительным треском, как ткань, только влажная ткань), а потом мы побежали, вперёд, не глядя, целую вечность, пока не были выловлены заботливыми руками Оро где-то в проклятых тёмных подсобках.

- Ничего, привыкните, - спокойно говорила Оро, накрывая на стол в комнате отдыха, в углу которой мы сгрудились, как кучка испуганных котят.

- Я кажется обоссался, - прошептал мне на ухо Тёма.

Оро прыснула, расслышав

- Мужской душ вон за той дверью, женский за той. Спать пока будете вместе, вторая спальня, скажем так, временно пришла в негодность, и лучше будет, детки, если вы сейчас постараетесь успокоиться и выслушаете меня.

Мы выслушали.

Демоны существуют.

Они постоянно посещают наш мир, особенно теперь, когда люди снова сами добровольно их впускают.

Они любят комфорт, поэтому мест, подобных «W» множество по всему миру, они находятся одновременно в нескольких местах и между мирами.

Для работ привлекаются вольнонаёмные и работники по Контракту.

Мы – вольнонаёмные, потому что с Проклятыми Контрактов не заключают, это не принято.

Без Контракта никто не гарантирует нашу безопасность, любое отступление от правил повлечёт за собой смерть.

Что будет с нами после смерти Оро не знает. Или не хочет говорить.

Какая в сущности разница?

Оро – главная.

Оро – не человек, но боятся её не стоит.

И, да, мы вольны уйти в любой момент. Никто не держит, а задняя дверь всегда открыта.

Всегда можно выглянуть в ту самую кромешную темноту, из которой нас забрал Встречник и понять, что... соблюдение правил не такая уж и большая цена.

Правил много, но демоны их соблюдают. Они вообще жуткие педанты в некоторых вопросах.

Оро сама их до смерти боится, особенно Офицеров. К счастью, Офицеры достаточно редко заходят, правда, каждый их визит оборачивается потерями персонала, но раз в месяц, примерно в одно и то же время белый микроавтобус привозит новую партию.

Последний раз у нас даже негр появился, правда, его сразу забрал Кимейес, бармены шепнули, что парню повезло – предложили Контракт, и он согласился не думая.

А я уже начал привыкать к ним. Некоторые даже проявляют какое-то подобие заботы, как Буэр. Правда, Оро предупредила, что спокойные и милые (прямо так и сказала, милые, ха-ха) демоны совершенно не такие, как кажутся, поэтому Правил их поведение не отменяет.

Интересно, сколько я ещё продержусь здесь, пока не попадусь. Или не выйду как Тёма прямо в зал и не наброшусь на Небироса.

В дверь стучат.

Я, кажется, задремал.

- Ты здесь? – Оро, кто же ещё, гибкой тенью просачивается в кладовку.

В темноте её глаза светятся, а над головой видно какое-то марево.

- Выходи, Небирос убыл… а с тобой хочет поговорить Буэр.

Вот это новость так новость.

Внимательно смотрю на в светящиеся глаза Оро (знаю, что она прекрасно видит в темноте), их огоньки мерцают, а потом отворачиваются.

Она подходит совсем близко, вплотную

- Я не знаю, что он тебе предложит, … что-то предложит – это точно, иначе и звать бы не стал, но я прошу тебя. Как бы это ни звучало – подумай. Я тогда врала вам… ты – последний, я скажу. Даже если подслушают – не накажут сильно. Я говорила, что не знаю, что будет, если вы умрёте здесь – а вы просто умрёте, понимаешь? Смерть для Проклятого – это освобождение, это шанс. Поэтому и Контрактов с вами сразу не заключают – они не имеют права лишать человека последнего шанса. А Контракт – это конец. Смерти не будет. Ничего не будет. Поверь, что бы он не предложил…

Дверь резко распахивается, в проёме кто-то шагает, и Оро отбрасывает прочь.

- Свет!

Буэр стоит и, улыбаясь, смотрит на Оро, выбирающуюся из-под упавших ящиков.

- Отвратительно, просто отвратительно. Непростительное поведение для демонетки, малышка.

- Я не выбирала себя! - Оро яростно кричит, я вижу, как сужаются её зрачки, становясь прямоугольными, как темнеет кожа и заостряются уши, - моя мать выбрала мне такую участь, когда отдалась демону! А у него есть выбор!

- Замолчи, - Буэр говорит тихо, даже ласково. Оро застывает с открытым ртом.

- Ну, что, малыш, пойдём, поговорим?

Я смотрю в его разноцветные глаза, пытаясь разглядеть, что скрывается за ними, потом смотрю на Оро, беззвучно раскрывающую рот, силящуюся подняться с колен

«Моя мать выбрала мне такую участь».

И моя.

«Чтобы тебя прибрали».

- Ну? Или не хочешь? – приторная ласка в глазах демон сменяется нетерпением.

Я молча киваю, улыбаюсь Оро и иду к двери.

Те, кто слушают – услышат. А узрят правду блаженные.

Что останется проклятым?

В 1976 году антрополог Пол Столлер отправился в Нигер. Там он собирался изучать традиции местной народности сонгаи.

Однако в Африке он получил больше, чем рассчитывал: грозные сонгайские колдуны сказали, что ему суждено освоить их искусство и самому стать колдуном. После некоторых колебаний Столлер согласился.

Обучение оказалось не таким, как он ожидал. Наставник диктовал ему заклинания и требовал заучивать их наизусть, но при этом даже не говорил, для чего они используются. Когда Столлер пытался расспрашивать старого колдуна, тот только отмахивался – ученики не умеют задавать правильные вопросы, а на неправильные нет смысла отвечать.

Со временем, конечно, дело пошло на лад. Пол Столлер выучил достаточно заклинаний, сменил несколько наставников и начал пользоваться репутацией знающего подмастерья колдуна. И тут к нему обратились с первым заказом.

Хороший приятель пожаловался, что его близкого родственника несправедливо уволили с работы. Приятель просил применить чары, чтобы покарать англичанина-эксплуататора.

Столлер продолжал оставаться скептиком. В колдовство, которому его все это время учили, он не верил. Но почему бы не уважить просьбу? На всякий случай он решил посоветоваться со своими наставниками. Все они дали добро, и Столлер провел соответствующий обряд.

О результатах ему рассказали через несколько месяцев. У сестры бизнесмена внезапно развился лицевой паралич. Никакие средства не помогали, и оба вынуждены были вернуться в Англию. На британской земле болезнь исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Несчастный ученый впал в ступор. Эффективность его магии оказалась невероятным шоком для него самого. То, что было игрой, в которой он принял участие из любопытства, обернулось реальной силой, способной причинить вред живому человеку.

Он продолжил свои занятия, но теперь уже совсем иначе. Раньше он мог позволить себе пренебречь защитными чарами, находясь в окружении колдунов, теперь же не забывал о них никогда. Как-то раз, находясь в деревне, где происходило нечто вроде слета чародеев, он всю ночь повторял охранные заклинания, чтобы избежать возможной атаки.

В конце концов у Столлера развилось серьезнейшее желудочное расстройство. Он решил, что кто-то из недоброжелателей все-таки добрался до него, и поспешно уехал из Нигера, чтобы больше никогда туда не возвращаться.

Эта история – настоящий клад, столько интересных тем она затрагивает.

«Ученики не умеют задавать правильные вопросы». Мне приходилось слышать подобное в самых разных местах, и сам я приходил к аналогичному выводу.

Мастера цигун говорят, что ученику вредно заранее знать, где и как будет ощущаться ци во время упражнения. Он будет думать об ощущениях и стараться вызвать их у себя, вместо того чтобы должным образом расслабить тело и правильно выполнять движения.

Есть и много других областей, где бессмысленно о чем-то говорить, пока ученик не получил нужного опыта.

Тренеры боевых искусств знают, что худший кошмар – ученик, пришедший изучать «приемчики». Он насмотрелся на кунфу или карате в фильмах и полагает, что уже имеет представление об основах. Главное теперь – выучить побольше эффективных приемчиков.

В традиционных школах Японии и Китая эту проблему обходят так. Ученику дают формальный комплекс и говорят: повторяй его, пока не начнет получаться правильно. Если мастер будет доволен твоей техникой, то, может быть, объяснит и покажет, для чего можно использовать эти движения. Иными словами, шифу и сенсеи поступают точно так же, как и нигерийские колдуны.

Еще тут стоит всерьез задуматься о важности веры. Современный оккультизм придает ей огромное значение: во что ты веришь, то и реально. Колдуны более традиционного склада говорят, наоборот, что магия надежна и предсказуема. Не обязательно верить в электричество, чтобы пользоваться им – или чтобы оно тебя убило.

Проверки опытом не выдерживают ни те, ни другие. Вера не поможет преодолеть законы природы – наоборот, она запросто может привести к самообольщению и сумасшествию. Магия же чаще не работает, чем работает, и назвать ее предсказуемой и надежной – значит, выдавать желаемое за действительное.

Клод Леви-Стросс в книге «Чародей и его магия» рассказывает историю канадского индейца Квесалида. Он стал шаманом, хотя не верил в магию. Более того, частью его обучения было освоение фокусов, имитирующих изгнание болезни из тела больного. Тем не менее, он исцелил многих пациентов и сделал блестящую карьеру, при этом к фокусам других шаманов продолжал относиться презрительно и скептически.

Но тут можно отговориться хотя бы тем, что пациенты Квесалида уж точно верили в его шаманскую силу, а значит, перед нами эффект плацебо во всей красе. История Столлера не поддается и этому объяснению. Его жертва была таким же здравомыслящим человеком Запада, как и сам колдун.

И наконец, опыт Столлера показывает изнанку волшебного мира.

Помните самые известные симптомы психических расстройств – те, при виде которых любой назовет несчастного сумасшедшим?

Он слышит, а порой и видит, что-то такое, что не существует ни для кого, кроме него.

Он постоянно ощущает, что за ним следят. «Они» не спускают с него глаз и, возможно, хотят убить или похитить.

Он шарахается от прохожих на улицах, потому что некоторые из них – не люди. Из-под человеческого лица в любой момент может проглянуть демоническая харя.

Он ощущает, как чужая воля вторгается в его разум. Иногда она просто подкидывает ему мысли – или забирает их, так что он застывает, как статуя. Иногда заставляет хотеть чего-то плохого или опасного. Порой же просто берет на себя управление, и тогда он делает то, чего ни за что не сделал бы в здравом уме.

Он понимает, что вокруг нет ничего случайного. Даже в щебетании птиц или в лужах на тротуаре есть тайный смысл. Все это что-то значит: так могущественные силы переговариваются между собой и оставляют послания для людей.

В магическом мире все это может оказаться чистой правдой, а самое страшное – там невозможно отличить, кто безумен, а кто действительно видит то, чего не видят другие. В какой-то момент любой сумасшедший начинает думать, что это все остальные ненормальны, потому что не в состоянии заметить очевидное для него.

Исследователи паранормального часто сходят с ума, если работают не в лаборатории, а в поле. Православные страшилки об ужасах, ожидающих каждого колдуна и оккультиста, основаны в том числе и на рассказах очевидцев. Но и сами православные защищены не больше: почти каждый монах может рассказать о таких страхованиях, какие и колдунам не снились.

Потусторонние силы рушат границы. Человек входит в магию, надеясь, что будет время от времени использовать ее, чтобы получить новые возможности. Но если он вошел достаточно глубоко, то в конце концов будет применять ее постоянно – просто чтобы выжить. Каждое его действие будет ритуалом, ибо магия никогда не заканчивается. Все есть магия.

Мир волшебства имеет кое-что общее с дикой природой. О единении с природой любят мечтать те, кто, трудами сотен поколений предков, надежно от нее огражден. А те, кому не повезло действительно жить в таком единстве, всеми силами стремятся в ограду цивилизации.

Цивилизация с ее верованиями и условностями защищает нас не только от дикой природы, но и от Той Стороны. Мы выстроили себе мир, в котором не можем дотянуться до магических сил – зато и они не могут дотянуться до нас. Это огражденное место, за пределы которого опасно выходить непосвященным.

Я не слишком люблю рационалистов и материалистов, и не раз смеялся над их фанатизмом. Однако в споре между рационализмом и оккультизмом я почти всегда оказываюсь на стороне скептиков – потому что понимаю, что ограда разума в самом деле необходима.

Правда, иногда мне кажется, что ограда эта по большей части условна. Она – не могучий бастион, удерживающий натиск Хаоса по ту сторону. Скорее она удерживает нас самих на том островке, где можно оставаться незамеченным для неведомых сил.

И, конечно, всегда будут люди, выходящие за ее пределы. У одних нет выбора – их вышвыривает психическая болезнь или травма. Другие по доброй воле кидаются исследовать глубины неведомого. Третьим удается балансировать на границе, касаясь обоих миров, но не принадлежа в полной мере ни одному.

Отсюда

Человек, рождённый в муках бытия

Смотря на Мир сквозь призму боли

Покой он ищет , и всегда

Стремится к счастью навсегда

И не находит он успокоения

В бурях мглы и произвола судьбы

Жестоко мучаясь, стеная

И проклиная все вокруг

Один вопрос кружится рядом

" Почему, за что , ау"?

Но злая тишина

Молчит и нет ответа человеку

Который болен, заболел

Духовной язвой Имхотепа

Духовный импотент

Стих 2

Злые демоны

Множество злых , темных духов

Летают ужасом в ночи

Ища крови в поздний час

Насытиться сполна хотят они

Кровь человека для них деликатес

И наполняют ванны крови

Со злобной ухмылкой, с сарказмом на губах

Причмокивая вилкой

Глотают целиком за раз

Злые демоны ночные

Проклятие человека, тени тьмы

Везде они обосновались

Даже там , где нет души

Леса, озера, горы, воздух

Полчища бесов приют нашли у них

И что же делать путнику случайно

Забредшему в тупик????

"В японском фольклоре есть весьма интересные и самобытные монстры. Например, - Сагари - лошадиная голова свисающая с ветки дерева в лесу. Или Сиримэ - призрак с глазом в жопе. Хитоцумэ-кодзо выглядит, как лысый и одноглазый мальчик, а Хоонадэ - призрачные руки летающие отдельно от хозяина. Точно утверждать не буду, но есть подозрение, что причиной появления столь странных существ стало то, что японцы достаточно рано переняли у китайцев порох.

Итак, тема нашего первого занятия: "Техника безопасности при обращении со взрывчатыми веществами." (ц)

В Японии довольно богатый фольклор и мифологические персонажи занимают в нём огромную нишу. На протяжении веков рассказы о страшных чудищах и сверхъестественных существах передавались из поколения в поколение. Сейчас эти истории стали основой для аниме и видеоигр.

1. Нёи-дзидзай — старый жезл священника, посвятивший всю свою загробную жизнь чесанию спин людей в тех местах, куда им не дотянуться.

2.Футакучи-онна – женщина-чудовище, у которой два рта. Один на лице, а второй спрятан на затылке под волосами. Череп женщины может распадаться на части, обнажая губы, зубы и язык. А рот на затылке постоянно требует пищи и заставляет много есть.

3.Имори — призраки мертвых воинов, превращенные в гекконов. Призраки обитают в забытых руинах, где они погибли, и преследуют нарушителей.

4.«Семёрка Мисаки» — группа из семи призраков, которые, как говорят, навлекают смерть на тех, кто встретился на их пути. Они погибли при страшных обстоятельствах и стали призраками. А теперь заманивают прохожих на тот свет.

5.Бетобето-сан – это дух, который преследует путешественников в ночное время. Своими деревянными сандалиями он издаёт звук «бето-бето», за который и получил такое имя.

6.Нэкомата — японские кошки-оборотни, которые вселяются в чьё-нибудь тело и едят неугодных им людей. Они способны метать огненные шары и разжигать пожары.

7.Мокумокурены — это японские духи, которые обитают в старых рваных бумажных межкомнатных перегородках и выглядят как множество глаз.

8.Бакэ-кудзира — огромный призрачный скелет кита, который по рассказам часто появляется у японского побережья близь префектуры Симане в сопровождении множества зловещих видов птиц и рыб. Считается воплощением ненависти животных к охотникам.

9.Ками-кири — это мистические демоны похожие на членистоногих с острыми как бритва руками и клювом в форме ножниц. Они способны тихо пробираться в открытые окна и отрубать волосы своим жертвам.

10.
Гашадокуро — это огромный монстр из японской городской легенды, который состоит из костей людей умерших от голода. Эти кости собираются в гигантское создание, которое одержимо гневом и жаждет человеческой крови.

Американского пастора обвиняют в том, что он использовал оральный секс в обрядах экзорцизма

Американский пастор Уильям Уивер использовал оральный секс в качестве элемента своих обрядов по изгнанию Дьявола. По крайней мере, так утверждает обвиняющая сторона. На данный момент показания дали трое взрослых мужчин, которых преподобный склонил к греховным действиям в конце 90-х — начале 2000-х.

На протяжении 40 лет пресвитерианский священник Уильям Уивер был пастором в церкви городка Линден, штат Нью-Джерси. Кроме этого, он служил в часовне ветеранов Вьетнамской войны и в местном госпитале. Линден — маленький город, здесь живет всего 40 тысяч человек, так что пастора знал буквально каждый. Тем безумнее для местных жителей кажется обвинение. Они привыкли считать его забавным и неунывающим священником, а он оказался закоренелым экзорцистом.

Все жертвы — взрослые мужчины, которых сильно побила жизнь. У них были серьезные проблемы в семье и на работе, приступы паники и депрессии. Преподобный Уивер брал их под свое крыло, проводил душеспасительные беседы долгими вечерами и так далее. А потом начиналась дичь. Пастор говорил мужчинам, что в них завелся демон, а также намекал на то, что является не только священником, но и индейским шаманом. Уивер утверждал, что на одну восьмую он родом из индейцев кри или оджибве, и в Нью-Джерси давно идет война с демонами, в которой он принимает участие все 40 лет службы.

Пастор предлагал провести обряд экзорцизма, во время которого использовал как Библию, так и явно нехристианские методы: расставлял вокруг приглашенного заговоренные камни, предлагал ему раздеться и лечь на кровать, после чего клал на его лоб монету с изображением ангела и приматывал ее магнитной лентой. Затем он «инспектировал» рот мужчины собственным языком на наличие там демонов, после чего начинал основную часть обряда. Преподобный говорил, что злые духи оккупировали семя жертвы и его нужно немедленно высосать. Справившись, он показывал совершенно охреневшему экзорцируемому металлический шарик, который, якобы все это время был в его семени.

Все трое жертв утверждают, что пастор воспользовался их депрессией и полной жизненной дезориентацией для воплощения своих шизофренических фантазий, чем нанес им еще больший вред. Теперь от Уильяма Уивера отвернулась не только пресвитерианская церковь, но и местные представители коренных народов. Кри и оджибве заявили, что у них точно нет таких ритуалов, а церковь лишила его сана за «идолопоклонничество» и «сексуальные действия по отношению к пастве».

Сейчас 69-летний Уивер живет в доме престарелых и отказывается давать комментарии. Дело до полиции пока не дошло, однако все идет именно к тому. Его жертвы были взрослыми мужиками, которые пошли на «экзорцизм» добровольно. Но пастор явно воспользовался своей властью, к тому же нанес им психологическую травму, так что те вполне могут засудить его — а там и до тюрьмы недалеко. Скандал уже разгорелся.

Когда-то Европа была темна и неграмотна, грамотой владели в основном монахи которые занимались перепиской священных текстов и как водится делали ошибки. Но, разумеется, не сами по себе, в всем был виноват, естественно, демон…

Имя ему Титивиллус (Titivillus), служит он самому Князю Тьмы и занят он был в то время, исключительно, подсовыванием ошибок в рукописи. Удачно вставленная ошибка гарантировала незадачливому переписчику особенную запись в адской книге учета ошибок и засчитывалась на Страшном Суде. Титивиллус обычно являлся с мешком – в котором он эти самые ошибки носил.

Злые языки поговаривали, что монахи все выдумали, мол, от многочасового сидения в скриптории пламя разума меркнет и толи от помутнения толи от скуки, выдумали какого-то демона, на которого свалили всю вину за свою невнимательность а то и зачастую за хулиганство.

Так, или иначе, но первое упоминание о нем мы видим в Трактате о Покаянии (Tractatus de Penitentia) написанном Джоном Уэльским примерно в 1285 году. Страшный Суд послужил хорошим дисциплинирующим фактором и вскоре монахи подтянули чистописание настолько, что нашему герою пришлось переквалифицироваться и начать сбор пустопорожней болтовни которой предавались прихожане во время длительных церковных служб. Именно таким запечатлели его современники.

Самыми серьезными были незаметные ошибки в Святом Писании – они могли переходить от переписчика к переписчику и с изобретением печатного пресса скорость их повторения увеличивалась в разы.

Например, в 1561 году, документ озаглавленный “Анатомия Мессы” был населен каким-то рекордным количеством ошибок, что пришлось выпускать дополнительную книжку с исправлениями. А печатник? А что печатник? Он разумеется сказал что это работа Дьявола..

Тогдашний Папа – Сикст V был вынужден издать папскую буллу о том что любой печатник внесший изменения в текст Священного Писания будет отлучен от церкви. Тем не менее это не помогало и один из тиражей Библии пришлось даже отозвать, так как все ошибки заклеить там не удавалось.

Источник

От меня:  разумеется, с тех пор демон принял на себя смежные отрасли - кино, телевидение, конечно - интернет. М-да. По крайней мере, «очепятками» я точно грешен. И, судя по значительному вниманию ругающих меня персон, много ещё в чём...