Недавно литературный журнал "Кот Бродского" выкатил немного холиварный материал про русских классиков. Если ты сноб - не читай. Если ты учитель литературы - на всякий случай запастись валерьянкой. Ибо быть великим русским классиком литературы – это вам не только сочинять нетленное. Это еще и творить такое, о чем на уроках рассказывать или смешно, или стыдно.

Быть Михаилом Афанасьевичем Булгаковым — это…

• Вкидываться морфием и ловить глюки с сердитым Гоголем.

• Косить под Гоголя по жизни.

• Быть собачником, а написать про кота.

• Считать свою жену прототипом ведьмы.

• Продать душу Сталину.

• Стать автором самой попсовой русской классики.

____________________________________________________________________________________________

Быть Николаем Семёновичем Лесковым — это…

• Окончить только два класса гимназии.

• Жить по правде, но юзать 30 псевдонимов.

• Прославиться своим коварством.

• Ездить по России в поисках хороших людей.

• Фанатеть по Льву Толстому.

• Первым придумать персонажа-вегетарианца.

• Бороться со спиритизмом.

____________________________________________________________________________________________

Быть Александром Исаевичем Солженицыным — это…

• Носить крестик и быть за это битым в школе.

• Сочинять проекты устранения Сталина.

• Быть сосланным в пустыню, потому что совок отстой.

• Отказаться от предложения свалить в Европу.

• За непослушание получить укол яда.

• Выжить после укола яда.

• Бесить всех правителей, кроме Хрущева и Путина.

____________________________________________________________________________________________

Быть Львом Николаевичем Толстым — это…

• Рамсить с церковью так, чтобы она делала обидные иконы с тобой в огне.

• Стать вегетерианцем до того, как это станет мейнстримом.

• Проиграть в карты дом своего детства.

• Вести учет своих любовниц в блокноте, а потом показать его жене.

• Тусить по юности с золотой молодежью, чтобы в старости этого стесняться.

• Написать про дуб.

____________________________________________________________________________________________

Быть Максимом Горьким — это…

• Косить усами под Ницше, но всем говорить, что под Сталина.

• Придумать такой псевдоним, чтобы никто не забыл, что тебе grustno.

• Терять нобелевку столько же раз, сколько ДиКаприо − Оскар.

• Хайпить на всю Европу с пьесой о русских маргиналах.

• Разочароваться в революционерах и свалить в Италию, откуда ехидно наблюдать, как правительство такое: «Вот еще одна улица в твою честь, только вернись, Лешка, ну че ты».

____________________________________________________________________________________________

Быть Александром Сергеевичем Пушкиным — это…

• Судить о характере всего народа до того, как это станет мейнстримом.

• Уехать в ссылку и стать трендсеттером.

• Написать пару фривольных стишков и хвастать императрице, что тебя «комментят и лайкают».

• Звать на дуэль за рассказ о любой незнакомой книге.

• Строить имидж на враках, что тусишь с Якубовичем.

• Не быть Байроном.

____________________________________________________________________________________________

Быть Федором Михайловичем Достоевским — это…

• Прийти на собственный расстрел, а потом узнать, что это пранк

• Играть в «50 оттенков серого» со своей женой.

• Падать в обморок при отказе проститутки.

• Изобрести слово «стушеваться».

• Проиграть в рулетку последние штаны.

• Наклониться за упавшей ручкой и умереть.

Не знаю, можно ли в Книжной лиге указывать ссылку на автора, но если интересно - журнал легко гуглится.

Глядя на обедающих гостей, Горький несколько успокоился.

— Ну, что ты там напридумывал, Максимыч? — сказал он сам себе. – Такие же люди, как и ты. Едят, когда голодны, спят, когда устают. Полно так нервничать.

Горький подцепил с блюда ломтик сулугуни, положил на мчади, легко мазнул аджикой и, добавив несколько листиков кинзы, отправил в рот. Налил из запотевшего графина рюмку водки и положил в тарелку сочащийся жиром хинкали.

— Вижу, Алексей Максимович, — сосед слева, смотрел добрыми, смеющимися глазами, — вы большой знаток грузинской кухни.

— Не столько знаток, сколько поклонник, — Горький отметил акцент собеседника и хотел польстить ему. – Как-никак, год прожил в Тифлисе.

— Серго Орджоникидзе, — представился сосед. – Настоятельно рекомендую попробовать аджапсандали, уверяю вас, не пожалеете. И обязательно это кахетинское.

— Вот с винами у меня дела обстоят похуже, — Горький в два приёма разделался с хинкали, опрокинул рюмку. – Водка, она знаете ли…

Тут он с удивлением заметил, что Орджоникидзе, прижимая палец к губам, отчаянно косит глазами на другой конец стола. Только сейчас Горький обратил внимание, что в зале царит тишина.

— …а, самое главное, — услышал он тихий голос Сталина, — что мы, старые партийцы, после работы, вот так собираемся за столом. Едим кусок хлеба, пьём стакан вина. А рядом с нами сидят лучшие представители народа. Известные учёные и писатели. Выпьем же, товарищи, за единство и сплочённость партийных рядов.

Гости зааплодировали, но Сталин мановением руки остановил их.

— Вот, что ещё хотел сказать, — он обвёл глазами стол и остановил взгляд на Горьком. – На днях дочь спросила «Отец, мы в счастливой стране живём?». «Конечно», — отвечаю. «А, почему, тогда, нашего знаменитого писателя зовут Горький? Отчего ему горько?»

У Алексея Максимовича всё поплыло перед глазами. Он встал, чувствуя себя непростительно высоким.

— Я, Иосиф Виссарионович, — зачастил Горький, — полностью согласен. Ваша дочь права. Глупо теперь звучит. В свете побед.

Сталин, обрывая его, лишь покачал головой и, обращаясь к гостям, продолжил.

— Видишь ли, — отвечаю я, — писатель родился при кровавом царском режиме и жил очень тяжёлой жизнью. Вот, в память об этом проклятом времени, он и носит такое имя.

— Да! – захотелось выкрикнуть Горькому.

Стол вновь разразился аплодисментами, а Орджоникидзе настойчиво, потянул Алексея Максимовича за полу пиджака, усаживая на место.

— Как сказал Иосиф! — похлопал он Горького по плечу. – Какой грузинский стол без хорошего тоста?

Мы - социалисты. Это значит, что мы враги частной собственности, которая разъединяет людей, вооружает их друг против друга, создает непримиримую вражду интересов, лжет, стараясь скрыть или оправдать эту вражду, и развращает всех ложью, лицемерием и злобой. Мы говорим: общество, которое рассматривает человека только как орудие своего обогащения, - противочеловечно, оно враждебно нам, мы не можем примириться с его моралью, двуличной и лживой; цинизм и жестокость его отношения к личности противны нам, мы хотим и будем бороться против всех форм физического и морального порабощения человека таким обществом, против всех приемов дробления человека в угоду корыстолюбию.

В вышеприведенной цитате одного из самых известных романа Максима Горького виден исторический срез сознания характерного для молодых идеалистов этого течения начала 20 века. Роман написан в 1906 году и во многом предвосхитил стиль социалистического реализма, который бурно расцвел после появления на мировой арене СССР.

Как же читается эта книга сейчас , в 2018 году? Какие чувства вызывают герои? Наверное, у каждого свои. Но мне очень жалко героев книги. Они стали социалистами не от хорошей жизни. Действительно, а начале века положение пролетариата и крестьянства в Российской Империи было бесправным и унылым. И поэтому стали появляться эти мечтатели, которые верили в светлое будущее, где все будут равны и не будет богатых и бедных. Где во главе всего станет ум, достоинство и свобода личности.  Но ведь в итоге они победили в 1917 году? И что же произошло? К сожалению, царства свободы и радости не случилось. НКВДшники были хуже жандармов, ГУЛАГ был хуже царской каторги. О честности суда говорить не приходится.

Сын главной героини, который говорит в суде речь, отрывок которой я привел выше, который открыто выступает против текущего режима, всего лишь сослан в поселение за это всё. НА суде присутствуют родственники. Мать знает куда он отправляется. Он улыбается ей и почти уверен, что скоро сбежит. Давайте подумаем, что было бы в стране победившего социализма с человеком, который выступал так открыто против режима. В 30х годах он просто бы пропал для семьи, и потом им сообщили, что он мертв без указания места могилы. При этом не обязательно вообще что-то говорить против власти.

Грустно, что такие замечательные и добрые герои данной книги по сути "за что боролись на то и напоролись".

Есть еще один любопытный момент в книге. Когда Рыбин говорит такое:

Так. Я тоже не знаю. Второе - книжки кто составляет?
- Ученые…
- Господа! - молвил Рыбин, и бородатое лицо напряглось, покраснело. - Значит - господа книжки составляют, они раздают. А в книжках этих пишется - против господ. Теперь, - скажи ты мне, - какая им польза тратить деньги для того, чтобы народ против себя поднять, а?
Мать, мигнув глазами, пугливо вскрикнула:
- Что ты думаешь?..
- Ага! - сказал Рыбин и заворочался на стуле медведем. - Вот. Я тоже, как дошел до этой мысли, - холодно стало.
- Узнал что-нибудь?
- Обман! - ответил Рыбин. - Чувствую - обман. Ничего не знаю, а - есть обман. Вот. Господа мудрят чего-то. А мне нужно правду. И я правду понял. А с господами не пойду. Они, когда понадобится, толкнут меня вперед, - да по моим костям, как по мосту, дальше зашагают…

И зашагали. Новые господа советской номенклатуры. Зашагали партийные деятели, зашагал и сам Максим Горький в некоторой степени. Что уж там...

Негодующего Пушкина (Автор: Илья Mozgi) с его "В мою честь могли бы и проспект назвать" я искала на улице Пушкина, а нашла на Горького чисто случайно. Но адрес дома, на дверях которого сделан рисунок всё же ул. Пушкина дом 9.

Искала я только Пушкина, а нашла ещё и Горького.