…Сон никак не шел. Ночевали высоко, ночевали на снегу, вероятны были сильные порывы ветра, поэтому своим сожителям предложил хорошенько утеплиться – сделать стенку из двух рюкзаков в тамбуре, а оставшиеся два (жили мы вчетвером) – затащить непосредственно в палатку и использовать в качестве подушки. Наиболее уязвимым для ветра был вход, к которому мы спали головой (конструкция палатки на этом настаивала), опыт сквозняка уже был, потому решили заложить его скарбом и с внутренней стороны. К слову, было действительно очень тепло. Порой даже слишком. Это несмотря на то, что высота стоянки была 4120, а мы зарылись в снег. Ветер, конечно, присутствовал, однако никак не отражался на изменении температуры внутри нашего домика.
Поначалу от волнения, а потом и от «бурления» в животе глаз сомкнуть не мог. Попеременно вставали Наташа и Петя. Когда я сам в начале двенадцатого выбрался из палатки по малой нужде, увидел красивую картинку – падает легкий снег, наверх буксирует ратрак, темно… Почти как ранним утром рядом с Главным зданием МГУ, когда я собирался на работу в Гольяново. Только вместо ратрака в Раменках обычная снегоуборочная техника.
Быстрее бы уже два часа. Либо попытаться уснуть. Но время шло с поразительной вредностью медленно, как и сон. В итоге без пятнадцати два я включил фонарик, надел линзы, вытащил из спальника ботинки (грел их специально, чтоб не замерзнуть на штурме) и пошел на дежурство. Подпихнул Катю перед выходом – мой бессменный напарник тоже дежурит. К счастью, хоть она поспала!
Когда я выбрался из палатки, то обомлел – до чего же было красиво! Звездное небо, двухглавый массив Эля, а по нему – вереница огоньков, идущая на вершину. Где-то там вдалеке небосвод и фонарики альпинистов сливались воедино, и ты уже не понимал, где небо, а где земля… И нам именно туда! Штурмовать!
Затопил горелки, вскрыл завтрак. Пока Катя резала сыр, я надел гамаши и кошки, чтобы потом не терять время на этот процесс.
Ну же, закипай! Закипай!! Отправил Катю будить Петю и Наташу, а сам направился к нашей второй палатке:
– Так, штурмовики Шабалина! Московское время 2:30. Легкий высокогорный бриз, звездное небо и сотня желающих восходителей уже на маршруте. Просыпаемся! Кипяток почти готов!
Пока ребята вылезали, кипяток и правда, вскипел, более того – начал потихоньку остывать. Час ушел на то, чтоб все пожевали, надели кошки и вышли из лагеря.
И вот, началось! Почти как в настоящих высоких горах – темно, мы с фонариками идем в неизвестность. 3:28 – начало восхождения. Выруливаем на дорогу ратраков и начинаем медленно набирать высоту.
Экспериментирую с темпом. Если в походе я обычно быстро иду 20 минут, а затем отдыхаю, то здесь попробовал принципиально новую стратегию – идти медленно, но очень долго. Особо не приваливаешь по ходу движения, поэтому планировалось идти плотной группой, не быстро, да и чтоб без сюрпризов со стороны организма – мы, конечно, акклиматизированы уже более чем, но вдруг чего? 5 километров высоты – все-таки, не мало.
Еще было темно, мы старались не растягиваться, хотя с Сашей и Петей периодически убегали чуть вперед, как Петя с радостью объявил:
– 4438 метров. Новый высотный рекорд!
Я улыбнулся. Личные рекорды ставить – это всегда приятно. Но сегодня отметка меньше 5642 метров нас не устраивала никак!
…От начала восхождения прошел час-полтора. Занялся рассвет, поднялся сильный западный ветер. Мы подходили уже к скалам Пастухова, как высота давала о себе знать (по крайней мере, у меня точно) – шел медленно не потому что запланировал, а потому что быстрее уже было сложно. Плюс постоянное желание «дорваться до ветру», которое мы с Сашей удовлетворили как раз на скалах.
Как только солнце поднялось чуть выше, позади нас открылась потрясающая картина – мы видели не только Главный хребет (который и так виден из долины), а все, что находится за ним – при том на сотни, если не тысячи километров.
Вот возвышается купол какого-то вулкана в направлении юг-юго-запад. Что это? Неужели Демавенд? Он сопоставим с Элем по высоте (5610 м.), но достаточно далеко. Рядом проходила какая-то пара, они тоже развернулись и залипали на красоту. Мужик показывал товарищу какую-то котловину на востоке и сетовал, что это Каспийское море.
В общем, нигде я так не занимался географией, как на южном склоне Эля!
Высота давала о себе знать. Представляю, как себя чувствовал организм в это время: «Так, этот парень полез на высокогорье. Что надо сделать? Адаптироваться, нафигачить эритроцитов, чтоб он там не подох от гипоксии. Три недели я их делал-делал, вроде этот парень теперь в норме. Что он задумал? Еще выше залезть? Ну извини, я не могу так быстро этим заниматься. Так что ты давай пока погуляй, но не подыхай, а я попробую что-то придумать».
На 4800-4900 крутизна склона еще подросла, и пару раз я сбивался с ритмом и начинал задыхаться. Т.е. если ты делаешь не размеренный медленный шаг, а, условно, два-три шага вместо одного – тебя складывает, ты как утопающий ловишь ртом воздух и пытаешься не рухнуть. Ситуацию усугублял сильный ветер – такое ощущение, будто он уносил последние молекулы воздуха от органов дыхания куда-то в сторону, и ты оставался в некоем вакууме.
Петя сказал какую-то высоту, и я принялся рассчитывать, прошли мы половину набора или нет. В общем, в тех условиях, в которых приходилось это выполнять, задача оказалась мне непосильной – складывать и вычитать всего лишь четырехзначные цифры я не мог. Плюнув через тридцать секунд на это дело, просто пытался на упасть на склон.
А на 5000 мы обнаружили закопанный ратрак. Видимо, его снесло лавиной или он попал в трещину, что торчала лишь стеклянная кабина. На ней альпинисты обычно приваливают (редкое место, хотя такие нам еще попадутся).
Вылезаем на начало косой полки. Здесь тоже раскидан снег, сюда еще доезжает техника. Собираемся половиной состава – Лиза, Петя, Саша, Митя и я. Остальные девчонки на подходе. Достаю мешочек с карманным питанием, на таком ветре снимаю перчатку, раскрываю зип-пакет и быстро прячу руку – очень холодно. Последующие минут двадцать я чувствую неприятную колкость в руке, которая пытается отогреться. Саша хлещет колу, в меня никакая жидкость, тем более, газированная – не лезет. Она сильно пенится, а у меня ощущение, будто из меня самого пена вот-вот пойдет. Хоть бы никаких сюрпризов в виде отеков легких… Акклиматизация же, все дела, организм, ну чего ты?
– 5042 метра. Осталось ровно 600! Выше Казбека уже, – декларировал Петя.
Я смотрел на него и удивлялся. Петя - возрастной участник (40 лет), курил, но при этом после скал Пастухова – уверенно лидировал, обгоняя меня. Стесняюсь спросить, что было, когда он был моим ровесником?
«Алло, это здоровый образ жизни? У меня есть вопросы!»
На косой полке дорога превращается в узкую тропу, где сложно разойтись двум людям, которые идут друг другу навстречу, хотя зачищена зона шириной около метра, чтоб можно было быстро сманеврировать. Несмотря на то, что мы шли очень медленно (за исключением Лизы, которую снова пригорняжило, и она полетела, как ни в чем не бывало! Это уже происходило на Терскее, так что знаем как это работает ), очень большое количество народа наша троица Петя-Саша-я обгоняла.
Нашел оптимальный и комфортный ход, который можно назвать «английский джентельмен». Слегка запрокинув корпус, вальяжно переставлял – не переставая на него опираться – ледоруб. Суть была в том, что где-то глубоко внутри тела, в районе диафрагмы, был дискомфорт, словно что-то давит сверху. Я бы мог загнуть что-нибудь про альвеолы, разницу давлений и прочее, но на тот момент меня устраивал тот факт, что из меня не перла розовая пена, а по каким причинам – не так важно. Лишь бы дойти. Положение корпуса как раз помогало притупить этот дискомфорт, потому что распрямиться и идти «с высоко поднятой головой» было как раз проблематично. Когда нужно сделать короткую передышку, обычно кладешь руку на колено и складываешься буквой Г. Лишь спустившись, я начал подозревать, что именно непрямое положение корпуса по отношению к ногам и спасало. Насколько научно? Без понятия. Чистый кантианский опыт.
Сколько можно шагать по этой полке? Почему у меня не такой организм, как у Лизы?
Лишь бы дойти. Лишь бы дойти. Косая полка отличалась вполне лояльной крутизной склона, однако ее малая ширина была задана объективными опасностями – ниже нее находился разорванный ледник, который в народе называют «трупосборником». Основные жертвы на Эле (а их полно) – это коммерческие туристы, которые слабо подготовлены и не представляют себе всех нюансов гор. Впрочем, это не отменяет бдительности с нашей стороны!
Наконец, мы выходим на седловину – широкую, пологую, где можно привалить и собраться всей группой. Многие ребята (восходителей тут толпы) валяются прямо на снегу, кто-то пытается отдышаться, кто-то уже пришел в себя. В это время я… пытаюсь вспомнить как ходить по ровной поверхности! Черт, как это работает?! За последние несколько часов мы набрали почти 1200 метров, притом крутизна склона варьировала от совсем небольших значений до порядочных цифр. В любом случае, ты понимал, что идешь вверх. А тут – не надо вверх, надо вперед. Ледоруб до земли не доставал, из-под меня будто выбили опору.
На трясущихся ногах и с ничего не понимающими мозгами я добрался до Лизы с Петей, которые уже были на седловине и рухнул на колени. Фух!
Минут через 10 вся наша группа в сборе – даже на таком склоне мы не сильно растянулись. Ох уж эти штурмовики Шабалина!
Настя отдала сушеные бананы и орехи кешью. До этого момента мне казалось, что на такой высоте я уже точно не захочу есть (учитывая, что я переносил все эти минуты). Но это только казалось! Мало того, что я схарчил все то, что она мне отдала, слопал сверху еще свой пакет с карманным питанием, который был в два раза больше того, который обычно выделен на день на маршруте похода. Тогда казалось, что еда вообще уходит куда-то в пустоту и не помогает никак идти, поэтому какая разница, сколько придется съесть?
Петя объявил высоту – 5368 метров. Осталось меньше 300. Сможем? Безусловно. Сегодня или никогда.
Лиза стартовала первой, а я – сразу за ней. Еда никуда не делась! Она будто мгновенно конвертировалась в огромное количество энергии, а помноженная на восстановленное дыхание, позволяла мне снова ломить, будто и не было этой большой высоты!
Поскольку тропа шла вновь по крутому склону, были установлены столбы с тросами, за которые следовало держаться/пристраховываться. Впереди нас маячила целая группа народа, которые передвигались уж слишком медленно, что нам с Лизой пришлось идти на обгон – и это на высоте в 5,5 км!
Передо мной открылась панорама Предкавказья – невысокие плато, возвышенности и плоскогорья. Теперь понятно, почему на Эльбрус любят смотреть и ходить с севера – он там пафосно возвышается над всей этой мелочью, в то время как с юга он сам смотрится невзрачно на фоне более остроконечных четырех- и пятитысячников.
Лиза опять что-то фотографирует. Я спрашиваю, а сколько еще подниматься, как получил ответ:
– Да уже почти все, вон, видишь куда куча народа идет?
Ошибиться было сложно. Финальный рывок и я… на какой-то большой площадке. Абсолютно ровной. Вижу, где эта вершина – небольшой холмик над этой площадкой…
Боги, опять ровное место, как же тут ходить?! Почему так тяжело? Как встать так, чтоб ледоруб доставал до земли? Кажется, начинал понимать, почему много народа ходит не с ледорубом, а с палками. Но в случае чего – ледорубом зарубиться всегда можно попробовать, а вот с палкой такая роскошь невозможна. Медленно, очень медленно иду по этой ровной площадке. Представьте, что вы вылезаете на высшую точку России (и Европы), а вас там ждет участок размером с хоккейное поле, который надо преодолеть? В голове лишь две мысли – «какого хрена нужно так далеко идти?» и «почти дошел, почти дошел». Идя очень медленно, я все равно обгоняю толпы людей.
Сильнейший ветер. Губы обветрились уже давно, борода смерзлась с усами, спасибо, что слюна еще в жидком виде, а не застыла на таком холоде.
Поднимаюсь на этот маленький холмик, на котором тусит группа. Здесь целый трафик – быстро заходишь, фоткаешься несколько раз с табличкой и сваливаешь. Желающих сделать такое фото слишком много, чтоб толпиться на этом пятачке. Навстречу идут ребята в каких-то высотных комбезах, дают мне пять и поздравляют:
– Ты сделал это! С горой!
– Взаимно!.. – выдавливаю из себя я.
В 8:48 восхожу на вершину. Наших еще никого нет – Лиза вот-вот подойдет, остальных не видно даже на горизонте. Как и желал Саша на день рождения: «Желаю тебе первым из нас всех взойти». Это неудивительно. Лиза была уже тут, наверное, ей тут скучно. Саша тоже был. Остальные – первый раз.
Наконец, помрук-фотограф доходит до вершины. Фото на память. Поздравления. Пройдет еще 15 минут, и вся группа воссоединится на высоте 5642 метров! К тому моменту я уже порядком остыну – ревущий ветер.
Мембрана с шапкой берет львиную долю удара на себя, но голове некомфортно. Ребята вскрывают бутылку шампанского – для большинства все же это первый суровый высотный опыт.
Наконец, время спускаться. Теперь только вниз, на равнину, домой. В тепло, уют, вспоминать о тех суровых минутах, что сопровождали тебя и в походе, и на штурме. Спускаюсь первый, где-то недалеко за мной поспевает Катя, остальные – дальше. Наворачиваются слезы, я понять не могу от чего – либо я стал сентиментальным к таким вещам, либо на такой высоте обычные «Акуви Оазис» уже не столь комфортны для глаз, либо ветер просвистывает сквозь плотную резинку очков, – не знаю.
И самое время вспомнить – мама перед каждый горным походом наставляет: «Не ползайте там высоко!». Я вернусь, покажу фото с вершины и скажу: «Мама, в этой стране мне выше уже не залезть…». Впрочем, нет в мире вершин, что взять нельзя!
Спуск дается гораздо легче, чем подъем. Высоты практически не чувствую. Ее буквально отменили – я просто гуляю по Воробьевым горам, глубоко и ровно дыша. На седловине мы все собираемся и едим перевальный (или вершинный?) шоколад. Все ребята, за исключением нас с Сашей и Настей, хотят попробовать сделать «крест» – взять еще и восточную вершину Эля, которая 5621 метр. У меня столь амбициозных планов не стояло, тем более, она ниже, потому я хотел уже пообедать внизу.
Обгоняю толпы медленных туристов, которые еле плетутся. Вы же вершину взяли, можно уже остатки сил собрать и идти быстро! Поскольку было очень солнечно, снег и лед на пути ратраков уже подтаял и представлял из себя приятную кашу, по которой можно было сбрасывать. Суммарно спуск от седловины до лагеря у меня занял чуть больше часа.
Можно и пообедать.
Саша спустился чуть позже, перекусил и пошел спать. Настя завалилась спать без обеда. Плюсом неожиданно вернулся Петя, который отказался от восхождения на восточную вершину.
К 15 часам пришли и те, кто пошел на штурм восточной вершины. Удачно сходили. Что дальше? Ребята предлагали остаться здесь, но хотелось ниже, в идеале – куда-нибудь вплоть до Азау, но все сроки уже прогорели (кресельник работал до 15 часов, а до «Мира» нам надо сбрасывать 700 метров), поэтому Митя предложил «спуститься к бочкам, встать на морене, а завтра с утра спуститься в цивилизацию». Меня все устраивало, и, даже несмотря на то, что драйверы всякого движения были в меньшинстве (по сути активно выступали за перемещение лишь два человека), мы смогли-таки раскочегарить бивак и начать спуск.
К 17 часам в городке вагончиков было пустовато. Мы уже дошли до высоты 3800, а адекватных площадок под палатки с наличием питьевой воды обнаружено не было. Женская половина отряда была на нервах – зачем всех сорвали с хорошего места? Может, сказывалась и усталость от штурма.
В итоге, скрипя зубами и скрепя сердце, пришлось вставать почти у самого конца кресельной канатки. Если завтра будет хорошая погода – свалим быстро вниз. Проблема была лишь с водой – Лиза с Сашей дежурили, и им пришлось топать вообще на соседний ледник, чтоб заполучить жидкость на ужин. Зато туалет был хороший – деревянный, крепко сколоченный сортир рядом с «Бочками».
Пока ребята готовили ужин, звонил таксисту, который подвозил нас от Верхнего Баксана до Азау и договаривался на счет трансфера до Пятигорска – оттуда мы с Сашей завтра поедем на поезде, а остальные ребята останутся ждать самолета (у них несколько рейсов на 23-24 число).
Красивый закат…
А что мне нравится – так что у МТС 4G-интернет чуть ли не до вершины Эльбруса! Вечером читал книжку.