Военное дело Античности: генезис фаланги
Когда появилась и как выглядела фаланга
Примерно в середине VIII века до н.э. греческий мир, в котором до этого господствовала аристократия, хотя и не консолидированная и не объединенная, начал коренным образом меняться. Отличительными чертами этого изменения были общий рост населения и рост социального и политического влияния условных крестьян «среднего класса». Дворянство сохранило свое ведущее положение, но герой, некогда буйный в своей индивидуальности и склонный к высокомерию, стал более вовлеченным в общественные дела и отныне должен был принимать во внимание запросы общества и вырабатывать у себя такую черту характера, как «софросюне» или «благоразумие» как некую квинтэссенцию гражданской добродетели.
В это время типичной формой политической организации греков становится полис, город-государство — община, состоящая из свободных граждан, организующихся и знающих свои институты. Большая часть греков жила в полисах. Исключения, которые составляли сельские поселения или государства, вроде Македонии, где все еще господствовала монархия, в основном можно было найти на севере или в отсталых районах центральной Греции. В VII веке в полисах начала формироваться тактика фаланги, первые зачатки которых были показаны уже у Гомера, и которая затем в тех или иных формах сохранялась в армиях эллинских государств до II века до н.э. Исследователи расходятся во мнениях относительно точного происхождения фаланги, скорости ее генезиса и особенностей этого процесса.
В своем хрестоматийном виде (VI-IV века) фаланга по существу представляла собой регулярное и упорядоченное построение воинов. Античные военные трактаты, которые, впрочем, могут быть датированы значительно более поздними временами, указывают стандартную глубину строя фаланги в восемь рядов. Строились в этот боевой порядок так называемые «гоплиты»; они набирались из числа тех граждан, которые могли позволить себе необходимое вооружение.
Классический гоплит
Вооружение было стандартизировано, но неоднородно: характерным элементом был гоплон — сильно изогнутый круглый щит с двумя ручками внутри: одной посередине (порпакс) и вспомогательной рукоятью (антилаба) ближе к краю. Наличие этих двух ручек придавало щиту большую устойчивость в руке воина. С другой стороны, наплечный ремень, характерный для более ранних моделей щитов, который позволял владельцу носить щит на спине и, таким образом, защищать себя от атак сзади при бегстве или отступлении, постепенно исчез. Теперь при бегстве щит приходилось выбрасывать, но довольно быстро подобная практика стала считаться проявлением бесчестья. Гоплон держали в левой руке, оставляя правую свободной для боя копьем или мечом. В качестве защитного вооружения гоплиты также были оснащены шлемами, нагрудниками и поножами. Типовой моделью брони был так называемый «торакс», который состоял из двух бронзовых пластин для живота и спины, соединенных крючками. На древнегреческом «торакс» буквально означало «грудь», «грудная клетка», так что происхождение наименования доспеха понятно. Важнейшим наступательным оружием оставались копье и меч.
Дротики, легкие метательные копья, могли иметь дальность поражения до 25-35 метров и порой наносили критические ранения. Для стабилизации траектории полета и увеличения дистанции броска их часто использовали вместе с копьеметалкой, которая представляла собой небольшую дощечку, выступавшую как дополнительный рычаг силы при броске.
Поэт Алкей Лесбосский, живший на рубеже VII и VI веков до н.э., хвастается своим снаряжением в так называемой «оружейной оде»:
Медью воинской весь блестит,
Весь оружием убран дом —
Арею в честь.
Тут шеломы, как жар, горят.
И колышатся белые
На них хвосты
Там медные поножи
На гвоздях поразвешены;
Кольчуги там.
Вот и панцири из холста;
Вот и полые, круглые
Лежат щиты.
Есть булаты халкидские,
Есть и пояс, и перевязь:
Готово все.
Ничего не забыто здесь;
Не забудем и мы, друзья, —
За что взялись.
Таким образом, Алкей представляет арсенал, несомненно, состоятельного гражданина; на своем родном острове он, вероятно, принадлежал к правящему классу. В оде недвусмысленно читается гордость за имущество, хранящееся в богато убранном арсенале. Такое отношение можно интерпретировать как признак того, что менталитету зажиточных граждан полиса была присуща сильная воинственная составляющая. Однако в отличие от былых времен, знать больше не имела монополии на хорошее снаряжение. Демографические и экономические изменения обеспечили свободным фермерам из среднего класса возможность приобрести солидный базовый набор оружия. Таким образом, они могли сражаться за растущую общину полиса в случае войны. Сами же войны, которые раньше имели много черт частных споров между знатными кланами, теперь все больше становились делом государства. Быть воином теперь было неотъемлемой частью того, что значило быть гражданином. Часто право на участие в процессе принятия политических решений было связано со способностью вооружиться. Естественные различия сохранялись и в качестве вооружения: чем состоятельнее был гражданин, тем более качественное оружие он мог себе позволить. Простые воины обычно передавали свое оружие по наследству, что не представляло каких-либо сложностей за исключением, пожалуй, торакса, который все же имел ограничения по размеру.
Торакс
Те, кто не мог обеспечить себя доспехами, не могли получить место в строю фаланги. Менее зажиточные люди, которые, безусловно, могли составить большинство в полисе, либо вообще не принимали участия в войне, либо сражались в качестве легковооруженных солдат, которые обходились отдельными элементами снаряжения и использовали камни, пращи или луки и стрелы. Таким образом, в целом способность сражаться в качестве гоплита была признаком довольно высокого социального статуса. В этом смысле возможность сражаться в рядах фаланги своего родного города рассматривалась как почетная привилегия.
Численность и тактика
Размер полисов сильно различался: в то время как самый густонаселенный полис, Афины, в V веке насчитывал до 50 000 граждан мужского пола, были и такие, где их едва насчитывалось несколько сотен. Когда Афины были на пике своего могущества в начале Пелопоннесской войны в 431 году до н.э., согласно Фукидиду, они могли выставить в поле максимум 13 000 гоплитов-граждан, тогда как размеры армий меньших полисов были гораздо скромнее.
Получается, что лишь меньшинство принадлежало к классу гоплитов. Афинскую армию также могли дополнять метеки – лично свободные жители города, приехавшие из других мест и не имевшие гражданства. Не обладай в полной мере правами, присущими коренному афинянину или любому другому гражданину полисов Аттики, метеки могли быть достаточно богатыми, чтобы позволить себе хорошее военное снаряжение. Большинство греческих армий архаического и классического периодов состояло из рекрутов из нескольких союзных государств; для многих сообществ было жизненно необходимо работать вместе с другими, чтобы иметь возможность выставить в поле достаточную военную силу.
Таким образом, греческие армии были довольно небольшими, если судить по сегодняшним стандартам. Они также существенно уступали в численности армиям персидских царей, которые были главными конкурентами греков, особенно в V веке. Фаланга численностью в 10 000 человек была уже очень внушительной силой: при глубине в 8 шеренг она теоретически доходила бы до 1250 человек в одной шеренге. Но это было скорее исключением, на практике армии обычно были намного меньше, да и сама фаланга не всегда строилась в восемь рядов – все зависело от обстоятельств конкретного сражения и от местности, на которой предстояло сражаться.
В бою фаланга должна были наступать на противника, сохраняя монолитность строя. Во избежание преждевременного распада рядов, темп марша задавал флейтист – по крайней мере, мы доподлинно знаем, что такая практика существовала в спартанской армии. Наступление сопровождала боевая песня. Приближающаяся фаланга могла оказать значительное психологическое воздействие на людей, непривычных к подобному зрелищу и звуковому сопровождению. При столкновении с вражескими порядками решающее значение играли мощь и динамика. Задние шеренги физически и психологически усиливали давление на противника, передние шеренги непосредственно вступали в бой. Фактически сражались только первые два ряда фаланги, в то время как задние подпирали их спины и были готовы занять места павших.
Задача состояла в том, чтобы попытаться вытеснить противника с поля боя или, по крайней мере, сломать его строй, сохраняя при этом целостность собственного построения как можно дольше. Сначала гоплит сражался копьем, нанося колющие удары, в качестве резервного оружия у него был меч. Если ни одной из сторон не удавалось подавить другую слитным натиском, ряды неизбежно распадались на групповые и одиночные схватки. На этом этапе сражения решающее значение могло играть численное превосходство одной из сторон. Бегство и преследование составляли заключительную фазу боя, когда преследующий пехотинец редко догонял убегающего человека, который бросал свой щит, мешавший ему бежать.
Однородность и сплоченность войск оставляли командирам мало возможностей влиять на ход сражения. Как правило, командиры становились на правом фланге и должны были подавать там личный пример. Безусловно, они могли заранее сыграть важную роль в исходе битвы за счет хорошей организации снабжения, мотивирующего поведения и ободряющих речей, занятия выгодных позиций на местности, обманных маневров, выбора поля боя и определения времени боя. Однако когда схватка начиналась, их тактический арсенал оказывался крайне скудным.
Помимо физической подготовки и отваги, тактика фаланги требовала от солдат большой дисциплины, настойчивости и готовности терпеть ограничения, которые налагал этот тип боевого порядка. Как уже упоминалось, гоплиты архаического и классического периодов обычно были солдатами-ополченцами, и война не была их основным занятием в жизни. Мы почти ничего не знаем о военной подготовке; в большинстве полисов, за исключением Спарты, упражнения такого рода, вероятно, были добровольными, по крайней мере, в VI и V веках. Уже невозможно реконструировать, каким образом крестьяне, аристократы и ремесленники срослись в мощную боевую единицу. Можно, по крайней мере, предположить, что крестьяне, составлявшие самую многочисленную группу в этих армиях, были физически вполне способны выдержать суровые бои в составе фаланги. У знати или богатых горожан было больше свободного времени, чтобы заниматься спортом, охотой и боевыми танцами; выходцы из этих кругов также занимали руководящее положение в армиях.
Помимо численности войск, наиболее важными факторами успешного сражения были моральный дух и боевая готовность солдат: при столкновении лицом к лицу все участники боя скорее будут рефлекторно уворачиваться от угрозы, чем бросятся на противника или сосредоточатся на том, чтобы точно прицелиться. Сплоченность фаланги была средством противодействия этой модели поведения, пустившей глубокие корни в нашем подсознании.
Монолитность боевой линии, в которой воин сражался плечом к плечу с товарищами, и осознание того, что если он побежит из строя, в котором он должен всегда прикрывать своего соседа по шеренге большим щитом, то он подвергнет опасности не только себя, но и своих товарищей и, таким образом, позже столкнется с презрением со стороны общества, помогали преодолеть страх. Повышение мотивации солдат-граждан имело решающее значение. Ранним свидетельством попыток поднять моральный дух бойцов являются поэмы жившего в VII веке спартанского элегика Тиртея, который в своих стихах неоднократно призывал сограждан к решительным действиям по случаю войны Спарты против соседней Мессении. В частности, он восхвалял перед своими слушателями достойную смерть после мужественного боя, противопоставляя ее бесславным попыткам спастись бегством: «Юноши, бейтесь же, стоя рядами, не будьте примером бегства постыдного иль трусости жалкой другим». Тиртей обращается к сообществу своих сограждан и товарищей-воинов, чтобы сражающийся человек «широко шагнув и ногами упершися в землю», держал строй «губы зубами прижав».
Индивидуальная этика, которая отличала гомеровских героев, здесь коллективизируется, и война служит уже не столько полем чести для знати, сколько испытанием мужества для простолюдинов. Конечно, стихи Тиртея также являются признаком того, что самоотверженная битва в те времена не была чем-то само собой разумеющимся для полиса; скорее, создается впечатление, что песни поэта были крайне необходимы для поддержания боевого духа его земляков-спартанцев.
Преимущества тактики фаланги заключались, прежде всего, в сплоченности войск, достигавшей оптимальной эффективности в походе и в бою. Даже довольно робкие люди могли быть интегрированы в это формирование таким образом, чтобы они могли внести свой вклад в победу. Однородное тяжелое вооружение обеспечивало превосходство над менее оснащенными негреческими армиями. Были, конечно, и серьезные минусы. Фаланге нужна была ровная, лишенная естественных препятствий местность, чтобы иметь возможность полностью реализовать свой потенциал. Однако в гористой Греции такая местность встречалась не так часто. Кроме того, требовалась высокая дисциплина, чтобы иметь возможность держать строй в наступлении и тем более в бою. Подобный уровень дисциплины зачастую было непросто поддерживать среди новобранцев из свободных граждан, которые могли вообще не иметь военного опыта. Есть мнение, что непосредственно перед вступлением в бой фаланга слегка сдвигалась вправо, потому что каждый воин в строю бессознательно искал защиты за щитом своего соседа справа, стремясь так прикрыть свой незащищенный бок. При этом плотно построенная фаланга медленно реагировала на новые ситуации и вызовы в ходе боя из-за отсутствия мобильности. Самой большой слабостью, конечно, было отсутствие фланговой защиты; фаланга могла быть окружена и относительно легко атакована с боков более быстрыми войсками или превосходящими силами.
Тот факт, что фаланга оставалась основной тактикой греческих армий на протяжении веков, несмотря на ряд очевидных слабостей, безусловно, объясняется успехами, достигнутыми с ее помощью, особенно против не-греческих армий. Фаланга не встречала серьезного противника вплоть до появления на мировой арене римлян. Кроме того, эгалитарный (то есть уравнивающий всех) характер фаланги соответствовал политической организации и социальной структуре полиса как самоуправляющегося сообщества свободных граждан. Таким образом, граждане нашли подходящую для себя форму ведения войны.
Однако это ни в коем случае не означало, что тяжеловооруженные пехотинцы были единственным родом войск, который можно было встретить в греческих армиях. Легковооруженные воины или кавалерия часто использовались в дополнение к фаланге. В то время как первые пытались сокрушить противоборствующую фалангу с помощью дальнобойного оружия, такого как пращи, стрелы или дротики, вторые были особенно эффективны при защите с фланга и в преследовании. Поскольку коневодство в бесплодной Греции было чрезвычайно дорогим делом, только очень богатые семьи могли выставить на войну всадников. Лошади были скорее символом статуса, чем оружием войны, и особенно престижным было участие в гонках на колесницах, например, во время Олимпийских игр. В общем, кавалерия была малочисленна. Только в Фессалии и Македонии, где были обширные плодородные равнины, кавалерия могла достигать значительной численности, что сделало ее важным фактором в битвах.
Боги и трофеи
Конечно, войну нельзя было выиграть без сотрудничества с богами, поэтому было критически важно заручиться поддержкой высших сил. Выступлению армии в поход со своей территории предшествовали жертвы, которые должны были быть благоприятными, иначе кампания вообще могла не состояться. Нередко советовались с оракулами относительно того, будет ли война успешной, а предзнаменования сообщали о предполагаемом исходе битвы или войны или давали подсказки относительно того, было ли правильным конкретное военное действие или подошло ли подходящее время для похода. В греческих армиях нередко присутствовали провидцы, умело толковавшие такие знаки, а перед битвой греки часто приносили жертвы или молились. Пеан, боевая песня, которую регулярно распевали непосредственно перед началом сражения, изначально был гимном, обращенным к божеству.
Одной из немногих норм в обращении с врагами было то, что побежденная сторона должна была просить выдать тела своих павших воинов, тем самым признавая свое поражение. Кроме того, победитель мог воздвигнуть на поле боя так называемый «тропей» (tropaion), знак победы, чтобы объявить о своем успехе. Обычно это был деревянный шест, на который вешали часть захваченного оружия, а также снабжали надписью, свидетельствующей о победе. Именно отсюда произошел известный нам термин «трофей». Богов же благодарили, отдавая некоторую часть – вероятно, около десятины – захваченного добра их храмам.
Очень типичной чертой для греческой военной системы архаического и классического периодов было неумение штурмовать хорошо укрепленные города. Вплоть до IV века почти не было средств для прямого штурма. Длительные осады обходились ополченцам дорого, поскольку они не были профессиональными воинами и должны были зарабатывать на жизнь мирным ремеслом. Особенно актуально это было для крестьян. Однако зачастую единственным способом взять крепость была осада, позволявшая заморить ее защитников голодом, если только не удавалось подкупить или склонить к предательству кого-либо из них. Трудности, с которыми неизбежно сталкивались осаждающие, например, позволили афинянам во время Пелопоннесской войны (431–404 годы до н. э.) отступить за так называемые «Длинные стены», которые связывали город с портом Пирей, не позволив, таким образом, взять город в блокаду и пополняя запасы по морю. Впрочем, афинянам пришлось заплатить высокую цену за возможность укрыться в городе, поскольку из-за большой скученности, неизбежно вылившейся в плохие гигиенические условия, 430-429 годах по городу прокатилась эпидемия заразы, которую постфактум назвали чумой (в действительности, судя по данным ДНК-исследований, это был брюшной тиф).
Смени гоплон на лазган
Александр Филиппыч Аргеадский. Весь мир к ногам любимой
Если вы читали мою книжку по Второй Мировой, то уже знаете как я жестоко нарушаю все режимы термобезопасности своего сфинктера, выдавая новые рекорды реактивной тяги от почти каждого нового фильма про Великую Отечественную Войну. Ранит мою душу выбор сюжетов. Я на многое готов закрыть глаза, даже на достоверность. Запускает же реакцию полураспада моего мозга то, что в истории ВОВ есть потрясающие, кинематографические сюжеты, готовые драмы и мрачной красоты полотна, которые остается просто перенести на экран, а не выдумывать всякую дичь.
Так вот, ковыряясь в истории вообще, я все чаще сталкиваюсь с тем же самым.
Александр Македонский личность которую трудно обойти вниманием. И фильмы про него выходят. Хоть и сравнительно редко. Но божечки мои, как же эти фильмы плохи именно с точки зрения кинематографа. Хрен с ними, с линолиумными фентезийными доспехами и убогой инсценировкой великих битв. Меня не ранит даже посредственная игра актеров, изображающих кого угодно, но только не облеченных врожденной властью потомков богов, какими себя видели аристократы Греции, да и всего ближнего востока.
Опасные, полубезумные убийцы — и в то же время, часто это утонченные интеллектуалы, имеющие возможность лично почерпнуть мудрость у философов, чьи труды актуальны даже сегодня, через тысячи лет! Согласен, раскрыть персонажей, да еще таких — задача невероятной сложности и не всегда получается. Но история? Сама история Александра, которая рассказывается в фильмах — какая же она плоская, жалкая, блеклая по сравнению с тем, что происходило на самом деле.
Интродукция импровизированная. Александр Великий, начало.
Шел 349-й год до нашей эры. Окруженная множеством служанок, юная девушка играла на арфе. Золотые струны наполняли дворец нежными звуками.
Её звали Барсина. С материнской стороны она была потомком Олимпийских богов. Её семья издревле правила Родосом. А её отец, Артабаз был сатрапом Великой Фригии. Артабаз был настолько могущественным, что посмел бросить вызов Царю Царей, подняв Великое Восстание Сатрапов. Но Артабаз оказался не настолько могущественным, чтобы победить.
И теперь она, окруженная лучшими учителями и охраной, получала классическое греческое образование на задворках Великой Империи, в малозначимой мятежной провинции. Македонии.
Изучая тонкости игры на арфе и стихи древних поэтов, она не могла не столкнуться с сыном царя, которого везде сопровождали его преданные друзья-одногодки.
— Говорят, ты самая красивая из женщин, — сказал этот мальчик ей однажды. Она была старше и ей не льстило внимание ребенка. Но и прямо грубить сыну вспыльчивого и коварного македонского царя, было бы неправильно.
— Это приятные слова, но они лживы. Ты ведь уже достаточно взрослый, Александр, и должен знать что ложь недостойна царя, — осторожно ответила Барсина.
— Значит, ты самая красивая из женщин, что я видел, — сказал маленький Александр и немного подумав, добавил таким тоном, как будто сообщал уже случившиеся, — Я женюсь на тебе, когда вырасту.
Барсина не сдержала смех, серебряными колокольчиками рассыпавшийся по белому мрамору ступеней южного портика. И тут же испуганно замолкла, перестав играть. Она повернулась к мальчику и с притворным разочарованием в голосе ответила:
— Увы, — и, как учили, встала так, как надо вставать перед лицом мужчин. Словно случайно обнажив ноги, вполоборота, красиво округлив бедро, — но у меня уже есть муж. Великий полководец, Ментор.
— Значит, я убью его, — насупился Александр.
— Если даже это случится, то по традиции на мне женится его младший брат, Мемнон. — засмеялась Барсина, — Но даже если ты убьешь и его, то за ним будет другой, и так до тех пор пока я не достанусь Царю Царей! А для того чтобы убить его, тебе сначала придется завоевать Вечную Империю! Если ты сделаешь это для меня, то так и быть, я стану твоей женой. И буду любить тебя, как никто никогда не любил! — говоря это Барсина все приближалась к помрачневшему мальчишке, пока не оказалась совсем рядом. А потом чмокнула его в щеку и смеясь побежала прочь, вместе со стайкой из своих рабынь.
Мальчик посмотрел ей вслед, потрогал щеку в месте поцелуя и тихо сказал.
— Пусть будет так.
Барсине придется выполнить свое обещание…
Конец интродукции.
Конечно с моей стороны было, по меньшей мере, не оригинально, обвинять во всем женщину. К тому же, у Александра с Барсиной была разница в семь лет, а из Македонии она уехала примерно в двадцать — честно говоря, для первой любви Александра она старовата. Но согласитесь, фильм с такой завязкой уже лучше, чем мучимый скрываемой страстью к жопке друга Александр, из экранизации 2004.
Барсина действительно станет женой Александра. Даже родит ему сына, названного Гераклом. Но Ментору и Мемнону Барсина родила по двое сыновей каждому, так что тут Александр не первый.
Вне всяких сомнений, Барсина выдающаяся личность. После того как Александр умер, а спустя некоторое время весь завоеванный им мир провалился в кровавый угар войн Диадохов, она смогла довольно долго плясать на лезвиях интересов своих врагов. Её вместе с сыном убили уже когда Гераклу было 18 лет. Абсолютный рекорд, никто из сыновей не то что Александра, но и Филиппа и близко столько не продержался.
Некоторые источники отмечают эту выдающуюся женщину отдельно, туманно намекая, что именно она была для Александра первой любовью, первой в постели, и конечно же, единственной в сердце. Из чего как бы проистекает колоритная история любви, ради которой Александр завоевал мир. Ну, правда ведь, красиво.
Но увы, в реальности Александр встрял в войну как только стал царем Македонии.
С точки зрения персов Македония все еще оставалась мятежной сатрапией. И, надо сказать, именно в таком виде Македония довольно живо участвовала в политической жизни Империи.
А жизнь в державе Ахеменидов била ключом. Великое Восстание Сатрапов, после которого Артабазу и Ментору вместе с семьями пришлось бежать в Македонию, было одним из самых масштабных. Но далеко не единственным. Были и другие, и куда более успешные. Помимо нищих Македонии и Фракии, от Персидской Империи отложилась богатая и процветающая сатрапия Египет. Именно Египет, который был независимым государством уже 60 лет, и стал тем, без преувеличения, императорским подарком Ментора персидскому царю, за который был прощен и он сам, и все его родственники, включая брата Мемнона и тестя Артабаза.
То, как опальный Ментор смог завоевать Египет — тот еще загадочный эпизод истории, не будем в него лезть.
Ментор — фигура, которую трудно не заметить, если смотреть на неё из времени Александра. Его часто сравнивали с Александром, и часто не в пользу последнего. Вполне возможно, Александру крупно повезло, что к моменту греческого вторжения Ментор уже умер. А вот его брат, Мемнон, наверняка помнивший Александра по Македонскому изгнанию, был жив. Как это водится в олигархиях, Мемнон во многом наследовал брату. Деньги, связи, жена Ментора — теперь принадлежали Мемнону. Но, в отличии от жены, наследовать власть не так уж просто.
На карте Сатрапии Державы Ахеменидов, выглядят как гравитационные колодцы космоса, где вместо массы — власть.
Во время битвы при Гранике Мемнон лишь один из военачальников наемных греков на стороне персов. Однако, в отличии от меня, у Мемнона достаточно мудрости чтобы не сдаться Александру а бежать, вместе с сыновьями. Он мало того, что счастливо избежал гибели, но и оказался одним из лучших полководцев при дворе царя Дария.
Как я упоминал, Державу Ахеменидов лихорадило. Дарий был очередным царем, пришедшим к власти после военного переворота. До этого он был лишь одним из сатрапов, а его родство с династией ахеменидов было довольно дальним. Короче, если не тонуть в деталях, надо просто отметить — Дарию на персидском престоле сидеть было неудобно, он постоянно соскальзывал.
А Мемнон был заслуженным военачальником, к тому же его подсвечивала часть славы умершего брата. А главное — Мемнон был чужаком с Родоса, который совершенно точно не мог стать угрозой самому Дарию.
Возможно, именно это было основным достоинством Мемнона.
Так или иначе, источники, описывая совещание у Дария после битвы при Гранике, отводят Мемнону заметную роль. В числе прочего, Мемнон предлагает опустошать персидские земли на пути армии Александра. Сжигать посевы и дома, оставив греков без еды и крова. А потом, обессилевших, добить.
Первая война на истощение, впервые в истории тактика выжженой земли и все такое прочее.
Я отношусь к источникам с осторожным скепсисом, поэтому сразу вижу только плохое. Вообще-то, пока Александр и его армия в Малой Азии, они технически на земле своих предков. Греческие города встречают Александра если не с радостью, то с надеждой. Местные тираны, замеченные в проперсидствовании, вместе с наемниками изгоняются еще до того, как Александр подходит к стенам городов. В общем, я сомневаюсь, что персы бы смогли “повторить” 1812 в России. То, что “хитрый план Мемнона” был такой себе хитрый, похоже это видел и двор Дария. Позже, когда на кону будет все, персы докатятся и до выжженной земли, но сейчас ни возможностей, ни особых причин для этого, не было.
Еще за десять лет до этих событий, Филипп, отец Александра, предпринял попытку высадиться в Азию. Как утверждается, экспедиционный корпус Филиппа насчитывал 10 000 человек. Совершенно точно, врут.
Экспедиция Филиппа имела весьма ограниченный успех — удалось удержать только один прибрежный город. До этого с Персией воевали и другие, и довольно прославленные полководцы, включая спартанских царей. Так что у персов был опыт купирования вторжений греков.
То, что в этот раз масштабы вторжения были больше, вряд ли заставило персов помышлять о том чтобы сжечь все и бежать в горы.
Тем временем Александр берет Сарды. Вернее, ему их сдают. И Александр вновь получает богатую добычу. А значит, и деньги для дальнейшей войны. Мораль войск тут же обновляется до максимума — что тоже весьма немаловажный фактор в том, постапокалиптическим, капитализме. Это же крупный успех, ведь Сарды — ставка местной сатрапии.
Цель Александра — колыбель древней Греции, Милет. Этот город слегка восстановлен к этому времени — рядом с древним Милетом удобная гавань.
Филипп декларировал целью похода именно отвоевание Милета. Гроба Господня тогда не придумали, работал с тем что есть. Местечко и в самом деле было знаковое, но фактически Милету наследовал соседний Галикарнас.
Под Милетом Александру наконец дали первый бой, но со стороны персов это был скорее жест, чем действительно попытка остановить вторжение.
А вот что было действительно не очень хорошо для Александра, так это то, что к Милету подоспел флот персов. И запер в удобной бухте Милета флот македонцев и ихних (я знаю что правильно “их”, но ведь я мог написать и “евойных”) союзников.
Источники говорят, что у Александра было 80 кораблей, а у персов 360. Не знаю, можно ли эти цифры, как для сухопутных армий, уменьшать в пять раз для своих и в сорок раз для врагов, поэтому скажу только, что больше 40 кораблей в бухту Милета не помещалось.
В конце концов Александру придется уничтожить свой флот — он слишком дорог в содержании. Но тогда он об этом еще не знает и продолжает свой блицкриг. Следующая большая цель Александра — Галикарнас. Это мощный и богатый торговый город с удобной бухтой, готовая база персидского флота против Греции.
Но о осаде Галикарнаса, читайте в следующей главе.(это глава из книги "Античные Битвы", если вам понравилось, будьте добры, отметьтесь и на сайте, это сильно поможет автору)
Фермопилы. 480 год до нашей эры. Год когда убили тех, кто остался жить навсегда
Поле боя
Ксеркс пришел в грецию наказывать. Но ему надо было пройти в узком месте, которое называлось Фермопилы.
А где узко, там спартанцы. Местность довольно изрезанная. И часто посещаемая. Фактически вы неминуемо должны пройти через это место, если идете в Грецию из Азии пешком. Есть обходной путь, но он довольно трудно проходим и весьма длинен. Даже сейчас именно по Фермопилам проходит шоссе, благо море заметно отступило. Так что греки из фокидского союза, на случай визитов незваных гостей, построили в самом узком месте фермопильского прохода стену.
Про стену никаких внятных данных у меня нет. Это могла оказаться и земляная насыпь, и вполне приличная стена метров пять высотой. Стену упоминают источники, но им верить без археологического дублирования, я не склонен.
Силы сторон
300 спартанцев:
Триста спартанских гоплитов, 1000 тегейцев и мантинейцев (по 500 тех и других), 120 человек из Орхомена в Аркадии и 1000 — из остальной Аркадии, 400 из Коринфа, 200 — из Флиунта и 80 — из Микен ожидали встречи с персидскими полчищами, а с ними 700 феспийцев и 400 фиванцев, прибывших из Беотии. В эллинском войске не было отрядов из пелопоннесских государств: Мессении, Элиды, Ахеи и Арголиды.
Всего 4200 гоплитов.
Фивы, это неоднократно подчеркивается в источниках, являются наполовину заложниками. Я напомню, фиванцы считались родственниками финикийцев, и тяготели к персам.
Поэтому Спарта настаивала на их присутствии и держала под контролем.
Также, в течении пары недель, должны были подойти подкрепление из других полисных союзов, и основные силы Спарты.
Азиатские несметные полчища
Геродот, 7.60:
"Сколь велика была численность полчищ каждого народа, я точно сказать не могу, потому что об этом никто не сообщает. Общее же количество сухопутного войска составляло 1 700 000 человек (Ксенофонт кстати 5,7 млн. насчитал. И это он еще про бронированных бешеных носорогов забыл!). А подсчет производился следующим образом: согнали в одно место 10 000 человек и, поставив как можно плотнее друг к другу, обвели вокруг чертой. Обведя чертой, отпустили эти 10000 воинов и по кругу построили ограду высотой человеку до пупа. После этого стали загонять в огороженное место другие десятки тысяч людей, пока таким образом не подсчитали всех. Затем воинов распределяли по племенам."
В википедии написано “современные историки предполагают численность армии вторжения в 200 000 человек”.
Современные Наполеоновским Войнам может быть? Тогда люди без затей натягивали современные им возможности на древность.
Если бы кто спросил меня - впрочем и не только меня - то численность именно сухопутной армии Ксеркса должна быть в границах от 20 до 60 тысяч человек. У персов 20 000 (тоже скорее всего очень завышенная цифра) человек было в экспедиционном корпусе, который покорил в 525 году до нашей эры Египет. А Египет это огромная, богатая и густонаселенная провинция.
А 60 000 человек - это число, на которое в местности по которой вел Армию Ксеркс, хватит питьевой воды (это если принять, что у них еще около 10 000 лошадей с собой, плюс вьючный скот). Абсолютный максимум.
Состав армии вторжения мутен и неясен как способы заработка богатых россиян. Источники говорят о 10 000 “бессмертных”, 2 000 гвардии царя, и неизвестное количество “простых” персидских воинов. И еще племена всякие, с весьма подробным и одновременно путанным описанием. Впрочем современные художники стараются как могут, и рисуют по источникам картинки:
Ход боя
Судя по всему, персы умело подгадали время, и в Греции действительно был местный карнавал. Который, впрочем, длился иногда месяцами, так что могло и повезти. Фермопилы оседлали только несколько регулярных элитных отрядов, и полные ополчение ближних, не самых крупных, полисов.
Сама местность не предполагает сосредоточение крупных сил, так что греки вполне справедливо рассчитывали на долгую осаду.
Если верить источникам, персы атаковали укрепления не сразу, а через несколько дней. Я думаю - накапливались. И повторяли штурм, по нескольку раз в день. Вполне возможно, по мере подхода подкреплений.
Персы должны были иметь богатый опыт штурма укреплений, в той же Ионии греческие города часто захватывались в течении одного дня. Косвенно это подтверждает то, что по источникам, греки дрались перед стеной. Как по мне, так очень похоже на вылазки, чтобы разрушить или отбить штурмовые приспособления.
Но такие мероприятия всегда в высшей степени опасны, и требуют отчаянного мужества, умения и, в немалой степени, удачи. Особенно в условиях явного превосходства врага.
Тем не менее греки успешно оборонялись, пока одному из персидских отрядов не удалось обойти укрепления через горные тропы, сбив греческое боевое охранение.
Греки были вынуждены отступать, но оказались в сложной ситуации - самые большие потери армия несла при отступлении. К тому же, у персов должна была быть многочисленная легкая пехота и конница, способные вести изнуряющее преследование.
Было принято решение оставить сильный арьергард, который должен был выиграть время. Добровольцами вызвались контингенты городов Спарты и Феспии. Так же в арьергард были включены гоплиты из Фив, из-за выказаных ранее симпатий к персам.
Фиванцы немедленно сдались, как только появилась такая возможность, тем самым подтвердив опасения в их надежности.
Остальной арьергард погиб полностью, однако сумел выиграть достаточно времени чтобы основные силы греков смогли отступить.
Потери сторон - по версии греческих источников, греки потеряли около 3000 человек, персы примерно 20 000.
Персам слово не давали.
Последствия в культуре.
Уж простите меня за сухоть изложения. Просто эта, конкретная, битва настолько мифологизированная, что попросту невозможно говорить о ней в другом тоне, если ты хочешь оставаться в границах фактов.
Я не пытаюсь преуменьшить подвиг спартанцев и фессалийцев особенно, да и остальных греков тоже. Боюсь, что если бы там было четыре тысячи меня, то персы бы дольше задержались, выкладывая мои тушки рядами, чем в процессе моего убиения.
Ну и вообще, неизвестно хватило бы мне духу три дня насмерть стоять, пусть и на стене. Все мы решительные герои, с высокими моральными планками, готовые к любым лишениям за свои убеждения, пока мизинчиком об тумбочку не ударимся.
Поэтому так важно когда есть примеры подобного мужества.
Итак, мы уже знаем, что в полисах были отряды вполне себе профессиональных воинов, чистого аналога европейского рыцарства, только пешие. Похоже, что именно эти полисные сборные и приняли на себя первый удар. И явно выиграли по очкам, хоть и отошли.
Проблема в том, что сразу после этого все посыпалось.
Ксерокс ворвался на оперативный простор, сжег Афины и несколько других городов - те же несчастные Феспии. При этом, будучи окружен мудрыми советниками, он щедро одаривал милосердием тех, кто выказывал ему покорность.
Милосердие и расположении владыки часто очень дорого для его врагов, и совсем ничего не стоит для него самого. Странно, что многие государственные деятели так скупы в таких делах.
Можно без преувеличения считать, что Ксеркс добился цели похода. После чего он убыл решать неотложные дела - как и все такие рыхлые образования, “Держава Ахеминидов”, быстро стала разваливаться как дом из подушек, стоило только перестать их подпирать.
Однако в Греции оставался и ряд серьезных политических проблем. Помимо Афин, в Греции существовали и другие крупные центры силы. И очень быстро стало ясно, что окно возможностей под пятой персидской бюрократии резко сузится.
И, как я уже сказал, где узко - там спартанцы.
В Греции остался Мардоний с экспедиционным корпусом. Тот самый, который за 12 лет до этого отличился героически перерезав собственноручно полмиллиона почти таких же греков на балканах. Так, по крайней мере, он сам всем рассказывал. Конечно, все понимали, что он слегка преувеличивал, но тем не менее полководец объективно был заслуженный и опытный.
Многие полисы поддерживали персов, поскольку при переделе им светило потеснить прежних хозяев, и откусить то, что давно хотелось.
Сколотить против них союз безполисные афиняне не могли, и символом Свободной Греции автоматически стал второй самый сильный полис и полюс силы в Греции. Спарта.
Вот только репутация у спартанцев была очевидно сомнительная. К тому же, до сих пор они лишь раз поучаствовали в битве с захватчиками, да и то ограниченным контингентом.
Который весь погиб.
Погиб, конечно, как герои… Минуточку. А ведь с этим можно работать!
По-видимому, некоторая почва уже была. Не простившие разрушения Милета, зверств в отношении других своих городов (своих зверств по отношению к городам на территории материковой Азии, да и просто по отношению к соседям, греки снисходительно не замечают) греки уже давно имели образ врага. Греки явно считали себя лучше персов и в принципе относились к ним скорее со страхом, чем уважением.
Если вы думаете что страх это хороший инструмент, то вы заблуждаетесь. Пусть Макиавелли и говорил, что в случае когда нужно выбирать, лучше выбрать страх - он говорил это для Медичи, которые уже сделали этот выбор.
Но Макиавелли был мудрым человеком и читал античные труды. Так что, я думаю, что и через две тысячи лет он мог бы в нужном месте, для нужных людей, повторить античную мудрость, пришедшую из глубины бронзовых темных веков.
Люди убивают то, чего боятся. Но, только если осмелятся.
Афинянам нужен был символ вокруг которого могли бы сплотиться все силы, способные драться против персов. И те, которые еще сомневались, и те, кто не осмеливался. И те кто напротив, был готов биться, но не видел для себя будущего в союзе с жадными и агрессивными Афинами и Спартой.
Но что одинаково близко Аргосу, чья ненависть к Спарте легендарна, и самой Спарте? И сотням других полисов? Что не станет предметом споров, зависти, злорадства?
Какое знамя поднять против варваров?
И тогда родилась Эллада.
Теперь не было пелопоннеса или аттики, теперь и афиняне, и спартанцы жили в Элладе. Больше они не были ахейцами и дорийцами, они стали эллинами.
Подобные идеи витали в воздухе уже давно, так что сам по себе призыв к единению был не то что вторичен… Скорее бессмысленен.
Люди любят делить вещи на те, что полезны и нужны прямо сейчас, и те, что хоть и полезны и нужны, но слишком далеко.
Флаг Эллады был слишком далеко, слишком сильные ветры его трепали, а хмурый горизонт будущего обещал шторм, который унесет его в бездну веков.
И тогда его древко обняли руки мертвых героев.
Если вы живете в современном мире, то вы неизбежно несете на себе отголоски той древней битвы. Это могут быть весьма явные проявления, вроде названия ресторана “Молон лабе”.
На русский обычно переводят как “Приди и возьми”. В оригинале все же звучит лаконичней - “приди, возьми”.
По легенде так ответил Леонид, предводитель спартанцев, на требование Ксеркса сложить оружие.
А когда Леонид выходил со своим отрядом из Спарты, опять же по легенде, его пытались остановить, и советовали взять с собой хоть тысячу человек, на что Леонид ответил:
“Слишком мало, чтобы победить. Слишком много, чтобы умереть”.
И так далее, и тому подобное. То есть Леонид знает что идет на смерть. Для самых тупых в источниках есть отдельная сцена, где оракул предсказывает смерть спартанского царя как плату за победу над персами. При этом Леонид для греков V-III веков нашей эры вовсе не очевидный герой.
Я не случайно завел речь об Илиаде в первых главах, как о поведенческой модели.
Например, Гектору предсказана смерть. И все. Собственно это трагический герой, стоящий перед неизбежностью, он мучается, иногда ломается и пытается убежать от Ахила, но обычно преодолевает ужас ситуации, и идет в бой. У него любящая жена, ребенок, ему есть зачем жить. Но он не может изменить судьбу.
Ахил, очень надменный, алчный до всего, напротив, имел выбор. Ему предсказали, что в походе на Трою он обретет славу и смерть. И Ахил согласился не раздумывая. Он идеал воина, чистый срез гоплита.
Похож на викинга, если честно.
А вот Леонид не идет за славой, не рискует за добычу, даже его город не находится в прямой опасности - он помогает беотийцам и Фокиде. И у него есть выбор. И он выбирает смерть. У греков шаблон просто ломался.
Как пример того недоумения, происходящего в голове у древних греков, могу привести такой случай:
Спартанец Офриад, в 546 после боя с Аргосцами, чувствует, что имеет не иллюзорные шансы помереть от ран. И убивает себя, чтобы фраг наверняка не достался Аргосу.
Вот вы бы так сделали?
А у греков даже вопросов не было, они просто рассказывали историю, а пояснения про фраг начали добавлять лет через триста, когда картина мира изменилась, и стало не вполне понятно, зачем Офриад себя убил.
Греки сильно иначе представляли себе войну. Ну, что я тут пытаюсь неуклюже и непонятно объяснить, давайте позовем авторитета.
Аристотель например. Он то точно фигни не скажет:
«Война, — говорил он, — является в некотором отношении естественным средством приобретения, так как она заключает в себе понятие охоты; ее необходимо вести против диких животных и людей, которые, будучи рождены для повиновения, отказываются подчиняться...»
Это сейчас морской пехотинец США в принципе считает нелепым вопрос, зачем он сражается в Кувейте или Ираке. За свою страну, разумеется. Ему и в голову не придет выяснять, какую долю с торговли нефтью он будет получать по завершении кампании. А вот Афиняне да, получали долю с государственных серебряных рудников, куда шли захваченные рабы. И американский гражданин, в отличии от афинского, уж точно не будет требовать для себя землю (со скважиной, все же зерно сейчас не так актуально). Хотя даже для средневековых воинов это было бы самоочевидно. Нет, он “американец” (даже если мексиканец или африканец), и сражается за свою страну. Он конечно предполагает, что государство в случае чего позаботится о нем, или его семье, но он тут не для этого. Он сражается за свою страну и свободу.
Фактически это модель поведения Леонида.
Сам древнегреческий рассказ о нашествии Ксеркса построен как невероятно мощное художественное произведение, с кучей драматических ходов и яркими персонажами.
С одной стороны, постоянно подчеркивается моральное превосходство греков, которые бьются за свою свободу (весьма условное понятие, учитывая их общественное устройство) над рабами-персами, которых гонят в бой бичами.
Однако греки живые и яркие, они не просто картонные ростовые фигуры героев. Например, перед битвой у о. Саламина (это морское сражение, я не буду его касаться, я в этом шарю даже хуже, чем в античных битвах) афиняне морально ломаются. Раз Афины разрушены, они решаются увести флот, и уплыть на нем в колонии, переселиться. И тогда Фемистокл (тоже очень яркий персонаж со сложной и запутанной сюжетной линией) посылает своего раба в лагерь персов. Он передает послание, из которого можно сделать вывод, что Фемистокл пытается перебежать на сторону персов-победителей, и предупреждает что греки сломлены, и хотят бежать всем флотом.
Тогда персы нападают на греческий флот, ожидая легкой победы, а греки вынуждены вступить в бой.
И конечно побеждают, ведь греки бьются за это море, за это солнце, за каждой травинки колосок. И за свободу.
Вокруг Ксеркса, как в хорошей книге, тоже есть яркие персонажи которые подчеркивают происходящее, делают его выпуклым и объемным. Например Артемисия, которая постоянно дает Ксерксу правильные советы, но персы из-за надменности её не слушают. Зато, когда она проявляет героизм при Саламине, Ксеркс кричит:
“В моем войске слишком мало храбрых мужчин. Да и те женщины!”.
Господи, да ради такой фразы стоило придумать персонажа - женщину!
А еще рядом с Ксерксом трется опальный царь Спарты, Демарат, который в особенно нужных местах толкает Ксерксу речь про спартанцев, эллинов, и постоянно рассказывает какие они крутые.
Ксероксу остается только впечатляться.
Это очень сильная, цельная история, которую, наверно, однажды экранизируют как следует. Все имена и персонажи в ней - реально существовавшие люди.
И она абсолютно прекрасна.
Но мы тут не об литературных приемах разговариваем, так что простите, но углубляться не будем.
Греки, во главе с Афинянами и Спартой, всего за год смогли собрать и замотивировать армию. Персидский экспедиционный корпус с местными коллаборационистами выдвинулись для подавления восстания.
Армии встретились в битве при Платеях.
И эта битва, к счастью, не настолько мифологизирована, но при этом очень интересна.
Но о ней в следующей главе.
Ежедневная иконка — афинский гоплит
Как подготовить машину к долгой поездке
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
Самурай против спартанца
Кто победит, если самураи и спартанцы схватятся?
Оба бескомпромиссные бойцы, выкованные столетиями бесконечных войн.
Оба предпочитали копья мечам, самураи к тому же были конными стрелками.
У них было мощнейшее для своего времени защитное снаряжение.
Так кто же победит?
Победят спартанцы за счёт организованности и слаженности действий, а так же наличия щитов, самураям реализовать преимущество конных лучников из-за неорганизованности не удастся. Порядок = сила.