Подвиг народа. Максим Твердохлеб
Подвиг советского шофера. Как Максим Твердохлеб доставил мандарины детям блокадного Ленинграда.
На фото: Масим Твердохлеб
Максим Твердохлеб в годы войны служил в автобате, возил грузы по Ладоге, спасая сотни жителей блокадного Ленинграда.
Путь по Дороге жизни был полон смертельного риска: вражеские бомбежки, тонкий лед, многодневная усталость водителей — опасность подстерегала повсюду.
Максим не раз бывал на волосок от смерти. Однажды в его груженную боеприпасами полуторку попал вражеский снаряд. Горящую машину чудом удалось потушить, но, пока водитель боролся с огнем, он не заметил, что сильно обжег руки — обнаружил это, лишь когда снова сел за руль: «…Руки — как у вареного рака клешни, все красные, и боль, словно на костре жарят». В тот день он доставил груз, после чего попал в медсанбат.
Довелось ему, как
он выразился сам, и «принять крещение в ледяной купели».
По неокрепшему льду он вез из Кобоны муку.
Пытаясь маневрировать под нацистской бомбежкой, попал в полынью — машина быстро погружалась на дно, а водителю чудом удалось открыть дверь и вынырнуть из ледяной воды.
На подмогу прибыли находившиеся неподалеку зенитчики, но Максим не спешил принимать их помощь: первым делом — спасать муку.
«В то время каждый грамм муки был так же дорог и нужен ленинградцам, как снаряды, как патроны на передовой».
В конце декабря 41-го, в канун Нового года, он вез подарки для ленинградских детишек.
В полуторку загрузили фанерные ящики с надписью «Детям блокадного Ленинграда», заполненные мандаринами. Полпути Твердохлеб преодолел без препятствий, стараясь доставить груз с опережением графика. Где-то вдалеке эхом отдавался грохот вражеского огня — нацисты методично обстреливали трассу. Потом все смолкло.
Ничто не предвещало беды, как вдруг загремели наши зенитчики — знак недобрый. Спустя мгновение в небе над Ладогой показались гитлеровские самолеты. Грозно ревя моторами, они открыли огонь по движущейся цели.
Укрыться на ледяной дороге некуда — все видно как на ладони. Прибавив скорость, Твердохлеб старался уйти от огня. Один маневр удался, но враг вернулся снова.
На этот раз свинец прошил кабину, отбило часть рулевого колеса, а водителя ранило в руку. «Стервятники» оставили дымящуюся машину, и Максим, переведя дух, попробовал завести свою полуторку. И она завелась. «Попробовал рулить, машина слушается. Можно продолжать путь», — вспоминал водитель.
А продолжать путь было нелегко: без лобового стекла 30 градусный мороз обжигал лицо, дымящий радиатор затруднял видимость, не давала покоя рука.
Но сдаваться было нельзя — он вез подарки детям, которым нужен был праздник, чтобы хоть на минуту забыть об ужасах войны. В тот день Максим Твердохлеб доставил груз вовремя.
Из воспоминаний детей блокадного Ленинграда
"1 января 1942 года нам, учащимся, дали пригласительные билеты на елку в Драматический театр им. Горького. Во время спектакля несколько раз объявляли тревогу, спектакль прерывался, мы все спускались в бомбоубежище. После спектакля были накрыты столы. Нам каждому дали по маленькой котлетке с гречневой кашей" (Т. Журина)
"Из содержимого подарка мне запомнились конфеты из льняного жмыха, пряник и 2 мандарина. По тому времени это было очень хорошее угощение" (П. Данилов)
Фото: музей "Дорога жизни", Кобона, Ленинградской область
Подвиг народа. Роза Шанина
Снайпер Роза Шанина - «невидимый ужас Восточной Пруссии»
Ни один рассказ о советских женщинах-снайперах не обходится без упоминания Розы Шаниной. Записав на свой счет 59 фашистов, она навечно внесла себя в книгу памяти Великой Отечественной войны.
Родилась Роза в 1924 году в деревне Едьма Вологодской губернии. Кроме нее в многодетной семье Шаниных было еще три брата. На момент начала Великой Отечественной войны все трое ушли на фронт. Никто из них домой не вернулся.
Роза в июне 1943 года была призвана в армию и сразу попала в Центральную женскую школу снайперской подготовки.
Свой первый результативный выстрел по врагу Роза Шанина сделала 5 апреля 1944 года.
Из дневника Розы Шаниной:
Ослабли ноги, соскользнула в траншею, не помня себя: «Человека убила, человека…» Встревоженные подруги, подбежав ко мне, успокаивали: «Ты ж фашиста прикончила!»
После чего Роза уже хладнокровно, без чувства боли и сожаления стала методично убивать немцев. Особенно ей удавалась стрельба по движущимся мишеням дуплетом, то есть двумя один за другим сделанными выстрелами. За что вся пресса окрестила Розу «невидимым ужасом Восточной Пруссии».
18 апреля 1944 года Роза была награждена орденом Слава III степени за героизм, проявленный в боях за деревню Козьи горы Смоленской области. Тогда под шквальным огнем противника она уничтожила 13 фашистов.
Но успехами в снайперском деле служба Розы Шаниной не ограничивалась. В одном из боев Роза взяла в плен трех здоровенных вражеских солдат. За что была награждена орденом Слава II степени. На тот момент ей было всего двадцать лет.
27 января 1945 года старший сержант Шанина была ранена осколком снаряда в грудь. 28 января её не стало. Умирая на руках медсестры, она сказала: что сожалеет о том, что сделала так мало.
Молодая, красивая, полная сил девушка отдала свою жизнь за свободу и независимость нашей страны, за будущие жизни, за нас с вами.
Роза Шанина была похоронена в местечке Райхау, ныне поселок Черепаново Правдинского района Калининградской области.
Вечная память!
Подвиг народа. Александр Космодемьянский
Имя отважной партизанки Зои Космодемьянской, принявшей мучительную смерть от фашистов, известно практически каждому. Перед казнью девушка не только не просила о помиловании, но и успела крикнуть слова с призывом бороться дальше. И её услышали: миллионы солдат, воодушевленные подвигом Зои, шли в бой с её именем на устах.
на фото: Зоя Космодемьянская
Но был среди них человек, для которого месть за погибшую стала делом чести. Им оказался Александр – младший брат Космодемьянской.
На фото: Зоя, мать Любовь Тимофеевна, Александр Космодемьянские
Родились брат и сестра Космодемьянские в Тамбовской области, но позже их семья переехала в Москву. Отца вскоре не стало, и воспитанием детей занималась их мать Любовь Тимофеевна.
на фото: Зоя и Александр Космодемьянские
Зоя и Саша были совершенно разные. Она отличалась эмоциональным характером и обостренным чувством справедливости, любила литературу. Он же был спокойным, но хулиганистым, имел способности к математике и увлекался техникой. Но несмотря на это и на двухлетнюю разницу в возрасте, родные люди были неразлучны, все делали вместе. Порой Александра злило, что сестра чересчур опекает его, но нагрубить ей в ответ или же ударить у него и в мыслях не было.
Вскоре началась война, и Космодемьянские пошли работать токарями на завод. Но позже Зоя призналась, что записалась на курсы медицинских сестер. Однако, как оказалось, девушка обучалась диверсионному делу. Ее родные об этом не знали, правда открылась только после того, как она ушла на фронт.
Напрасно мать и брат Космодемьянской ждали от Зои новостей: после ее отъезда не было ни одной весточки. И только в феврале 1942 года родные партизанки узнали, что с ней случилось. Вернее, первым о мучительной смерти сестры прочитал Саша: ему случайно попалась статья в газете «Правда», где было написано о подвиге отважной девушки. Сложно представить, что испытал юноша, когда на фотографиях казненной немцами героини узнал свою родную Зою.
Но и это не все. Вскоре к Космодемьянским пришли люди из горкома комсомола и попросили поехать в деревню Петрищево, чтобы опознать тело. Любовь Тимофеевна и Саша тогда своими глазами увидели, что сделали с девушкой жестокие нацисты. Пообщались они и с местными жителями, которые рассказали о последних часах жизни отважной партизанки. Как позже вспоминал Шура, мать плакала, а он молча сжимал кулаки, желая только одного – мести.
на фото: казнь Зои Космодемьянской
Родительница была убита горем, и Александр поддерживал ее, как мог. Но уже тогда он решил, что вот что бы то ни стало отомстит фашистам за смерть сестры. Однако Любови Тимофеевне о своем желании отправиться на фронт говорить не стал. Да и в военкомате 16-летнего юношу отправили обратно домой: мол, молодой еще, успеет навоеваться. Но Саша не думал сдаваться и добился того, чтобы ему вручили направление в Ульяновское танковое училище.
на фото: Александр Космодемьянский
После обучения юного солдата отправили в 42-ю гвардейскую тяжелую танковую бригаду. На своей первой боевой машине Саша написал белыми буквами «За Зою!», а вскоре отправился в свой первый бой под Оршей.
Первая награда не заставила себя долго ждать: осенью 1943 года машина под командованием Александра блокировала блиндаж с двумя десятками фашистов. И даже после того, как его танк подбили, Космодемьянский вместе с экипажем продолжил бой, уничтожив 50 немцев, минометы, противотанковые пушки и огневые точки. За этот подвиг Саша был представлен к ордену Отечественной войны II степени.
А уже через несколько дней отряд Космодемьянского оказался в Петрищево – в той самой деревне, где фашисты в 1941 году казнили его сестру. Здесь до сих пор находились остатки немецкой пехотной дивизии, члены которой убили Зою. Саша дождался своего часа мести: его экипаж первым рванул в бой, яростно уничтожая фашистов... Вскоре в газете «Правда» появился очерк о том, что брат героини
выполнил свое обещание.
на фото: Александр Космодемьянский
Однако Саша останавливаться не собирался. В начале 1944-го года он приехал на побывку к матери, но, отдохнув, снова отправился на фронт. Единственному родному человеку он старался часто писать письма и в одном из них сообщил, что не стало Петра Лидова – корреспондента, благодаря которому о подвиге Зои узнала вся страна. Космодемьянский тогда сокрушался, что обидно погибать накануне победы.
Вскоре у Александра даже появился своеобразный боевой почерк: он принимал такие неожиданные и смелые решения, что противники нередко оказывались застигнуты врасплох. К тому времени юный командир уже пересел на самоходную артиллерийскую установку, благодаря которой он мог легко передвигаться по полю боя.
Так, в одном из сражений в Белоруссии Космодемьянский увидел, что вражеская самоходка оказалась во фланге советских танков: еще немного и отечественные боевые машины начали бы гореть одна за другой. Но юноше удалось опередить соперника, подбив его раньше.
В том бою экипаж Александра уничтожил больше 30 фашистов, склад с боеприпасами, по четыре дзота и противотанковых орудий. За это он получил еще одну награду: орден Отечественной войны I степени.
Но бесстрашный Саша все так же рвался в бой. Тем более советские войска уже перешли на вражескую территорию и оказались на подступах к Кенигсбергу, который считался одним из самых главных центров снабжения нацисткой армии. Но взять город оказалось не так просто: его надежно защищали несколько сотен человек, а пробраться на территорию оказалось сложно из-за минных полей, дзотов, противотанковых рвов и прочих орудий.
Впрочем, для Космодемьянского не было нерешаемых задач: он первым пересек канал Ландграбен, по ходу уничтожая мощные немецкие орудия, и прикрывал советских солдат во время переправы. После этого подвига Александру доверили командовать батареей тяжелых самоходных артиллерийских установок.
Именно она первой смогла прорваться в форт, который назывался «Королева Луиза». Подразделение под командованием Саши вынудило обороняющихся капитулировать. Тогда в плену оказались более трех сотен немецких солдат, а советским войскам достались больше 200 боевых и обычных машин, склады с продовольствием и оружием.
Кенигсберг вынужден был сдаться, но на близлежащей территории продолжалось противостояние. В Метгетене батарея героя уничтожила еще полсотни фашистов, две самоходки и 18 дзотов. Кстати, в 2017 году поселок переименовали в микрорайон Александра Космодемьянского.
на фото: мемориальный комплекс в микрорайоне Космодемьянского, город Калининград
13 апреля 1945 года Александр оказался у городка Фирбрюдеркруг. Здесь советским войскам противостояла мощная вражеская противотанковая батарея. Прежде чем немцы подожгли боевую машину Саши, он успел уничтожить еще 4 орудия.
Однако командиру удалось выбраться из горящего танка, но, не желая выходить из боя, он отправился в населенный пункт вместе с пехотой. Но осколок разорвавшегося снаряда не оставил Космодемьянскому ни единого шанса.
До окончания войны оставалось несколько недель, а через три месяца Александру должно было исполниться 20 лет.
Похоронили Сашу в Москве рядом с Зоей. А звание Героя Советского Союза ему было присвоено посмертно.
UPD: #comment_258678044
Подвиг народа. Прасковья Щёголева
Советский лётчик Михаил Мальцев двадцать лет не знал, какой ценой спасла его жизнь во время Великой Отечественной войны простая русская женщина, Прасковья Щёголева. Он прочитал об этом уже намного позже, после войны, в газетах.
на фото: Прасковья Ивановна Щёголева
на фото: Прасковья Щёголева с детьми и матерью
Прасковья, её мать Наталья и пятеро детей были зверски замучены фашистами за спасение лётчика.
15 сентября 21-летний младший лейтенант 825-го авиационного штурмового авиаполка Михаил Мальцев вылетел на задание… Зенитные пушки врага сделали своё дело – как ни пытался увернуться от огня пилот, прямое попадание в мотор сбило самолёт. В ста метрах над землёй прыгать с парашютом было бессмысленно. Самолёт упал в селе Семилуки близ Воронежа.
Прасковья увидела его, когда забивала досками окна. И увидела наши звёзды на крыльях. Самолёт упал практически посреди огорода. Позвала маму, Наталью Степановну. Вместе доставали воду, поливали кабину, засыпали огонь землёй.
Михаил Мальцев очнулся от того, что кто-то дёргал его за плечо. Девочка лет девяти. Это была Нюрка. Она помогла вылезти из кабины лётчику, у которого уже загорелся комбинезон. Прасковья приготовила одежду Степана… Не успели. Как только Мальцев вылез из кабины, детский голос закричал, что нужно уходить: немцы идут.
Прасковья указала путь – благо, что оврагов в этой местности пруд пруди. «Ползи, ползи, родненький…» Мальцев уполз, а через некоторое время вновь потерял сознание.
К дому подъехали немцы… «Где лётчики?» – спрашивали Прасковью. Офицер ударил её пистолетом. Показалось мало – удар прикладом автомата. Отнялось пол-лица. Как говорят, мама тогда сказала заплакавшей на её руках Ниночке: «Спи, родная, это не для тебя…» А старшим шепнула: «Бегите!» Племянник сумел убежать. Спрятался здесь же, за сараями. Поэтому слышал всё… И как овчарки рвали живую плоть. И как фашисты радостно комментировали…
Немцы вновь начали допрашивать Щёголеву и детей о месте укрытия лётчиков, но никто из них лётчиков не видел (самолёт был двухместный, поэтому даже спустя долгое время считали, что лётчиков было именно двое). Щёголева стояла на своём, заявив, что ничего не знает. Рассвирепев, немцы стали Щёголеву и детей избивать и травить овчарками, которые их рвали в клочья, но и этот садизм не дал положительного результата.
После этого немцы взяли двенадцатилетнего сына Щёголевой Александра, завели в соседний пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться у него, где находятся советские лётчики. Не добившись и этого, они избили его, сказав, что все будут расстреляны.
Возвратившись во двор, учинили над Щёголевой, её матерью и пятью малолетними детьми зверскую расправу. Прежде чем их расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья, а затем все они были расстреляны, сброшены в погреб. Судя по надписи, которая имеется на могиле погибших, это произошло 15 сентября 1942 года. В этой могиле похоронены семь человек.
История о Прасковье была опубликована в газете «Советская Россия». Но о лётчиках там почти ничего не было сказано. Мальцев написал в газету. И получил ответ, что его уже давно разыскивают по просьбе работников колхоза «Семилукский».
7 мая 1965 года Михаил Мальцев приехал в село Семилуки, куда его пригласили колхозники.
- Состояние моё в этот момент трудно было описать, - рассказывал потом Михаил Мальцев писателю Евгению Велтистову. – С одной стороны торжественная встреча, цветы. А как вспомню о зверстве, которое совершили фашисты с семьёй русской женщины, виновной лишь в том, что предотвратила гибель сына такой же матери, - сердце сжимается от боли. Я плакал ещё и потому, что считал себя виновным: упасть бы мне метров на сто вперёд, или за Дон, или совсем где-то раньше, - так нет, надо же, упал к ним в огород…
Мальцева привели к могиле. Он долго лежал на ней, раскинув руки, словно обнимая тех людей, ценой жизней которых он был спасён.
на фото: Памятник Прасковье Щёголевой
«Исповедь» бюргера
Этот пост На Азовстали найден дневник украинского военнослужащего. Как проходили последние недели перед сдачей, напомнил один эпизод из воспоминаний ветерана ВОВ Верникова Самуила Марковича: «Записки военного переводчика» - «Исповедь» бюргера, где, почти также, рассуждал немецкий пленный на допросе. И очень точно Верников С.М. описал слова этого пленного -
Конечно, мы хорошо понимали, что «сердитые» речи Шнитке против гитлеровцев ни в коем случае нельзя принимать за чистую монету. Ведь его «исповедь» — это был попросту «крик души» мелкого хищника, собственника, обманутого в своих надеждах на наживу, завидующего тем, кто имел кошелек посолиднее.
Цитата из комментария Дмитрия Стешина к дневнику:
И никакого осознания своей вины. Никакой попытки задуматься: «А что мы сделали не так, раз нас загнали в эти подвалы, как крыс? В чем виноваты?».
Нет. «Сидельцы» думают только как спасти свои шкуры, ждут вмешательства НАТО, верят в турецкий пароход, который их вывезет, до последнего, до плена.
Заметьте, что этот дневник писал не оголтелый нацист из «Азова». Нет, это какой-то комбатант из нацгвардии. Откомандированный в Мариуполь офицер. Отсидит, и выйдет, видимо, с «чистой совестью», теоретически.
Вот и сама "исповедь":
Выбив гитлеровцев из города Августова и заняв плацдарм западнее Августовского канала, наша дивизия перешла к обороне. Личный состав сразу же приступил к совершенствованию оборонительных позиций, подготовке к броску в пределы Восточной Пруссии.
Много работы было в это время у разведчиков. Немало они доставили и очень разговорчивых «языков».
…Темной декабрьской ночью Кужанов и Воробьев преодолели по льду широкое озеро Нецко, сквозь вражеские проволочные заграждения и минные поля добрались до траншеи, захватили в плен ефрейтора Шнитке из 131-й пехотной дивизии.
Мы, Нарыжный и я, увидели пленного на нашем берегу Нецко, когда он даже раньше разведчиков, буквально ввалился в окоп. Это был весьма тучный человек, лет сорока. Пот заливал его бурякового цвета лицо, взмокшее после переползания по неровному льду озера, которое являлось нейтральной полосой между нашим и немецким передним краем.
Как Шнитке позже сказал на допросе, он спешил изо всех сил не только потому, что наши разведчики велели ему поторапливаться, а более всего из-за того, что боялся: его исчезновение могут с минуты на минуту обнаружить и тогда начнется обстрел озера. А погибнуть не за понюх табаку в конце войны, как размышлял бывший владелец мельницы Шнитке, было совсем ему ни к чему.
К слову, ожесточенный обстрел озера и нашего переднего края действительно начался, но уже после того, как Шнитке и разведчики сидели под прочными накатами блиндажа. Здесь мы провели предварительный короткий допрос пленного, который затем продолжили в нашем домике разведотдела на восточной окраине Августова.
Почти сразу же я обратил внимание на то, что Шнитке чем-то отличается от тех пленных, которых мне приходилось допрашивать раньше. Потом я понял, в чем это отличие. Необычным было то, что Шнитке и не пытался спросить, как это делали другие «языки», «Что со мной будет?» На допросе Шнитке охотно говорил:
— Немецкие солдаты и офицеры, конечно, тайком друг от друга, читают ваши листовки. Там иногда встречаются знакомые фамилии тех, с кем они служили раньше и кто теперь в плену. Их свидетельствам верят, пожалуй, больше, чем давно опротивевшей геббельсовской пропаганде об «ужасах» русского плена.
Словоохотливый Шнитке впервые вслух рассказал нам анекдот, который в то время в Германии передавали шепотом и только на ухо самым близким людям.
— У господа бога спросили: «Что делают в аду с лжецами?». Он ответил: «Их заставляют столько раз поворачиваться кругом, сколько раз они соврали». А что тогда сделают с Геббельсом? «Он будет у нас постоянным вентилятором».
Шнитке хихикнул, как бы говоря этим: вот, мол, о каких откровениях я русским поведал, оцените это по достоинству.
Но ценность показаний пленного, разумеется, была не в анекдоте о Геббельсе, а в тех сведениях, которые он сообщил не только о своей роте и батальоне, но и о системе гитлеровской обороны на берегу Нецко.
По утверждению пленного, за последнее время их 131-я пехотная дивизия совсем не пополнялась людскими резервами.
— Все идет туда, на север, где русские у Гольдапа штурмуют Восточную Пруссию. А от нас требуют строить третью и четвертую линию обороны, так как никто не знает, где и когда русские начнут новое наступление, — так говорил Шнитке.
И, продолжая, он рассказал о том, что солдаты 131-й дивизии со страхом прислушиваются к гулу моторов, если он раздается в тылу, за их спиной. Все боятся обхода русских танков. Особенно сдают нервы у тех, кто был в окружении в Белоруссии и чудом выбрался из «котла».
— Да, все мы со страхом ждем прорыва, нового наступления русских.
Тут Шнитке чуть ли не с видимым удовольствием поправил сам себя:
— Я уже не жду, своего дождался, а они пусть там ждут.
Допрос был уже фактически закончен. Нарыжный кратко сообщил по телефону в штаб корпуса важнейшую часть показаний пленного. Теперь оставалось только дождаться автомашины и отправить Шнитке в разведотдел корпуса, к подполковнику Рытову. А пока что я заканчивал обработку протокола допроса пленного. Нарыжный наносил на карту ставшие теперь известными новые запасные позиции противника.
Пленный сидел уныло, обхватив толстыми пальцами колени и сосредоточенно рассматривал носки своих замысловатых «бурок» — хлипкого подобия валенок, внизу чуть обтянутых кусочками кожи.
Молчание нарушил Нарыжный. Он пытливо посмотрел на пленного, потом отрывисто сказал мне:
— Спроси-ка у него, что он сейчас думает? По-честному только пусть отвечает. А если не хочет, может не говорить.
Шнитке выслушал вопрос. Ответил не сразу. С шумом выдохнул воздух из своих надутых барабаном щек и сказал:
— Скажу я правду. Только ответ длинный будет.
— Ничего, — проговорил Нарыжный, — время у нас пока есть. Вот и послушаем.
И Шнитке начал:
— Сейчас я вспомнил свою компанию. В нашем городке мы много лет подряд собирались вместе: владелец ликерной фабрики, хозяева радиомастерской, продовольственного магазина, прачечной-химчистки и я.
Пить пиво собирались каждую неделю в ресторанчике гостиницы «Белый олень». Ну, разумеется, владелец гостиницы тоже был в нашей компании.
Следовательно, шестеро нас было. Вспоминаю, как мы за Гитлера глотки драли. Ведь фюрер обещал нам, мелким предпринимателям, помощь и защиту от крупных монополий, концернов, снижение налогов, дешевые кредиты.
Вначале казалось, что дела у нас действительно лучше и лучше идут. Когда началась в тридцать девятом году война с Польшей, а потом и на Западе, то товары пошли в Германию потоком, и нам, конечно, немало перепадало. Мы не задумывались, откуда зерно, сало и другое берется. У нас есть, нам хорошо — и это самое главное.
Но «хорошо» продолжалось недолго. Наших сыновей призвали в армию, в сорок первом и до нас добрались: сначала одного призвали, потом другого. Оставшиеся, если и собирались в «Белом олене», то о фюрере и войне старались не говорить. Пили пиво, играли в карты и болтали о пустяках. А думали каждый об одном: «Только бы не меня следующего призвали». Но призвали в конце концов всех. Кого после боев под Москвой, меня — после Сталинграда. Трое из нашей компании уже убиты в России. Теперь вот и я в плену.
А хозяева концернов, кого Гитлер обещал к рукам прибрать, сидят себе в Германии, в тылу, в таких бомбоубежищах, что им никакой налет не страшен. А нас всех — на фронт.
Шнитке со злостью даже кулаком стукнул по своему жирному колену. Потом мотнул головой и добавил:
— Впрочем, что теперь жаловаться. Гитлер нас обманул, но мы и хотели быть обманутыми. Когда богатства Европы текли в Германию, мы радовались, чуть не до потолка прыгали. Сами и виноваты, что теперь война на пороге самой Германии.
Шнитке говорил о том, что особенно подавленное состояние у солдат родом из Восточной Пруссии и Померании. Они высчитывают, сколько километров осталось советским войскам до их мест.
— Наши солдаты, — продолжал пленный, — грабят и мародерствуют в прифронтовых немецких городах и селах.
Когда я перевел слова Шнитке, разведчик Воробьев, который вместе с Кужановым слушал допрос пленного, с омерзением проговорил:
— У нас грабили мирных людей. У себя дома остановиться тоже не могут.
Шнитке испуганно повернулся в сторону Воробьева, попросил:
— Если можно, переведите, что сказал солдат.
Перевел. Шнитке низко опустил голову. А потом чуть слышно сказал:
— Да, страшно это признавать, но русский солдат прав…
Наш разговор был окончен. За окном уже нетерпеливо урчал мотор, прибыла автомашина. Время отправлять пленного в штаб корпуса. <...>
Источник: https://www.rulit.me/books/zapiski-voennogo-perevodchika-rea...
Ванька-бандит. Из бывшего зека в партизаны, за которого немцы назначили награду
Иван Москаленко или «Ванька-бандит», именно так звали его в народе. Боец-одиночка и бывший зек, который во время Великой Отечественной войны вел свою войну против нацистов в лесах Белоруссии. Про Ивана не слагали легенды в газетах, биография не позволяла.
До войны Иван получил статью за пьяную драку, которая закончилась поножовщиной, тяжелыми телесными увечьями и смертью одного из зачинщиков. Когда место лишения свободы Ивана Москаленко было оккупировано частями вермахта, немцы начали освобождать заключенных и призывать присоединиться к армии на роль коллаборантов и полицаев, делая ставку на то, что у них у всех была затаённая и неприкрытая обида на советскую власть.
Лагеря заключенных в СССР
Только с Москаленко немцы просчитались… Иван, вместо того, чтобы получить полицейский паек и довольствие, пошел в лес и натянул на дороге между деревьями стальную проволоку. Первый же немецкий мотоциклист, проезжавший по дороге, лишился головы, а у Ивана появилась новая винтовка и гранаты.
Дальше-больше. В деревне Сутоки, бывшего сельсовета Красный, Иван ночью забросал противотанковыми гранатами отдельное соединение немецкой разведывательной школы, тем самым упокоив вечным сном курсантов школы из числа предателей, а также обучавших их офицеров.
Горящая советская деревня
Оккупированные власти назначили немалую награду за голову Москаленко, но таких народных мстителей было трудно поймать, да и особо желающих помочь захватчикам не находилось. Если у немцев возникали проблемы с большими партизанскими отрядами и формированиями, которые могли уходить от преследования и облав в лес, сооружая базы вблизи болот и непроходимых топей, то вычислить и поймать одиночку было просто невозможно. Иван жил в густом лесу вокруг непроходимых болот, устроив там оперативный штаб, откуда и шел на новое дело.
Иван долго продолжал докучать немцам в тылу, пока однажды не прокололся. Говорят, что Иван, одетый в форму начальника железнодорожной станции, ехал на деревянной поводье, управляя лошадьми, и попался на глаза немецкому патрулю. В перестрелке из пулемета Иван смог уничтожить несколько фашистов, однако и сам получил несколько тяжелых ранений. Ивану удалось скрыться, оставив на месте лишь окровавленную фуражку.
Через несколько дней Ивана нашли деревенские мальчишки на болоте, на небольшом островке, где он жил и прятался. Партизан, бывший зек Иван умер от ран, не выпуская из рук пулемета.
Источник: https://pulse.mail.ru/article/vanka-bandit-iz-byvshego-zeka-...
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Герой, писатель, коллекционер
Добрый день. Хотелось бы поделиться фотографией Владимира Николаевича Грусланова (1894-1981).
Участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн, обладатель полного банта Георгиевских крестов.
Прошел Первую Мировую, Гражданскую, в Великой Отечественной принимал участие в боях при обороне Ленинграда, освобождении Прибалтики, Польши, штурме Берлина.
После окончания войны он трудился научным сотрудником артиллерийского музея в Ленинграде, затем директором военно-исторического музея им. А. С. Суворова. Занялся писательской деятельностью, посвящённой в основном его кумиру: Александру Васильевичу Суворову, при этом продолжая по всей стране поиски исторических реликвий и передавая их на хранение в музеи.
Был известным в Ленинграде коллекционером: бонистом и библиофилом.