У чешского художника Йозефа Лады счастливая творческая судьба. Он известен во всем мире как иллюстратор Ярослава Гашека, как «второй отец» незабвенного солдата Швейка. У его искусства два главных истока: стихия народного творчества и чудом сохраненные Ладой непосредственность, искренность и острота детского восприятия. «Я родом из детства»— мог бы сказать он о себе с ббльшим правом, чем кто-либо другой. Лада — добрый и веселый художник. Девиз его творчества — чешская пословица «Веселье — половина здоровья».

Ладе не пришлось получить систематического, законченного профессионального образования. Его заменили природная одаренность, наблюдательность, трудолюбие, практический опыт. Благодаря им Лада стал художником высокого профессионального мастерства, оставил свой неповторимый след в национальной культуре, подняв некоторые ее отрасли на новую, более высокую ступень (книжную иллюстрацию, оформление детской книги, кукольные мультфильмы).

Родился Лада в селе Грусицы, недалеко от Праги, и образ его родной деревни, с рекой, петляющей среди полей, костелом с колокольней на горе и зубчатой стеной леса за горою, ожил потом в его рисунках и акварелях.

После школы, в 14 лет, он попадает в Прагу, в ученье к маляру, потом, в 1902 году — к переплетчику, где, собственно, и начались его «университеты». Здесь он знакомится с искусством оформления книги, с рисунками известных художников в сатирических журналах («Симплициссимусе» и др.), одновременно в течение трех лет учится рисованию на курсах при художественно — промышленном училище и на первом курсе училища (1904—1907 гг.).

Несмотря на то что занятия пришлось прервать, Лада рано становится на ноги в искусстве: ему было 17 лет, когда первые его рисунки напечатали в журнале («Май»), 19 — когда появились первые иллюстрированные им книги («Сказка о Гонзичке и златовласой Изоле» Я. Гавличка), а в 20 с небольшим он стал фактически руководить новым сатирическим журналом «Карикатура», сблизился со многими художниками и писателями, стал активно сотрудничать во многих чешских и иностранных газетах и журналах. Вскоре у него выработался свой оригинальный графический язык — лаконичный, смелый и простой. С этих пор и, собственно, до самого конца он рисует в плоскостной манере, без светотеневой проработки, отводя главную роль контурной линии, твердой и четкой, упруго замыкающей форму, выразительно передающей пропорции, движение и характер, шаржирован-но и правдиво одновременно.

В 20—30-х годах Лада занимается параллельно тремя областями графики: бытовой и политической карикатурой в газетах и журналах, иллюстрированием произведений чешских писателей, а также созданием и оформлением детских книг. Сатирические журнальные рисунки Лады, меткие, живые и очень смешные, позднее были изданы несколькими отдельными сборниками («Веселые рисунки Лады» и др.), составляя как бы хронику чешской жизни тех лет. Что касается детской книги, здесь Лада занял особое положение, став не только выдающимся иллюстратором огромного числа книг, но и составителем текстов, а позднее и прекрасным детским писателем. Созданные им книги («Моя азбука», «Каламайка», четыре книги о коте Микеше, «О хитрой куме-лисе», «Страшилища и водяные», вплоть до вышедших уже после второй мировой войны «Озорных сказок») приобрели широчайшую популярность. В них с особой силой проявилась глубоко фольклорная основа дарования Лады.

Все они связаны с народными сказками, считалками, пословицами, а иллюстрации к ним, праздничные и яркие, полные-добродушного веселья и лукавого юмора, своей декоративностью, плоскостностью, подчеркнутым контуром, сочетанием немногих локальных тонов и орнаментальными мотивами заставляют вспомнить традиции лубка, народной резьбы по дереву, вышивки и керамической росписи. Сугубо бытовая и современная трактовка традиционных сказочных сюжетов придает особое, забавное и озорное очарование детским книгам Лады, а повторение в разных книгах некоторых удачно найденных образов и деталей, как рефрен песни, усиливает выразительность его рисунков и снова напоминает о народных истоках его искусства. Признанная вершина творчества Лады — его иллюстрации к книгам Яр. Гашека и в первую очередь огромная серия (540 чернобелых и цветных рисунков) к роману «Похождения бравого солдата Швейка».

Этот блестящий сатирический роман нашел в Ладе столь талантливого и верного интерпретатора, что воссозданные художником герои романа в нашем сознании уже неотделимы от текста, их облик кажется нам единственно возможным и достоверным. Особая удача художника — сам Швейк, сияющий и нелепый, постоянно попадающий впросак и неизменно выходящий сухим из воды благодаря своему неунывающему нраву, добродушию и лукавой мудрости. Не менее высоким достижением Лады в области иллюстрации являются его рисунки, относящиеся уже к 40-м годам, к произведениям классика чешской литературы XIX века К. Гавличка-Боровского («Крещение св. Владимира», «Тирольские элегии», «Стихотворения», особенно к первому из них — злой сатире на клерикализм и габсбургскую монархию).

1930-е годы — начало работы над сериями пейзажей чешской деревни (гуашь, акварель, темпера), которая затем продолжалась до самой смерти художника. Выполненные в самые тяжелые времена гитлеровской оккупации, они проникнуты живой и нежной любовью к родному краю, чувством патриотизма, выраженным с высоким художественным совершенством. Они близки к иллюстрациям сказок самого Лады и к народным картинкам, окрашены теплым лиризмом, трогают наивной поэтической прелестью. Особенно хороши и тонки по настроению зимние, «рождественские» пейзажи.

Синие ранние сумерки на пустых улицах, ряды домов с характерно изгибающимися волютами на фронтонах, заснеженными крышами и янтарно светящимися окнами, черные ветви деревьев в морозном небе, забавные фигурки ряженых на маленькой деревенской площади или другая зимняя ночь, в крупных и редких хлопьях падающих снежинок, с уснувшими домами и единственным освещенным окном («Зимой в полночь»)—вся эта волшебная и реальная страна мира и тишины увидена как бы широко открытыми глазами ребенка, впервые и остро ощутившего красоту того, что его окружает. Как и все остальное, созданное Ладой, его работы в театре связаны с традициями народного творчества. Они пленяют красочностью, юмором, душевным весельем («Волынщик из Стракониц» К/ Тыла, 1930; «Проданная невеста» Б. Сметаны, 1936; «Черт и Кача» А. Дворжака, 1952; несколько сказок для детей и др.). В 40-е годы Лада много работает как писатель, пишет книгу воспоминаний «Хроника моей жизни» (1942), сердечную и образную.

После войны он с увлечением занялся мультипликацией, поставил несколько мультфильмов, некоторые из них — совместно с замечательным мастером рисованного и кукольного фильма Иржи Трнкой («Считалка», «Поговорки», «Черт и Кача» по сказке Б. Немцовой и др.). По рисункам Лады И. Трнка создает кукольный фильм «Похождения бравого солдата Швейка», с успехом прошедший по экранам мира (1954).

В 1947 году Ладе присвоено звание народного художника.

Он работает до конца жизни. Можно удивляться богатству того, что он оставил после себя. Сейчас, через четверть века после его смерти, искусство Лады, радостное и человечное, живо в книгах, которые он написал и украсил, в его пейзажах, в маленьких открытках, разошедшихся по всей стране, на театре, в творчестве молодых художников, продолжающих его традиции.

Литература: Лада Йозеф. Книга о художнике. Л., 1971

Художественный календарь – Сто памятных дат. М., 1981.

Примечание: в одной из современных армий мира прославился некий перчик, который пытается косить под "современного Швейка". Свои похождения он выкладывает в ютубе (которого во времена Швейка не было). Но как-то не очень получается со сходством. Обаятельный Швейк - образец добродушия, чего не скажешь об упомянутом фрике, собственнно, вот этот типус - https://www.litprichal.ru/work/567650/

Жандармский вахмистр Фландерка опять самодовольно улыбнулся и уложил секретный циркуляр в папку с надписью «Секретные распоряжения».

Таких распоряжений было много...


... больше всего хлопот доставила ему инструкция о том, как вербовать среди местного населения платных доносчиков и осведомителей. Придя к заключению, что невозможно завербовать кого-нибудь оттуда, где начинается Блата, потому что там весь народ меднолобый, он наконец решил взять к себе на службу деревенского подпаска по прозванию Пепка-Прыгни.
Это был кретин, который всегда подпрыгивал, услыхав свою кличку, несчастное, обиженное природой и людьми существо, калека, за несколько золотых в год и за жалкие харчи пасший деревенское стадо.
Вахмистр велел его призвать и сказал ему:— Знаешь, Пепка, кто такой «старик Прогулкин»?
— Ме-ме… ме…
— Не мычи. Запомни: так называют государя императора. Знаешь, кто такой государь император?
— Это — гоцудаль импелатол…
— Молодец, Пепка. Так запомни: если услышишь, когда ходишь по избам обедать, кто-нибудь скажет, что государь император — скотина или что-нибудь в этом роде, то моментально приди ко мне и сообщи. За это получишь от меня двадцать геллеров. А если услышишь, как кто-нибудь скажет, будто мы проигрываем войну, опять приходи ко мне, понимаешь? Скажешь, кто это говорил, и снова получишь двадцать геллеров. Но если я узнаю, что ты что-нибудь скрыл, — плохо тебе придется. Заберу и отправлю в Писек. А теперь, ну-ка, прыгни!
Пепка подпрыгнул, а вахмистр дал ему сорок геллеров и, довольный собой, написал рапорт в окружное жандармское управление, что завербовал осведомителя.
На следующий день к вахмистру пришел священник и сообщил ему по секрету, что утром он встретил за деревней сельского пастуха Пепку-Прыгни и тот ему сказал: «Батюска, вчела пан вахмистл говолил, что гоцудаль импелатол — скотина, а войну мы плоиглаем. Ме-е… Гоп!»
После дальнейшего разговора со священником вахмистр велел арестовать сельского пастуха. Позднее градчанский суд приговорил его к двенадцати годам за государственную измену. Он был обвинен в опасных и предательских злодеяниях, в подстрекательстве, оскорблении его величества и в целом ряде других преступлений и проступков.
Пепка-Прыгни на суде держал себя, как на пастбище или среди мужиков, на все вопросы блеял козой, а после вынесения приговора крикнул: «Ме-е!.. Гоп!» — и прыгнул. За это он был наказан в дисциплинарном порядке: жесткая постель, одиночка и три дня в неделю на хлеб и воду.
С тех пор у вахмистра не было осведомителя, и ему пришлось ограничиться тем, что он сам выдумал себе осведомителя, сообщил по инстанции вымышленное имя и таким образом повысил свой ежемесячный заработок на пятьдесят крон, которые он пропивал в трактире «У кота».
После десятой кружки его начинали мучить угрызения совести, пиво казалось горьким, и он слышал от крестьян всегда одну и ту же фразу: «Что-то нынче наш вахмистр невеселый, словно как не в своей тарелке». Тогда он уходил домой, а после его ухода кто-нибудь всегда говорил: «Видать, наши в Сербии опять обделались — вахмистр сегодня больно молчаливый».
А вахмистр дома заполнял одну из бесчисленных анкет:
«Настроение среди населения — Iа…»