"...Не устаю поражаться стойкости и живучести наших алкоголиков, а главное – их преданности порочному идеалу. На улице тридцать с хреном градусов тепла, черти жалуются на непристойное пренебрежение вновь прибывших и призывы «поддать жару, фиг ли весь ад выстудили», а эти пьют, как пили. В жару медикам следует чётче давать рекомендации, какой именно жидкости надо пить больше. Пережившие похмелье в летний зной могут смело корчить рожи инквизиции и показывать неприличные знаки пыточных дел мастерам – скорее вторые и третьи выдадут аффект с суицидом, чем первые запросят пощады. Белая горячка тоже отрывается вовсю, посещая особо продвинутых в их поисках истины на дне стеклотары.
...Виталия накрыло на пятый день суровой завязки. Он вообще человек слова: сказал жене, что будет пить, пока деньги не закончатся, и выполнил обещание до последнего червонца, потраченного на последнюю перцовую настойку (не знаю, на что будут жить аптеки, когда её запретят, наряду с антисептическими 70-градусными пузырёчками-выручалочками). Альтернативная реальность, вежливо выждав положенный срок, делегировала к Виталию своего особого представителя.
Тот не стал обставлять своё появление ни инфернальными красками, ни горней музыкой; к чему весь этот антураж, мы же взрослые люди, всё ещё продолжающие чисто по инерции путь атеиста, которым нас когда-то весьма аргументированно послали! Поэтому он просто появился на экране телевизора и объявил – мол, хреново ты, дорогой товарищ Виталий, исполняешь свой супружеский долг, ай хреново! Проценты по твоему долгу набежали такие, что только ежедневная пародия на взбесившийся перфоратор в твоём исполнении может поправить дело, а твоим хозяйством сейчас перфорировать никак, максимум – конопатить да замазывать. Да и сам ты не столько перфоратор, сколько дятел-паралитик. Так вот, говорит гость с экрана, я пришёл помочь твоей беде, потому как имя мне – Радиомачо, и я намерен списать всю твою задолженность. Без ансамбля. Супруга твоя не против, я так и вовсе за – видишь, как крупно тебе повезло!
И, не успел Виталий сказать своё твёрдое мужское трёхбуквенное, как тот уже выскочил из телевизора и бойко поскакал в спальню, на ходу избавляясь от обуви и лишних деталей туалета. Ворвавшись туда тремя секундами позже, претендент на ветвистый избыток кератина узрел полуодетую супругу, возлежащую на кровати перед телевизором (их всего в квартире было три), в который коварно нырнул полуодетый спринтер-стриптизёр. Издав рёв благородного оленя, способный на корню скосить либидо у любого парнокопытного самца в пределах прямой слышимости, Виталий ринулся за ящиком с инструментами.
Наверное, ещё никто не разбирал телевизор так быстро и так заинтересованно. Потрясая кинескопом, будто это был кувшин с запечатанным в нём джинном, супруг-должник уже прикидывал, как бы вскрыть этот сосуд, чтобы побеседовать с негодником по-мужски. Но Радиомачо оказался шустрым малым: он успел выскочить и, послав воздушный поцелуй присутствующей (хоть и в лёгком ступоре) даме, поскакал в зал, где был третий телевизор. Эпопея со скоростным демонтажем бытовой техники в погоне за семейным покоем продолжилась. Радиомачо просто так сдаваться не желал, он обзывался обидными словами и пару раз шарахнул преследователя током, пока тот не догадался выдернуть шнур из розетки.
Прибывшая спецбригада застала чуть было не обманутого мужа посреди останков трёх телевизоров, с молотком в руке. Он непрестанно матерился и метался между тремя кинескопами, призывая, чтобы «долбаный напёрсточник» вылез и имел с ним разговор, как мужчина с мужчиной.
Ехать в больницу Виталий долго не соглашался, громко и нецензурно сомневаясь в супружеской верности своей половины. Пришлось привести три убойных аргумента: жену уговорили прокатиться до приёмного покоя, супружеский долг она простила, а кинескопы снесли вниз, к подъезду, вдруг кому из женщин пригодятся?.."
