Крюк. Часть 4 (2)⁠⁠

Крюк. Часть 4 (1)

В ту же секунду привычный, уже такой близкий и вожделенный пейзаж изменился, и парень почувствовал, как ледяное дуновение обожгло кожу.

Осмотрелся, обнаружил себя окруженным густым, уже не раз проклятым лесом…

Павел сглотнул, руки его затряслись от паники, на глазах проступили слезы. Что это? Где он? Как же хочется домой… лечь с Олеськой на диван, прижаться к ней и укрыться теплым пледом. И просто уснуть, чувствуя запах ее шампуня и эвкалипта…

От нахлынувшей тоски отвлек невыносимый холод и отдаленный, глуховатый рык. Взгляд по памяти метнулся в сторону, откуда к ним что-то приближалось в прошлую вылазку. Там, за деревом, на высоте примерно трех метров, из-за ствола выглядывало абсолютно темное, непроглядное нечто, сверля Пашу красными огоньками глаз. В этом взгляде он почувствовал острое желание незнакомца полакомиться свежей человечиной.

Развернувшись, он быстро вернулся обратно в больницу. Туда, где его ждали обеспокоенные долгим отсутствием друзья и сестра.

— Этого… не может быть, — Паша скрыл в трясущихся ладонях раскрасневшееся от мороза лицо, — это… иллюзия! Перебухали и теперь видим вот это говно! Ну, или надышались чего, пока бегали тут. Куда полицейские пропали? Почему эта больница заброшена? Может, газ в стенах!?

Парень подошел к стене, приложил к ней ладонь, потом принюхался и припал ухом, но услышал лишь очередное предупреждение старика.

— Здесь-то ладно, а вот в других коридорах так делать не советую.

— Да в жопу стены! В жопу эту больницу и тебя тоже в жопу! У меня друг ранен, ему помощь нужна!!!

— Он-то тут причем, Паш, — Егор посмотрел на друга а затем на деда, — он такой же заложник, как и мы…

— Заложник!? Да какой он тут заложник? Он там, в палате со своей бабкой сидит и в ус не дует! Ну, точно блять, бомжи притон себе устроили, обдолбались и думают, что выхода отсюда нет, херню всякую сочинять начинают!

Парень сделал первый шаг, нервно осмотрелся и его взгляд зацепился за предмет на полу, который он до этого не замечал.

— Я же говорил, нарколыги! Вон и шприцы валяются! И это только здесь. Если по всей больнице пробежаться, так и не такое еще найдем!

— Паша, успокойся! — Марина попыталась вразумить брата, но он ее даже не слушал.

Вмешался Миша, преградив другу путь.

— Отойди.

— Угомонись. Тебя опять несёт, этим ты делу не поможешь!

— Меня несёт? — Павел оскалился, указав на себя двумя руками, — щас и тебя понесёт…

Не успел он сделать шаг, как получил жаркую пощечину от сестры. С учетом обморожения, удар был куда болезненнее. Миша даже скривился, представив эти ощущения. Парень промычал от боли, приложил ладонь к щеке, а затем посмотрел на сестру.

— Ты че творишь!?

— Успокойся ты уже! Никто тут не виноват в том, что конкретно ты не можешь выбраться.

— Эх-х… угораздило же нас с Ефросинией так обдолбаться, что четыре года отсюда носа не кажем. И прекратил бы ты орать, пока чего хуже не случилось.

Он развернулся и, потушив ногой окурок, пошел обратно, когда ребята провожали его недоуменными взглядами.

— А вот девку все же спрячьте, — бросил старик, скрывшись за первым поворотом.

Не придав особого значения последним словам, Паша развернулся к выходу.

— Нет уж, мы или уйдем туда, или…

Он не успел договорить. Пейзаж снова пошел рябью, но они даже не приближались к проему. Ребята уставились на выход, как бараны смотрят на новые ворота. Их заставил вздрогнуть голос деда позади, который почему-то решил вернуться.

— Я предупреждал. Нечего было горланить. Уходим, пока еще можно.

Компания медленно попятилась. Павел задал единственный, уместный в этой ситуации вопрос.

— Что это?

— Они идут…

— Кто? Кто они то!?

Послышался звук, напоминающий разрыв тонкой простыни, рябь усилилась. Треск был натужный и громкий, словно ткань сопротивлялась, но не выдержала, поддалась окончательно и впустила в больницу троих. Они будто пришли оттуда — из того холодного мира.

Двое крупных, высоких мужчин в серых халатах, вымазанных засохшими, бурыми пятнами. В плечах их форма была растянута и, казалось, вот-вот порвется. Внешность одинаковая, как под копирку. Абсолютная лысина, широкие лбы, мясистые носы и бычьи, свирепые взгляды серых, бесцветных глаз. А вот при виде того, кто шел между этими громилами, ребятам стало по-настоящему жутко.

Он был на голову ниже подручных, но довольно крупной комплекции. Серый, местами рваный полукомбинезон, истлевшая рубаха и дырявая фуфайка поверх нее. Лица не было видно, поскольку его заменяла омерзительная, блестящая от жира, склизкая маска свиньи, испещренная толстыми швами. Вытянутая пасть под скользким пятаком, также сшитая по бокам, застыла в уродливой улыбке. В черных глазницах ничего не удавалось разглядеть. По вискам ниспадали длинные, засаленные волосы, а из-под них торчали не менее жирные, свиные уши. Это «лицо», если его можно так назвать, было кривым и несимметричным — одна глазница прямо под лысой бровью, а вторая будто стекала к щеке.

Сразу после лицезрения этой омерзительной маски компании в глаза бросилась другая деталь. В левой руке мужчина, или кем бы он там ни был, сжимал самодельную рукоять увесистого, острого крюка для мяса.

Ребят обуял настоящий, суеверный ужас при виде этих троих. Из забытья их вырвал возглас постояльца.

— Уходим, говорю!

Они дернулись, когда старик скрылся за углом, снова попятились, но их взгляды были по-прежнему прикованы к незнакомцам. И вряд ли эти трое пришли сюда раздавать пирожки к позднему ужину.

Под свиной маской чавкнуло, словно разлепились такие же жирные губы, от которых тянулись склизкие нити слюны, по консистенции больше напоминающие сопли. Послышался хриплый, давно пропитый и прокуренный, но довольный голос.

— Новенькие… — оно взяло короткую паузу, — новенькие это хорошо.

Громилы потянулись в карманы и вытащили оттуда по шприцу, наполненному мутной жидкостью. Синхронно вдавили толстыми пальцами штоки — из игл брызнуло. Вся компания разом двинулась по направлению к Паше.

Марина, что до этого лишь дрожала и тихо всхлипывала, не выдержала и завопила во всю глотку. Ее крик послужил мощным толчком и уколом адреналина, от чего ребята побежали за стариком. Даже Егор припустил почти на равных с остальными.

Как нагнали деда и забились в палату — не помнили. Паша так захлопнул за собой дверь, что стены задрожали. Машинально попытался нащупать задвижку, замок, да хоть цепочку, лишь бы запереть. Но ничего такого и в помине не было, только ручка.

— Где!? На что закрывать, чем подпереть!? — Паша едва не взревел, осматриваясь в палате и остановил взгляд на пустой койке, где ранее сидели мужики, — давай, Мишаня, хватаем и потащили!

Перепуганная таким неожиданным визитом и резким пробуждением, баба Фрося присела на койке.

— Вы чего-й загомонили? Спать только мешаете.

— Какой спать!? Вы вообще видели, что там, в коридоре!?

— Да не трогайте вы тут ничего! Не надо подпирать, нашим вернуться помешаете. Не войдут они сюда. Не положено им.

Последние слова отрезвили парней. Паша с другом отпрянул от койки. Тишину палаты нарушала обрывистая и тяжелая одышка ребят, а так же всхлипы все еще плачущей Марины. Павел осторожно подошел к двери, снаружи слышались удаляющиеся шаги.

Миша заметил среди общей суматохи взволнованную девушку, которую и обнял, прижав к себе. Она словно этого и ждала, сама вцепилась в парня.

Егор болезненно простонал и опустился на койку, которой изначально хотели подпереть выход, Паша припал к стене, закрыл глаза и сделал тяжелый вдох.

— Дед… ты про этих санитаров говорил?

— Про этих, сынок. Про этих. Я уж думал, раз ваша девчонка завопила, вы уж всё.

И только сейчас, когда адреналин и жгучий страх оттесняли алкогольный дурман, Павел начал понимать, куда они попали. Было много вопросов, но на некоторые он уже ответил сам себе. По какой причине старики встретили их с безразличным спокойствием, сразу готовы были их приютить. От чего вся их одежда в таком состоянии и почему мужики так смотрели на Маринку…

— Ты извини, дед… — единственное, что смог выдавить из себя Паша.

— Ладно уж, мне не привыкать.

В коридоре раздались быстрые шаги, опустилась ручка и дверь распахнулась. Ребята дернулись и отстранились, ожидая увидеть двух громил и их, судя по всему, предводителя в мерзкой маске. Но нет.

В палату ворвалось двое мужиков. Тот, что в затертых спортивках вел друга, взвалив его руку на себя. Оба были без носков и с мокрыми волосами. Второй еле волочил ноги.

— Уйди! — один из них посмотрел на Егора. Тот нехотя и с трудом поднялся, уступив место. Мужик уложил своего друга на койку. Паша в это время метнулся к двери и закрыл ее.

— Что… случилось?

Олег — тот, что в спортивках, с тревогой и сожалением смотрел на друга, крепко сжимая его ладонь. Все тело Максима била мелкая дрожь. Старик поднялся, прошел к их койкам и с сочувствием спросил.

— Кольнули?

Олег быстро покивал, зажмурившись. Приподнял края вытянувшейся, обесцвеченной футболки Максима, обнажив на животе свежую, красную точку.

Баба Фрося охнула со своего места, покачала головой и запричитала.

— Ой-ой, что ж делается? Вот молодежь разгульная, сказали  вам, сидите тут. Нет, шастать пошли! Вот и привели, этих… э-х-х, такого жеребчика сгубили.

Дед заметил, как Олег раскрасневшимися от злобы и слез глазами осматривал новеньких. Причитания бабы Фроси сработали для него точно команда фас.

— Да помолчи ты старая, будто в другие годы иначе было… не повезло им просто. А ты, Олежка, зла на ребятишек не держи. А коли не послушаешь меня, так вспомни, как себя вели, когда вас приняли.

Слова старика подействовали, немного усмирив мужчину. Он не прекращал сжимать ладонь друга и со слезливой жалостью смотреть на него, но и не кидал диких взглядов на новых постояльцев.

В этот момент в коридоре вновь послышались шаги. Спокойные, размеренные. Ребята в панике переглядывались друг с другом, пока за дверью не раздался странный звук. Будто что-то вонзилось в стену, за чем последовал скрежет. Паша отчетливо представил, как острие крюка начало вырезать новую борозду.

— Они ведь сюда… не пройдут? — он посмотрел на старика с надеждой.

Тот помотал головой, но тревожного взгляда с двери не отнимал. Тогда парень сам подошел к выходу из палаты. Сначала был слышен все тот же скрежет, осыпающиеся на пол крошки бетона и шаги. А затем послышалось тихое, хриплое бормотание.

"На пике" лето, день – "на пике”,
И солнце вырвалось в зенит,
И в сердце, и в оконном блике,
Июнь цикадами звенит.
И где искомая прохлада?
Найти ее в пределах сада,
В неповторимой новизне,
И только вдруг, и только мне…

Скрежет был совсем близко и неожиданно замер почти у самого входа в палату…

Раздался оглушительный стук, дверь распахнулась, едва не сшибив Пашу, который в последнее мгновение успел отскочить.

У прохода стоял он…

Даже старик замер в нервном напряжении, а Павел, пусть и не видел глаз за свиной маской, но чувствовал на себе этот тяжелый, хищный и почти физический взгляд.

Он протянул руку, его крюк пересек границу.

Неужели он был неправ, и сейчас оно зайдет…?

Острие вдруг зашипело, начало источать белый, еле заметный дымок, и в это же мгновение он отстранил руку назад, на свою территорию. Он в последний раз посмотрел на Пашу, повернулся и пошел вперед. Снова послышался скрежет и тихое бормотание, совсем неразборчивое.

— Дед… ты же говорил…

— Говорил, — он проковылял к двери и закрыл ее, посмотрев на парня, — и он не прошел. Но я впервые вижу, чтобы он так делал… а эту околесицу он несет постоянно.

— Один… — заговорил вдруг Олег, конкретно ни к кому не обращаясь, — один день в году его интересует, как минимум, один человек, приходит всегда без двадцати полночь. Обычно забирает новеньких, но если они вовремя соображают, что дело труба и прячутся, тогда первые сами выбирают жертву, а это куда хуже. Если он не получит подношение в коридоре, то вломится в первую попавшуюся палату, но человека заберет. В остальное время, даже если он и появляется в больнице, то никого не трогает. От скуки просто бродит, но нарываться на него все равно не стоит.

Олег вздохнул, посмотрел на друга с сожалением.

— Макс… нарвался вот. Я-то успел отскочить, а его кольнули…

— Эх, спасибо, Олежка, что объяснил. А то самому разжевывать правила по сто раз…

Паша посмотрел на Максима.

— А с ним что будет?

Тот лежал тихо, не шевелился. Взгляд был потускневший, он до крови закусывал нижнюю губу.

Вместо ответа старик махнул рукой и отвернулся. Баба Фрося сделала то же самое.

Олег отпустил окаменевшую ладонь друга, приподнялся, схватил его за голову и резким движением сломал шею с громким хрустом.

Марина отпрыгнула назад, вскрикнула, но сразу зажала рот ладонью. Парни так же отстранились.

— Какого дьявола ты творишь!? — Паша сжал кулаки и был уже готов ко всему.

Олег взял застиранную простыню из общей кучи и накрыл ей тело, и тогда старик повернулся к ребятам.

— Не обращайте внимания. Так лучше для Максимки, Крикуха не лечится у нас.

— В… в смысле лучше!? Он его блять завалил! Какая еще в жопу Крикуха!?

Павел все меньше понимал, что здесь происходит. А вместе с тем усиливалось желание покинуть это место.

— После уколов его помощничков… быстрая смерть — это награда. Мы одного как-то пытались спасти, переждать, авось и прошло бы. Не прошло…

Старик печально вздохнул и продолжил.

— Смотря, куда кольнут. Если в руку-ногу, там только через сутки симптомы проявляются. А если в тело, то все… сначала слабость, потом мышцы сводит так, что можно ненароком и навредить себе. Один пальцы переломал и губу откусил… подавился, ладно, хоть ушел быстро и сам. Олежке не пришлось…

Если не повезет, то уже наступает вторая стадия. Органы чувств отказывают. Зрение, слух, все и сразу. А потом… не знаю, как объяснить, что-то вроде финальной стадии. В общем, Вовка орал так, будто его живьем резали. От чего и зовем Крикухой, вопли стоят такие, что уши закладывает. Ну и… чтобы не слушать это и не мучать его, пришлось заранее. А так, кто знает, сколько еще бы страдал.

Рассказ старика ничуть не успокоил перепуганных ребят. Наоборот, слова породили новый страх перед непонятной болезнью, зараженного которой лучше сразу прикончить, чтобы не мучился.

— Дед…

— Да что ты заладил, какой я тебе дед? Осенью только седьмой десяток разменял. Ну да, выгляжу не очень. Здесь мало, кто хорошо выглядит. Рома меня звать. Хочешь — дядя Рома, не суть.

— Д…дядь Ром, а кто это… он?

Он замялся, пожевал сухими губами.

— Мы лишний раз не говорим об этом, чтобы внимание не привлекать, — Роман вздохнул, посмотрел парню прямо в глаза, — видел, что в руке у него?

Паша покивал.

— Вот так и звать его, — он бросил беглый взгляд на дверь, — Крюк…

Крюк. Часть 5 (1)