Кино советского периода: Обыкновенное чудо. Часть 4⁠⁠

Продолжаю рассказ об "Обыкновенном чуде", а именно о создании двух фильмов и пьесы. Рассказ о первом фильме мне придется начать с истории написания книги и создания первой театральной постановки, ибо это одна длинная история.

От идеи до сцены

Во многих источника сказано, что к написанию пьесы «Обыкновенное чудо», Евгений Шварц приступил в 1944 году. Но давайте попробуем разобраться в истории создания, опираясь на воспоминания современников и непосредственно дневники автора.

Евгений Шварц

Итак: Декабрь 1943го, город Сталинабад (ныне – Душанбе). Именно здесь, находясь в эвакуации вместе с Ленинградским театром комедии, в котором он работал по приглашению главного режиссера Н. П. Акимова, на должности заведующего литературной частью, Евгений Шварц заканчивает пьесу «Дракон». Тогда то, у него и появляются первые задумки о произведении, которому посвящена наша сегодняшняя тема. Хотя весь 1944 год у него уходит на переделку «Дракона», его ставят, потом запрещают, автору приходится полностью переписывать второй и третий Акты. Но «Дракон» ему уже не интересен. Сам Евгений Шварц, в своих дневниках (которые были изданы в книге «Живу беспокойно... »), так вспоминает про тот период:

«Я почти ничего не сделал за этот год. «Дракона» я кончил 21 ноября прошлого года. Потом все собирался начать новую пьесу в Сталинабаде. Потом написал новый вариант «Дракона». И это все. За целый год. Оправданий у меня нет никаких.»
Я конечно не возьмусь утверждать, что здесь речь идет именно об «Обыкновенном чуде», возможно у него были и другие задумки, хотя скорее всего…

Для понимания происходящего, стоит немного отвлечься на работу того периода, а для этого я приведу еще две записи из его дневников о работе над пьесой:
«Дракон» был показан, но его не разрешили. Смотрели его три раза. Один раз пропустили на публике. Спектакль имел успех. Но потребовали много переделок. Вместо того, чтобы заниматься мелкими заплатками, я заново написал второй и третий акты.

И еще запись от 16 июля того же, 1944го года:
«Дракон» все время готовится к показу, но день показа все откладывается. Очень медленно делают в чужих мастерских декорации и бутафорию. Вчера я в первый раз увидел первый акт в декорациях, гримах и костюмах. Я утратил интерес к пьесе.

* * *

Весной, вместе с актерами театра, Шварц переезжает в Москву. Здесь же и зарождается новая пьеса, первое упоминание о которой, мы так же находим в дневниках Евгения Шварца в записи от 10 декабря 1944 года: «Начал писать новую пьесу. Работаю мало. Целый день у меня народ. Живу я все еще в гостинице «Москва», как и жил.»

В 1945 году Шварц наконец-то перебирается в Ленинград, в родную квартиру, где и продолжает работу. Хотя до 1946-го года упоминаний о новой пьесе нигде нет. Скорее всего, ему не удается уделять достаточно времени новому творению, но в этот год пишется сценарии для фильма Золушка и спектакля Царь Водокрут, который был поставлен на сцене Большого (Второго) ленинградского театра кукол, под названием «Сказка о храбром солдате».

Запись в дневнике от 16 января 1946 года: «Вот и пришел Новый год. Сорок шестой. В этом году, в октябре, мне будет пятьдесят лет. Живу смутно, пьеса не идет. А когда работа не идет, то у меня такое чувство, что я совершенно беззащитен, и всякий может меня обидеть…».

В том же году есть еще запись, посвященная работе над пьесой и здесь впервые проскакивает первоначальное название пьесы: «4 марта. Я вот уже восьмой день пишу не менее четырех часов в день. Пишу пьесу о влюбленном медведе, которая так долго не шла у меня. Теперь она продвинулась. Первый акт окончен и получился».

* * *

Первая читка состоялась в 1948 году в Комарово (Ленинградская область), в Доме творчества писателей. Тогда пьеса называлась «Медведь». Михаил Козаков вспоминал: «Евгений Львович предложил отцу прихватить на читку меня: мне стукнуло уже 13 лет, и ему была интересна реакция подростка, потенциального зрителя будущего спектакля. Шварц принес огромную кипу исписанной бумаги. У него в это время уже тряслись руки, и он писал крупным прыгающим почерком, от чего пьеса выглядела объемистой, как рукопись, по крайней мере, «Войны и мира». На титульный лист он приклеил медведя с коробки конфет «Мишка на Севере». (прим. По другим данным автор прикрепил обёртку от конфеты "Мишка на севере", но версия М. М. Козакова больше походит на правду) Большой, полный, горбоносый — таким он мне запомнился на этой читке. Читал он замечательно, как хороший актер. Старый Эйх (Б. М. Эйхенбаум. — Е. Б.), папа, дядя Толя и я дружно смеялись. А иногда смеялся один я, и тогда Шварц на меня весело поглядывал. Чаще смеялись только взрослые, а я с удивлением поглядывал на них. Пьеса очень понравилась. Когда Евгений Львович закончил читать, дядя Толя Мариенгоф сказал: «Да, Женечка, пьеска что надо! Но теперь спрячь её и никому не показывай. А ты, Мишка, никому не протрепись, что слушал…».

Во многих источниках указывается 1954 год, как дата окончания написания «Обыкновенного чуда» Об этом можно сказать, что это и правда и неправда, это скорее усредненная дата. В дневниках Е. Шварца, есть запись, датированная 13 мая 1952 года:
Я сегодня утром кончил пьесу «Медведь», которую писал с перерывами с конца 44 года. Эту пьесу я очень любил, прикасался в последнее время к ней с осторожностью и только в такие дни, когда чувствовал себя человеком.

Как автор, Е. Шварц сомневается в своем произведении и чуть ранее, в его записях можно найти тому подтверждение, 21 октября 1950 года, как раз в день своего рождения, он записал: «Приходит Пантелеев. Глубоко задевший меня разговор о пьесе «Медведь», которую я дал ему почитать вчера. Задело меня то, что он сказал: «В пьесе, как и в тебе, мне многое нравится, а многое и не нравится». День рождения делается серым!.. Как смеет Пантелеев, с которым я обращаюсь бережно, как со стеклянным, так говорить! В пьесе, видите ли, есть «шутки ради шутки», «дурного вкуса» и так далее. Значит, и в жизни я ему кажусь таким. О пьесе Пантелеев может говорить, что ему угодно, а я с этим могу соглашаться или нет, но как он осмеливается говорить обо мне!.. Он посмел сказать это только потому, что считает меня слабее, чем я есть на самом деле. Потому что он, как все почти, груб с близкими, со своими, словом, с теми, кого он не боится. Я с моим страхом одиночества надеялся, что нашел друга. Как всегда в таких случаях, я забыл, что защищаться следует непрерывно. И вот получил весьма вразумительное напоминание об этом».

Но 29 сентября 1954 года есть еще упоминание о пьесе: «Дописал я «Медведя», который сначала радовал, а теперь стал огорчать».
И там же: «С пьесами моими, то есть с «Медведем», все неясно. И очень беспокойно и уныло вокруг литературы — «заморозки на уровне почвы». Сегодня в Союзе общее собрание писателей. Еду, словно к зубному врачу… Но жизнь продолжается…»

* * *

Фото: Георгий Александрович Товстоногов

Сначала пьеса попала в Ленинградский театр имени Ленинского комсомола, главным режиссером которого на тот момент был Георгий Александрович Товстоногов.

Из дневников Е. Шварца: 25 декабря 1953 года: «Сегодня звонил Товстоногов относительно «Медведя», которого он прочел. Ему очень нравится первый акт, менее нравится второй и совсем не нравится третий, кроме некоторых сцен. Он просит выслушать его соображения, где я хочу, – у них в театре, у меня дома – и так далее. Я слушал слова заинтересованного человека, действительно заинтересованного, желающего пьесу поставить, как музыку.»

Но их встреча так и не состоялась, Георгий Товстоногов оправдывая свой отказ от предложенной пьесы, пишет в письме Шахназарову Г. Х., (архив БДТ, опись 1, ед. хр. 3130): «В частности, до сих пор не могу решиться на личную встречу с драматургией Евгения Шварца, которую ставлю необычайно высоко».

Отступление: Товстоногов, Георгий Александрович – режиссёр, педагог, театральный деятель. Поставил такие спектакли, как: Ханума, Эзоп, История лошади.

* * *

Фото: Эраст Павлович Гарин

Возможно пьеса еще долго могла пролежать бы в ожидании постановки или переделки, но в 1955 году она, попала к Эрасту Гарину. На тот момент он руководил московским театром Киноактера. Вот так он вспоминает о тех событиях:
«Случай помог нам получить необыкновенную и оригинальную пьесу-сказку Евгения Шварца «Медведь». Пьеса долго лежала без движения в портфеле одного московского театра».

К сожалению, мне так и не удалось найти информацию, что же это был за «счастливый случай» и в какой момент пьеса перекочевала из Ленинграда в Москву, хотя подтверждения тем событиям можно найти в письмах Шварца. 9 ноября, он пишет доктору Варваре Васильевне Соловьевой в Майкоп: «Моя книжка, возможно, выйдет. Та, в которой будет «Медведь». А возможно, и не выйдет. Но в Москве пьесу эту ставят в театре Киноактера. Так что, если попадешь в Москву после Сухуми, то пьесу, может быть, увидишь…»

Как версию о «счастливом случае», могу предположить следующее. Два театральных деятеля были знакомы за долго до этого момента. Их знакомство состоялось еще в театре комедии, а позже продолжилось на фильме «Золушка». Возможно, что Евгений Шварц в случайном разговоре с Эрастом Гариным поделился о новой пьесе, и последнего это заинтересовало.

* * *

Но вернемся к воспоминаниям Гарина о работе над спектаклем: «Первое чтение меня окрылило, я предложил прочитать пьесу труппе. Успех у актеров огромный.
Вторая читка труппе — по просьбе дирекции. Еще больший успех и решение репетировать с тем, чтобы куски показать общественности театра, художественному совету.

Работа закипела. Наметились три пары. Первая: Волшебник — Хозяин и Хозяйка. Волшебника репетировал К. Бартошевич. Он трактовался нами не как персонаж с длинными рукавами и в дурацком колпаке, а как простой мудрый хозяин. Хозяйка — Н. Зорская. Первая ассоциация — «Шоколадница» Лиотара. Нам казалось, что графическая аккуратность будет точно характеризовать персонаж. Так мы потом ее и костюмировали. Кстати сказать, хотелось разных персонажей брать из разных эпох, у разных художников. Первый министр мыслился как персонаж из Гаварни, а Министр-администратор — как абсолютно современный тип (первого репетировал артист А. Добронравов, второго — Г. Георгиу).» Вторая, молодая пара: Принцесса — Э. Некрасова, Медведь — В. Тихонов. Тихонову был придуман почти спортивный костюм, а Принцессе — романтический, с легким шарфом.»

О своей работе над ролью Короля, в той постановке Гарин пишет: «И в Театре-студии киноактера — впервые поставленное «Обыкновенное чудо», где я играл тоже короля, но не такого детского, наивного, как в «Золушке», а как описывает его автор в прологе к своей пьесе-сказке: «Среди действующих лиц нашей сказки, более близких к “обыкновенному”, узнаете вы людей, которых приходится встречать достаточно часто. Например, король. Вы легко угадаете в нем обыкновенного квартирного деспота, хилого тирана, ловко умеющего объяснить свои бесчинства соображениями принципиальными. Или дистрофией сердечной мышцы. Или психостенией. А то и наследственностью. В сказке сделан он королем, чтобы черты его характера дошли до своего естественного предела.»

* * *

На фото момент работы над спектаклем

Первым сценическим воплощением Медведя стал актер Тихонов, тот самый, которого мы все помним, как Штирлица. О своей работе с Гариным, он рассказал так: «Театр был в тот период, когда нас в кино не снимали. Это был период малокартинья и тогда театр нас спас от деквалификации. … Но самой значительной работой в театре, в которой я принимал участие, это был спектакль по Евгению Шварцу - Обыкновенное чудо. Обыкновенное чудо или Медведь, вот я играл Медведя. Главного юношу которого превратили в человека » (Из творческого вечера. Г. Саратов, 1995 год)

* * *

Вячеслав Тихонов о работе в спектакле

Спектакль ставил Эраст Павлович, мне он доверил роль Медведя, юноши. Там была сцена встречи Медведя и Принцессы, вот она-то у меня никакие шла.
Гарин сидел за режиссерским столиком в темном проеме пустого зала и время от времени бросал:
— Еще раз!
Мы повторяли. Опять раздавалось: «Еще раз!» Мы снова повторяли. И опять следовало: «Еще раз!»
Сколько было таких «разов», я уже не помню, но вдруг Гарин сорвался с места, подбежал к рампе и закричал:
— Вячеслав, а ты пузо-то себе вспори! Печенку, селезенку, кишки — все ей, ей, ей!
Странное режиссерское указание, не правда ли?.. Но ведь и его Хлестаков был как бы бестелесным!.. Так я понял Эраста Павловича. И сыграл, как он подсказывал. И с наслаждением услышал возглас Гарина:
— Пошли дальше!
В режиссерском указании Эраста Павловича, выраженном так необычно, были и юмор, и информация, необходимая актеру: оно и сформулировано было по-гарински. И во многих других случаях Гарин выражался по-своему, и мы его прекрасно понимали.
Иногда подойдешь, спросишь:
— Эраст Павлович, когда же мы будем играть вот эту сцену? Давно пора…
Он взглянет в пьесу, скажет:
— Не знаю, не знаю. Пока не знаю. Погнием.

* * *

Почему он выражался так, не знаю — не спрашивал; но мы понимали, он оставлял время, чтобы прийти к сцене естественным путем.
Или Гарин бросал:
— Пшено!
Можно было задуматься: «пшено» — это в каком же смысле? В смысле кашки? Но опять-таки мы понимали: что-то не то, Гарину показанное не нравится. Наверное, мелко, мелочно…
В «Обыкновенном чуде» Гарин играл Короля. Помню, когда на сцене был Гарин, а я — Медведь — мог отдыхать, какая-то неведомая сила толкала меня еще раз посмотреть игру большого артиста. Потому что каждый раз он играл ту или иную сцену в определенной законченной форме, но — по-разному. И каждый раз зритель неизменно верил всему, что делал на сцене Гарин.
Гарин в театре и кинематографе и Гарин в жизни у меня никак не соединялись в одного человека. Великий артист, маг и волшебник, в жизни он вдруг оказывался простым, общительным, удивительно скромным, даже — застенчивым человеком.
В каждом, кто соприкасался с ним, есть частица Гарина. Он как бы растворился в нас, его учениках.

* * *

Шварц не перестает сомневаться в произведении. В канун нового, 1956 года, находим еще запись. «В Москве Гарин кончает репетировать «Медведя»… Но не знаю, хватит ли беспечности у меня для того, чтобы перенести неудачу…»

Накануне премьеры спектакля Гарин предлагает изменить название и от имени Театра-студии Шварцу поступила телеграмма.
«Выпускаем спектакль, афишу. Дирекция, художественный совет, режиссер просят Вас утвердить новое название пьесы Вашего спектакля „Это просто чудо“, в скобках „Медведь“. На обороте телеграммы рукой Шварца написаны варианты названия пьесы: „Веселый волшебник“, „Послушный волшебник“, „Обыкновенное чудо“, „Безумный бородач“, „Непослушный волшебник“.

Могу только предположить о мотивах Гарина, побудивших его предложить иное название для спектакля. Возможно, ему не понравилось то, что такое название уже есть у фильма 1936 года, с Михаилом Жаровым и Ольгой Андровской в главных ролях.

Премьера спектакля состоялась 18 января 1956 года.

За два дня до этого, 16 января 1956 года, Шварц делает запись в дневнике:
«У меня произошли события неожиданные и тем более радостные. Эраст Гарин ставил в Театре киноактера «Медведя». Он теперь называется «Обыкновенное чудо». Премьера должна состояться 18 января. Вдруг 13-го днем – звонок из Москвы. Прошла с большим успехом генеральная репетиция. Сообщают об этом Эраст и его помощница Егорова. Ночью звонит Фрэз – с тем же самым. 14-го около часу ночи – опять звонок. Спектакль показали на кассовой публике, целевой, так называемый, купленный какой-то организацией. Перед началом – духовой оркестр, танцы. Все ждали провала. И вдруг публика отлично поняла пьесу. Успех еще больший. Вчера звонил об этом Коварский. Не знаю, что будет дальше, но пока я был обрадован».

* * *

На фото Хеся и Эраст

Спектакль удался, и он пользовался успехом. Э. Гарин воспоминал:
«К пятидесятому спектаклю получаем приветственное письмо от автора:
«Дорогие Хеся и Эраст!
Ужасно жалко, что не могу я приехать двадцатого и объяснить на словах, как я благодарен вам за хорошее отношение.
Эраст поставил спектакль из пьесы, в которую я сам не верил. То есть не верил, что ее можно ставить. Он ее, пьесу, добыл. Он начал ее репетировать вопреки мнению начальства. После первого просмотра, когда показали в театре художественному совету полтора действия, вы мне звонили. И постановка была доведена до конца… И вот дожили до пятидесятого спектакля.
Спасибо вам, друзья, за все. Нет человека, который, говоря о спектакле или присылая рецензии-письма, а таких получил я больше, чем когда-нибудь за всю свою жизнь, в том числе и от незнакомых, не хвалил бы изо всех сил Эраста. Ай да мы, рязанцы (моя мать родом оттуда)…
Целую вас крепко. Привет всей труппе и поздравления, если письмо придет до пятидесятого спектакля. Впрочем, девятнадцатого еще буду телеграфировать. Ваш Е. Шварц».

* * *

21 Октября 1956 года совпали два события. Евгению Шварцу исполнялось 60 лет и на сцене театра шел шестидесятый показ спектакля «Обыкновенное чудо». О тех событиях Эраст Гарин пишет: «Осенью Е. Л. Шварц отмечал свое шестидесятилетие. У нас в Театре киноактера в день его рождения шел шестидесятый спектакль. Мы выпустили специальную афишу: «К шестидесятилетию драматурга Евгения Львовича Шварца. В 60-й раз “Обыкновенное чудо”».

Запись выступления Евгения Шварца с того самого вечера:

Театр киноактера был закрыт по распоряжению Пырьева. В воспоминаниях Гарина и Пырьева об этом инциденте найти не удалось, но есть сторонние высказывания, в которых говорится о том, что именно с этого инцидента между ними случилась ссора, которая завершилась «Обыкновенным чудом», но об этом чуть позже.

* * *

Фото: Иван Пырьев на съемочной площадке.

Пырьев занял пост директора Мосфильма в 1954 г. И всего за два года количество выпускаемых фильмов в год увеличилось с десяти до ста. При нем развернулось строительство новых павильонов, приобреталось современное оборудование. Помимо этого, Иван Пырьев собирал со всего СССР талантливых режиссеров, актеров сценаристов, гримеров, декораторов и операторов. Возможно закрытие театра было продиктовано просто переориентацией основного направления работ.

* * *

Заканчивая тему театральных воплощений «Обыкновенного чуда», хочется отметить еще один спектакль, который был поставлен в 1971 году, на сцене Московского театра Сатиры, режиссер М. А. Микаэлян.
Роль медведя сыграл – Михаил Державин,
Король – Спартак Мишулин
Министр-администратор – Александр Ширвиндт
Придворная дама – Вера Васильева.

Так же отмечу, что в тот момент в этом театре работали Марк Захаров и Андрей Миронов, но данных о том, что они были задействованы в спектакле нет. Но возможно поэтому образ, созданный Мироновым, очень походит на образ, созданный  Ширвиндтом на сцене Театра Сатиры, хотя у последнего прорывались Менглетовские интонации.

* * *

3acим откланиваюсь! Можете пинать!

Возможно моё исследование может показаться скучным, но без него рассказ об "Обыкновенном чуде" будет не полным.

В пятой части я начну рассказ о первом фильме "Обыкновенное чудо", история актеров и как Евгений Вестник посодействовал примирению Эраста Гарина и Ивана Пырьева.

Ознакомится с историей создания второго фильма можно здесь:
Кино советского периода: Обыкновенное чудо. Часть 1
Кино советского периода: Обыкновенное чудо. Часть 2
Кино советского периода: Обыкновенное чудо. Часть 3