Пришли к вам шут и фокусник
Полночь. Над болотами нависла едва заметная дымка, свет луны окутал Гнилов лес зловещим жёлтым одеялом. Погода выдалась безветренная; одно удовольствие стоять на часах, когда тёплые порывы не приносят с болот омерзительные миазмы.
Чизмеград – город небольшой, всего-то две тысячи душ и ещё сотня-другая живёт в крепости Совета. Стена по периметру – восемь вёрст; выставил фонарь, да знай себе – нарезай круги.
Адриан и Живодраг дежурили в башне у ворот. Почитаемая работа – орудовать прожектором и пулемётом. Ворота у Чизмеграда одни, дубовые, окованные железом. И в старину полудемоны и кочевники пытались брать город штурмом, да всё без толку, а нынче под пули редкий дурак полезет. Лишь дикий белобрысый степняк, обожравшись мухоморов, может под прожектор выскочить, да начать палить из своих кремнёвых пистолетов. Слава Небу, такое случалось всё реже! Настали воистину спокойные времена.
– А ну стой! – Живодраг развернул прожектор, мощная лампа со спиралью в десять тысяч свечей выхватила из тьмы две фигуры. Слева, опираясь на тяжёлое копьё, ссутулился тощий старик в буром холщовом плаще. Длинные волосы он заплёл в две толстые седые косы, ростом велик – сажень без чети. Рядом с ним, весь обвешанный тяжёлыми торбами, замер шут, одетый в вызывающе-яркое тряпьё, к каждому клочку этих нелепых одежд за каким-то хреном пришили по бубенцу; малейшее движение – и шут звенел как копилка с динарами.
– Доброй ночи вам, достойные воины! – Старик говорил с шеольским акцентом. – Пустите бродячих артистов! Берём недорого, имеем кое-что показать, клянусь вашими сапогами!
Старшина Живодраг отпустил пулемёт. Длинный старик и коротышка шут в серебряной маске не выглядели опасно. Уж он-то знал! Сколько безумных степняков положила его меткая очередь.
– Кто там, Живодраг? – За спиной возник Адриан. – Кто такие? – крикнул он незнакомцам.
– Пришли к вам шут и фокусник, достойные воины. Заработать на хлеб честным трудом желаем. Из самого Шеола мы.
– Из Шеола? Говорят, там у вас переполох. Полудемоны в городе беспорядки устраивают.
– Истинно так, достойные воины. В степном городе сейчас неспокойно, вот мы и ушли на север, к болотам. Шеол и Чизмеград всегда были добрыми соседями.
– А чего шут-то твой молчит всё время? Оружие есть с собой?
– Чичек? Так он ведь немой. Полудемоны вырвали ему язык и изодрали лицо. Из оружия только то, что видите.
– Вы через Гнилов лес шли с одним копьём на двоих? – удивился Живодраг.
– У Чичека есть нож. Пока я спал, гончая напала, он ей аккурат промеж шей резанул, еле отбились… Ещё двоих волков я заколол копьём, вот и все приключения. А что до степняков, так у них не в честь артистов убивать. Кочевники людей «кочевых профессий» не трогают.
Адриану очень не хотелось открывать ворота, но кодекс велел пускать в город соседей из Шеола, если тем понадобится ночлег.
– У нас правила насчёт обуви. Для артистов – обязательно кожаные сапоги. Нужна ещё путевая грамота из Шеола, если нет, то проваливайте, пока дырок в вас не наделал.
– Всё есть, благородные воины, всё по правилам!
Шут и фокусник подошли ближе. Адриан видел – обуты как полагается, по правилам Чизмеграда. Из глубокого кармана плаща старик достал пожелтелый свёрток, развернул его лицом к башне. Живодраг глянул в бинокль и кивнул: на грамоте стояла печать с гербом Шеола – гарцующим тарпаном на фоне трёх колосков.
– Впускать надо. Документы в порядке.
Капитан стражи, Адриан Дьекимович, гаркнул во всю лужёную глотку:
– Открыть ворота, бродяг пропустить! Живо!
Заспанные стражники высыпали из сторожки и с муравьиной резвостью отворили сначала внутренние, а затем и внешние ворота.
Фокусник степенным шагом, отстукивая по брусчатке копьём, зашёл в город. Он обернулся и два раза хлопнул в ладоши. Согбенный шут взвалил на себя многочисленные торбы и вприпрыжку заковылял следом.
Когда Адриан спустился проверить документы, ворота уже затворили. Высоченный старик с невозмутимым видом ждал, покуда все «гостевые процедуры» не кончатся.
– Так. Выписка из гильдии – вижу, подпись полицмейстера – вижу. Кажется, с грамотой всё в порядке. Обуты как положено… Просто так я вас отпустить не могу, так что давайте, артисты, показывайте, что умеете.
Долговязый фокусник небрежным движением откинул свои косы за спину, его седоусое лицо растянулось в довольной улыбке.
– Само собой, благородные воины. Чичек! – крикнул фокусник.
Шут побросал торбы и, дурашливо подпрыгивая, оказался посреди зрителей. Фокусник стоял позади, он громко хлопал в ладоши и шут в такт хлопкам совершал головокружительные кульбиты и перекаты, заводил в полёте ноги за голову и делал ещё много всего интересного на потеху публике.
– Ловок, бестия! – проговорил кто-то из стражников.
– Будет, кому поставить на место главного акробата, – сказал другой. – А то ишь ты – зазнался, так и в свою власть над земным притяжением уверует!
Фокусник ещё раз громко хлопнул напоследок, шут приземлился, его ноги разъехались в шпагате и он поклонился, коснувшись лбом земли.
Стражники громко зааплодировали.
– Так, прекратить праздношатание, вернуться к дежурству! – рявкнул капитан Дьекимович. – Времени нет возиться с вами, старик. Можете идти. Вниз по улице гостиница «Жёлтый маршал», ещё в трактире «Сопля жабы» сдают комнаты на мансардном этаже. Нарушите закон – пеняйте на себя. У нас церемониться не привыкли.
– Не беспокойтесь, пан офицер, от нас хлопот не будет.
***
Войко гулял по крышам. В его случае такая прогулка была необходимостью: каждая собака в городе знала старого акробата, кто-нибудь да обязательно попросит показать трюк. Здесь же, на высоте, тьма одаряла невидимостью.
Ночь стояла ясная: видно, как дым печных труб растворяется в тёмно-синих небесах. С крыши на крышу Войко добрался до Собачьего переулка, отсюда открывался вид на центральную городскую площадь. Он сел на угол фасадного карниза и принялся наблюдать за толпой. Сегодня Площадь Совета заполонил разномастный люд. Толпа окружила высокого старика в буром плаще и низенького шута в ярких тряпках. Эти двое вытворяли что-то немыслимое.
Родители Войко были акробатами, его дед и бабка были акробатами, и сам он с раннего детства спорил с притяжением. С трюками горбатого шута в серебряной маске человеческое тело справиться неспособно, уж кому, если не Войко, об этом знать?
Акробат заворожено наблюдал, как старик хлопает в ладоши и бросает в воздух цветок, а шут тут же его ловит. Ещё один хлопок, и красная гвоздика оказывается у кого-то в кармане. Фокусник заранее знает, у кого именно, указывает на нужного человека, и послушный шут забирает гвоздику, начиная незатейливую игру снова и снова.
– Если вы до сих пор не верите в чудеса, то сегодня подходящий случай начать. – назидательным тоном говорил фокусник. – Чичек слеп как крот, он таким родился.
Фокусник поднял руки над головой и громко хлопнул, сию же секунду в его тонких пальцах возникла горящая свеча. Старик поднёс пламя к серебряной маске шута и несколько раз провёл туда-сюда, прямо перед прорезями для глаз. Толпа ахнула.
– Мы уже много лет вместе. Однажды я видел, как Чичек спасался от бродячих собак, перепрыгивал через препятствия, едва заслышав, как лапы зверей касаются земли, как мельчайшие камушки разлетаются в стороны. Но, к сожалению, среди череды удачных уклонений были и болезненные падения, я едва отбил его от голодных тварей. Слепота подарила ему ловкость. За годы дружбы мы создали свой язык хлопков. Каждый звук, в зависимости от тона, продолжительности и силы – это команда, – фокусник щёлкнул пальцами, и свеча исчезла из его рук.
– То есть без тебя он ни на что не годен? – Из толпы вышел Войко. Босой, одетый в одни только штаны. Со своей густой, вечно спутанной бородой, он походил на уличного попрошайку.
– Почему на тебе нет ботинок? – съехидничал фокусник. – Совет лишил права носить обувь?
– Попридержи язык, старик. Наше племя по воздуху ходит, обувь нам ни к чему. Будь добр, ответь на вопрос.
– Если хочешь знать, да. Без меня он не может использовать свой дар в полной мере, но в том-то и прелесть – давать людям магию совместного трюка. Наши выступления – это дитя ловкости и иллюзии, акробатика и фокусы в единой ипостаси.
Люди вокруг притихли, даже стражники, тайно недолюбливающие акробата, с замиранием сердца следили за словесной перепалкой двух мастеров.
– Выходит, что акробат – это ты, а он – твои ноги и руки? Жульничество! Обман!
– Теперь я попрошу тебя придержать язык, акробат. Что, если я скажу тебе: Чичек сделает трюк, на который ты никогда не решишься?
– Этого не может быть! – Войко почувствовал, как от обиды кишки словно кипятком обдало. – Никто не смеет мне говорить таких вещей! Я лучший акробат в этих краях, делом доказывал и не раз!
Жители Чизмеграда видели самое интересное представление в своей жизни, здесь было всё: акробатика, иллюзионизм и драма; некоторые надеялись, что и до кулачных боёв сегодня дойдёт.
Из толпы вышел крепко сбитый смуглый человек, по окладистой бороде и синим штанам в нём угадывался акробат из клана Войко.
– Не надо, атаман. Оно того не стоит. – Крепыш попытался взять Войко за плечо, но тот раздражённо скинул его руку. – Атаман, выслушай меня, прошу. Ты же видел, на что способен этот шут? Не иди на поводу, он же водит тебя за усы!
– Молчи, Жечка! Заклинаю Небом, молчи! Я и сам могу решать, что мне делить и когда.
Крепыш склонил голову в почтительном жесте и сделал шаг назад.
– Что ж, я принимаю вызов, фокусник. Про какой трюк ты говоришь?
Старик ехидно улыбнулся, изящным движением воздел руки вверх и хлопнул в ладоши. Шут пауком оттолкнулся от земли, сделал кульбит и сел на плечи хозяина. Народ снова ахнул, кто-то нерешительно аплодировал.
– В квартале отсюда есть двор-колодец, внутри нет окон, а входная арка всего-то с человеческий рост. Побежите по кругу – до самой крыши. Кто окажется первым наверху, тот и победил.
– Это очень опасный трюк, старик. Он может стоить жизни и мне, и твоему шуту. Что я получу, если выиграю спор?
– Тебе мало удержать свой титул, атаман? – старик говорил с нажимом. – Что ж, если ты выиграешь, я отдам тебе весь сегодняшний заработок. Если выиграет Чичек, твои люди принесут нам ровно столько, сколько сейчас лежит в моём цилиндре. Идёт?
– По рукам! Пускай победит самый ловкий!
Толпа двинулась следом за спорщиками. Люди ощущали наступающую дурноту, дети плакали и просились на руки, спины стариков прихватывал ревматизм. Должно быть, от долгого стояния на месте кости разболелись, а дурнота от болотных миазмов – сами не заметили, как надышались.
Двор-колодец не смог вместить всех желающих. Часть толпы осталась снаружи, остальные же топтались в центре, предвкушая зрелище.
Шут и акробат разошлись в разные стороны и по свистку стражника тронулись с места. Войко и дюжины шагов не пробежал; вес тела тянул его вниз – к земле. Тренированными пальцами он уцепился за щели в кладке, раскачался и прыгнул. Удалось преодолеть ещё с пяток саженей.
Шут же взял ровный темп, и, не сбавляя скорости, бежал по стене как по кирпичной мостовой. Рядом шёл фокусник, не переставая бить в ладоши.
– До чего ловок! Чудеса! – крикнул дед из толпы, утирая пот со лба. У него жутко разболелась голова.
Шут оказался наверху первым. Он сел на корточки и замер, лишь ветер играл бубенцами на его одежде.
– Хватит, Войко. Брось это дело, он победил, – кричал Жечка, правая рука атамана. – Акробат должен уметь проигрывать.
– Нет! Я не могу просто так проиграть! – Атаман карабкался вверх, пальцы его сбились в кровь, но упрямство не давало отступить.
Войко ловко оттолкнулся от стены, кувыркнулся в воздухе, и уцепился руками за старый деревянный флагшток. От крыши дома его отделяло расстояние в две вытянутые руки. Один прыжок – и он наверху, снова победил притяжение, пускай и ценой проигрыша в споре. Акробат начал медленно раскачиваться – туда-сюда, туда-сюда. Силы в руках осталось мало; чтобы взлететь вверх, нужно как следует раскрутиться. Туда-сюда… Хрум! – флагшток треснул у самого основания и остался у Войко в руках. Атаман стремительно летел к земле, порабощённый столь ненавистным притяжением…
Люди в испуге расступились: глухой удар об землю, в воздух поднялось облачко пыли. Атаман замер, раскинув руки в стороны, тело его скрючилось в неестественной позе.
– Помер, – сказал стражник и снял кивер. Мужики в толпе следом поснимали шапки. – Тут больше не на что смотреть, граждане Чизмеграда. Это был честный спор, Войко знал, на что идёт. По законам города это устная сделка. Жечка, с вашей стороны следует заплатить выигрыш в полном размере.
Рыжебородый акробат зыркнул на стражника зло, в его ясных зелёных глазах промелькнула ярость.
– Сколько? – пробубнил Жечка.
– Пятьдесят шесть медяков, – ответил старик, улыбаясь; под хлопки шут уже успел спуститься с крыши и усесться на его плечах.
Пятьдесят шесть медных динаров. Такую цену атаман уплатил за свою жизнь.
Жечка щёлкнул пальцами, и из теней выскочил худенький черноволосый парень. Он протянул фокуснику кисет и учтиво кивнул. Во дворе появились и другие акробаты, целая дюжина разномастных мужчин доселе невидимых. Старик отсчитал ровно пятьдесят шесть монет, сморкнулся в кисет и отдал его обратно мальчишке.
Когда толпа начала расходиться, Войко дёрнулся. Он громко закашлял, забулькал и заклокотал, из его рта тоненькими струйками побежала кровь.
– Атаман! Живой… – Жечка удивился: упасть с такой высоты и выжить… Признаться, он уже мысленно похоронил Войко. – Эй, ребята, тащите рейки и кусок парусины, его нужно унести отсюда. Войко, держись, держись родненький. Сейчас мы тебя…
Атаман перестал плеваться кровью, он тяжело дышал, глядя в низкое тёмно-синее небо. В глазах его стояли слёзы.
***
Этой ночью помер старик Беригор. Лёг со своей старухой в постель, а на утро не проснулся. Бабка его обнять, а он холодный. Глянула на мужа: осунулся весь, исхудал, в бороде седых волос прибавилось. Всхлипнула старуха Маданя, созвала детей и внуков, да и завернули деда в домотканое полотно. По дороге к рисовым полям остановили телегу у болота, бросили старика в гнилую жижу и остановились в последний путь проводить. «Вышел из болота Чизмеград, в него все и вернёмся», – сказала бабка. Беригор за пять последних лет три раза болотнянкой болел, видать, четвёртый его в болото-то и утащил.
Пятеро взрослых и шестеро детей смотрели, как тело главы семейства медленно погружается в топь. Но не одни они отдавали болоту мертвеца: в пятидесяти шагах остановили свою телегу Варчевичи. Дед Ласкослав аккуратно стащил тело, замотанное в домотканое полотно, отнёс на руках к краю трясины и с силой бросил. Видать, и бабка Ташиша преставилась…
Люди погоревали ещё немного и отправились на работу. Город сам себя не прокормит. Нужно до темноты управиться, ночью болото дышать начинает, а там, где дышит болото, человеку вздохнуть нельзя.
Всю ночь Жечка просидел у постели Войко. Нет, не помер атаман. Спину повредил, а выжил. Но разве это жизнь? Клан Высоты поклялся победить притяжение, а как ходить по воздуху с перебитым позвоночником?
– Добей меня, Жечка. Небом заклинаю!
– Не стану, и не проси. Сколько Небом тебе отмерено, столько и проживёшь. Ты пока отдыхай, а делами клана я займусь.
– Жечка…– Голос атамана был слабый. – Шут-то не человек. Не может человек по стене, как по мостовой… – Атаман громко выдохнул и потерял сознание. Жечка потрогал лоб – горяченный!
– Слободан, дери тебя степняки! Воды принеси, оботри атамана, лентяй.
В комнату вбежал тощий юноша в одних только синих штанах. В тонких руках он держал таз полный воды.
– Так я это, только что вниз к бочке бегал, чтобы набрать…
Жечка громко цыкнул и прыгнул на окно. Оттолкнувшись ногами от рамы, он белкой пролетел до фасада соседнего здания. Уцепился руками за выступы, взобрался на крышу и растворился во тьме. Акробаты выбрались на ночной обход.
Племя Высоты не любили в Чизмеграде. Они не носили обуви, и их совершенно не волновало негодование старейшин-шоршеткалоков на сей счёт. Основатели города, совет палачей и сапожников, терпели дерзких акробатов до поры, пока гадкие, неуловимые демоны досаждают городу. Стена и пулемёты надёжно защищали от полукровок, ублюдков болотных ведьм и нечистых тварей. Убить полудемона не так уж и сложно: чудище видно издалека, за версту несёт от него тиной и гнилью, попасть по громадному уроду даже сопляк-новобранец в состоянии. То ли дело мелкие крылатые бесы. Этим гадам завсегда приятно человеку жизнь портить: то в бочку пива нагадит, то свиней и кур распугает, а то и амбар подожжёт! И до того изворотливая сволочь, что просто так не изловишь! Акробаты – они древние мастера ловить разную нечисть, но настанет время, шоршеткалоки обуют строптивцев по закону, либо изгонят прочь за стены города-форта.
Жечка прятался в сарае. В щелочку приоткрытой двери он наблюдал за бесом: дьявольское отродье плевалось огненной слюной, поджигая перепуганную домашнюю птицу; несчастный пёс, прикованный к горящей конуре цепью, жалобно скулил и пытался вырваться. Пакостливый демон, похожий на огромного комара с головой младенца, хватался за круглое пузо маленькими ручонками и задорно хохотал.
Жечка пригубил воды из ковшика, припал к земле и изготовился к прыжку. В полёте толкнул плечом дверь, плюнул водой. Огненный шар, окутавший уродливое тельце демона, тут же потух. Акробат упал в грязь и проехал на животе несколько шагов, вытянул перед собой руки: нечистая тварь упала в раскрытые ладони.
– Сукин сын, тварь, бледный помёт, яйцо тухлое! – демон грязно ругался, пытаясь вцепиться острыми ножками в руку акробата. – Кишки изорву, горло перегрызу, сердце съем!
– Не сквернословь, нечисть, – Жечка зажал рогатую головку между указательным и средним пальцами, шея демона хрустнула. Маленькое чудовище, размером с хорька, замерло и обмякло.
Жечка посмотрел на свою добычу, раскрыл заплечный мешок и бросил в него уродливую тушку; после демона руки всегда воняли жжёным торфом.
За мёртвого беса стража платила целый гривенник, за болотную гончую серебряный с полтиной, убийство летающего полудемона оценивали аж в один золотой, но Жечка за всю свою жизнь так и не встретил крылатого ублюдка. Полудемоны, известное дело, твари огромные – выше человека на две, а то и три головы, широкие, что твой тротуар, и всё горят или ядом дышат. Уж незнамо как оно так выходит: чистокровный демон – существо разумное, ведьмы бабы хоть и сумасшедшие, да всё ж не дуры. Почему у ублюдков мозгов с напёрсток? Этого Жечка не знал, но зато ему хорошо было известно, что полудемоны бесплодны. Много лет назад нынешний крестьянский район ещё не обнесли городской стеной. Маленький Жечка, забравшись на крышу харчевни, любил подглядывать за тёткой Лявкой, местной знахаркой. Множество раз он заставал толстуху за милованием с полукровкой. Огромный, раздутый, похожий на утопленника ублюдок с урчанием наваливался на толстую бабу, а та кричала как ворона. Так и не понесла… А как узнали в городе о её любовях, так и повесили на придорожном столбе. Другой раз полудемоны протаранили ворота, и один успел дочку золотаря снасильничать. И та не понесла… Старики говорят, что они как мулы: сильные, могучие, а семя у них пустое. Квартероны если и рождались, то мёртвыми или умирали через час-другой. Жрецы говорят, мол, само Небо уберегло от беды, ибо дважды разбавленная кровь демона даёт великую силу.
Несчастный пёс перестал скулить, лёг возле горящей будки и зажмурил глаза. Жечка пожалел зверя: отстегнул карабин от ошейника, цепь звякнула, и пёс умчался во тьму улиц.
– Эй, хозяева, – кричал акробат, – хватит ховаться, выходи, изловил я нечистого.
В окне дёрнулась занавеска, показалось лицо бабки. Старая сплюнула и снова скрылась в глубине дома. Ни тебе спасибо, ни доброго вечера: «Ишь разорался, босоногий». Жечка привык к грубости и неблагодарности чизмеградцев. В конце концов, не ради звонкой монеты он ловит нечисть: поклявшийся в верности Небу обязан усмирять трясину, не жалея крови своей. А что до людей, так и вовсе не злые они, сиречь суеверные и недалёкие.
Акробат добрёл до сторожки пешком, несподручно с заплечным мешком по стенам скакать. На стук дверь открыл заспанный рядовой с обвисшим лицом. Смерил акробата недобрым взглядом и позвал офицера.
Капитан Дьекимович нехотя отдал акробату заслуженный гривенник, глянул на тушку беса, чертыхнулся, и бросил нечистого в бочку с водой.
***
– Слободан! Эй, мальчишка! – Жечка тряс плечо юного акробата. Тот сидел в кресле у атаманской постели. Слободан вскрикнул, но увидев знакомое бородатое лицо успокоился. – Иди ляг, выспись как следует.
– А ты? Всю ночь же не спал.
– Ничего, как-нибудь перебьюсь.
Мальчишка нехотя поднялся из кресла и лениво зашагал вверх по лестнице.
Жечка смотрел на спящего атамана. Всего день назад это был самый ловкий человек в городе, гроза бесов и болотных гончих. Ведьмы обещали хорошую цену за его голову: атаман пережил три покушения, и вот - проигранный спор приковал его к постели. Войко дышал ровно, спокойно. Где-то в глубине души теплилась надежда, что он встанет на ноги.
– Жечка! – Войко проснулся. – Слава Небу, ты здесь. Кошмар приснился…
– Самое страшное уже случилось, – сказал акробат мрачно, – уж и не знаю, чего ещё можно испугаться.
– В город пустили чудовище, брат. Сами того не зная, а я – первая жертва его…
– Какое чудовище? До́лжно, бредишь…
– Я в здравом уме! – с неожиданной силой крикнул Войко. – Вот возьми, из этого кисета мы отсчитали фокуснику выигрыш. Ничего не чувствуешь?
Жечка принюхался. Дублёная кожа пахла жжёным торфом…
– Но, как… Я же в двух шагах от фокусника стоял, видел – человек.
– Ты ещё молод, брат. Опыт твой, что озеро, а я за свои шесть десятков уже целое море накопил. Эта тварь хуже демона… Уж сколько я всякого на своём веку повидал, но и поверить не мог, что Небо позволит квартерону на свет появиться.
– Ты уверен? Сопли его вонять торфом могут из-за разного, они же с шутом по болоту шли – надышались гадости.
– А про шута я тебе вот что скажу: тот и вовсе непонятная тварь. Я успел кое-чего заметить: не дышит он. От таких трюков у любого дыхание собьётся, захочется отдохнуть – дух перевести. А этот… От него могилой разит. Шут сам без фокусника ничего не делает, и я не только про трюки говорю. Живой человек и почесаться захочет, присесть там, суставы размять… Шут же как кукла, будто деревянный. Вот что, Жечка. Созывай клан, объявим долгую охоту! Чтобы сегодня же ночью с каждой крыши за городом следили наши глаза. И если увидите чего недоброго, хватайте нечестивцев на месте!
***
Адриан сидел в трактире. Он любил брать отгулы в будние дни: пустой питейный зал, лишь пара пьянчуг спят, да мыши за стенами скребутся. Трактирщик Драгобор с участливым видом проверял краны пивных бочек: не подтекает ли где?
– Слышь, Шишницкий, ты видал шута и фокусника?
– Ну, видал и чего?
– Они у тебя комнату снимают? А то я был в Жёлтом маршале прошлой ночью, там какой-то буйный дурак проститутку избил. Пока вязали, у хозяина спросил про эту парочку, говорит, не снимали они номер.
– И у меня не снимали. Ах, зараза, вот где течёт! И надо ж бочке с самым дорогим элем прохудиться! – Драгобор наклонился к ящику с инструментами, достал клей, смешал с опилками и аккуратными движениями размазал стамеской вокруг крана. – Фух, надо же! В «Сопле жабы» Сопля жабы и потекла! Мне пять гривенников бочку сварить обходится, а оно течёт! Марку надо держать, когда пиво и трактир одинаково называются… А насчёт этих твоих, так у нас старух овдовевших в городе – море. За пару медяков сняли себе халупу, живут и радуются. Они же бродячие, твои артисты-то, у таких каждый грош на счету. Да и пустует иной дом. Болотнянка нынче разыгралась, за неделю уж полста человек на работу не встало, кого послабже скосило. Вон, пана Борщевича дом пустой стоит, может быть, в него и въехали.
– После больного и в дом? Не мели чепухи, эти полы мыть не станут… Да и кого ни спроси, никто их днём не видал. Всё к сумеркам вылезают, будто от солнца ховаются…
– Да ну а тебе какое дело, пан офицер? Они что, ограбили кого, убили что ли? Тебе бы почаще отгулы брать, да ко мне на пинту-другую, а то, неровен час, в каждой собаке преступника видеть будешь.
– Порядок не нарушают, обуты, людей не обманывают. Вот только болотнянка как-то уж разгулялась аккурат после визита этих двоих. Да и бесы с гончими зачастили, акробаты добро работают, на совесть. Так ловко нечистого истребляют, что скоро городская казна опустеет… Чует моя душа, Драгобор, как-то шут и фокусник в этом замешаны. Хоть одну бы наводочку… Я бы быстро их того, в темницу.
– Ой, на вот тебе ещё пинту. Заладил… Тебе лишь бы кого-нибудь в темницу бросить! Хоть степняка бы что ли подстрелил, а то злой как болотная гончая…
***
Тридцать девять человек: молодые и старые, дылды и коротышки, смуглые и бледные, но все как один – в синих штанах, босоногие и небритые. Лишь у совсем юных мальчишек не было бород. Клан редко собирался вместе, но сегодня был повод. В покоях Дома Высоты тридцать девять братьев встали вокруг сорокового, лежащего на кровати.
– Братья акробаты, – Войко пытался придать голосу прежнюю властность, – когда-то каждый из нас поклялся защищать людей от нечистого, мы отдали Небу свои фамилии, своё прошлое и вверили ему своё будущее. Мы, Племя Высоты, поклялись изничтожить нечестивый род, всех до последнего беса! Тень нависла над Чизмеградом… Наш долг не дать злу пустить корни. Сегодня ночью я объявляю долгую охоту: станьте глазами и ушами города, следите за проклятым фокусником и шутом, чую, они кровь от крови демона. И если удастся вам разглядеть в них демоново семя – убейте на месте! Возьмите ваши кривые ножи и будьте готовы пустить их в ход! В ночные бдения уходить только по двое! Двадцать братьев как обычно – на разведку, излов беса и гончей, семнадцать других разделят меж собой город на участки для слежки. Слободан, Жечка, вы за главных. Вы самые ловкие… после меня. Смотрите в оба, прочешите каждую пядь улиц, но найдите, где эти двое ховаются. Не упускайте их из виду…
Атаман, собрав последние силы в кулак, отдавал команды: кто в какую вахту идёт, с кем, когда меняется. Всё добрый Войко продумал до мелочей. И комар через Чизмеград незамеченным не пролетит.
– А ты как, атаман? Один на весь Дом Высоты останешься? – спросил Слободан.
– Ну, почему один? Вон, Васислав и Жушнек будут в засаде неподалёку. А мне… Придётся полюбить пороховое оружие. Купите мне шеольский револьверный карабин да патронов к нему. Авось отстреляюсь, коли вдруг наши хлопцы не поспеют.
На том и порешали. Долгая охота, она хоть и долгая, да промедлений не любит!
Продолжение в комментах. Множество всяких интересностей выкладываю в своём паблике
