Принесённая мелочь бегала очень быстро и была прозвана Мухой. Изначально, было определенно, что это кошка. Видимо, хорошо прятал. В итоге откликается только на Мухтара. Народ ржет когда кот их начинает обыскивать на предмет подарков.

Суббота! Этот день, пожалуй, самый ожидаемый в интернате и радостный.
Не надо идти на учёбу, на час можно подольше поспать и на обед дают беляши!
Самые настоящие огромные мясные беляши!
Повар, дядя Юра, маленького роста и щуплый, для нас, ребят-сирот, никогда не экономил на мясе, клал много, не жалел. Колпак он носил набекрень и почему-то пояс от халата завязывал в огромный бант спереди.
Сменщица его, Раиса Петровна, упитанная, с тройным подбородком и с коконом на голове, закреплёнными шпильками, была тётка очень жадная и крикливая. В её смену беляши казались менее вкусными, но удовольствие от этого не уменьшалось.
В столовой, если оставалась другая еда, кроме беляшей (на воспитанника две штуки), всё выкладывалось на раздаточную доску, и желающий получить добавки подходил с пустыми тарелками.
Раиса Петровна внимательно следила за каждым. Очень уж, похоже, переживала, что мы лопнем от обжорства. Лицо её выражало недовольство и брезгливость. Бывало заорёт зычно на всю столовую: «Ненасытные беспризорники, куда в вас столько лезет?» 
Меня раздражала её красная помада. Вернее, то, что собиралось на уголках губ. Раздражали её здоровенные серьги с огромными камнями и отвисшие мочки ушей. Вздёрнутый большой нос и вылезающие оттуда завитушки волос – тоже раздражали. Таких некрасивых и злых женщин я редко встречала.
После окончания смены, она выходила с работы, неся огромные сумки с продуктами. Так и называли её: «жирная ворюга».
Дядя Юра выходил с пустыми руками. Иногда он лез во внутренний карман, доставая оттуда «малёк», и, озираясь по сторонам, одним огромным глотком выпивал полбутылки.Мы наблюдали это из своих окон.
У нас он звался "ханыга".
Всё равно любили дядю Юру. За его доброту!
Часто прибегали к нему на кухню, помочь: почистить бак картошки и прибраться. На это уходило много времени. Зато потом дядя Юра, за наше усердие, выдавал буханку хлеба, кочан капусты и ведро картошки.
Радостные, мы убегали в овраги, где разжигали костёр и устраивали «пир на весь мир». Буханку, ещё теплую, разрывали руками и распределяли между всеми. Капусту резали самодельным ножом, сделанным из куска ржавого металла, подобранного тут же. Тому, кто резал, доставалась кочерыжка. Она казалась вкуснее всего, особенно с солью. Ну, и главным десертом, безусловно, считалась – печёная картошка!
Протыкая остриём палки, доставали из костра, дуя на неё, перекатывая с ладошки на ладошку. Казалось - вкусно до безумия! Перепачканные золой руки и лицо, не смущали. Не до этикета. Главное - сыты.
Запах приближающегося лета, дым костра, журчание ручейков, сплачивали в эти минуты и делали нас на этот момент счастливыми!
Дополнительно еду добывали и другим способом - набегами на чужие дачи! В государственный сад с яблоками страшно было лезть. Там всегда находился сторож, и, по всей территории сада бегала овчарка. Лазили редко туда, но если и шли, то лучше подготовленными, чем к дачникам. Мне это не особо нравилось, так как всегда присутствовал риск быть пойманным. В интернате за это наказывали. Заставляли мыть полы целую неделю. Трудотерапией называлось.
Вот дачи - другое дело. Редко кто на нас собак натравлял из-за временного проживания там, да и жалость у хозяев присутствовала - поругают и отпустят, а некоторые в дом заведут и накормят.
Разбивались обычно на несколько групп. Часть шла к одному дому, другие - к следующему. Тех, кто считался не особо физически выносливым, ставили на «шухер». Это, когда ты следишь, не идёт ли кто, и, в случае опасности, предупреждаешь всех. Лучшим смотрящим считался тот, кто умел свистеть в четыре пальца.
В будний день, желательно днём, когда мала вероятность, что хозяева дома, перелезаешь через забор, отворяешь засов калитки, закрытой изнутри, и всех запускаешь. Разбредались кто куда. Кто-то предпочитал срывать малину и лез в колючие кустарники, кто к помидорам и огурцам, а я к редиске.
Любила этот овощ. Наемся вначале грязной, обтирая лишь о сарафан, а затем начинаю распихивать по карманам.
Добычу, после ограбления, делили поровну. В интернате так принято было. Некий закон, который выполнялся всеми. Иначе будешь своими же наказан и долго тебе будут припоминать о том, что ты сквалыжный и жмот.
Случай вспомнился с одноклассницей.
К Анжелке Горшковой - Горшок - кличка, приехал дедушка с гостинцами. Сладостей навёз и огромный арбуз.
Обрадовались, решили, что сегодня у всех праздник. Но Анжела, как-то подозрительно глубоко, спрятала в шкаф дедушкину провизию и убежала. Шкафы располагались в общей спальне. У каждого был свой – с двумя нижними полками и отделом для вешалок.
Кончился обеденный перерыв, настал вечер, а Анжелы нет.
Объявили отбой и, наконец, в спальню забежала Горшок. Потирая глаза, будто спать хочет, она быстро разделась и шмыгнула под одеяло. Никто не стал задавать вопросов.
А посреди ночи мы проснулись от громкого чавканья. Не сговариваясь, переступая еле слышно босыми ногами, я и ещё одна девочка, вышли на звук к шкафам. Свет включили резко. И… картина. Сидит на корточках Горшок, и уминает гостинцы.
Это надо было видеть.
С перепугу Анжелка поперхнулась. Изо рта вылетели куски недоеденных конфет. Лицо, перепачканное халвой, стало красным.

– Ну, что, в одну харю? — подойдя к ней поближе, спросила я. – Девчата, сюда!

Остальное, арбуз и печенье, съели без Горшка. Проучили её.
Даже если у кого-нибудь из ребят всего одна конфета, он обязан делиться с присутствующими.Пять человек, двадцать – без разницы!
Закон.