Христос и РПЦ
Как минимум с начала девяностых годов в РПЦ то и дело раздаются голоса, призывающие вернуться к христоцентричности веры. Парадоксальная ситуация, когда «единственную истинную христианскую Церковь во вселенной» призывают вернуть Иисуса Христа в качестве центрального объекта веры, не правда ли? Как же так случилось, что Церковь «непрерывного апостольского преемства» отодвинула основателя Церкви на периферию? Причин, естественно, много, но мы предлагаем поговорить лишь о двух.
Церемония
Вплоть до новейшего времени ритуал составлял важнейшую часть жизни общества. Помимо публичных церемоний, которые исполнялись всеми членами социума, — будь то свадьба, похороны, календарные праздники, — у каждой социальной группы и, даже, роли существовали свои обязательные к соблюдению ритуалы. Здесь достаточно вспомнить средневековое рыцарство, все публичное поведение которого было пропитано ритуальностью, начиная от обряда посвящения и заканчивая вызовом на поединок.
В Средние века ритуалы часто испытывают на себе влияние традиционных обрядов и культов. Практически все действия ритуального или церемониального характера имели прочную связь с религией. Их основной функцией было обозначение связи между человеком и высшими силами, преодоление границы между мирским и священным. Другими словами, ритуал являлся выражением сакрального.
Христианство возникло на рубеже античности и Средневековья. И несмотря на то, что оно зародилось в среде иудеев, одного из наиболее ритуализированных народов Римской империи, Основатель Церкви провозгласил усыновление человечества Богу и отмену формальностей в отношениях с Ним: «Но приближается время, и уже настало, когда истинные почитатели станут поклоняться Отцу по духу и истине. Именно таких ищет Отец наш. Бог есть Дух, и потому те, кто Ему поклоняются, должны поклоняться Ему в духе и истине» (Ин. 4:23-24). Большая часть посланий апостола Павла так же посвящена теме усыновления Отцу и неформального служения: «Свидетель мне Бог, Которому служу духом моим в благовествовании Сына Его» (Рим. 1:9). «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1).
К сожалению, призыв апостола соблюдался недолго. Вскоре после включения Церкви в аппарат Империи, христиане начали переносить формальность внутридворцовых отношений на отношения внутри Церкви. Постепенно формировался церковный этикет, включавший в себя титулярные обращения (отец, ваше преподобие, ваше преосвященство), ношение особой одежды и других внешних атрибутов госчиновников, появление свиты и прислуги у епископата и т.д. С другой же стороны, соединение Церкви с государством превратило первую из эзотерической (т.е. закрытой для непосвященных) общины в массовую (если не сказать, общенациональную) организацию. Процесс клерикализации с одной стороны, и усиление народной (языческой) культуры вследствие вульгаризации, с другой, привели к тому, что ритуал снова начал играть определяющую роль в отношениях среди членов официальной христианской Церкви. Но ладно бы, если только между членами Церкви появились формальности — это было бы не так страшно. Формальность вернулась и в отношениях с Богом.
В IV-V веках Иисус начинает все более восприниматься как «небесный император» — о чем говорит зарождавшееся тогда церковное искусство. В общественной мысли Церковь сравнивается с земным царством (вспомните сочинение Августина «О граде Божьем»). Появившаяся иконография все чаще изображает Христа восседающим на престоле в царских одеждах. Естественно к властелину нельзя обращаться напрямую — нужно просить придворных «замолвить словечко». Из друга и учителя (Ин. 15:15) Христос становится повелителем; из ходатая и посредника между Богом и человеком Он превращается во «Вседержителя», тем самым заслоняя собой Отца. Посредниками же, в свою очередь, становятся Богоматерь и прочие святые. Отсюда усиление их культа.
Даже если христианин хочет обратиться ко Христу с молитвой, она должна быть максимально формализована, что вылилось в записи текстов официальных молитвословий за подписями святых отцов. Сборники молитв де-факто стали не просто шаблонами, а заменили подлинное обращение к Богу «в духе и истине». В связи с этим можно привести совершенно курьезное толкование св. Иоанна Кронштадтского на Ин. 4:23-24: «Что значит молиться духом и истиною? Значит молиться с тою верою, надеждою и любовию, с какою молились святые отцы, оставившие нам духовное сокровище своих молитв, своих славословий и благодарений Богу» (Дневник. Том II. 1857-1858). Вот, оказывается, как, Иисус самарянке про молитвословы тогда говорил!
Еще одну важную роль в возвращении формализма в отношениях с Богом сыграла сама утрата живого богообщения членами Церкви. Как говорилось выше, ритуал выражает связь (religare) между сакральным и профанным. Языческий принцип «символ есть изображение реальности» здесь реализуется в полную силу. Другими словами, изображение богообщения стало компенсировать утрату богообщения. Отсюда расцвет символических толкований Литургии в VIII-X веках, когда каждый элемент антуража, каждый предмет и каждое действие священнослужителя объяснялись как символическое изображение сверхъестественной реальности. Хрестоматийный пример из Закона Божия: «священник на Евхаристии символизирует Христа». По меткому замечанию Владимира Сорокина (библеист, преподаватель колледжа «Наследие»), «когда Христа в Церкви нет — Его приходится символизировать».
Таким образом, важнейшей причиной ухода Христа на периферию христианской Церкви является ее формализация и поглощение церемониями.
Богослужение
С самого начала главным выражением и признаком членства в Церкви являлась Евхаристия — общее собрание для преломления Хлеба в воспоминание об Иисусе Христе. Конечно, поначалу христиане из иудеев еще сохраняли связь с храмовым ветхозаветным культом, но когда Храм был разрушен, а большинство Церкви стали составлять обращенные из язычников, Евхаристия стала единственной формой церковного богослужения.
До имперского периода последовательность Литургии не была формально закреплена и носила харизматический характер. Богослужение возглавлял епископ, который произносил молитвы Благодарения и призывал Святого Духа на общину. Когда же членство в Церкви стало массовым, а участие в богослужении для граждан империи обязательным, потребовались меры по увеличению числа священнослужителей, а также структурированию и приведению к единообразию самого богослужебного порядка. Единство империи требовало единства не только молитв, но и календаря. В качестве примера можно вспомнить борьбу Римской кафедры с пасхальным календарем Церкви Малой Азии.
Принудительное единообразие не могло не угасить харизматического горения христиан. В связи с усилением влияния государства богослужение стало усложняться. В нем все больше появляется имперской атрибутики и элементов имперского культа. Некоторые императоры сами сочиняли молитвы и даже вводили новые элементы богослужения (например, Юстиниан Великий). Так же, во многом благодаря усилению роли монашества, появились и другие виды общего богослужения — такие как Часы, Утреня, Полунощница и т.п. Формировался богослужебный календарь, Устав; появились даже правила о поклонах, колокольном звоне, форме одежды. Таким образом ко времени падения Византии некогда гибкое и харизматичное христианское богослужение превратилось в строго формализованное, тяжелое и продолжительное.
И все же если бы в центре богослужения продолжал оставаться Иисус Христос, то усложнение не было бы серьезной проблемой: христиане вспоминают Христа — это главное. Но, к сожалению, все получилось как всегда… Многие историки-литургисты отмечают, что отстранение мирян от участия в богослужении с одной стороны, и усиление культа святых с другой — привели к тому, что Евхаристия в общественном сознании перестала быть сердцем христианской жизни. Здесь стоит напомнить показательный факт, что уже с IV-го века, — в том числе и благодаря монашеству (см. Роберт Тафт «Частное причащение на Востоке во времена поздней античности»), — появилась практика редкого причащения, которая вскоре стала повсеместной.
Если мы обратимся к богослужебному календарю, то заметим, что так называемых «Господских» дней в году значительно меньше, чем «Богородичных». Практически каждый день (в том числе и дни Господских праздников) посвящен какой-либо иконе Божьей Матери и/или памяти целой кучи святых. По факту, кроме официальных пяти «двунадесятых» праздников в честь Богородицы с такой же торжественностью и трепетом чтятся Покров, Казанская (2 раза), Владимирская, Иверская и т.д. При том, что, строго говоря, Господских двунадесятых в году тоже пять — Воздвижение, Сретение и Троица не совсем в честь Иисуса Христа.
Кроме того, согласно седмичному уставу, все дни недели посвящены различным святым, и только воскресение — Господу Иисусу. Ну ладно бы так — хоть один день в воспоминание Спасителя. Но нет же! Все воскресное богослужение разбавлено (не нахожу другого слова) «богородичнами», стихирами и канонами дня, святых. Зачастую, если мы придем на субботнее «всенощное бдение» в храм РПЦ, то в расписании будет написано что-то подобное: «Суббота: Архангела Михаила и прочих небесных сил. 17:00 Всенощное бдение. Воскресение: 9:00 Литургия. Молебен». Про молебны вообще надо говорить отдельно: сотни акафистов в честь икон Божьей Матери, но всего один (Пассия не в счет) — в честь нашего Спасителя!
А дневной круг богослужения? 70% чтений из Ветхого Завета, и 30% делят между собой молитвы Богородице, святым дня и всем лицам Троицы. Даже на проповеди в конце Литургии рядовой священник будет рассказывать не об Иисусе Христе, а о святом, который сегодня вспоминается. Все, начиная от священника и заканчивая патриархом, служат Литургию в честь праздника, а не в воспоминание Иисуса Христа. Например, недавно патриарх Кирилл сказал, что его сотрудники должны литургически вспоминать даты его хиротоний и юбилеев…
Почему же так сложилось, что в современном богослужении Иисус Христос перестал быть центральной фигурой? На наш взгляд причин много, но наиболее значительно повлияло то, что священство полторы тысячи лет назад стало профессией. Вместо просвещения, многолетнего оглашения и строгого отбора в христианскую общину, священство пошло по пути наименьшего сопротивления, включая и, якобы, «воцерковляя» народные (языческие) верования, тем самым разбавляя концентрат христианства. Идя на поводу, в том числе, и у сребролюбия, профессиональное священство увеличивало число праздников (чтобы люди в эти дни деньги в храмы несли), вносило новые элементы в богослужение (заупокойное поминовение, водосвятия, записки…), наполняло собственный храм разного рода «святыньками»: «чудотворными» иконами, мощами и т.п.
Не забывало священство и свою пропагандистскую функцию — если уже пользуешься покровительством государства, то изволь за него агитировать. В результате русское (про другие Церкви не знаю) Православие уже в течение тысячелетия представляет собой лютую смесь национализма, царепоклонничества, суеверий, культа святых, старцев… и где-то там, с краешку, стоит Иисус Христос. Очень показательно, что у большинства не то что рядовых мирян, а даже священства в домашнем иконостасе икона Христа если и найдется, то с трудом — затерявшись среди целой кучи икон святых.
