Я работаю бортпроводницей. С самой юности грезила романтикой неба... и до сих пор бы грезила. Если бы не тот ночной полёт...

Рейс №223 был обычным ночным перелётом. Четыре часа пути, половина салона пустая – типичный случай. Я привычно проверяла списки пассажиров, когда обратила внимание на место 13F. Имена пассажиров почему-то расплывалось перед глазами, словно буквы, смывались водой. "Наверное, устала," – подумала я, протирая глаза.

Посадка прошла без эксцессов. Пассажиры – в основном командировочные и пара семей с детьми – быстро расселись по местам. Я начала привычный обход салона, проверяя ремни безопасности. Всё шло в штатном режиме, пока я не дошла до злополучного места 13F.

Молодой человек сидел отвернувшись лицом к окну. Бледные руки безвольно лежали на подлокотниках, голова чуть склонена вперёд. На вид лет двадцать пять, рубашка немного помята, тёмные волосы аккуратно причёсаны.

– Извините, пожалуйста, – произнесла я дежурную фразу. – Пристегните, пожалуйста, ремень безопасности.

Он даже не пошевелился. "Заснул, наверное," – подумала я и осторожно коснулась его плеча. Холод! Пронизывающий холод прошил мою руку до самого локтя. Заставив меня резко её одернуть.

Пассажир медленно повернул голову в мою сторону. Его лицо... Боже, я никогда не забуду это лицо! Серая, словно восковая кожа, заострившиеся черты, и глаза – грустные и абсолютно пустые как две бездонные ямы. В них было столько тоски, как у человека, который потерял самое дорогое. Он улыбнулся – такой печальной улыбкой, от которой кровь стыла в жилах – и томно прошептал:

– Я уже пристёгнут. Всегда пристёгнут. С того самого полета...

Я отшатнулась, чуть не упав в проход. Сердце колотилось как сумасшедшее. Зажмурившись досчитала до десяти, я снова посмотрела на кресло 13F. Оно было пустым!

- Тебе нужно срочно отдохнуть, Маринка! - первая и единственная мысль, которая мелькнула в голове.

– Марина Сергеевна, – окликнула меня старшая бортпроводница. – Что-то случилось?

– Нет-нет, всё в порядке, – пробормотала я, спешно возвращаясь к работе.

Самолет набрал высоту. Мы подали ужин, напитки, погасили основной свет. Пассажиры постепенно засыпали. Я старалась не смотреть в сторону места 13F, но оно словно притягивало взгляд. И каждый раз, когда я всё-таки бросала туда быстрый взгляд, ОН был там! Сидел, грустно глядя в окно, бледный и неподвижный.

В какой-то момент сидящий в крайнем кресле мальчик лет пяти неожиданно спросил меня.

– Извините, а что с тем дядей? – он покзал своим маленьким пальчиком в сторону места 13F. – Ему плохо?

– Каким дяденькой? – переспросила я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

– Ну вон там, в рубашке. Он какой-то странный...

Я медленно повернулась. Кресло было пустым.

Ближе к концу полёта я не выдержала и проверила списки пассажиров ещё раз. Место 13F значилось свободным. Но это было не самое страшное. В самом конце журнала регистрации я нашла запись годичной давности: "Рейс №223, место 13F, Воронин Алексей Дмитриевич. Скончался во время полёта от сердечного приступа".

Когда мы приземлились в Новосибирске, я первым делом бросилась в туалет – меня невыносимо тошнило. А когда вышла, увидела ЕГО. Он стоял посреди пустого салона, глядя на меня этими жуткими грустными глазами.

– Спасибо за полёт, – прошептал он. – Я всегда здесь. Каждый рейс. Знаете, умирать в одиночестве так страшно...

Он медленно повернулся и сел на "своё" место.

Я написала заявление на увольнение на следующий же день.

А недавно узнала от знакомых с бывшей работы, что в этом году уже трое пассажиров скончались во время полёта именно на этом рейсе. И все они сидели на месте 13F...