ВОЕННЫЙ ГОРОДОК РОЩИНСКИЙ, ЧТО В СОРОКА МИНУТАХ ЕЗДЫ ОТ САМАРЫ. РАННЕЕ УТРО. МЕСТНЫЙ РЫНОК. В ОДНО И ТО ЖЕ ВРЕМЯ, НА ОДНО И ТО ЖЕ МЕСТО ПРИЕЗЖАЕТ ВСЕМ ЗНАКОМАЯ МАШИНА. ЕГО УЗНАЮТ ИЗДАЛИ, ПРИВЕТЛИВО МАШУТ РУКАМИ. «ЗДОРОВО, БРАТОК!» «ВОЛОДЯ, ПРИВЕТ!» К НЕМУ ПОДХОДЯТ ПОЗДОРОВАТЬСЯ. ПОТОМУ ЧТО ЗНАЮТ: САМ ОН ИЗ МАШИНЫ ВЫЙТИ НЕ МОЖЕТ. А ВОЛОДЯ ТЕМ ВРЕМЕНЕМ РАСКЛАДЫВАЕТ НЕХИТРЫЙ АССОРТИМЕНТ. ПОМИДОРЫ. ОГУРЦЫ. РЕДИСКА И УКРОП. ЯЙЦА. МЁД. ВСЁ ОТМЕННОГО КАЧЕСТВА, БЕЗ ХИМИКАТОВ. СО СВОЕГО ПОДВОРЬЯ И ОГОРОДА. ВМЕСТЕ С ЖЕНОЙ ВЫРАЩИВАЮТ. ЗАНИМАЮТСЯ ХОЗЯЙСТВОМ. И САМИ ЖЕ ПРОДАЮТ.

С хлебного поля на море

Когда-то этот двухметровый мужчина хотел посвятить жизнь самой мирной профессии на земле. Мечтал стать хлеборобом. Проработал всего несколько месяцев комбайнёром. Бригадир его нахваливал. Говорил: «Вернёшься из армии, дам тебе новый комбайн и трактор». Его фотография прочно закрепилась на Доске почёта. В армию Владимира Зубкова провожала не только вся родня, но и тракторно-полеводческая бригада. Попал на флот. С первых дней службы матрос Зубков обратил на себя внимание серьёзностью и основательностью. Прилежно осваивал флотскую специальность. Упорство и старание позволили ему с отличием окончить учебное подразделение. Старшина второй статьи, специалист первого класса, отличник боевой и политической подготовки. На груди сияют знаки воинской доблести. Бескозырка новенькая, бляха на ремне горит. Стрелки такие на клёшах – кажется, можно порезаться. Таким он вернулся домой ясным апрельским днём тридцать восемь лет назад. Таким его встречали земляки. А спустя месяц после армии, родители сосватали Лиду, с которой Владимир дружил с четвёртого класса. Со свадьбой тянуть не стали. Летом, когда луга в родной Парфёновке запахли разнотравьем и сенокосами, сыграли свадьбу, где пели и плясали все – от малых ребятишек до почтенных стариков. А потом случилась трагедия, которая разделила жизнь на «до» и «после».

«Давай сражаться вместе»

У молодожёнов был как раз медовый месяц. На своём мотоцикле «Урал» Володя поднимался по склону одного из бесчисленных местных оврагов. Решил порадовать молодую жену настоящей ухой. До места, где он частенько рыбачил, оставалось совсем немного. Вдруг его мотоцикл заглох. Выжал муфту, и стал ползти вниз. Одно неверное движение, «Урал» подбросило вверх. Он перевернулся. Очнулся под мотоциклом. Ноги предательски не хотели двигаться. Пролежал в овраге несколько часов. Кричал. Но никто не слышал. Недалеко проходила дорога, шофёр случайно заметил в овраге человека, махавшего рукой. Утром следующего дня его прооперировали в областной больнице. Вот тогда и услышал он страшный диагноз: перелом позвоночника с повреждением спинного мозга. О том, что ходить не сможет, Владимир понял сразу. Была боль и беспомощность. Он перестал ощущать время и пространство. Почти месяц бывший моряк не с кем не разговаривал. Замкнулся в себе. Просто лежал с закрытыми глазами и готовился к смерти. Физическая боль чередовалась с душевной. Всё это время с ним рядом была молодая красивая жена. Любящая жена Лида ухаживала, ночевала в больнице. То пристроившись на подоконнике, а то и просто рядом с кроватью на полу. Порой их взгляды пресекались, и это был молчаливый, но содержательный диалог по душам в их новой жизни. Потом Лида не выдержит, и нарушит трехнедельную тишину. Трясла его за грудки, эта хрупкая молодая женщина выдохнет, выкрикнет: «Я никуда от тебя не уйду. Хочешь или нет, но я буду всегда рядом с тобой - в радости и печали». Потом прижмётся к груди, будет целовать его лицо и сухие безмолвные губы. «Ты, слышишь, я люблю тебя! Я буду рядом! Давай вместе сражаться с этой напастью, одной мне тяжело».

Рука об руку. Сердце к сердцу

И пройдёт ещё девять месяцев. Случится ещё не одна операция. Наконец, они приедут домой. И он начнёт осваиваться в новой для себя реальности – в инвалидной коляске. Вот так после травмы и шока он преодолел кризис. Начал постепенно осматриваться и осваиваться. Как лётчик, который ищет над тайгой или пустыней: где можно совершить аварийную посадку. Владимир трудно искал своё место в жизни. Он помогал жене: на кухне и в огороде. Каждое утро он начинал с борьбы - за жизнь, за возможность двигаться и быть полезным своей семье. Через четырнадцать лет в их маленькой семье произойдет чудо. На свет родится долгожданная дочурка Алёна. И он станет для неё заботливым и достойным отцом. В их хозяйстве появятся утки, индюки, гуси. Даже свиньи, козы и бычки. Тем более, что наступят новые времена, и власть, наконец-то одумается. И не станет наказывать предприимчивых людей. Назовёт их фермерами и будет всемерно поощрять их. Они будут вместе вести хозяйство, а Володя торговать на рынке. Ни разу никому не пожалуется на боль в крестце. Превозмогая себя, каждому улыбнётся. Поддержит разговор. Посоветует, что выбрать. Потому что Владимир Зубков из тех, кто не ждёт чужой жалости и не нуждается в ней. Он живёт и радуется жизни. А потом случится новая напасть. У него обнаружат опухоль. И с онкологией он тоже научится сражаться. Потому что рядом будет Лидочка. Верная жена. Примерная мать. Боевая подруга. Новые операции, химиотерапия. Одна боль на двоих. Они рука об руку борются за жизнь. Практически не рассказывая родным и близким, что испытывают при этом. И Владимир не перестаёт благодарить жену, за всё, что она сделала ради него. Ради семьи и общего ребёнка. Цветы, неважно магазинные или полевые – это постоянные «гости» в их квартире. Он дарит ей букеты со словами: «Я тебя люблю. Если бы не ты, не было меня».

И несколько слов напоследок

И вот какие мысли пришли мне, когда я возвращалась домой, простившись с этими удивительным семейством. Когда опускаются руки и кажется, что весь мир против вас, вспомните об этом мужественном человеке. Не оставляйте мечту, двигайтесь к намеченной цели. Мой рассказ в первую очередь для тех, кто обвиняет весь мир в несправедливости, кто клянёт всех в своих бедах. И для тех, кто сумел преодолеть себя. Я шла, домой, не замечая дороги. Ясного дня. Я думала о большой любви, ради которой стоит жить. О человеке, который замер, превратившись в перегоревшую лампочку. Но любовь женщины и мужество мужчины сотворили чудо. Лампочка вспыхнула ярким светом, снова стала излучать свет. Каждый мой день заканчивается благодарностью, обращённое к Богу, за прожитый день, за то, что жива и здорова. А потом наступает утро, и после чашки ароматного чая, я врезываюсь в кипение дня в бешеный водоворот планов. Журналистика, как мне кажется, оставляет немного времени на дом и семью. Что, конечно же, неправильно. Борюсь с этим, как умею. Понимаю, что в таком ритме мы не замечаем тех, кто рядом с нами. И тогда говорю себе и окружающим людям: «Остановитесь на минутку. Оглянитесь вокруг. И вы увидите: мир прекрасен!»

P.S. Посвящается Владимиру Зубкову. 31 октября ему исполнится 60. К этой знаменательной дате подготовлен репортаж в международной газете "ВЕСЬ МИР" . Публикация "Если бы не ты, не было б меня" рассказывает о том, как он бросил вызов судьбе и победил смерть. В этом, большая заслуга его супруги -Лидии...

И. Умарова

https://vk.com/rosha.news?w=wall-61100487_155670

http://www.gazeta-vesmir.com

Найдено где то на просторах интернета...

Довелось мне поработать в психдиспансере. Грязное здание с маленькими зарешёченными окнами, грязными коридорами с трубами на потолке. Страшно идти по длинному полутёмному коридору, грязному, и слушать крики этих идиотов внутри. Коридор давит на тебя, выталкивает, что-то тяжёлое висит в воздухе.

А ночью? Ночью впечатление усиливается. Дежуришь, пол протираешь и всей кожей чувствуешь. Зло. Именно зло, но не какое-то там книжное абстрактное зло, а сумму ненависти, бессильной боли, страха. Иногда слышишь крики больных. Плач. Всё это будто висит в воздухе, медленно тебя убивая.

Те, что в палатах — они давно мертвы. Мертвы их души, характеры, личности. А вместо них — что-то чуждое.

Иногда сидишь с больным, а он может начать говорить белиберду. Петь. Может рассказать тебе, кто ты такой, где родился, твои самые сокровенные тайны. А потом этот урод захочет поведать тебе, что будет с тобой в году эдак 2026-м. И сквозь поток бреда ты чувствуешь правду. Псевдодеменция? Да-да, прикрывайтесь своей наукой, закрывайте глаза на то, что здесь творится.

А есть и почище дела.

Маразматики, психованные, эпилептики... Бабки, пишущие на стене завещания мужу, который давно уже обглодан червями в гробу. Девушки с мозгами детей, которые могут ни с того ни с сего броситься на тебя, крича твоё имя чужим мужским голосом... Да-да, раздвоение личности, врите дальше...

Многие из них дохнут от асфиксии. Будто душат друг друга, но как можно задушить, не оставив ни единого синяка на шее? А потом одного такого под одеяльце — и в морг. И со спины чувствуешь взгляд. Иногда под рукой мелькает тень, или в коридоре ночью. А иной раз слышишь из палат такие голоса, которые человеческий речевой аппарат издавать не способен.

* * *

Звали его Саша. Доставили с эпилепсией.

Мы сдружились, стали больше болтать. Я не понимал, почему эти идиоты его сюда поместили. А потом началось.

Приступы эпилепсии. Саша дёргался на кровати, орал благим матом. Ему казалось, что он горит. Вкололи успокоительное, ушли, а я остался с ним наедине. И тут со мной заговорил совершенно другой человек, выпихнувший того, кто был мне другом.

— Вы... вы не понимаете, что делаете, — говорил чужой голос.

Я уговаривал его не болтать, эпилепсия могла возобновиться.

— Дураки... дурачьё, мне не нужны двери, чтобы жить.

Я оставил его в бреду. Позже Саши не стало. Нет, он не умер. В палате был некто другой. Он орал матом, когда я заходил к нему, болтал на непонятном языке, сидя в углу. Смотрел на проходящих по коридору через оконце в двери. Пустым и холодным взглядом.

Однажды посреди ночи я, дурак дураком, тихонько заглянул в оконце его дверки.

Он был там, стоял ко мне спиной, и я едва мог слышать, как он с кем-то разговаривает. И это был не разговор сам с собой. Голосов было два.

И вот я случайно шаркнул ногой.

Он не успел повернуться, а я уже бежал по коридору, как легкоатлет. Я оглянулся. Дверь в его палату с грохотом раскрылась, и он встал посередине коридора. А за ним, из тьмы прохода, возникало что-то ещё.

— Ты идиот! Не лезь туда, куда не просят! Как ты не можешь понять? ОНИ ЖЕ ЗДЕСЬ ВСЕ МЕРТВЕЦЫ! И ТЫ ТОЖЕ!

Я заперся в своей каморке и не выходил до утра. Саша уже окончательно сбрендил, не пил, не ел. А потом умер. Больница поглотила его окончательно, поглотила то, что от него оставалось.

Я уволился через неделю после этого и никогда больше даже за километр не подходил к этой больнице. Мне несколько раз снился Саша, он стоял там же, в конце коридора, а что-то не наше жило там, за ним, скопищем теней. Что-то толкало меня к нему, и я не был в состоянии остановить сон.

Как-то нужно было отправить почтовым сервисом посылку из Москвы в Кабардино-Балкарию. Звоню, объясняю девушке-оператору. Она мне говорит, что не отправляют посылки за границу, и кладет трубку. А я такой:

И еще не раз сталкивался с тем, что в Москве не знают что это за республика, и где она находится. На всякий случай напомню, что там находится самая высокая вершина в России - Эльбрус, вдруг это знание вам пригодится.

Прованс по-голландски.

Как-то деревня, село, что-то отдалённое от городов, автоматически ассоциируется с перекошенным забором заброшенного дома, запущенным садом, какими-то забитыми окнами бывших предприятий, плохими дорогами, которых там и в хорошие времена не было...

Голландия самая густонаселённая страна в Европе. Земля стоит немыслимых денег. Недвижимость туда же. Но не в этом дело даже, по сути. Это результат планомерного развития. Цивилизованного перехода из одного состояния в другое. Без попыток сразу - коммунизм и никаких гвоздей. Как показывает практика в нашем (русском) случае печальная, что прыгать через голову - дело неблагодарное.

Здесь countryside - это места где живут состоятельные люди. Не даун-шифтеры (психанувшие миллионеры переехавшие с деньгами из города в деревню) а тут живёт тот самый средний класс, которого у нас, вообще, нет. Это фермеры с огромными земельными участками, владельцы компаний, творческая интеллигенция. Тут дома стоят на приличных земельных участках. В городе они так, больше формальные, но тоже есть. Здесь жизнь течёт очень медленно, размерено, спокойно. Редкие машины проезжают по безупречно ровному асфальту с неприменными велодорожками. У каждого дома стоит по нескольку машин и ни не эконом класса. Я очень хотел сфотографировать широченного американца "Lincoln cabrio", но хозяин из окна взглядом попросил меня этого не делать.

Так как я, в принципе, шёл к водоёму, то не удивительно, что у каждого дома стояла какая-то посудина. У кого скромная вёсельная лодочка у кого двухпалубная яхта. Судоходство для голландцев - это как для нас подраться. Вещи категорически неразделимые. Надо не забывать, что вся их история связана с водой. А учитывая что пол страны живёт ниже уровня моря - любая лужа у них история. Не стал исключением и этот водоём, до которого я топал час.

Вообще, постигать какие-то вещи надо именно так. Мануально, что называется. Не прошёл бы я эти пять километров, может так и не прочувствовал бы эту их атмосферу, их уклад жизни, привычки, обычаи. Об этом не прочтёшь в википедии, не сфотографируешь.Так как тут нет колхозов и никогда не было, у них тут соревнование - у кого хозяйство чище, оригинальнее, инновативнее. Тут всё частное, а человеку свойственно хотеть быть лучше соседа. Как не парадоксально звучит, у них тут кони с коровами живут в загонах со всеми удобствами. Пастбища пастбищами, трава травой, а вот помещения у них, стойла - отапливаются. И вот эта ещё особенность - у них тут всё красивое, не унылое. Ну не то что коровник гжелью или костромским кружевом, не произведения искусства, но не скучно, не серо, не голо.

Сумбурно получается, но всех эмоций же не впихнёшь. И пони грустный мне попался с этим панк-начёсом, что глаз не видать. И какой-то мини-петух, не иначе гамбургский, буровил на меня своими разноцветными крыльями. И бараны ко мне неслись с особой радостью, признав во мне своего. И собакам никакого дела до меня не было, поэтому во мне до сих пор борются два чувства одновременно - страх неоднократно кусанного и неистовое желание потискать.

Я поговорил со всеми по дороге кто хоть как-то говорил по-английски. В деревнях таки не все двуязычные. Пристал к мужику с его коллекцией мотоциклов. Он чумазый весь, в двигателе ковыряется, но рассказать о своих "конях" - это же бальзам на душу. Старушка запомнилась.

Обычная старушенция, если бы не руки. Она ещё из довоенного поколения и привыкла работать. У неё всё есть что только можно представить. Мужа схоронила давно. Огромный дом с прудиком, загон для лошадей, отполированный до неприличия Jaguar семидесятых годов и сад, где я её и надыбал. Было ощущение, что она готовит собственность на продажу. Такая бронзовая струна в голосе, гордость и благодарность за то что я обратил внимание и остановился. Травинка к травинке прям. Кустик к кустику. Чистота необыкновенная. Единственное, чем ей уже заниматься не под силу - это лошадьми. Правнуки у неё по этому делу. Передаёт опыт. А остальное всё сама. Зная голландцев, мне не очень то верилось, пока я не обратил внимание на её руки. Они точно знают что такое тяжёлый ежедневный труд. "Ну не сидеть же у камина, как эти городские" - с ухмылкой сказала старушка.

Я всё больше и больше проникаюсь к их пониманию патриотизма. Он не шумный, не показной, не дутый, тут каждый делает свой кусочек Голландии лучше. Каждый день, день за днём. Именно этим они гордятся. Правда, молча.

А ведь двести лет назад здесь было озеро. Бабка рассказала, что тот водоём к которому я иду, это то что осталось от Харлемермера (Харлемское озеро с голландского). Двести лет назад не существовало электричества, двигателей внутреннего сгорания, кранов, грейдеров... Руки были и лопаты. Вот ими то они озеро закопали и земли возвели. Уместить это в голове, пока не получается никак.

Дошёл я таки до воды. С погодой сегодня невероятно повезло. 23 градуса в середине октября и для Нидерландов редкость. Я прошёлся вдоль остатков озера. Туда-сюда сновали лодочки, катера, моторные, вёсельные, скоростные и печально-медленные. Они так умеют радоваться малому, что я к этому не могу привыкнуть никак.

В апреле, помню, был первый тёплый денёк. Все были на пляже. Все кто был в состоянии ходить.

Так и сегодня. Кто-то медленно покачивался на волнах с бокалом вина, молодёжь носилась с огромной скоростью на родительских катерах, парусники медленно скользили за остров на большую воду, где гулял ветер.

Я обратил внимание, что большинство лодок идут в одном со мной направлении. И это оказалось не случайным. На стыке двух населённых пунктов стоял рыбный ресторанчик. Он тут пользуется огромной популярностью. Так вот все они шли именно туда. А какая рыба без вина, тем более в такую погоду и в субботу?!

Ещё один нюанс, который мне до сих пор непостижим. Они каким-то невероятным образом, выпивают бокал-два вина и им не надо дальше и больше. Да, они садятся за руль либо машины, либо яхты, кто на чём прибыл и уезжают. Да, они нарушают закон. Здесь как и везде категорически нельзя быть за рулём выпившему.

Голландия тем и притягательна, что здесь если ты не наглеешь, не доставляешь неприятностей окружающим, то всё можно. Поэтому тут и легализовали марихуану. В Голландии, как бы это не казалось абсурдным, самые низкие показатели по наркозависимости в Европе, а Амстердам в пятёрке самых безопасных городов мира.