Начало тут

В жизни Саня по-настоящему умел ровно три вещи: дрочить, жрать и пердеть. В этом жирный был виртуоз. Все остальное он умел куда хуже. Была область половинных умений, связанная с осуществлением обыденной жизнедеятельности. И была вообще терра инкогнита. Она покрывала все то, что жирный не умел вообще. До недавних пор к неизвестным занятиям относилось приготовление пищи.

Мытье полов было как раз из области терра инкогнита. Это было занятие, которым жирный никогда не занимался, никакого опыта в нем не имел. Полы в его жизни всегда мыла мама, или специальные уборщицы. Саня же был выше всего этого. У себя на Коммунарке он не мыл полы никогда. Жилплощадь там зарастала витиеватой грязью.

Теперь же, когда Саню втолкнули в закуток, где хранились ведра и швабры, он не знал, что с ними делать. С тем же успехом Саню можно было заставить чинить компьютер, или сантехнику, или автомобиль.

Саня стоял, тупил и думал: «А вдруг пронесет?»

– И чо стоим, нахуй? – спросил Гоша Питерский. – Уже шуршать должен. Воды набрать. И шур-шур-шур, чтобы все блестело.

– Я не умею! – простонал Саня.

– Ты чо, еблан, что ли? А ну быстро ведро наполнил, порошка насыпал. И никакой швабры, нахуй! Ручками, ручками! Начинай вон с того угла. Чтоб все блестело, как в операционной.

Саня елозил по полу мерзкой, осклизлой тряпкой. Сопли и слезы стекали на пол, смешивались с едким порошком.

И мамочки – какой же огромной была палата! Прошла уже, наверное, целая вечность, а жирный не вымыл и половины. И в какой-то момент его пнули по жопе и гнусаво спросили:

– А чо ты такой грязной водой моешь? Ты охуел, что ли, э? А ну, быстро воду поменял. И все перемывай тут нахуй.

И Саня, подавляя позорные рыдания, пошел менять воду. И перемывать уже помытое.

«Мерзкие ватники, – думал он. – Путинские холуи».

За несколько минут до вечернего построения жирный кое-как успел домыть палату. Падая с ног от усталости, встал в строй. Но тут его принялись шпынять, выталкивать, загнали в самый хвост. Да и то, стоявший с самого краю шибздик окрысился на Саню:

– Отойди от меня! Вот там стой.

Он устал. Ему хотелось свалиться и заснуть. Но перед самым отбоем Гоша Питерский завопил:

– Это что за нахуй? Почему в палате грязь? Где ОЗЧ? Почему полы хуево помыты?

Этот гнусный день все не мог закончиться.

Если бы до Сани так доебывались родители, жирный их давно послал бы. Но сейчас его окружали опасные преступники. И Саня снова пошел за ведром, набрал воду, взял тряпку. Пока тер половицы, кто-то споткнулся о ведро. Вся грязная вода, вся мыльная пена вылилась на пол.

– Ах ты свинья толстожопая! – Кто-то пихнул жирного ногой в бок. – Развел тут свинюшник.

– Это не… Что же вы… Как же так… – бормотал жирный.

Его пнули по жопе, и вот Саня уже валялся всем своим брюхом в поганой луже.

– Фу, чушпан!

За секунду до отбоя Саня все-таки довытирал лужу. Когда он выбегал из сортира, его остановил дежурный мент:

– Почему ходим после отбоя?

– Я… я полы мыл…

– Это хорошо, что ты мыл полы. Но делать это нужно до отбоя, а не после. Бегом спать.

– Если заработаешь нашей палате взыскание – пиздец тебе, чушпан, – вполголоса сказал Гоша Питерский.

Жирный еле нашел в себе силы, чтобы стянуть волглые штаны и сырую майку. Он рухнул в утыканную мелкими гвоздиками крошек постель. Сон засосал его усталую душу, как черная дыра сверхсветовой звездолет.

***

Саня заплатил Зое Смирновой тысячу двести рублей – все, что у него было. И теперь Зоя должна была показать пизду. И твиттер.

– Ну, давай! – нетерпеливо понукал Зою Саня.

Но Зоя стояла к нему спиной, запустив в трусы ладонь, и шевелила там пальцами.

– Что ты там делаешь? – спросил Саня.

– Я пишу, что ты – лошара. Весь мир теперь об этом знает из моей пизды.

– Остановись! – стал просить Саня. – Я же тебе денег дал!

– Да ты же лох. Дал, и за свои деньги еще и такое получил. И пизду я тебе не покажу.

– Как так?

– Да очень просто! Пока!

И Зоя Смирнова побежала. Сон происходил в декорациях фильма о Фредди Крюгере. Не то в зловещей прачечной, не то в заброшенном цехе. Примерно в половине этого пространства горел огонь. И в этот огонь побежала Зоя.

– Хуй тебе, а не моя пизда! – хохотала она из огня.

Жирный метнулся за ней, прямо в пламя. «Это ведь сон, – понимал он. – Ничего мне не будет. Фишка такая».

Но ноги вдруг обожгло. Странно, но пламя во сне было настоящим.

Саня вынырнул из сна. Ноги – пальцы ног – действительно горели. Понять, почему они горят было трудно. Боль стала острее и злее. Саня заорал.

К нему подскочил Гоша Питерский и дал пощечину.

– Ты чо орешь, чмырина? – спросил он.

«Пленные» сдавленно захихикали под одеялами.

Саня сел на кровати и принялся вынимать из узких пространств между пальцами ног обгоревшие спички.

– Блядство! – трясся Саня. – Ебаное в рот блядство!

– Твоя задача – хорошо мыть полы. Может быть, когда-нибудь тебе и станет легче.

Давясь слезами, Саня рухнул на постель.

***

На следующее утро Саня, каким-то чудом отмыв все полы до обеда, бросил ведро и быстро, пока до него никто не успел доебаться, побежал в караулку.

Сквозь стеклянные стены он увидел «тащ майора», который, как и в прошлый раз, сидел к нему спиной и что-то разглядывал на экранах. Саня отчаянно замолотил ладонями по стеклу.

Усатый обернулся, открыл стеклянную дверь.

– Заходи, – сказал он, брезгливо оглядывая жирного. Тот действительно был грязен.

– Помогите мне! – сказал жирный.

– С какой стати? – спросил усатый.

– Но как же? Надо мной издеваются!

– Значит, так себя поставил, – спокойно сказал усатый. – Если ты не умеешь заставить себя уважать, тебе никто не поможет.

– Скажите им…

– И не подумаю.

– Меня подставили! – завопил жирный. – Эта Зоя Смирнова… Она про меня написала!

– Глупый мальчик, – усмехнулся «тащ майор». – Когда ты, наконец, поймешь, что ты находишься в пенитенциарном учреждении? Что здесь людей подставляют так, что твоя эта Зоя с ее твиттером – это пустяки.

– Я не выдержу!

– Выдержишь. Всего-то две недели полы помоешь. Заодно узнаешь, как это делается. Ведь не умел же раньше?

– Это жестоко! Вы сатрапы! Подчиняетесь Путину!

– Не надо валить на Путина то, что ты такой долбоеб. В этом виноваты твои папа и мама. Не Путин. Помой полы, ничего страшного. О жизни задумайся – как больше в такие ситуации не попадать. Может, ты что-нибудь в жизни и умеешь, не только жрать и дрочить. Может, талант в тебе есть.

– Я напишу в Гаагский трибунал! – пискнул жирный.

– И в Спортлото копию не забудь. А сейчас – пшел отсюда.

***

Все это время, пока он томился в гнусном узилище, жирный не срал. В обычной жизни избавление от шлаков организма было для Сани целой церемонии. Он любил посидеть с комфортом, никуда не спеша, поглядывая порносайты, сладко обдумывая увиденное.

А здесь сортир был на редкость отвратительным. Саня даже не мог понять – как в нем вообще можно срать? На что садиться? К тому же двери в кабинках были без задвижек.

Жирный понимал, что все пятнадцать суток он не продержится. Но ему хотелось минимизировать этот процесс. Ведь гадить в таких нечеловеческих условиях – это святотатство.

Вот Саня и не срал. В брюхе у него накапливалось говно. Его там было уже, наверное, килограмм пять. Или даже больше. Брюхо резало, и внутри что-то давило. Но заставить себя просраться Саня не мог. К тому же, в условиях чмырения со всех сторон, сортир для него являлся безусловной западней. Туда лучше было вообще не заходить.

Между тем, у него созрел план спасения. Помочь жирному могла Зоя Смирнова. Надо было пробраться к забору, поговорить с ней. Рассказать, что над ним измываются опасные преступники. Пусть поднимает шум на весь мир. Пусть – фиг с ним – даже гей-активистом обзывает. Но надо это остановить.

Ближе к вечеру, отмыв, наверное, в десятый или одиннадцатый раз все полы, он отнес ведро и тряпку в кладовку и бросился на плац, к дереву.

– Зоя! – позвал он.

Тишина.

Жирный перданул, вложив в этот клекот своей души максимум страсти. Сила залпа была такова, что с дерева посыпались желтые листья.

– Кто там пердит? – раздался из-за забора сварливый женский голос. – Охренел, что ли? Теперь дышать нечем!

– Зою, Зою срочно позовите! – попросил жирный.

– А что еще тебе сделать? Дать пизду понюхать? – ответили из-за забора. – Вали отсюда, пердун!

Положение становилось безвыходным. Жирный погибал. Когда он умрет, не выдержав издевательств, на его могиле напишут, что он – жертва Путина. Но жирному было от этого совершенно не легче.

Серия 12

На ужин давали макароны с сосисками.

Все «пленные» как с ума посходили.

– Ты чо нам дал? – забычил на раздатчика Гоша Питерский. – Эта сосиска на хуй похожа!

– Смотря у кого, что на уме, – пожал плечами флегматичный азиат. – Кому-то все вкусно, а кому-то на то, что ты сказал, похоже.

– Бля, я не буду это есть! – завопил Гоша. Вел он себя вообще разнузданно, как Джек Николсон в старом фильме «Пролетая над гнездом кукушки».

Гоша стал сканировать взглядом столовку: кто жрет, а кто нет. И все тут же стали отодвигать сосиски к краям тарелок. Кто-то и с сожалением.

– Нет, ну, я только надкусил, – оправдывался один из «пленных».

Во всей столовке спокойно жрал сосиски только жирный. Из-за мытья полов и сопутствующих страданий он оголодал. И теперь самозабвенно вгрызался в сосиску.

– Гей-активист вон жрет, хоть бы что ему! – шушукались «пленные».

Один из «пленных» подошел к жирному. Саня съежился. Но этот тип с достаточно поганой рожей закоренелого ватника спросил у жирного:

– Слы, ты добавки хочешь?

Хотел ли жирный добавки? Да он бы душу продал за еще одну сосиску!

– На, держи, – сказал «пленный», сбрасывая сосиску в Санину тарелку. Та плюхнулась в цель розовой авиабомбой, разбрызгивая вокруг себя белесые макаронные руины.

Саня не успел поблагодарить. Да и стоило ли. Потому что все «пленные» стали подходить к нему и кидать ему в тарелку сосиски.

– На, жри!

Блин! Это было круто. Возможно, что такое сосисочное изобилие и стоило всех страданий над ведром.

Жирный радостно уминал колбасные изделия. Тут уже было не до смакования. Начиналась серьезная работа, которой Саня вовсе не боялся. Главный секрет заключался в том, чтобы побольше проглотить, пока сосиски еще не остыли. И Саня пихал их себе в рот, по три, по четыре за один раз. Его челюсти работали методично и равномерно, как станки.

А куча все росла и росла. Сосисок набросали столько, что они образовали горку, которая в очень скором времени стала разваливаться, как империя зла СССР. Сосиски перекатывались по столу, падали на колени жирному. Несколько соскользнуло на пол. Но это все – пропало. А вот те, что были на столе и коленях, жирный ловил и заталкивал в рот.

– Ебать свинота! – слышал жирный.

– Говно дай, и его сожрет, если со сметанкой!

В какой-то момент куча перестала расти. И в битве челюстей с розовым сосисочным фаршем наступил коренной перелом. А потом куча стала уменьшаться. Сначала жирный освободил стол, потом принялся за горку на тарелке. Он уже приустал, челюсти немножко побаливали. Точнее, не челюсти, а та вот фигня, которая соединяет верхнюю с нижней. И сосиски уже приостыли. Но дожрать их было делом чести.

И жирный с этой задачей справился.

В столовке повисло напряженное молчание.

Жирный как будто стал весить килограмм двести. Ему тяжело было вставать. Но каким-то немыслимым усилием он поднял себя из-за стола и чугунными шагами двинулся. А куда, спрашивается? В палату мыть полы? Или во двор, призывно пердеть под деревом?

Нет. Жирный шел срать. Время, наконец, пришло.

***

Внутри Сани накопилась критическая масса, терпеть присутствие которой в необъятной внутренней вселенной было уже невмоготу. Торопливым слоном жирный протопал в сортир, занял ближайшую свободную кабинку. Хотя они все, в принципе, были свободны.

А внутри Саня застыл. Потому что как ему было срать? На унитаз с ногами залезать, как все? Но справится ли с этим жирный? И выдержит ли унитаз такой груз?

Саня с очень большим сомнением посмотрел на сидушку – всю в полустертых потеках. Он сам эту сидушку недавно мыл. И поэтому опасался вдвойне. Но выбирать, кажется, не приходилось.

Саня сел, спустил к лодыжкам штаны с трусами и стал давить из себя говно. Пока не получалось. Что-то мешало внутренней релаксации. Какая-то система внутри Сани бойкотировала приказы президента Мозга и не открывала шлюз.

В сортир зашли какие-то люди. Стали глухо перегыгыкиваться.

«Блин! – подумал Саня. – Уходите! Не мешайте мне срать!»

Кто-то дернул дверь кабинки. И Саня увидел оскаленные рожи. На него смотрело четверо (хотя нет, пятеро) «пленных». И ненавистный Гоша Питерский – тоже был среди них.

– Ха-ха! Жирный срет!

– Обожрался хуев и дрищет!

– Голой жопой на очке сидит! Сифлан!

– Чо полы не моешь, сирун ебаный?

Сане хотелось съежиться и исчезнуть.

– Нет! – жалобно хныкал он. – Не надо!

Хотя что именно «не надо» с ним делать – он боялся и предположить.

Гоша Питерский наклонился и сорвал с щиколоток жирного штаны. Саня от этого отлетел назад и пизданулся затылком о трубу.

И вдруг вспомнил неожиданное. Митинг. Пирожок ярости. Жажда боя, которая вела Саню в атаку. Поганое, разбитое в кровь еблище Глиста. Это чувство к нему возвращалось. Хотя было уже немного другим. Трансформировалось. Бурая пелена застила глаза жирного. А это значило, что ярость – уже здесь.

***

Эти ублюдки перекидывали друг другу его штаны, играли ими в «сифу». Печально, как осенний листок, спланировали на кафельный пол трусы. Слетели с ног кроссы на липучках. Один был тут, в кабинке, а другой оказался зафутболен в дальний конец сортира.

– Чо, новая половая тряпка жирному.

– На хуя тебе, жирный, штаны? Ты же гей-активист?

В обычном состоянии такой эталонный трус, каким обычно был жирный, забился бы в кабинке и дрожал, обливаясь слезами. Но враги не заметили, что жирный – был уже не тот. Потому что вернулся к нему пирожок ярости. Пришла бурая пелена.

– Отдай! – выскочил жирный из кабинке и неловко потопал, пытаясь схватить свои летающие туда-сюда штаны.

Шакалам только и надо было этого – заорали, заулюлюкали. Один из них, типа каратист, поводил перед собой руками. Но это были, как оказалось, обманные движения. Потому что он тут же уебал ногой жирному в брюхо.

Что-то дернулось внутри. Этот рывок пробудил к жизни десятки, да нет же – сотни ядовитых пузырей. Внутри рушились плотины, их поглощали ревущие потоки. Бурая страшная ярость грохочущим потоком пронеслась по внутреннему трубопроводу жирного и подступила к главному шлюзу.

– Ложись! – просипел Саня – после удара в живот он стоял согнувшись.

Никто его не послушался. А стоило бы! Вместо того, чтобы послушаться, один из «пленных» шутливо примерялся, как бы отвесить жирному подсрачник. Он кривлялся, изображая Дзюбу перед пенальти. Идиотничая, он открыл рот.

Бурая ярость выдавливала, колотила будто кувалдой в последнее препятствие. Бам! Бам!! Бам!!!

– Ааааа!!!! – заорал жирный, уже не в силах ничему препятствовать.

Ярость, бурая, клокочущая струя выстрелила из него, как из исправного огнетушителя.

Понос под жутчайшим напором врезался в раскрытый идиотский рот подражателя Дзюбы, на физиономии его зачпокали игривые бурые пузырьки.

«Пленный» судорожно икнул, а затем из него самого ударила ответная струя, которая смесью говна и содержимого желудка ошпарила рожу Гоши Питерского.

– Что за хуйня-а-а-а!!! – завопили шакалы.

А жирный расстреливал их залпами бодрого поноса. Пятясь задом, он гнал врагов. И те летели наземь, как самураи из старинной песни. И вот они все уже валялись, блевали, оттирались, выли, пытались отмыться.

Жирный же демоном ярости ворвался в палату. Там на койках сидели его мучители. Вот двое, у окна еще один. И у дверей – тоже двое.

Залпом боевой дрисни жирный изрисовал ебальники ближайших двоих недругов.

Тот, который у окна, успел забраться под кровать. Но зря он надеялся спастись. В угаре мщения жирный был беспощаден. Он присел, нацелил жопу под кровать.

– Нет! – стонал враг. – Пожалей меня, мальчик! Я тебя не мучил!

– Ты просто смотрел! – прорычал жирный и окатил подкроватного оппортуниста зловоннейшей из струй.

Двое у дверей пытались съебаться. Но теперь жирный был стремителен, как толстая и очень злая молния. Как человек-паук. Он настигал этих гадов, а те кричали, цеплялись руками за воздух.

Пшшшш! Вылетела очередная струя, ударила в спину ближайшего из беглецов. Тот с рыданиями покатился по полу. Жирный поскользнулся на собственном же поносе, но это придало ему скорости. И вот он уже оказался рядом с последним, необосранным мучителем!

– Не надо! – задыхался тот. – Я не хочу! За что?!

Но и он в долю секунды оказался с ног до головы в бурой пене.

Впрочем, за жирным тоже гнались. Из палаты выскочили разъяренные первообосранные. Они уже оттерлись, отмылись и жаждали крови.

– Прочь! – визжал жирный. – Обосру!

Кто-то пригнулся. Кто-то, напротив, шагнул вперед.

Жирный поднатужился. Но выстрел оказался холостым.

– Высрался! Ебашь гада! – загундосили «пленные».

Прицел! Огонь! И снова вхолостую.

Кто-то уже почти касался жирного. Еще миг, и расправы не миновать.

Но тут к распахнутому шлюзу прибыло долгожданное подкрепление – густое, настоявшееся, из периферийных областей. С ходу этот засадный полк бросился в бой.

Ошпаренные черно-бурым потоком противники попятились. А жирный поливал их с новой силой, со вторым дыханием. Жирному казалось, что в нем открылось месторождение, из которого хлещет, хлещет.

Из караулки прибежали сатрапы. Один из них переебал жирного дубиной по башке.

Саня выключился. Стало темно.

Продолжение следует...

Не переживайте и не лютуйте это: Cordon bleu deluxe !

И готовится он очень просто.

Вообще, у термина «фуд-порн» совсем другое значение: это просто красиво сфотографированная еда, один вид которой должен вызвать обильное слюноотделение. Но авторы этого рецепта как-то слишком буквально восприняли эту идею.

Это рецепт обычной курицы «кордон блю» — блюдо весьма популярное даже в советской кухне. Однако от демонстрации процесса готовки очень сильно возбудились социальные сети, причем и в прямом, и в переносном смысле слова.

Впрочем, смотри сам — вдруг это только мы такие испорченные и видео подходит для демонстрации на уроках труда начальной школы?