Я с тоской смотрел на стол, заставленный кувшинами с пивом и горьким медом, там даже были глиняные запечатанные бутыли с иноземными винами, которые в свое время привез отец ярла Сигарра. Горами вздымались блюда с жареной свининой, копченым салом, птичьи масляные тушки исходили ароматным дымком, белый козий сыр с травами соседствовал с жирной пропеченной рыбой, на которую, впрочем, никто и не зарился, лепешки блестели от масла. Рабы раздавали кабаньи ребра, щедро политые жиром. Я сглотнул слюну, отхлебнул воды и скривился. Как же надоело пить одну воду!

Торкель все же сумел испортить мою жизнь. Уж не знаю, что он там повредил мне во внутренностях, но я вообще не мог есть, даже от куска хлеба выворачивало, от запаха мясного воротило. Да что там мясо! Я воду смог проглотить, не выплюнув кишки, лишь к вечеру.

Рядом слегка покачивался Тулле с перемотанной головой. У него с кишками все было в порядке, но почему-то он тоже не мог ни есть, ни пить, хотя ему Торкель врезал по голове. А вот Вепрь, который вырубил себя своим бродэксом, жрал в три горла и пил сразу за пятерых. Видимо, его голова покрепче туллевой будет.

После победы ярл Сигарр позвал всех наемников в дом отца, не опозорил себя подозрениями и недоверием. На небольших лодчонках мы поднялись вверх по реке, мимо густых хвойных лесов и высоких обрывистых берегов, остановились возле приметной серой скалы, где нас встретили и на телегах отвезли прямо в самую чащобу. Меня укачало на ухабистой дороге так, что я не заметил, как мы выехали из леса и оказались в поселении Сигарра. И это было поистине великолепное место.

С одной стороны выстроились стеной толстенные разлапистые сосны, с другой — вздымалась величественная гора, от которой был отколот преизрядный кусок, обнажая разноцветный камень. Когда я поднял глаза наверх, подумал, что гора сделана из чистого серебра, так ярко сверкали на ней серебристые нити в солнечном свете. Оказалось, что это крошечные ручейки просочились через камень и стекали, сплетаясь и расходясь, точно тончайшая вязаная шаль у невесты. Они как раз и блестели. У подножия горы торопливо бежала небольшая речушка, на берегу которой стояло поселение.

- Мы называем ее Серебряной горой, а речку — Серебрянкой. А это Сёльвхус, серебряный дом.

И это был самый большой дом, который я только видел. Весь поселок уместился в этом доме. Под его крышей поместился бы целый драккар, может быть, даже с мачтой и парусом. Встречать нас высыпала целая толпа женщин, девок и детей, немного стариков, словно все мужчины, что были на землях Сигарра, - это его хускарлы. Я помнил историю об отце Сигарра Сигвальди Добряке, и все же не сразу сообразил, что Хрейн сумел вырезать почти всех мужчин.

Сигарр изрядно утомился во время обратного пути, кашлял чаще обычного, на его бледном лице пунцовыми пятнами горел румянец, но он сумел собраться с силами и поприветствовать своих людей. Всех старух и стариков он пообнимал, каждому что-то сказал, а потом обратился к нам:

- Благодарю, добрые воины, за вашу доблесть и силу. Я надеюсь, что вы останетесь погостить на эти семь дней, отдохнете как следует, залечите раны. Наша серебряная вода благословлена богиней Орсой и очень полезна для восстановления сил. И чтобы ваш отдых проходил без лишних сомнений, обещанную плату я отдам сейчас.

Сакравор уже успел принести небольшой, но тяжелый сундук, доверха набитый разномастными серебряными монетами, кольцами и цепями. Сигарр подозвал хёвдинга Сигурда и аккуратно передал ему приличную кучу серебра. Этот хирд понес самые большие потери и уменьшился на треть. Затем заплатил Орму и его хирду, мы прибыли последними и плату получили тоже последними.

Альрик еле слышно сказал:

- Тут больше договоренного.

- Я плачу тем, кого нанял, а не тем, кто вернулся, - так же тихо ответил Сигарр.

После этого вся женская орда нахлынула на нас, подхватила, закружила и отволокла в дом. Внутри зал был разделен тонкими перегородками на небольшие комнатушки, я даже не успел разглядеть, что там и как, как тут же оказался раздетым до исподнего, а древняя позеленевшая от старости бабка тыкала когтистым пальцем мне в живот. Я взвыл от боли и посмотрел вниз. Ребра были разукрашены разноцветными пятнами, и только тогда я понял, что мне больно дышать. На животе багровый подтек. Руки-ноги тоже покрыты ссадинами и синяками. И это я еще не видел свое лицо, тоже изрядно расцвеченное и опухшее на одну сторону.

- Этого в баню, много жара не надо, не парить, не прогревать. Грязь соскребите, и пусть отлежится, - приказала бабка.

После мытья меня привели обратно, намазали десятком разных вонючих смесей, часть из них влили в глотку, я ими радостно проблевался. Затем уложили на лавку, накрыли полотном, также пропитанным полезным травяным раствором. И я уснул.

Проснулся от гомона и хохота. Вихрастый белесый ребенок увидел, что я открыл глаза, подпрыгнул и умчался прочь, вместо него пришла девушка, протянула штаны, портки, рубаху и мою кожаную куртку, отмытую и начищенную. Я быстренько натянул одежду, морщась от боли, простреливающей то тут, то там, и вышел в общий зал. А там…

Все комнатушки были сделаны лишь с одной стороны дома, там и помещались лишь две небольших лавки. На другой стороне дома были выставлены кругом ткацкие станки, после них шли прялки с веретенами, потом стопками лежали выделанные кожи и шкуры. Бочки и сундуки, покрытые грубой холстиной, стояли подле широких лавок, на которых бок о бок могли улечься три-четыре человека. Стены украшены потемневшими от дыма гобеленами, завешаны шкурами, над лавками висели полки с утварью. Я приметил помимо основных дверей еще четыре боковых, и судя по запаху, ближайшая из них вела в птичник. Это был не дом. Это действительно было огромное поселение под одной крышей, и тут могли жить одновременно две-три сотни человек.

В дальней от меня половине дома стоял длинный широкий стол, за которым уместились все воины: и наемники, и местные, девушки суетились, разнося угощение и выпивку, и судя по хохоту, пир начался не только что.

Я, кряхтя, подошел к столу, там сноульверы быстро отыскали мне местечко, накидали на блюдо мяса с сыром, всучили в руки рог с пивом, но от одного лишь запаха у меня скрутило живот. Та же девушка, что передала одежду, поставила передо мной отдельный кувшин с кружкой и шепнула на ухо, что это целебная вода из серебряного источника, и мне можно пить только ее и больше ничего. «Иначе, - добавила она, - потом всю жизнь не сможешь есть ничего, кроме протертых каш».

Так что я сидел среди пьющих и жующих собратьев и потягивал с тоской водичку из кувшина, потом подошел и Тулле с перемотанной головой, его глаза были красными и опухшими, ему также всучили кувшинчик и наказали не пить ничего крепче воды.

- Мы изрядно порадовали Фомрира, пополнили его дружину своими и чужими. Так восславим же его! Дранк! - крикнул лучник из дружины Орма.

- Дранк! Дранк!

Тулле кривился от громких воплей. Я похлопал его по плечу, мол, держись.

Тут поднялся Снежный Хвит, и сноульверы притихли в ожидании: что захочет поведать наш скальд? Опозорится ли он висой на потеху народу или все же побалует рассказом?

- Каждый воин любит два дела, - начал он речь, и от звуков его глубокого мягкого голоса умолкли даже самые лютые пьяницы на дальнем конце стола, - совершать подвиги и рассказывать о них.

- Я еще и выпить люблю! - добавил кто-то со стороны.

- Да и баб тоже.

Хвит улыбнулся.

- Хвастать подвигами сейчас не след, ведь мы все бились рядом друг с другом, знаем отвагу каждого, кто сидит здесь или остался лежать там. Потому пусть за этим щедрым хлебосольным столом прозвучат речи о подвигах Фомрира, нашего покровителя. Порадуем его уши!

- Да! - Давай! - Начинай! - Что-нибудь веселое!

- Во время ночного сражения мне проткнули спину, но четвертая руна, подаренная Фомриром, излечила меня! В его честь я хочу поведать вам, как Фомрир хотел порадовать отца.

Я устроился поудобнее, глотнул водицы и приготовился слушать. Уж больно красиво получалось у Хвита пересказывать истории о богах, будто своими глазами это видишь.

- Как-то раз Фомрир решил, что негоже отцу его пешком ходить, пока Фольси верхом на быке по полям разъезжает. Решил он Скириру верховое животное в дар поднести. Обыскал Фомрир девять раз по девять гор и нашел там барана круторогого - Кольги перворождённого. Крепко взялся он за витые рога барана, вскочил на него верхом, чтобы объездить, но застонал Кольги от тяжести, переломился пополам под задницей бога.

Вздохнул печально Фомрир-воин и дальше искать зверя пошёл. Обыскал он девять раз по девять лесов и нашёл Кумри-оленя, догнал и, схватив его за рога, наземь поверг. Взгромоздился грозный бог на Кумри-оленя, и в тот же миг умер от тяжести перворождённый олень.

Долго бродил в поисках достойного ездового зверя Фомрир. Обошел он девять раз по девять полей, пока не встретил Кольпи-коня. Грива его была что золотая река, шкура - что поле пшеничное, копыта его размером с дом. Подошёл к нему Фомрир и только хотел за гриву схватить, как тут же получил копытом в лоб. Три дня летел Фомрир после удара и, лишь разбив спиной скалу, сумел остановиться.

Делать нечего, пошёл Фомрир по следу Кольпи и, встретив его, вновь изловить попытался. Быстрее зимнего ветра и солнечного луча мчался Кольпи, выбивая копытами русло новой реки, за ним мчался Фомрир, с трудом держась за легконогим скакуном. Если б не трещина, что появилась в копыте у Кольпи после удара по Фомриру, вовек бы ему не догнать коня, но на исходе третьего дня на побережье настиг Кольпи бог и, навернув длинную гриву на кулак, вскочил ему на спину. Не дрогнул конь под весом Фомрира, лишь всхрапнув, помчался он вскачь. На шум повылазили твари морские. Фомрир выхватил меч и в битву вступил. Сам разил мечом тварей, а Кольпи побивал их копытом. От жара их битвы дрожала земля и вскипало море, сильные удары меча рассекали не только чудовищ, но и саму сушу. Так возникли узкие извилистые фьорды. А мощные копыта Кольпи вытоптали бухты. Трижды вокруг земель обскакали конь и всадник его, в битве великой вместе сразились и победили.

Повёл Фомрир-победитель скакуна в долину богов.

Там первым делом потребовал у Корлеха сделать седло, достойное конунга богов. Сотворил великолепное седло Корлех-мастер всех ремесел. Вымыл и вычистил коня Фомрир, дал ему отдохнуть после битвы великой и, оседлав, подвёл к отцу своему.

- Лучший скакун в мире для сильнейшего из богов, - сказал он.

Поблагодарил сына Скирир-конунг и одним махом вскочил в седло. Ушёл по колено Кольпи в землю, а как шагнуть попытался, так весь под весом сломался.

Встал с мертвого скакуна Скирир могучий и ещё раз поблагодарил сына за старания, но другие боги принялись над ним потешаться, за что Фомрир решил и их достойно одарить да так, чтобы навек запомнили.

Я смеялся вместе со всеми до боли в животе над приключениями бога-воина. После таких историй, может, не самых героических и не самых лестных, мое уважение к Фомриру лишь возрастало. Он словно бы тоже пробивал себе место в жизни, ошибался, но старался изо всех сил. И его преданность Скириру, конунгу богов, напоминала нам о том, что верность должна быть у каждого достойного воина. А еще я вдруг вспомнил своего отца. Я не был дома целый год. Как он там без меня? Хорошо ли прошли роды у матери и кого она родила: мальчика или девочку? Помогает ли Ингрид по хозяйству и много ли сломала носов? Не появились ли под Сторбашем новые твари? Слышал ли Эрлинг о моих деяниях? Знает ли о третьей руне? Донеслась ли до него песня Хвита?

- Тогда я продолжу! - поднялся угрюмый мужик из хирда Орма.

Я с ним не пересекался ни разу, но его огненно-рыжая шевелюра постоянно мелькала перед глазами. Обычно люди с такими суровыми лицами лишь мечами размахивать горазды, а не истории о богах сказывать. Но его соватажники радостно застучали рукоятками ножей, кружками и кулаками по столу, поддерживая своего скальда.

Рыжий откашлялся, задрал голову наверх, словно мог видеть небо сквозь крышу, и медленно-распевно начал вести рассказ.

- Давным-давно, когда мир был молод, захотел юный воин Фомрир совершить великий и славный подвиг, да такой, чтобы воспели в веках. Чтобы сам бог-отец Скирир поразился его мощи и похвалил. Взял он отцовский щит и копьё и пошёл по миру в поисках подвигов. Сначала он встретил змея о двух когтистых лапах длиной в двадцать шагов. Сразил его Фомрир одним ударом копья. Окинул взглядом мертвого змея и подумал, не маловато ли для великого подвига?

Чтец приподнял густые золотые брови и глянул на своих слушателей.

- Маловато! - закричали пирующие. - Разве ж это подвиг?

Я рассмеялся от неожиданности. Понятно, почему этого рыжего так любят в хирде. Он не просто рассказывает, он еще и остальных втягивает в историю.

- Три дня ходил Фомрир по горам и лугам. И встретился ему змей о трёх когтистых лапах длиною в тридцать шагов.

- Ты убил моего сына! - страшно проревел змей, брызжа ядовитой слюной. - За это я тебя сожру с костями!

- Подавишься, - ответил Фомрир и двумя ударами могучего копья убил змея. Окинул взглядом убитого зверя и подумал, не маловата добыча?

- Маловата! Я в уборной и то больше откладываю!

Рыжий нахмурился, печально вздохнул и продолжил:

- Десять дней ходил Фомрир по горам, лугам и оврагам и встретил змея о пяти когтистых лапах и одном крыле длиною в сто шагов.

- Ты убил моего сына и внука! - взревел великий змей, брызжа ядом и дымом. - Затопчу букашку!

- Перетопчешься, - ответил Фомрир и тремя ударами копья победил змея. Взглянул Фомрир на змея и засомневался, а не мелковат ли змей?

- Ой, мелковат!

- У меня в штанах змей об одном глазе и то длиннее будет! - проорал перепивший карл. Одна из девок Сигурда рассмеялась:

- Видела я того змея, даже на ужонка не тянет.

Карл вскочил на ноги, покраснев от гнева. Орм рявкнул:

- Потом ей еще раз покажешь! Сейчас надо дослушать сказ.

Чтец благодарно кивнул хёвдингу и продолжил, но уже без остановок.

- Двадцать дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам и долинам и встретил могучего змея длиною в двести шагов, о семи когтистых лапах и о трёх могучих крыльях.

- Ты убил моего сына и сына моего сына… - начал было громкую речь змей.

- Да понял я, понял, хватит уже, - перебил Фомрир и в две пары ударов сразил змея.

Поглядел Фомрир на мёртвый труп змея и понял, что все ещё не славен сей подвиг, и дальше пошёл.

Сто дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам, долинам и ущельям и встретил великого, страшного и могучего змея о девяти когтистых лапах и о пяти могучих крыльях длиною в пятьсот шагов.

- Даже не начинай! - рявкнул Фомрир. Первым ударом змею язык проколол и четырьмя последующими насмерть убил.

Взглянув на могучее тело, решил Фомрир, что почти достаточно, но решил все же продолжить свой путь.

Двести дней ходил Фомрир по горам, лугам, оврагам, долинам, ущельям и перевалам и у подножия серых гор встретил деву прекраснее всех виденных доселе. С поклоном поднесла она воды юному богу, а после жарко поцеловала, на травяной ковёр повалила, и принялись они зверя о двух спинах изображать. И вдруг превратилась дева в змею о семнадцати лапах когтистых и о девяти крыльях могучих длиною в две тысячи шагов.

Сильно удивился Фомрир и такие крепкие слова произнёс, что горы с тех пор красные стоят. Грохнул кулаком по змее Фомрир, расплескал ее по предгорьям и, не обернувшись, ушёл.

Триста дней Фомрир ходил по горам, лугам, оврагам, долинам, ущельям, перевалам и хребтам. Величайший змей на него без слов напал. Огромен был змей и могуч: двадцать семь его лап твёрдо попирали землю, девятнадцать его крыльев поднимали такой ветер, что двухсотлетние дубы валились. От конца хвоста до морды того змея полдня идти нужно было, и всей этой мощью Ургово семя напало на Фомрира.

Долго длилась битва, расплёскивалось пламя по щиту, разило копьё многочисленные сердца, громы и молнии вспахивали и обжигали землю. Лишь спустя три дня израненный Фомрир победил. И, умирая, сказал змей Фомриру, что отомстит ему теперь старший брат Тоург, как только от спячки проснётся.

Замолчал чтец и с прежним суровым видом на место сел. Ярл Сигарр передал ему кольцо со своей руки со словами:

- Изрядно позабавил ты меня своей историей. И ведь я слышал ее не раз, но сейчас оторваться не мог.

Хвит сразу же насупился, набычился. Он всегда злился, если при нем хвалили чужие таланты, связанные со сказами или песнями.

Потом встал тихий бледненький юноша из сигурдовых воинов и спутанно пересказал историю про Тоурга и его гибель, только он говорил так тихо, что никто его так и не расслышал. Пьяный карл, который хвастался своим змеем, подхватил на руки девку, что насмехалась над ним, и поволок в комнатушки на другом конце дома. Но уже через несколько минут она вернулась за стол, выпила залпом пиво и громко сказала:

- Ужонок, да и тот норовит в спячку лечь!

Веселье набирало обороты, но мне становилось только хуже. От криков, треска, песен и громкого смеха разболелась голова, словно кто-то изнутри пытался проломить мне череп. Тулле внезапно завалился набок, видимо, тоже не выдержал. Я подхватил его под руку, Альрик взялся с другой стороны, и мы вместе оттащили Тулле в самый дальний угол дома, уложили на лавку и оставили на попечении местной знахарки. Я тоже отыскал уголок и улегся спать, обмотав уши одеялом.

______________________________________________________

Слова автора:

Книга пишется в соавторстве с Ярославом Громовым @Grommyslava1123

Данная статья относится к Категории: Научные парадигмы

«Второе начало, первый набросок которого был сделан Карно и которое было сформулировано Клаузиусом, вводит идею не потери энергии - это противоречило бы первому началу, - а деградации энергии.

В то время как все иные формы энергии могут полностью трансформироваться одна в другую, энергия, которая принимает тепловую форму, не может полностью обратно превратиться в другую форму и, следовательно, теряет часть своей способности совершать работу. Это необратимое ослабление способности видоизменяться и совершать работу, свойственное теплоте, было названо Клаузиусом энтропией.

Поэтому если мы рассматриваем систему, которая не подпитывается энергией извне, т.е. «закрытую» систему, всякое изменение в ней с необходимостью сопровождается ростом энтропии, и, согласно второму началу, эта необратимая деградация может только увеличиваться до максимума, который представляет собой состояние однородности и термического равновесия, в котором исчезают способность к работе и возможности трансформации.

Удивительно, что принцип деградации энергии Карно, Кельвина, Клаузиуса превратился в течение второй половины XIX века в принцип деградации порядка благодаря работам Больцмана, Гиббса и Планка.

Больцман (1877) разъясняет энергетическое происхождение теплоты, проведя анализ на неизвестном до сих пор уровне - на уровне микроединиц, или молекул, составляющих данную систему. Теплота - это энергия, свойственная беспорядочному движению молекул внутри этой системы, и всякое увеличение теплоты соответствует увеличению брожения молекул, ускорению их движения. Это происходит, стало быть, потому что тепловая форма энергии предполагает беспорядок в движениях на микроуровне, так что происходит неизбежное ослабление способности к работе.

Таким образом, всякий рост энтропии есть возрастание внутреннего беспорядка, а максимум энтропии соответствует полному молекулярному беспорядку внутри системы, что проявляется на глобальном уровне в виде гомогенизации, достижения однородности и равновесия.

Второе начало более не формулируется только в терминах работы. Оно формулируется в терминах порядка и беспорядка, а именно в терминах организации и дезорганизации, поскольку порядок в системе устанавливается посредством организации, которая упорядочивает гетерогенные элементы в единое целое.

Значит, энтропия - это понятие, которое означает одновременно:

- деградацию энергии;

- деградацию порядка;

- деградацию организации.

В то же время она означает, что эта тройственная деградация находится в зависимости от необратимого процесса внутри закрытых физических систем.

Здесь Больцман также развивает совершенно новый подход - подход с точки зрения статистической вероятности. Количество молекул и конфигурации, которые они могут принимать внутри системы, неисчислимы и могут подлежать только вероятностной оценке. С этой точки зрения беспорядочные конфигурации являются наиболее вероятными, а упорядоченные конфигурации - наименее вероятными. Следовательно, рост энтропии становится переходом от наименее вероятных конфигураций к наиболее вероятным. Иначе говоря, беспорядок и дезорганизация отождествляются с наибольшей физической вероятностью для закрытой системы. […]

И наконец, Максвелл открыл ахиллесову пяту второго начала: мысленный эксперимент с «демоном Максвелла» показал, что предсказание достижения состояния однородности и равновесия может быть опровергнуто для процессов, протекающих внутри самой закрытой системы, т.е. без притока энергии извне к системе.

Таким образом, тлетворность беспорядка, будучи далёкой от того, чтобы охватить всё, была подорвана логически (демоном Максвелла), подвержена научному контролю (посредством теории Больцмана), продуктивно использована (в тепловых машинах); она растворилась в существенном моменте космического вопроса, как только её начали рассматривать в масштабе вселенной. Она столкнулась с противоречащей ей очевидностью физической, биологической, антропологической эволюции. Казалось, что порядок восстановлен.

Во всяком случае, как и в любом процессе восстановления, оплот прежнего порядка рухнул, и сама идея порядка была проблематизирована.

Начиная с того момента, когда было установлено, что состояния порядка и организации не только подвержены разрушению, но и маловероятны, была ниспровергнута онтологическая очевидность порядка и организации. Проблема состоит больше не в том, почему во вселенной имеется беспорядок, хотя в ней царит универсальный порядок, а в том, почему во Вселенной имеются порядок и организация. Порядок и организация, не являясь больше онтологически очевидными, стали теперь проблемой и тайной: они должны быть объяснены, оправданы, узаконены. […]

Конечно, новый партнёр внезапно появился из закрытого ящика термодинамики: принцип необратимой деградации действует всегда и повсюду во Вселенной, где совершается работа и происходит видоизменение. Прорыв беспорядка был и ограничен (в физической сфере «закрытых систем»), и неограничен (в том смысле, когда он сопровождает любую работу, даже в «открытой» системе)».

Эдгар Морен, Метод. Природа Природы, М., «Канон+»; «Реабилитация», 2013 г., с.60-64.

Источник — портал VIKENT.RU

Дополнительные материалы

НАУЧНЫЕ ЗАДАЧИ — плейлист из 25-ти видео

Изображения в статье

Эдга́р Море́н (Эдгар Наум) — французский историк (по образованию) и философ по роду деятельности, занимающийся проблемами познания сложных систем / Public Domain

Image by Free-Photos from Pixabay

Image by WikiImages from Pixabay