Я - человек ограниченной светскости и нулевой медийности.

Мой рейтинг цитируемости высок лишь по месту моего жительства и особенно в те моменты, когда жена начинает рассказывать кому-то по телефону про мой очередной эпик фейл.

Моё лицо - репа из серии "я вас где-то видел". Типичное и простейшее.

Как человек, катастрофически непьющий, на светских раутах я стою со стаканом воды, и ко мне никто не подходит. Если я хотя бы стоял со стаканом яблочного или томатного сока, их ошибочно могли бы принять за виски или кровавую мэри, а меня - за приличного человека. Вряд ли нормальный тусовщик примет стакан воды за стакан водки - это чересчур даже по меркам светских раутов. Поэтому на приемах я торчу одинокой кривой репкой посреди грядки с идеальными ананасами (ананасы же на грядках растут?). Никто не хочет подходить к незнакомцу со стаканом воды. Их можно понять. Спрашивается, на кой ляд подходить к человеку, который в следующую секунду накапает себе в бокал корвалол, иначе зачем ему держать в руке воду?

Однако, недавно судьба повернула меня к себе передом, а к лесу задом. А не наоборот, как я обычно стою.

Я присутствовал на одном шумном мероприятии. Там по случаю также оказался мой друг. А он продюсер, на секундочку - ананас, не репа. И этот друг в одночасье все изменил.

Во-первых, он дал мне подержать свой стакан виски, зная, что это безопасно. Так я сразу слился с толпой.

Во-вторых, он на какое-то время встал рядом со мной. Разные люди, среди которых было немало известных медийных персон, проходя мимо, здоровались с ним, а заодно и со мной, торчащим сбоку. Люди здоровались со мной, как будто я тоже был нормальным человеком, а не подстаканником для воды. Кстати, друг забыл, что передал свой бокал с виски мне на хранение и взял себе новый. А старый остался в руках у меня, адского кутилы. Так что никаких подозрений своим корвалолом я больше не вызывал.

И, что важно, разные люди, включая известных медийных персон, не только здоровались со мной, но и разговаривали. Точнее, разговаривали они с моим другом, у которого многие из них снимались, но я от себя добавлял разного. Говорил "ого", "надо же" и "ыыы", последнее - как результат убийственной смеси смущения и ликования. Причём возникла цепная реакция: как только со мной поздоровался первый медийный ананас, все решили, что я какой-то вип, и, раз они не знают меня в лицо, видимо, какой-то секретный вери вери импортант вип, и тоже стали подходить к моему телу.

В моей жизни был только один похожий эпизод, когда меня вот так же удачно перепутали.

В тот раз я пришёл на день рождение к товарищу в кафе. Уже нетрезвым. Тогда я ещё бывал нетрезв - доисторическое время. Кафе, где товарищ праздновал день рождение, дверь в дверь граничило с другим заведением, в котором праздновали свадьбу. Дело было в девяностые, когда кафе в спальных районах Москвы отличались друг от друга только количеством трещин на витринах. Немудрено, что я ошибся дверью и ввалился на свадьбу. У входа меня встретил какой-то дядька, который крикнул другому дядьке в глубине зала "этот пьяный, все пьяные со стороны жениха", и меня проводили на сторону жениха. Причём не просто проводили, а посадили непосредственно рядом с женихом. Не на место невесты, к счастью. Место невесты было занято, причём, судя по её решительному настрою, лет на пятьдесят вперёд. Мне назначили штрафную, которая меня добила, как стакан коньяка - Карандышева в "Жестоком романсе". Я остался на той свадьбе, которая, надо признаться, не сильно отличалась от пропущенного мной дня рожденья за стеной, поскольку в то время все бухали незатейливо одинаково. Так что я ничего не потерял, а, напротив, даже приобрёл - в лице жениха, ставшего моим лучшим другом на час. Тогда, в том кафе, я также купался в лучах славы: ко мне подходили, со мной здоровались, меня слушали, хотя я просто мычал…

После получаса пребывания на светской тусовке среди ананасов с чужим бокалом в руках я уже горделиво расправлял ботву у своей репки: моя медийность резко пошла вверх. Я стоял в зените славы и судорожно кусал губы, пытаясь сообразить, как же мне эту внезапную славу теперь монетизировать.

Но все тусовки рано или поздно заканчиваются. И боги возвращаются на бентлях на Олимп, а репы на метро - в Гольяново.

Я ехал домой грустный. Моя медийность убывала с каждой следующей станцией по направлению к "Щелковской". Я потерянно смотрел в стакан виски в своей руке, пытаясь разглядеть в нем следы былого величия. Ну, это уже перебор, ладно: не было у меня стакана виски в руке, я его там на поднос официанту поставил, не буду излишне драматизировать. Вы и так, скорее всего, уже рыдаете от жалости на том конце фейсбука.

Я ехал грустный ещё и от того, что этим своим, пусть и коротким, триумфом мне не с кем было поделиться. Для малолетнего сына Артема все эти медийные люди - такие же репы, как и его отец. Вот если бы я выпивал на тусовке с водителями Камазов, это его впечатлило бы и прибавило мне вистов. Жена у меня - такой же, как и я, домашний овощ, скажем, морковка, и она с нашей грядки ни ногой. Наверное, поэтому, в том числе, мы и вместе. Для неё весь этот sic transit gloria mundi до лампочки.

Я страдал от синдрома Печкина: мне показали что-то большое и заманчивое, но не отдали, потому что у меня докУментов нет.

Вернувшись домой, я долго ковырялся в тарелке. На светском рауте кроме паров от бокала виски в руке я ничего не ел. А когда, спрашивается, мне было есть - на меня накинулись все эти звёзды с вопросами, не оставив ни секунды свободной.

Я начал было рассказывать жене о событиях грандиозного для меня вечера, так, на удачу. Она никак не реагировала, как я и предполагал, морковка, блин. Дежурно кивала, сидя напротив меня за столом, безразлично смотрела в окно. Только однажды из приличия спросила, кто из известных людей ко мне подходил. Я перечислял, а она после каждой очередной фамилии украдкой зевала - время было позднее. Я начал плавно закруглять свой бесполезный рассказ, в конце пытаясь вспомнить фамилию одного актера, который тоже подходил к нам с другом (ну, хорошо - к другу со мной) и даже поздоровался со мной за руку.

"И этот ещё со мной поздоровался...как его...ну, этот...а...Прилучный", - закончил я свою тухлую тираду.

Смотрю - с женой что-то происходит. Неладное что-то - выпрямилась вся, побледнела.

"С Павлом?!" - внезапно взвизгнула она.

"Да, с Павлом", - пробормотал я в недоумении.

"Как поздоровался?" - снова взвизгнула жена.

"Как-как, обыкновенно - за руку", - ответил я вполне уверенно, как будто здороваться за руку с Павлом Прилучным для меня действительно было привычным делом.

"За эту?" - прошептала она, осторожно вынимая из моей правой руки, лежащей на столе рядом с тарелкой, вилку.

"За эту", - подтвердил я, приосанившись.

Несколько минут мы с женой сидели в полной тишине. Было слышно, как в ванне капает из крана вода и как Артем в детской лупит пальцем по экрану своего планшета. Все это время жена осторожно гладила мою руку, как будто это был маленький котёнок, и мечтательно смотрела вдаль.

И тогда я начал смутно припоминать, что, несмотря на свою морковность, жена души не чает в этом Павле Прилучном и залипает каждый раз, когда видит его на экране.

Все недавние колоссальные ощущения со светского раута моментально вернулись ко мне. Я вновь поучаствовал себя ананасом. За годы брака я ещё ни разу не был настолько интересен жене, как в ту минуту.

"Мы с ним обсудили его новый фильм", - решил я добить любимую.

Любимая ахнула, придвинулась поближе и положила голову мне на плечо.

"Привет!" - сказал мой друг.

"ЗдорОво!" - ответил ему Павел Прилучный и поздоровался за руку с ним и со мной.

"Ыыы!" - добавил я.

Вот так мы с Прилучным обсудили его новый фильм.

(Автор-Олег Батлук)