Как-то раз решил Лев Троцкий навестить в ссылке Владимира Ленина. Купил сладких конфет, вина, книг и сел на поезд. Приехал в далёкое село Шушенское и сразу же, нос к носу столкнулся с Ильичём. Идёт себе Ленин с охоты, а впереди него собачка бежит. Обрадовались соратники друг другу, обнялись, расцеловались.
— Как Вы здесь, Владимир Ильич? — спрашивает Троцкий. – Я вижу, с ружьём ходите. Готовитесь к революционным боям?
— Да нет, Лев. Скажу тебе честно, так увлёкся охотой, что день и ночь на болотах провожу, выдр стреляю, — лукаво смеётся Ильич.
Так, болтая, да пошучивая, дошли до дома. Открыл Троцкий дверь и обомлел. Вся изба шкурками выдр завалена, а за столом сидит усатый кавказец с ножом. Кавказец ножом тушку распарывает, выскабливает изнутри и кишочки под стол бросает. Затем шкурку отдаёт неопрятной девушке с выпученными глазами. Та её на рамку натягивает и сушиться ставит. Кровь кругом, мухи и запах, как на бойне.
— Так вы… э-э-э-э, тут живёте, Владимир Ильич? — спрашивает Троцкий.
— Живём-поживаем большой дружной семьёй, – смеётся Ленин. – Знакомься, это Наденька, невеста моя. А, это Коба, товарищ из Тифлисской ячейки. Ну, а теперь, по-сибирски, в баньку и за стол.
Попарился Троцкий в бане, пообедал, выпил чарку-другую кедровой, и повело его.
— Мы, — говорит, — в Питере, день и ночь в типографиях, да на митингах. Повсюду жандармы, слежка, предатели. Последнее здоровье партии отдаём!
А Владимир Ильич, тем временем, с грузином на счётах считают, переговариваются вполголоса, похохатывают.
— Не слушаете меня совсем, — разобиделся Троцкий.
— Вы уж простите, их Лев Давидович, — наклонилась к нему Наденька. – Но больно в этот сезон зверь хорошо идёт. Вот мальчики и увлеклись – шкурки считают.
— Шкурки считаете, — не унимается Троцкий. – Россия под царским игом стонет, а вы – шкурки!!!
— Лёва, уймись, — улыбается Ленин. – Надюше шубку надо? Надо. Иосифу, вот, подкладочку для шинели пошили. Мне кепку меховую сконстролили. Да, не дуйся ты, пламенный революционер. Иногда надо и о себе подумать.
— Да я! – горячится Троцкий. – Всё до копейки в партийную кассу несу. А вы тут мошну набиваете.
— Ты, товарыш, — привстал грузин, — давай, нэ о наших шкурах думай. Ты, лучше о своей шкуре, козий сын, думай.
— Спокойно, спокойно, Коба, — заволновался Ленин. – Лев Давидович шутит так. Юмор у него такой. Специфический. Еврейский юмор называется.
— Нэ нужен нам тут такой юмор, — грузин шумно почесал небритое горло.
Троцкий обиделся, замолчал и, не прощаясь, ушёл спать на сеновал. Лежит, ворочается.
— Совсем они, — думает, — тут озверели. Ещё, не дай бог, ножом пырнут или ледорубом огреют. Надо в Питер возвращаться.
