В детстве я, стыдно вспомнить, была очень капризной и вредной девчонкой: чуть что не так – и в истерику. Натуральную такую истерику, со слезами в три ручья, диким ором, падениями на пол и разбиванием всего, что бьётся. А главное, по мне так и не сказать было – очаровательная такая малышка, вся в кучеряшках, кружавчиках, бантиках. Дед ремнём погрозит – и сразу же растает, мол, ну как такого ангелочка бить. А ангелочек, как что не понравится – опять за старое.
И вот однажды осенью вышла такая история. Мы с мамой стояли на остановке, совсем рядом с магазином игрушек. Помимо нас, на остановке стояло ещё человек пять – много народу, в общем. Но меня это не смутило: тогда я как раз сломала одну из старых кукол и принялась верещать, мол, купи новую, всё равно магазин рядом. Мама, естественно, никуда не пошла, просто шикала на меня то и дело «Замолчи, замолчи», а люди косились, но молчали. Неловко делать замечания чужим детям и всё такое.
А потом к нам подошла та женщина. На цыганку похожа – волосы длинные, чёрные, вьющиеся, сама смуглая, на руке широкий браслет, серьги крупные, ещё и в платке поверх куртки. Улыбается, и золотой зуб изо рта торчит.
- Ай, какая хорошая маленькая девочка, такая красавица, вся в маму! – она ещё говорила так странно – слова тянула, как будто напевала. – А у меня для хорошей девочки подарок есть.
И достаёт из-под платка куколку – крохотную совсем, с её ладонь где-то. Главное, и куколка сама странная – они обычно беленькие все, улыбаются, а эта черноволосая, лицо хмурое и платок поверх платьица повязан такой же, как у самой женщины. Я сразу плакать перестала, хвать куклу – и давай разглядывать. Мама вздохнула, за кошельком полезла, да только цыганка её остановила:
- Не надо денег, красавица! Дарю, уж больно дочка у тебя хорошая!
Мама ещё несколько раз попыталась хоть сколько-то заплатить женщине – как же, от незнакомой женщины за просто так что-то взять, а цыганка отмахивалась всё, не надо, мол, ничего. А потом развернулась – и пошла от остановки, да так быстро, почти сразу из виду пропала. А кукла осталась.
Так с тех пор, как кукла у нас дома появилась, начала всякая чертовщина твориться. То плита сама собой включится – хорошо хоть у нас не газ был, то лампочки, едва их вкрутишь, взрываются, то ещё какая ерунда. И главное – каждый раз в той комнате, где что-то происходило, находили хмурую черноволосую куклу. Меня ругали – нечего игрушки разбрасывать. А я, уж на что маленькая была, говорила – не приносила я её туда. Да только кто же капризуле поверит? Я эту куклу постоянно с собой таскала, вот и думали родители – случайно роняю, а потом и вспомнить не могу, что тут оставила.
Ещё у меня, одна за другой, начали ломаться все остальные куклы. То голову им отломают, то руки-ноги отдельно сложат. Мама сначала злилась, даже пару раз меня отшлёпала – думала, я сама их ломаю, чтобы мне новые игрушки покупали. Так и получилось, что осталась у меня в итоге только одна кукла – та самая, цыганкой подаренная.
Как-то раз я проснулась среди ночи и увидела вдруг ту женщину с остановки. Она стояла в углу комнаты, у тумбочки с моими игрушками, и потрошила ножом плюшевую игрушку. А наружу как будто не вата вываливалась, а кровь текла, и руки у цыганки были все красные. Я хотела закричать, но она приложила палец к губам – и у меня совсем голос пропал. Потом она пропала, а ко мне сразу речь вернулась – я и принялась маму звать. Мама прибежала, а игрушка разрезанная на полу валяется, и куски поролона возле тумбочки. Тогда меня первый раз ругать не стали, тем более что я от страха и говорить связно не могла, только плакала и повторяла «Она тут была, она тут была»…
Я тогда здорово на куклу разозлилась – пока её мне не подарили, так и проблем никаких не было. Швырнула её об стену, так, что у неё кусочек руки откололся. Маленький такой пластиковый пальчик. Смотрю, а у неё выражение лица изменилось, брови ещё сильнее нахмурены и рот оскален, так, что зубы видны. А тут с кухни папа закричал: он как раз мясо для отбивных рубил. Я на кухню бегу, а там, на доске, рядом с мясом, что-то маленькое, в крови, и папа кричит, за руку держится. Потом врачи приехали, его в больницу увезли. Сказали, он тесаком, которым мясо рубил, себе по руке случайно ударил – и мизинец себе отсёк, хорошо, потом пришили.
Тут я поняла – нельзя куклу обижать, нужно её сразу убить, чтобы сделать ничего не успела. Вы вот смеётесь, а я тогда её уже как живое существо воспринимала, как ту цыганку – живое и очень-очень злое. Но при этом и страшно было – вдруг я её убью, а потом кто-нибудь тоже умрёт? Спать почти совсем перестала, ревела всё время. Думала – может, просто кому-нибудь передарить, да и забыть, пусть сам разбирается? Только подумала – и ночью мне опять та цыганка привиделась, пальцем погрозила, мол, не думай даже оставлять где или дарить, тебе же хуже будет.
На следующий день мы с мамой и бабушкой сидели в гостиной. Бабушка вышивала, а мама телевизор смотрела. А у меня кукла на коленях – я уже боялась её оставлять, вдруг кто случайно сломает, а потом плохо будет. И тут бабушка вскрикнула – случайно иголкой укололась, да сильно, так, что кровь выступила. Смотрю на куклу – а она улыбается, довольная такая! Тут я как разозлилась, как закричала:
- Меня мучай! А кроме - никого не трогай! – и вышвырнула её в открытое окно. Можете не верить, но я крик услышала – пронзительный, как будто человека, а не игрушку, с десятого этажа вышвырнула. Меня ругали, а я только плакала – и облегчение было, и страх, куда деваться.
Куклу потом во дворе не нашли, даже следов, и цыганка больше не появлялась. Такие вот дела. А я до сих пор, если цыганку какую или черноволосую куклу увижу, вздрагиваю.
