Я знаю чего ты боишься

Изменить момент своего прошлого… Кто не хотел бы иметь такую возможность. И она у меня есть. Вот только на карту поставлены 26 лет, и нет короткого пути, чтобы вернуться в настоящее.

⠀

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7 • 8 • 9 • 10

Совет: перечитайте части 9-10 с новыми знаниями =)

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Говорят, что, когда закрывается одна дверь, открывается другая, но это полная херня, придуманная для самоуспокоения людьми, слишком боящимися признать, что прошлое ушло безвозвратно.

⠀

Дверь позади меня захлопнулась с глухим стуком.

⠀

Я стояла в коридоре больницы Св. Франциска.

⠀

Обернулась и увидела вход в тот самый чулан, где много лет назад впервые прочитала список правил. Осторожно приоткрыв ее, я заглянула внутрь.

⠀

Ядовитый запах аммиака ударил в нос. Я потянулась к лампочке и потянула за цепочку. Желтоватый свет залил заброшенную кладовку. Ничего.

⠀

– Ну нет, этим путем тебе больше в Нарнию не попасть, – раздался голос у меня за спиной.

⠀

Я обернулась и увидела знакомого уборщика, терпеливо стоящего рядом, засунув руки в карманы.

⠀

За годы общения с умирающими и прочими безнадежными людьми я отлично научилась читать по лицам, но даже близко не могла предположить, что скрывается за его глазами. Он выглядел точно так же, как и всегда, поэтому сложно было сказать, какой сейчас год.

⠀

А потом я вдруг услышала жужжание кнопочной нокии на стойке неподалеку. Посмотрела на ламповый телевизор, свисающий с потолка. Он передавал зернистое изображение “Американского идола” с Саймоном Коулом, который, очевидно, был еще жив на то время. Я потянулась к карману за своим десятым айфоном, но быстро сообразила, что не найду его здесь.

⠀

Голова шла кругом.

⠀

– Тебя ждут, – просто сказал уборщик, указывая рукой вдаль.

⠀

Ошеломленная, я сделала пару шагов в том направлении.

⠀

Обернулась. Он исчез.

⠀

Так что я просто шаг за шагом продолжила идти вперед, не собираясь останавливаться, пока не выясню, куда, черт возьми, ведет этот путь.

⠀

– Вы рано! – раздался чей-то голос. – Неплохое начало.

⠀

Я огляделась вокруг и поняла, что подхожу к двери кабинета доктора Скритт.

⠀

Голос шел оттуда.

⠀

Я вошла внутрь.

⠀

Кабинет будто декорировал слепой шизофреник, и я вдруг преисполнилась благодарности к доктору Скритт за тот сдержанный стиль, который она привнесет. Шторм, бушевавший снаружи, прекрасно дополнял тоску, навеянную шторами мерзкого серо-коричневого цвета.

⠀

Невысокий лысеющий мужчина вразвалочку подошел ко мне, протягивая руку. Одет он был так же, как выглядел: его можно было целиком описать фразой “плевал я на себя”. Я искренне понадеялась, что, ради него же самого, он мог компенсировать недостаток физической привлекательности интеллектом.

⠀

– Джерри Рингуотер, финансовый директор, счастлив с вами познакомиться. Правление уже давно прогнозировало ваше прибытие. – Он схватил мою руку своей маленькой липкой ладошкой и энергично потряс. – Между нами говоря, – пробормотал он, понизив голос, – я думаю, что сейчас самое время поставить женщину главврачом в больнице Св. Франциска. – Он подмигнул.

⠀

Я подняла глаза и увидела с полдюжины представителей правления больницы. Среди них был и Джон Стивенс, выглядевший намного моложе и здоровее, чем когда лежал в гробу при нашей последней встрече. В этой точке временной линии он еще не успел занять пост мистера Рингуотера.

⠀

От шока мне пришлось покрепче сжать булки, чтобы не раскрасить пол в цвет штор.

⠀

– Кстати, – продолжил Джерри, повышая голос, чтобы все могли его расслышать, – правление уведомило нас, что вы только что официально сменили фамилию. Прошу прощения, но нам не сообщили, как к вам теперь обращаться. Дак, как нам называть вас, доктор?..

⠀

Я посмотрела на стеклянный шкафчик позади стола. Мое отражение посмотрело в ответ.

⠀

Мне нужны очки.

⠀

Тонкие очки, если точнее.

⠀

Добавьте четырнадцать лет, и я стану вылитым ее двойником.

⠀

– Ох черт. Не может, блять, быть, – прошептала я.

⠀

– П-простите? – изумленно отозвался Джерри.

⠀

Я резко повернулась к нему и прищурилась:

⠀

– Вивиан Скритт. Мое имя означает “жизнь”.

⠀

Он слегка побледнел и сглотнул.

⠀

– Конечно, доктор Скритт, мои извинения. – Он отступил на пару крохотных шагов. – Не желаете ли познакомиться с доктором Мэтьюзом, нашим главой хирургии?

⠀

***

Мой разум медленно закручивался вокруг новой реальности, невозможной, но вездесущей. Не осталось ни одной ниточки, связывающей меня с “реальным” миром. У меня закружилась голова от одной мысли, насколько на самом деле хрупки границы нашего бытия. Неужели смерть – просто еще один способ признать, что нас никогда и не существовало?

⠀

Внезапное осознание пронзило мою ноющую голову и грозило превратить сфинктер в черную дыру.

⠀

– Число? – рявкнула я, так сильно впиваясь в дряблые бицепсы Джерри, что тот болезненно поморщился. – Какое сегодня число?

⠀

Он в шоке уставился на мою руку, разинув рот, и не успел ничего ответить, как вдруг нас прервал Джон Стивенс:

⠀

– О, доктор Скритт, познакомьтесь с нашим главой хирургии, доктором Мэ…

⠀

– Мне нужно, чтобы вы пошли со мной прямо сейчас. – Сквозь толпу протолкался высокий мужчина в униформе, с нарастающей паникой в глазах. – Вы официально новый главный врач?

⠀

Я уже собиралась оглядеться в поисках подтверждения, но незримая сила заставила меня уверенно шагнуть вперед, не смотря по сторонам.

⠀

Джерри пискнул из-за моей спины:

⠀

– Она…

⠀

– Уже на посту, как и все остальные. Спасибо за визит, леди и джентльмены. Итак, доктор Мэтьюз, я – доктор Вивиан Скритт. Давайте пройдемся и поговорим.

⠀

Чувствовалось, что этот человек не склонен заниматься ерундой. Мне импонировал этот факт, но он же неизбежно усиливал мое растущее чувство паники, учитывая, насколько нервничал этот человек.

⠀

– Доктор, я никогда не видел ничего подобного. Девятнадцать минут назад школьный автобус скатился с насыпи. Подтверждено, как минимум, тринадцать смертей. Половину дорог в Чарльстоне перекрыли из-за этого кошмарного шторма. По меньшей мере шесть моих хирургов не могут добраться до больницы.

⠀

– Вы приходите ко мне в мой первый день на посту главного врача и приносите новость о полном автобусе мертвых детей? – спросила я смертельно бледного доктора Мэтьюза.

⠀

– Ну… нет… Большинство из них ну… Они еще пока живы, доктор Скритт.

⠀

Я закрыла глаза и позволила молниеносной вспышке начинающейся мигрени пронзить мою голову. Неослабевающая боль баламутила потрепанное серое вещество внутри моей черепной коробки, будто игривая кошка, досуха вылизывающая шершавым языком каждую каплю молока из глубин миски.

⠀

Три секунды.

⠀

А затем я спокойно выдохнула, принимая и вбирая затяжную боль как часть себя. Как силу, движущую меня вперед.

⠀

– Как далеко сейчас первые машины скорой помощи?

⠀

Доктор Мэтьюз судорожно сглатывает.

⠀

– Должны прибыть в больницу через четыре минуты. Наводнение, смывшее автобус, перекрыло мост 77 автострады через реку Элк, так что…

⠀

– Ты сейчас хочешь сказать мне, что больница Чарльстона не сможет принять пострадавших?

⠀

– Эм, ну… Да, именно это я и хочу сказать.

⠀

Боль усиливается.

⠀

– Сколько операций придется сделать? – спросила я максимально вежливо.

⠀

– Мы ожидаем двенадцать, – сморщился он.

⠀

– Двенадцать?! Это просто кошмарный шторм, но какого черта этот автобус делал… Неважно, будем есть слона по частям. У нас недостаточно персонала для этого дерьма, детских хирургов не хватает и в хороший день. – Я глубоко вздохнула и прокрутила цифры в голове. – Похоже, паре интернов сегодня предстоят первые одиночные операции.

⠀

Он быстро кивнул, развернулся и побежал прочь.

⠀

Конечно, я знала к чему это все идет.

⠀

И твердо решила, что на этот раз все будет по-другому.

⠀

~

Оригинал (с) ByfelsDisciple

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Чатик для обсуждений

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Продолжение триллера о маньяке.

Пролог

===

Глава 1. Боксер

Грязный пыльный УАЗ «буханка» вылетел из-за угла и на скорости пронесся по пустынной в ранний час улице.

Радио играло во всю мощь. Грохот рвался из приоткрытого окна. Голос, искаженный плохими динамиками, истошно выводил:

«Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Водитель, кажется, хотел выключить радио, но не рискнул оторваться от "баранки". Рев динамиков разлетался по улице, тонул в пыльных кронах тополей и отражался от серых стен пятиэтажных домов.

Старик вступил на пешеходную «зебру» и неторопливо пошел, даже медленней, чем ходил обычно. Это был его старый трюк. «Ты меня заметишь и будешь беситься, но ждать, пока я ме-е-едленно перехожу дорогу».

Но «буханка» и не думала сбавлять скорость. Она неслась на Зверева – и тот вдруг почувствовал страх. Ноги ослабели, редкие волосы на затылке стали дыбом. Словно машина задумала его убить. Обычно добродушная морда «буханки» – с круглыми фарами, словно вечно удивленными – вдруг показалась Звереву зловещей. Раздавить всмятку, страшным ударом подбросить изуродованное тело над мостовой, так, что очки улетят в одну сторону, крутясь и сверкая в лучах утреннего солнца.. А тело полетит в другую. Не тело – мешок с костями… Зверев взмок, ускоряя шаги, и успел мысленно умереть, пока машина приближалась… Ближе. Ближе… О, боже!

В последнюю секунду он успел выскочить из-под колес. Вууух. Его чуть не сбило воздушной волной от несущейся на скорости машины, развернуло и дернуло. Старик с трудом остался стоять, пошатываясь. Палка заскрипела, когда он налег на ее всем весом.

- Урод! - запоздало закричал Зверев. «Буханка» мчалась дальше, игнорируя его крики.

- Скотина! Напьются пьяные и ездят! Дебил!

Он хотел погрозить вслед тростью, но побоялся не удержаться на ногах. Суставы таза яростно ныли.

Он открыл рот, закрыл. Пожевал пластиковыми челюстями. Прошло уже полгода, как их поставили в бесплатной клинике, за госсчет, а они все еще натирали десны до крови.

Он пожевал челюстями – назло.

«С нашим государством ты вечно будешь чувствовать привкус крови во рту», желчно подумал он.

- Дебилы! – крикнул он, уже без злости. И все-таки погрозил палкой.

И вдруг замер. Он увидел, как вдалеке «буханка» затормозила и начала разворачиваться. Зверева окатило холодом. Он развернулся и заковылял обратно через переход. Домой, домой.

«Везде психи. Просто везде».

* * *

«Чуть не сбил», отстраненно подумал Денис. Мысль не пробилась сквозь усталость, окутавшую его, а ударилась в нее и словно бы заскользила по ее поверхности, точно по льду. «Ну и хуй с ним», следующая мысль была тоже отдаленная и равнодушная. Когда темная фигурка появилась на дороге, измученный мозг даже не среагировал, чтобы дать телу сигнал о торможении. Настолько Денис устал.

«Я сейчас усну». Он вскинулся в последний момент, открыл глаза. Улицу начало клонить влево… стоп.

Он нажал на тормоз, останавливая машину, чувствуя, как темнеет в глазах и не хватает воздуха. Так, спокойно. Никакой паники. Он вдохнул глубоко, задержал дыхание – и выдохнул медленно и плавно. Если делать это упражнение достаточно долго, организм перестанет думать, что умирает. Теоретически.

Он повернулся и заглянул назад, в салон. Вокруг ревело и грохотало, как в чудовищной жестяной банке.

- Аня! Ты как? – спросил он. Потом сообразил и выключил магнитолу. Сразу стало тихо – и жутко. Оказывается, весь этот грохот и рев помогал ему не думать, не вспоминать, отодвигал страх и боль куда-то в другую реальность.

- Аня?

- Н-ни… - она задохнулась. Аня дышала теперь быстро и поверхностно – и это тоже было неправильно. Возможно, это повреждение легкого, пневмоторакс… или как его там? Или шок.

- Что? – спросил он тупо. – Тебе что-то надо? Скажи. Аня!

- Н-ничего, - она говорила едва слышно, словно шелестящий на последнем издыхании вентилятор. – П-по… еали… - она устало прикрыла веки.

Она уже почти не может говорить.

Он повернул голову, щелкнул позвонок, шея занемела. Он увидел, какая она бледная. По-хорошему, ей надо бы побыстрей в больницу. Он покачал головой. Навигатор не работает, телефоны потеряны или разряжены, а он знает только путь до «ментовки».

В глазах иногда темнеет. Денис боялся, что в один прекрасный момент он просто заснет за рулем от усталости и перенесенного стресса («давайте, дамы и господа, сделаем ЭТО!») и врежется в ограждение или припаркованную машину. И конец.

«Не худший вариант», подумал Денис. Все так же, из другой галактики. Не худший точно.

И тогда точно все закончится.

Он разозлился на себя, прикусил губу – рот наполнился железистым вкусом крови.

Он посмотрел на свою руку, замотанную грязной тряпкой. Сквозь нее проступала кровь, уже подсохшая. Рука лежала на руле, на черной гладкой «баранке». Кажется, она теперь неправильной формы. И это теперь навсегда.

«Я ненавижу всех». Он выжал сцепление, потянулся к рычагу коробки передач. С хрустом, враскачку, вогнал вторую скорость. Боль в изуродованной руке разгоняла туман перед глазами. «Нет времени на раскачку… ха-ха». Чуть добавил газа – двигатель взрыкнул. Денис медленно отпустил сцепление.

Буханка дернулась, но нехотя переварила эту вторую скорость – и поехала.

«Ненавижу всех…»

И себя, подумал Денис, продолжая вести машину, подруливая и направляя. «Больше всего я ненавижу самого себя». Трус.

Хотя, возможно, мне давно стоило бы понять, какая я сволочь и мелкий жалкий мудак… и принять себя. Как во всех этих модных психологических системах. Прими себя, какой ты есть, мудила.

А этот… Дениса передернуло при одном воспоминании о том человеке. «Он тоже себя принял таким, какой он есть?»

И нет ли в этом «прими себя» – какой-то огромной невыносимо чудовищной лжи?!

Перед глазами вдруг вспыхнуло лицо брата… Затем Степы. Степыч улыбался – страшно и весело. Щека у него была вскрыта, лоскут кожи вырезан – и обнаженные мышцы двигались, натягивали белесые сухожилия, когда он улыбался и что-то говорил, Денис никак не мог разобрать, что именно. Отвернутый лоскут кожи болтался у шеи и раздражал. Потом появилась Оля – почему-то синяя и голая, она потянулась и обняла Дениса. Внезапно Дениса повело. Он вдруг понял, что заснул.

В следующий момент он рывком очнулся, увидел приближающийся столб – и с силой ударил по тормозам и вывернул руль. «Буханку» занесло и чуть не опрокинуло. От удара грудью об руль Дениса едва не убило. Он задохнулся. Боль была… сука, отрезвляющей. Он застонал сквозь зубы. Аня побелела от боли и стонала.

Он помедлил. Так, я чуть нас обоих не угробил.

«Я должен ее довезти». Да, должен – не ради себя, не ради нее, а ради брата. Довезти Аню.

«Ради брата? Да не пизди! Кому ты врешь?!»

Он помотал головой. Даже несмотря на всю встряску пробуждения и ужаса, что могло случиться непоправимое, он все равно больше всего на свете мечтал просто закрыть глаза – и умереть здесь.

Сдаться.

«Сука», Денис вздрернул голову. С уголка рта сорвалась длинная капля струны. Он вытер губы и подбородок забинтованной рукой, выпрямился.

Оглянулся на Аню. То, что он увидел, его напугало. Ее бледность превратилась в мертвенную, почти

- Аня! Аня, слышишь?! Не спи.

Он понял, что еще чуть-чуть – и не сможет даже вылезти из-за руля. Поэтому нужно сначала доехать и дать знать АДЕКВАТНЫМ ЛЮДЯМ, которые знают, как выбраться из всего этого. И тогда можно упасть, свернуться клубком, как он мечтал сейчас больше всего на свете – и спокойно умереть. Не быть. Не помнить. Не знать.

Он вздохнул. Завел «буханку» – и поехал, осторожно и аккуратно, словно лежачий больной после года неподвижности снова учиться ходить. И не доверяет пока своему телу.

«Поехали, Аня». Поехали.

* * *

- ...одного из беглецов удалось задержать. Сейчас ведутся поиски остальных. Нам известны их имена. Это некто Азамат Дунгаев, осужденный за мошенничество и сбыт наркотиков, и…

Сергеич прочертил пальцем по горлу, давая понять, что нужно остановить запись.

- Ты издеваешься? - взбрыкнула Анфиса, словно молодая норовистая кобылка. Он почти видел, как из-под стройных длинноногих копыт летит желтый песок. - Я почти весь текст успела сказать!

- Сейчас будет брак по звуку.

Словно подтверждая его слова, «скорая» включила сирену, пытаясь пробиться к главному входу. Проезд был плотно заставлен личными машинами журналистов и фургонами передвижных студий.

Журналисты недовольно посмотрели в сторону «скорой», но никто не сдвинулся с места. Они окружили гладковыбритого мордатого полицейского в погонах УФСИН, который, как попугай, повторил тоже самое, что и полчаса назад:

- Мы проводим розыскные м-мероприятия, по многим направлениям. Пока мы не можем ничего сказать по поводу... сбежавшего преступника... и точном количестве... ж-жертв…

Мордатый багровел и заикался. Больше всего он боялся ляпнуть что-нибудь не согласованное с вышестоящим начальством. А то пока молчало. За это Сергеич мог поручиться – он много повидал таких пресс-секретарей за свою жизнь. Сирена выла.

- И долго она будет орать? - возмутилась ведущая.

Сергеич пожал плечами.

- Пока кто-нибудь не отгонит машину, чтобы дать «скорой» проехать.

- А!

Сергеич устало посмотрел на свою коллегу: смазливая, стройная, в обтягивающей грудь лиловой блузке, со злым и цепким взглядом – Анфиса, «золотце», одним словом.

Текст она писать не умела, за нее это делал помощник продюсера. Учить то, что ей написали, тоже не хотела. Видимо, понимала, что на этом карьеру не построишь. А вот с кем дружить и с кем спать, она явно секла. Сергеич в число избранных не входил – это он уже сообразил по тому, как она стала на него покрикивать. Да уж, не об этом он мечтал, когда заканчивал ВГИК с красным дипломом. Его мастером на курсе был знаменитый Княжинский, который работал с самим Тарковским. А вот для него Тарковского не нашлось. Сергеич вздохнул.

Вместо Оскара за лучшую операторскую работу у него был ненормированный рабочий день, полное отсутствие личной жизни, нищенская зарплата и язва от вялотекущего алкоголизма. И еще на него теперь покрикивает эта вертихвостка, которая совсем недавно прочитала на камеру с бумажки, что этой весной уже появились первые «лесные капатэлли». Жаль что это было не в прямом эфире, лесным копателям бы понравилось, что их профессия отдает Провансом.

Сирена взвыла еще раз, и «скорая», не найдя отклика в черствых душах журналистов, проложила путь по недавно высаженной клумбе.

Анфиса презрительно встряхнула красивой головой:

- Чего стоишь? Давай еще дубль, пока из студии не позвонили.

- Нет! - отрезал Сергеич. «Пусть кровь не греет старых лап», вспомнил он некстати. Была такая песня группы «Любэ». Сергеич поморщился. Про старого битого волка, который должен выгребать за всю стаю. Полжизни слушаешь джаз, умеешь в нем разбираться, а в такие моменты вспоминаешь пургу всякую. Одинокий алкоголизм под джаз всегда идет лучше. - Быстро бежим к врачам и спросим про задержанного.

Анфиса, сообразив, что здесь надо слушаться, в два прыжка перескочила клумбу и, не обращая внимания на испачканные туфли, бросилась к машине «скорой помощи». Может, и выйдет из нее толк, подумал Сергеич.

- 38-й канал, что вы можете сказать о состоянии задержанного? – напористо набросилась она на врача в синем комбинезоне.

Тот с досадой повел головой. Но Анфиса была по-настоящему красивой, секси. Надменная мордашка, осанка стервы. И молодость. Иногда это настоящее преимущество, которое никаким опытом не перекроешь. «Почему мы, мужики, всегда на что-то надеемся?», подумал Сергеич. «Вот идиоты».

Поэтому врач ответил вежливо:

- Мы только что прибыли, вы разве не видели?

- Но вам же наверняка описали по рации ситуацию? Говорят, у пострадавшего пулевые ранения…

«Неплохо», оценил Сергеич. Дебютантка блефовала, но делала это удачно.

- Пулевые? – удивился врач. От удивления он забыл, что Анфиса красивая, и стал самим собой. - Просто порезы, это уж явно не пулей. Ожоги первой-второй степени…

Полицейский выскочил из дверей и, оттолкнув журналистку, потянулся к камере.

- Назад, я сказал! – заповедный ментовский вокал, можно сказать. Этот рык у нас песней зовется.

Сергеич профессионально, в одно движение, снял с плеча камеру, прикрыл ее всем телом и отшагнул назад.

- Да ты понимаешь, с кем разговариваешь?! - Анфиса дерзко взглянула на полицейского и тут же отошла в сторону, не поворачиваясь к нему спиной.

Быстро учится, подумал Сергеич.

- Что теперь? – спросила Анфиса громким шепотом. Сергеич покосился на нее. Вот теперь мы еще и заговорщики.

- Ладно, давай допишем текст, а потом я поснимаю перебивки, может, и в окно кого удастся подснять.

Ведущая кивнула.

Анфиса проверила макияж, глядя в камеру айфона, и затараторила заготовленный текст:

- Сейчас я нахожусь у отдела полиции, где временно находится штаб по розыску беглецов. Лучшие силы полиции, федеральной службы исполнения наказаний и ФСБ собрались здесь, чтобы найти их как можно быстрее. "Черный аист" — одна из самых охраняемых тюрьм России, многие заключенные содержатся здесь пожизненно. Рано утром, когда город еще спал, трое заключенных проникли в соседнее здание, захватили приехавшую на вызов машину скорой помощи, взяли в заложники медперсонал, протаранили заграждение и скрылись в неизвестном направлении… Позже одного из беглецов удалось задержать. Сейчас ведутся поиски остальных. Нам известны их имена. Это некто Азамат Дунгаев, осужденный за мошенничество и сбыт наркотиков, и… - Анфиса сделала драматическую паузу. - Тимофей Ребров, "Доктор Белизна"… серийный убийца и, возможно, людоед… В интернете его прозвали российским Ганнибалом Лектером…

Сергеич вдруг почувствовал страшную усталость. Кого он обманывает? Никогда он не снимет свой фильм, никогда. До конца жизни – ладно, до пенсии – будет снимать эти дубли и проходки, эти перебивки, этих безмозглых красивых ведущих одну за другой. Он словно столб у дороге, который они все должны миновать, чтобы добраться до места назначения. А кто-то не поленится и обоссыт.

«Вот и эта…».

В следующий миг его толкнули под локоть, камера дернулась. Сергеич едва удержался на ногах.

- Эй! – возмутился он.

- Извините, - сказал парень равнодушно и прошел мимо. Высокий, крепкий, лобастый, с короткой стрижкой. Боксер, что ли? – подумал Сергеич. – Или ММА-шник? Однажды он два месяца работал в команде, которая снимала документалку о бойцах смешанных единоборств. И теперь мог опознать боксера даже с километра – по характерной манере и движениям, по наклону головы. «Точно боксер», подумал Сергеич. И замер.

С руки парня сорвалась капля. Разбилась о нагретый солнцем асфальт. Почти черная.

Похоже на кровь. Сергеич моргнул. И вдруг понял, что затылок у него стиснуло – ледяной рукой провидения. Рядом ведущая что-то ему выговаривала.

- Заткнись, - приказал он. Анфиса от неожиданности послушалась. Сергеич оглянулся, он был весь как охотничий пес, натянутый и резкий.

«Но молодой вожак… поставил точку так…»

- Ты охамел? – спросила Анфиса и замолчала, увидев его лицо. Сергеич повернулся.

Вот оно. Цепочка кровавых пятен тянулась по асфальту – в сторону дороги. Сергеич выпрямился, крылья носа подрагивали, словно он скинул два десятка лет и вдруг перестал ощущать вес тяжеленной «Арри алексы» на плече. Он пригляделся. Так. Парень пришел оттуда, вон от того «уазика-буханки». Машина была грязная, пыльная… и жутковатая. Словно темное холодное пятно посреди нагретой солнцем улицы. Сергеич почему-то представил, что на рессорах у «буханки» рыжеет слой ржавчины, и это будет хорошо смотреться в кадре. Четкая фактура.

- Что? – спросила ведущая.

- Видишь машину? – сказал он Анфисе. - Работаем.

Что-то в его голосе подсказало ей, что спорить нет смысла. Они побежали. Сергеич видел, словно в рапиде, как вылетают из-под ее каблучков комья земли. «Может, и выйдет из нее толк».

- Дверь! – приказал он.

Она схватилась за ручку и потянула вниз. Наивная. Сергеич частенько имел дело с «буханками». Уазик военная машина, тут порой здоровый мужик не сразу дверь откроет.

Дверь не открылась. Анфиса прикусила алую губу – и налегла двумя руками, всем весом. К-кррак!

Дверь наконец отворилась. Анфиса замерла, отступила на шаг. Глаза ее расширились. «Отвернется», подумал Сергеич. Но она не отвернулась. Сергеич краем глаза увидел побелевшее лицо ведущей.

В машине лежала девушка.

Рыжие волосы рассыпались по полу, вся машина в крови. Сергеич застыл на долгое мгновение. Черт. Неужели это действительно происходит? Мгновение прошло, и он вскинул камеру на плечо. Работаем.

Проклятая профессиональная деформация, подумал он мимоходом, продолжая снимать.

Тарковский, чистый Тарковский.

Сцена с самоубийством Хари. Там, где она выпила жидкий азот. Нет, это лучше.

«Это мой фильм», подумал он.

А потом Анфиса закричала.

продолжение главы следует...

(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков

Все это время я тешила себя иллюзией, что правила созданы для того, чтобы дать нам шанс преодолеть злую волю, захватившую эту больницу. Но это мой список, и он только охраняет меня от моих собственных демонов.

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7 • 8 • 9

Это не финал =) Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Кому-то суждено умереть. Казалось, это было очевидно.

⠀

Я бежала по коридору, следом за доктором Скритт и уборщиком. Бежала до тех пор, пока легкие не стали разрываться от боли.

⠀

В какой-то момент я поняла, что уборщика с нами уже нет, по крайней мере физически. В любом случае, в палату, где сцепились Граулт и Фалхар, вошли только я и доктор Скритт. Фалхар всем весом пригвоздил Граулта к полу, а в руке у последнего был зажат до боли знакомый список.

⠀

Каждый из них был на полсотни килограммов тяжелее меня. Так что я просто замерла в дверях, понимая, что бессильна что-либо сделать.

⠀

Доктор Скритт, чья фигура была точной копией моей, протиснулась мимо.

⠀

– Эй! – крикнула она. – Немедленно прекратите это дерьмо!

⠀

– Но он взял мой…

⠀

– НЕМЕДЛЕННО.

⠀

Она резко развернулась и вышла.

⠀

Сначала противники никак не отреагировали.

⠀

Затем Фалхар медленно встал и отошел от Граулта, с трудом поднимающегося на ноги.

⠀

Я усилием воли стряхнула оцепенение и тоже повернулась, готовая уходить…

⠀

– Я все еще знаю, что ты сделал, – просвистел позади меня шепот.

⠀

Я развернулась.

⠀

Доктор Граулт вперился взглядом в доктора Фалхара:

⠀

– Ты ненормальный! Ты ведь в курсе, правда? – снова прошипел он.

⠀

Фалхар рванулся вперед, и следующие несколько секунд слились для меня в неясном месиве.

⠀

И только через мгновение до меня медленно стало доходить, что я вклинилась между двумя мужчинами в попытке удержать Фалхара.

⠀

Он завопил:

⠀

– Пять лет назад я не убивал его, и с тех пор каждый день жалею об этом… – Он, с посеревшим лицом, силился найти слова.

⠀

Я обернулась и посмотрела на доктора Граулта, в ужасе прижавшегося к стене. Он был довольно корпулентным молодым человеком, а сейчас, благодаря этой испуганной физиономии, вдруг представился мне в образе жалкого карапуза, с дрожащим от страха щетинистым брюхом.

⠀

Я закатила глаза и впилась глазами в доктора Фалхара:

⠀

– Вы нарушили правило?

⠀

Он выглядел так, будто вот-вот разревется. Я понимала, что сейчас что-то в нем безвозвратно рушится… и меня это чертовски раздражало.

⠀

– Я бы, конечно, могла попробовать использовать более короткое предложение, чтобы вам было проще усваивать информацию, но мой вопрос и так состоял всего из трех слов, и попытка сократить его еще больше противоречила бы правилам языка и здравого смысла. – Едкие слова вылетали из моего рта, будто их произносил кто-то другой.

⠀

Я подумала о том аде за бесчисленными дверями и задалась вопросом, сколько же всего во мне выгорело.

⠀

– Я заглянул в палату 825, – пролепетал он. – Я…

⠀

– Вы увидели что-то из своего травмирующего прошлого, что спровоцировало появление стойкого запаха аммиака, намекающего мне, что вашу форму можно теперь только выбросить, – огрызнулась я. – Послушайте, – продолжила я более спокойным голосом. – Почему бы вам просто не пойти в комнату отдыха, выпить чашечку славного горячего кофе, выдохнуть и вернуться сюда, когда будете готовы к монументальной ноше в виде выполнения своих непосредственных обязанностей без неуклонной тяги к убийству кого-либо?

⠀

Он уставился на меня, по-идиотски раскрыв рот.

⠀

– Потому что если даже я смогла с собой справиться, то любой сможет. – Слова выплеснулись из моего рта, как грязная вода в недра канализации, оставив меня пустой, но очищенной.

⠀

Я обернулась и увидела отражение доктора Скритт в стеклянном шкафу.

⠀

Она улыбалась.

⠀

***

Шестеро из нас пережили первый год. Среди уцелевших оказался и Фалхар. Но не Граулт.

⠀

Люди, врачи и призраки прошлого появлялись и уходили. Большинство из них хранило ошибочную веру в постоянство своего присутствия здесь и было неприятно шокировано, когда очередной поворот колеса вдруг заменял их кем-то другим, столь же бесполезным.

⠀

Я терпела.

⠀

Не было никакого “озарения”, при котором я вдруг поняла бы, что хочу стать главным врачом. Не было даже такой мысли. Все шло своим чередом, и я постепенно осознала, к чему стремлюсь.

⠀

***

Прошли годы.

⠀

***

Больница Св. Франциска не перестала казаться странным, невозможным местом, но я приняла сознательное решение перестать пытаться ее понять.

⠀

Постепенно я увидела, насколько странными бывают человеческие существа. В таком контексте принять причуды больницы оказалось намного проще.

⠀

Я по-прежнему объявляла время смерти, выражала искренние соболезнования родителям, а затем немедленно кремировала их детей. Я никогда не поднималась на крышу. Спокойно игнорировала дверь под номером 1913, где бы она ни появлялась.

⠀

А еще я никогда не трогала чужие конфеты, потому что ну я же в конце концов не монстр.

⠀

***

Я сидела напротив доктора Скритт, открывающей благодарственное письмо от пациента, который был обязан жизнью ее мастерству ставить верные диагнозы. Несмотря на то, что оно было просто необъятным, она просто бросила листы в мусорное ведро, пробежавшись по строчкам глазами всего за пару секунд.

⠀

– Вы знали, что “Вивиан” означает “жизнь”? – спросила я.

⠀

Она фыркнула.

⠀

– Я есть то, что я делаю. Люди терпеть не могут эту реальность, и это единственная причина, почему они так рьяно привязываются к именам, игнорируя все остальное.

⠀

***

Очередной Переломный Момент неуклонно приближался. Он будто менял атмосферу, наполнял меня неясным предчувствием, как влажный воздух летом предупреждает о надвигающейся буре.

⠀

Я думала, что готова ко всему. Что доказывало, что некоторые уроки никогда не усваиваются.

⠀

Я шла все по тому же коридору, что и тогда, несколько лет назад. В тот день там было пустынно, и только знакомый уборщик разбавлял одиночество пустых стен. Я периодически встречалась с ним на протяжении всех этих лет, он совершенно не старел и редко разговаривал.

⠀

На этот раз, однако, он посмотрел прямо мне в глаза:

⠀

– Элли, пора делать выбор, – мягко произнес он.

⠀

Моя кровь застыла в жилах, а низ живота налился огненным свинцом. Он повернулся к стене, где не должно было быть никакой двери. Но она была. Стояла, слегка приоткрытая. Глубоко в старом дереве были выгравированы цифры, искаженные и потертые, будто много лет подвергались испытанию временем.

⠀

– Почему на ней номер 3191? – спросила я.

⠀

Уборщик грустно улыбнулся.

⠀

– Потому что это возможность вернуться назад.

⠀

Я судорожно сглотнула. За эти годы я так привыкла достигать ложного чувства уверенности, вгоняя других людей в ужас, но в тот момент снова почувствовала себя нерешительным и робким интерном-первогодкой.

⠀

– Куда она ведет? – спросила я дрожащим голосом.

⠀

– К ферме в Миссури, – сообщил он мне отеческим голосом. – Стоящей вдалеке от городов, примерно в тридцати минутах езды от Дрискинга. – Он поднял бровь. – Но ты ведь не об этом спрашивала, верно?

⠀

– В какое время она ведет? – Я зажмурилась.

⠀

Он помедлил с ответом, ожидая, когда я снова взгляну на него:

⠀

– 25 августа 2005 года.

⠀

– Можно попасть туда до этого дня? – Я смахнула слезу.

⠀

– Нет, – быстро ответил уборщик.

⠀

– У меня почти не будет времени подготовиться…

⠀

– Мир вращается благодаря тому, что люди делают, располагая малым.

⠀

Я вытерла слезы, но быстро теряла контроль над собой.

⠀

– Хорошо, – ответила я дрожащим голосом. – Нужно туда вернуться. – Глубокий вдох. – Мне понадобится пара дней. Где мне искать эту дверь?

⠀

Уборщик стоял неподвижно, застыв, как статуя.

⠀

– Здесь и сейчас.

⠀

– Нет, нет, я не могу прямо сейчас! – У меня свело живот. – Если вся моя жизнь изменится, нужно как-то подготовиться. – Слезы и сопли смешивались на моем лице, а я настолько перестала себя контролировать, что даже не могла остановить их.

⠀

Он спокойно сложил руки на груди.

⠀

– Если ты сейчас уйдешь, дверь исчезнет. Ты больше никогда ее не увидишь.

⠀

Я упала на колени. Мне не оставили выбора.

⠀

– Хорошо, – прошептала я. – Я пойду. – Я подняла глаза. – Когда я вернусь, мир будет другим?

⠀

Он помолчал некоторое время.

⠀

– Не будет легкого способа вернуться, Элли.

⠀

У меня внутри все оборвалось.

⠀

– Это было двадцать шесть лет назад! Я не могу потерять такой огромный кусок жизни!

⠀

– Можешь, – вздохнул он. – Люди каждый день теряют так много.

⠀

Я всхлипнула.

⠀

– Я… не могу понять… я стану той версией себя? Или останусь такой, как есть, и просто умру на двадцать шесть лет раньше?

⠀

– У тебя нет лишнего времени, Элли. – терпеливо объяснил он. – Любой прожитый дважды год отдаляет тебя от того, что могло бы быть.

⠀

Я с трудом подавила рвотный позыв.

⠀

– Все будет так же, как в прошлый раз? Или я что-то смогу изменить?

⠀

Он улыбнулся, более радостно на этот раз, но все еще с оттенком грусти, которая, видимо, была неотъемлемым залогом его существования в этом мире:

⠀

– Прошлое ляжет перед тобой, и ты будешь вольна изменить его по своему усмотрению. Мир станет другим в зависимости от твоего выбора.

⠀

Адреналин пронзил меня раскаленной иглой.

⠀

– Но ты ведь и так всегда знала, – добавил он, – что все зависело от твоего выбора?

⠀

Меня наконец прорвало, и я безобразно, бурно зарыдала. Согнулась пополам, опустилась на пол и простонала:

⠀

– Мне нужно время! Я должна все обдумать!

⠀

– У тебя нет времени. И оно тебе не нужно. Войди в эту дверь или уходи навсегда.

⠀

Он схватился за ручку и начал медленно закрывать дверь.

⠀

Нам нравится притворяться, что серьезные решения требуют времени. Это подкрепляет веру в то, что, хорошенько задумавшись, мы каким-то образом сможем побороть самые низменные свои инстинкты. Но наше истинное “я” проявляется в короткие моменты, когда многое поставлено на карту. Я вскочила на ноги.

⠀

И успела протиснуться в дверь как раз перед тем, как он закрыл ее за мной в последний раз.

⠀

~

Оригинал (с) ByfelsDisciple

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Чатик для обсуждений

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Она проснулась от сильнейшего чувства, что он — чужак, страшный человек, пахнущий "белизной" так, что слезились глаза, — рядом. И тут же поняла, что никого рядом нет. Она одна. И даже запах хлорки ей почудился. Она уловила влажный аромат прелой листвы, тонкий запах фекалий от ржавого унитаза в глубине Пещеры, и на мгновение, на вечность, на целых две минуты почувствовала облегчение.

Жива.

Никого нет рядом.

Одиночество сейчас – означает жизнь. В глубине Пещеры — она привыкла называть это пещерой, хотя это было рукотворное помещение, низкий квадратный короб из бетона и сырого выщербленного кирпича, — жило робкое эхо ее движений, шагов, ее дыхания и стонов. Ее призрачный двойник, зеркалящий каждое ее движение. Изображающий ее. Передразнивающий.

И иногда этот двойник, другая она, начинал бегать, кричать и царапать стены ногтями. В такие моменты она словно смотрела на себя стороны.

Как страшно и безнадежно она кричит и воет. Как жалко и смешно.

Как глупо.

Остатки сна ушли. Сон был спасением здесь — лежать и лежать, спать часами, днями и неделями. Но она знала, что не может себе этого позволить. Потому что однажды не проснется — а призрачный двойник, другая она, подберется к ней, спящей, прыгнет на грудь — белесая, корявая, в лохмотьях ночной рубашки — и задушит ее.

Озноб пробежал по плечам, разлился по спине. Она поежилась.

Она открыла глаза и некоторое время лежала, глядя в потолок. Бледный свет мягко покачивался, перебегая от стены к стене. И моргал. Здесь, в Пещере, были сквозняки, иногда они доносили запах внешнего мира — леса, земляники, мокрого дерева, запах дождя — больше всего она любила этот запах, словно пришедший из детства — и, изредка, резкий синюшный запах автомобильного выхлопа.

Она откинула одеяло, села на койке. И едва сдержала стон.

Тело занемело, левая нога совсем затекла. В последние дни из-за сырости и чего-то еще... нехватки витаминов?.. она опухла, опухли руки и ноги. Она привыкла к постоянному холоду, но ломота в суставах стала неприятным сюрпризом. Словно их и так мало, этих неприятностей.

Сколько она уже здесь? На это есть ответ. Сейчас, сейчас… Она соберется с силами и доберется до него.

Иногда по утрам было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Сегодня было еще ничего, видимо, в лесу потеплело. Лето. Подземная сырость вытягивала остатки тепла из ее тонкого тела. Даже одеяло не спасало, она укуталась потеплее. По телу пробежала крупная, жестокая дрожь. Суставы словно ледяные хрупкие шары, которыми кто-то играет в опасную игру в боулинг. И они вот-вот разобьются друг о друга на мелкие стеклянные осколки. Она тяжело закашлялась. Выплюнула мокроту.

Она вдруг вспомнила, как до всего этого — мечтала похудеть, сбросить три-четыре килограмма. Может, даже шесть. Шесть было заветной мечтой — чтобы выглядеть как в телевизоре. А сейчас она настолько исхудала, что трудно спать — во сне ребра словно врезаются в камень. А потом все кости болят. Все кости, без исключения. Она смертельно похудела. Сколько это в килограммах? Десять? Пятнадцать? Бойся своих желаний.

Призрак заплакал в другом углу Пещеры.

Она вздрогнула, правое плечо заледенело так, что повисло тяжелым свинцовым грузом. И поняла, что сама плачет.

Дорожки слез на щеках – теплые, горячие. Хотя это и слезы отчаяния. Приятно все-таки хоть что-то чувствовать, кроме боли и отчаяния.

Пора умываться и завтракать. Она поставила себе задачу — выжить во чтобы то ни стало. Назло страшному человеку с запахом "белизны". Назло сырости, голоду и холоду. Назло хнычущему призраку ее самой.

Выжить, чтобы... чтобы...

Она остановилась. И вдруг с отстраненным, и оттого еще более безжалостным, ужасом поняла, что не знает, зачем. Чтобы — вернуться к нормальной жизни? К мужу? К теплу?

Муж... и что? Нормальная жизнь? Она с трудом удержала себя в руках. Она уже не помнила, как выглядит нормальная жизнь. К теплу?!

Да, тепло бы ей не помешало. Вот, отличная цель. Что будет, когда лето закончится и наступит осень? В Пещере обогревателей нет. Или человек-белизна и это предусмотрел? А там и зима… Что, если она так не сумеет отсюда выбраться?

Острый укол паники парализовал ее на мгновение. Но она собралась и усилием воли (нет! не-ет! не-е-е-е-ет!) выбросила эту мысль. Ее найдут. Муж найдет. Что-что, а искать людей он умеет.

Или другие.

Страшного человека с запахом белизны поймают. Не вечно же ему скрываться... Она вспомнила тот момент, когда это случилось. Когда ее похитили.

Он оказался за спиной. Она почувствовала холодный жар его тела, едкий тонкий запах хлора — и страх. Страх был еще маленький, неловкий, смущенный.

Она вдруг вспомнила один из редких рассказов мужа. Он редко что-то рассказывал ей, поэтому она запомнила. А он сказал, что большинство жертв серийных убийц могла бы спастись, если бы закричали или просто отказались что-то делать, о чем их просили убийцы. Так просто – скажи «нет», закричи, беги. Но им было… неловко. Они смущались. Вот так. Вот что ее тогда поразило так, что накатила тошнота. Чувство неловкости, боязнь показаться невоспитанными, ой, простите – и вот ты уже свисаешь с мясного крюка, а тебя трахают сзади, прежде чем пытать, освежевать и съесть.

Она вспомнила все это в один момент – и вдохнула, чтобы закричать. Чтобы выкричать нахуй всю эту неловкость. Она – не воспитанная девочка с белыми бантиками. Она жена полицейского. Она – человек, а не кусок мяса!..

Но в следующее мгновение человек прижался к ней сзади — почти интимно, хотя ничего плотского в его объятия не было. Его ладонь скользнула по шелку ее ночной рубашки... и легла между ног. И даже это не было интимным, или сексуальным посягательством... вообще, даже человеческим жестом. Это было жутким актом присвоения. Не человека даже. Вещи.

И почувствовав на себе эту холодную ладонь, она онемела. Язык отнялся, колени подкосились. Она не могла кричать. Ее маленький страх стал большим и черным, как Марианская впадина.

И ее маленький робкий страх превратился в огромного кровавого зверя. И проглотил ее без остатка. Ам, ам.

А теперь она здесь. «Теперь я буду знать, что в моей смерти виновато мое воспитание». Она сухо, безжалостно засмеялась. Удивительно, но спустя столько времени взаперти ее чувство юмора не исчезло, а обострилось. Теперь им можно было резать колючую проволоку и вскрывать вены.

Она спустила левую ногу вниз, поставила на каменный пол. Ступню обожгло, она поджала пальцы.

Холод — неумолимый, жестокий пронизывал ступню, до колена. Словно ледяной стальной штырь. Заполнял плоть изнутри.

Она застонала, стиснула зубы. И сбросила вниз вторую ногу. Боль в растрескавшейся пятке заставила ее вздрогнуть. Она вскрикнула и одернула себя.

Нет, больше никаких слез. Ничего. Ничего.

Она усилием воли поднялась, от колкой боли на глаза навернулись слезы.

В тот день она гладила белье. Рубашки мужские, растянутые, но любимые футболки. Все огромное – ее муж высок и широк в плечах.

* * *

«Он найдет меня». Она хотела в это верить и верила – даже сейчас, после сотни белых царапин на стене, эта вера жила в ней, как... как болезнь. Как раковая опухоль.

Она чувствовала, как метастазы этой надежды пронизывают ее тело насквозь, парализуют, ослабляют волю.

«Что я могу сделать?!» Что она могла сделать?

«Я могу только ждать». Он рано или поздно ее найдет.

Что-то, а это он умел. Находить людей. И делать им больно.

Она вдруг представила, как он находит человека-белизну – и что из этого выйдет. И на короткое мгновение у нее потеплело на душе.

Ненависть -- хорошая штука. Ненависть дает много тепла. Ненависть согревает.

О, чтобы он сделал с Человеком-белизной... Как бы тут пригодились его бешеные вспышки ярости!

Она всегда чувствовала в муже некий изъян. Недостачу, словно украденный и тайком вынесенный из магазина кусок мыла, пара помидоров, бутылка дешевого, три звездочки, дагестан, запах клопов, коньяка.

Вот такой он. Сильный снаружи. Но слабый. Словно внутри медной башни, железобетонной конструкции, прогнившие деревянные перекрытия. Однажды она увидела в его бумагах фотографию, вырезанную из газеты. Старое здание за красным кирпичным забором, заросшее крапивой и репейником. От здания веяло чем-то старым — и неприятным, словно запах нашатырного спирта, зеленки и старого гноя на желтоватом кусочке старой ваты.

«Нина», - услышала она голос мужа. Вздрогнула – и даже оглянулась, насколько этот голос был реальным.

Но нет… В Пещере только она.

Нина не знала, откуда взялось это ощущение. Этот запах. Но муж ее тогда здорово напугал.

Зачем ... он хранил эту пожелтевшую вырезку? Что это значило для него?

И что это означало для нее самой?

Она так ничего и не сказала мужу.

А через несколько дней пришел Человек-Белизна.

* * *

На снимке было четверо.

Троих она хорошо знала, и двоих из них не любила. Особенно начальника мужа – этого громогласного смешливого любителя охоты. Начальник всегда любил охоту, словно напоказ. Вот смотрите, мол, моя слабость. Словно он был пародией на стереотипного начальника полиции – но при этом не был тупым или недалеким, а был умным и жестким под этой маской. Вторым – был муж. Да, она не любила его, давно уже не любила.

Скорее боялась.

И только красивая светловолосая женщина вызывала у нее что-то похожее на симпатию. На снимке она была моложе и далеко не такая… стильная, что ли? Странно, по идее, она должна была не переносить друзей мужа – друга-женщину точно, но наоборот, только с ней у Нины возникло что-то вроде настоящей приязни. И даже дружбы.

Однажды, подвыпив, муж рассказал, что они все были знакомы задолго до его службы в милиции… тогда еще милиции. «Святые девяностые», сказал он. Он говорил с какой-то жуткой кривой усмешкой, без выражения, -- и она тогда снова почувствовала смутный, беспричинный страх.

Конечно, тот страх был совсем еще не страх. В сравнении с нынешним, тогда была легкая нервозность. Ха-ха. Смешно.

А однажды, на одном из совместных вечеров, когда мужчины допили уже третью или четвертую бутылку, и спорили и кричали на кухне, а потом порывались петь идиотские песни, Нина вместе со светловолосой переглянулись и ушли в гостиную с бутылкой текилы и парой ярко-зеленых лаймов. Они слизывали соль и пили прозрачную мексиканскую воду, а лайм разливал на языке кисло-сладкую горечь. Они болтали и смеялись, как две подружки. Потом включили музыку,танцевали в полутьме. Глаза светловолосой мерцали странно и завораживающе. Пошел медляк, и они, дурачась, прижались друг к другу. А потом Нина почувствовала, как ее рука огладила ее бедра. А потом светловолосая притянула ее к себе и прижалась губами к губам.

Это был… странный вечер. Да.

Она провела пальцем по губам. Рассохшиеся, растрескавшиеся, нижняя губа лопнула. Выступила капля крови.

Нина потом часто вспоминала его – этот вечер. Вот бы вернуться туда обратно, отмотать время назад, как в фантастических фильмах. И снова танцевать под тот медляк.

Чтобы ничего этого не было.

«Я, наверное, сейчас совсем страшная», подумала она. «Может быть, даже хорошо, что я этого не вижу». В Пещере нет зеркал. «И хорошо, что светловолосая меня не увидит».

И вдруг ей страшно захотелось найти зеркало.

* * *

Записка от человека-Белизны:

Здесь есть все необходимое. Лейкопластырь, если вдруг порежешься открывашкой. Запас открывашек...

Она бросила взгляд на ржавое ведро, полное ржавых открывашек — и засмеялась. Кажется, с каждым днем ее чувство юмора становится все тоньше. Раньше это не казалось ей смешным. Ха-ха.

Она стала читать дальше — словно не знала это письмо наизусть.

...еще я приготовил для тебя одеяло. Даже два — здесь бывает холодно.

Заботливый, сука. Только о подушке он не подумал. Второе одеяло Нина складывала под голову. Иначе от сырых кирпичей шел могильный холод, жесткий и пронизывающий – прямо в мозг. Как болит голова. Как болит.

Как болит вообще все.

Пора сделать отметку. Или… она вдруг замерла, от мгновенного испуга заледенел затылок. …или я ее уже сделала?

Она заставила себя успокоиться. Надо же, наконец пригодилась дыхательная гимнастика, которую она осваивала на занятиях йоги.

Вдох, задержать дыхание. Медленный выдох. На счет.

Еще раз.

Пять, семь, пять.

Она медленно начала отматывать время назад, вспоминая все свои шаги.

Нет, кажется, она даже не подходила к стене. Нет, точно не подходила.

Она выдохнула с облегчением.

Ей всегда казалось логичным, что в фильмах про тюрьму или необитаемый остров, где оказался герой, всегда делают зарубки. Отметины на стене, на дереве... на собственной руке. Неважно. То есть, это было логично и просто — отмечать отрезки времени, которые ты провел в заключении. Потому что иначе как ориентироваться во времени, если у тебя нет календаря? Время, проведенное в одиночестве, "тюремное время", как она назвала это для себя — логично, ввести точку отсчета и спокойно отмечать прошедшие дни. Это порядок. Это спокойствие. Это проявление собственной воли, сопротивление обстоятельствам. Вот пять дней, что я провел в вашей сраной камере — и осознание этого, это мое проявление свободы. Я свободен внутри, даже в тюрьме.

Тогда это казалось логичным. Она усмехнулась с горечью. Все просто — один день, одна отметка. Семь отметок – неделя. Что может быть проще, черт побери?

На самом деле все оказалось непросто.

Память в замкнутом помещении работала не так, как обычно. Все в тумане. Размыто, как акварельный рисунок после дождя. Она проснулась, пошла, выцарапала черточку — день. А через пять минут вернулась, смотришь на стену — и черт, черт, черт, жопа, жопа, жопа — уже не понимаешь, отмечала ты сегодня день или это было вчера. Как узнать?!

Память словно отсырела в этом подвале, и крошилась, как старая отсыревшая штукатурка. Нет ничего постоянного. Только разрушение. Энтропия.

Да, это слово она еще помнила. Она снова бросила взгляд на стену. Еще одна черта... или это было вчера?!

Она попыталась отмотать время мысленно назад, двигаясь по шагам — мелко-мелко. Вот она подходит к стене, царапает... вот движется назад к кровати... Вот садится — ноги колют тысячи булавок, стон, и она снова ложится. Все болит, все тело.

Тысячи иголок. Она застонала снова.

И вот эта расслабленность, зыбкость памяти, восприятия — то, что вчера еще казалось таким прочным — заставляло чувствовать себя бессильной. "Шторы в доме больного разума всегда задернуты"... кажется, так писал один из древних философ. Сенека Младший? Не помню, не помню. Весь мой филологический к чертям. Действительно, зачем домохозяйке филологический?

Стоп. Она вдруг с возрастающей паникой поняла, что ее беспокоит.

"Разве у древних греков были шторы?" Мысль пронзила ее насквозь, как разряд молнии, пробежала дрожью по телу и ушла в пол.

Даже здесь она не может доверять себе. Все нужно проверять.

Она услышала этот звук. И наконец сообразила. Рокот, что она приняла за гул в больной голове, давящий, раздражающий… Это не голова. Это мотор. Двигатель машины… Боже! Она вскочила.

Синюшная нотка в запаха с улицы, которую она уловила до этого, но решила, что ей показалось. Бензиновый выхлоп. Вот что это!

Она бросилась к двери. Ударилась в нее, как птица, пытающаяся вырваться на свободу и раз за разом бьющаяся об оконное стекло. Дверь осталась неподвижной – как и много раз до этого. Она уже догадалась, что человек с запахом белизны подпер ее чем-то снаружи.

Она прижалась глазом к крошечной щели. И – увидела. Желтое пятно. Среди огромных деревьев, среди сосен, оно мелькнуло снова. Исчезло – и опять показалось. Древние «жигули» советских времен. Где-то там проходит дорога – метров сто, сто пятьдесят? Не так далеко. Невероятно близко! «Они могут меня услышать». Если ветер будет в ту сторону…

Она закричала.

Она кричала, пока не сорвала голос. Царапала дверь ногтями, рычала, кричала, умоляла, просила, угрожала, билась об нее. Вопила, как безумное привидение.

От боли в связках

Но все бесполезно.

«Жигуленок» исчез из поля зрения. Повернул и скрылся за стволами деревьев. Затем, через некоторое время, исчез и звук.

Нина села на ледяной пол, посмотрела на свои окровавленные пальцы, и завыла.

(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков

Отсюда

Я заперта в зловещей петле памяти и боюсь, что, даже выйдя через эту чертову дверь в реальный мир, оставлю большую часть себя похороненной в руинах дома моего детства. Потому что то, что я сделала, заслуживает наихудшей кары.

⠀

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7 • 8

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Я вошла в дверь, которую вечно ищу и которую всегда нахожу. Она мягко закрылась за мной.

⠀

Я снова беспомощно наблюдала, как моя двенадцатилетняя копия переживает бесконечную боль. Ту, от которой каждый родитель хочет оградить своего ребенка и обманывает себя, свято веря, что это возможно.

⠀

Снова наблюдала, как сгорает мой младший брат.

⠀

Я пристальней рассматривала его тело в этот раз. Первоначальный шок прошел, уступив место натренированному критическому взгляду врача. Его обугленные позвонки и разрушенный спинной мозг рассыпались по земле, словно ненужные отбросы у колоды мясника. Где-то на грани сознания я смутно понимала, что Тимми, должно быть, приземлился на шею, когда горящие обломки дома увлекли его обугленное тело к земле, разрывая кожу, обнажая кости.

⠀

Все это подействовало на меня сильнее, чем я думала. Глубокие трещины раскололи мой разум с силой, которую, как я считала, невозможно вынести, оставаясь в своем уме.

⠀

Но я просто оставляла обломки себя позади, внезапно обнаружив, что идти даже легче, если раз за разом сбрасывать мертвый груз. Честно говоря, это было просто чертовски эффективно.

⠀

В тот момент я осознала, как просто мир может превратить любого человека в самую настоящую ожесточенную суку.

⠀

И вот, став еще немного сильнее, я нашла в себе силы снова пройти весь этот путь, на этот раз увереннее ухватившись за ручку. Все больше цельная и решительная, но все меньше я.

⠀

Сначала на меня обрушился дым, потом душная влажность миссурийского лета.

⠀

И, конечно же, раздался крик.

⠀

Я рухнула на землю, не способная двигаться дальше.

⠀

***

Конечно же, я встала. А что еще мне оставалось делать? Выбирать было особо не из чего: либо идти дальше, либо провести остаток дней в полной неподвижности. Я не собиралась позволять произвольному броску костей судьбы определять мое будущее, поэтому встала и пошла.

⠀

И вытерпела это все заново.

⠀

И обнаружила, как много, оказывается, можно переломить в себе, продолжая двигаться вперед.

⠀

Я дошла до конца. Открыла дверь.

⠀

И снова вошла в объятия этого крика.

⠀

***

Я как-то слышала, что деревьям в западном Техасе ветра годами придают причудливые формы, прорываясь сквозь открытые долины. Постоянное давление искривляет живых исполинов. Со временем, каким бы грандиозным ни было дерево изначально, оно будет навсегда испорчено миром, не способным на сочувствие. Первоначальная форма растения невосполнимо теряется, и страдальческие изгибы навсегда становятся неотъемлемой частью его характера. И оно никогда не сможет даже надеяться снова стать тем, кем намеревалось.

⠀

Но оно все равно растет.

⠀

***

Без бесполезного груза надежды идти было легче, поэтому я сбросила его, открывая дверь в седьмой раз.

⠀

И вышла в кабинет доктора Скритт.

⠀

– Закройте дверь, – приказала она.

⠀

Из практических соображений я повиновалась и встала перед ней.

⠀

– Итак. – Она взглянула на меня поверх тонких очков. – Вы собираетесь долго плакать о своей печальной доле, а потом многословно описывать случившееся? Или пропустим часть, не имеющую практической ценности, чтобы не тратить мое время зря?

⠀

Я опустилась в кресло напротив.

⠀

– Я исчерпала все слезы, – просто сказала я ей.

⠀

– Хорошо, – ответила она. – Надеюсь, это облегчило вашу ношу.

⠀

Я чуть было не спросила ее, отчего она такая злыдня, но заставила себя замолчать. Люди меняются, только если хотят измениться. У меня не было никакого желания спорить с фактами, безразличными к тому, верю я в них или нет.

⠀

Она внимательно посмотрела на меня.

⠀

– Вы никому не рассказывали свою историю, потому что боялись осуждения.

⠀

Я кивнула. Мой разум сейчас был настолько растянут, потрясен и использован, что я ничего не могла больше предложить, кроме абсолютной рациональности.

⠀

– Откуда вы знаете?

⠀

Она будто вдруг погрустнела.

⠀

– Оттуда, доктор Эйфелас, что у всех людей одна и та же проблема.

⠀

Я тупо уставилась на нее.

⠀

– Каждый из нас стыдится какого-то эпизода из своего прошлого, – вздохнула она. – Мы верим, что если сможем хранить свои тайны, то сможем и контролировать то, что находится далеко за пределами нашего понимания. Это напрямую связано с тем, что люди – идиоты.

⠀

Мне нечего было на это ответить.

⠀

– Отпустить эту ложную веру – значит обрести контроль над прошлым, Элли. По крайней мере, в той малой степени, в которой это вообще возможно. Вы не потеряете своей истории, отбросив иллюзии.

⠀

Я глубоко вздохнула.

⠀

– Мне кажется, что признание этого…

⠀

– Сделает вас дерьмовым человеком, да-да, – ответила она, закатив глаза. – Но сам факт признания правды не может сделать вас сволочью. Только то, что вы натворили. – Она раздула ноздри и замолчала.

⠀

Без предисловий и разрешения я спонтанно начала объяснять:

⠀

– Мы с Тимми тогда поссорились, – выдохнула я. – Мне только что купили новый ноутбук. С тех пор, как мне исполнилось двенадцать, а Тимми шесть, он постоянно хотел иметь то же самое, что получала я. Я злорадствовала, когда он плакал над очередной вещью, потому что это заставляло меня чувствовать себя значительнее. Мой отец был уборщиком, и мы не могли позволить себе большую часть того, чего я так хотела. Поэтому, когда я наконец получила ноутбук, который, кстати, заслужила, я начала подначивать брата хуже, чем прежде. – Я глубоко судорожно вздохнула. – И вот он стащил его, когда я не видела, и заперся в моей спальне. Никогда раньше я не была так зла на него. Я сказала ему отвалить, первый раз за всю жизнь. Я выхватила его любимую мягкую игрушку, огромного такого плюшевого медведя, из его постели. В общем, я стащила его, заорала на весь дом, что уничтожу его, и сбежала вниз.

⠀

Я закрыла лицо руками.

⠀

– Я… бросила его на плиту, долго зажигала конфорку и была так счастлива, когда пламя все-таки занялось. Тимми вбежал в кухню в тот момент, когда огонь охватил нелепую игрушку. Я видела, насколько глубоко ранила его, намного глубже, чем когда-либо раньше, и я… я просто торжествовала. Боль, которую я причинила своему брату, казалась безумно приятной в тот момент. Не знаю, почему, но я была уверена, что он это заслужил.

⠀

На минуту повисло молчание.

⠀

А затем я продолжила, потому что только это и оставалось.

⠀

– Он… он сказал мне, что выбросит мой ноутбук в окно. Что сейчас запрется в моей комнате и разобьет его вдребезги. Повернулся и побежал. – Я прокашлялась. – Тогда я схватила пылающего медведя за ногу, свисающую с плиты и швырнула ему вслед. – Я поджала губы и медленно торжественно кивнула сама себе. – Как вы думаете, на чем основываются решения любого двенадцатилетнего ребенка? Только на том, что в тот момент показалось ему хорошей идеей. Я представить себе не могла, что несчастный медведь ударится об стену и срикошетит прямо в полное мусорное ведро. И понятия не имела, как быстро горящая бумага и прочий хлам могут распространить огонь по кухне.

⠀

Я прикусила губу до крови.

⠀

– Но я была достаточно взрослой, чтобы быстро взвесить за и против. Я знала, что у меня еще хватит времени, чтобы подняться по лестнице, но скорее всего не на то, чтобы вернуться обратно, потому что огонь охватил половину кухни всего за двадцать секунд. – Я несколько раз поверхностно вздохнула, пытаясь успокоиться. – А еще я знала, что могу выбежать через заднюю дверь и оказаться в мгновенной безопасности. – Еще несколько неглубоких вдохов. – Я должна была принять решение в долю секунды. И в ту долю секунды я все еще была зла. На брата, но и на себя тоже, хотя в то время я была слишком мала, чтобы это осознать.

⠀

Я сглотнула.

⠀

– Было бы проще назвать это либо холодным расчетом, либо горячей местью. Я рассуждала как ребенок, но была достаточно взрослой, чтобы понять, к чему приведет мое решение. На самом же деле, оба варианта тянули мой разум через искаженный ландшафт противоположных идей, не давая возможности выбрать то или то.

⠀

Я опустила руки и, не отрываясь, уставилась прямо в лицо доктору Скритт.

⠀

– Я решила выбежать на улицу. Я помню до сих пор каждую подробность этого решения. Оно разбило мое сердце и разум на такие мелкие осколки, что мне никогда больше не стать единым целым. – Я снова глубоко вдохнула. – И с каждым днем мне становится все больнее, потому я не могу перестать думать о том, что выбрала бы, если бы внезапно вернулась в тот момент. И потому, что я, скорее всего, сделала бы то же самое.

⠀

Впервые на моей памяти доктор Скритт первая прервала зрительный контакт.

⠀

– Элли, – вздохнула она. – Как ты думаешь, почему в больнице Св. Франциска действует такой набор правил для интернов?

⠀

– Правила диктует кто-то извне, – ответила я без каких-либо эмоций. – Теперь я это понимаю. Мы можем только следовать им.

⠀

Она выглядела грустной. А затем медленно покачала головой.

⠀

– Нет, доктор Эйфелас. Это не так. – Она потерла глаза. – Какое было первое правило?

⠀

– Никогда, ни при каких обстоятельствах не делитесь своей копией правил с кем-либо еще, – оттарабанил я на автомате.

⠀

Она подняла бровь.

⠀

– И какой по-вашему в этом смысл?

⠀

Я запнулась, пытаясь вспомнить ее слова.

⠀

– Вы сказали, что это важно, что не все смогут соответствовать…

⠀

– И это так и есть, – пренебрежительно ответила она. – Сегодня мы видели более чем достаточно подтверждений этой простой истине. Но вы ошибаетесь, думая, что правила пришли извне. – Она многозначительно посмотрела на меня через стол.

⠀

Я недоверчиво уставилась на нее.

⠀

– Я… не понимаю.

⠀

– Значит, вы улавливаете суть, – парировала она. – Доктор Эйфелас, вы не были лучшей в своем выпуске, даже близко нет. Но вы достаточно умны, чтобы быть врачом. Это-то вы можете понять?

⠀

Я быстро прикинула шансы выставить себя полной идиоткой в соотношении с вероятностью дать правильный ответ и промолчала.

⠀

Она разочарованно покачала головой.

⠀

– Вы действительно никак не можете уловить связи, доктор Эйфелас? Выбор прыгнуть с крыши или остаться? Осуждение угрюмого авторитарного уборщика? Несколько разных правил, связанных с огнем и детьми?

⠀

У меня отвисла челюсть.

⠀

– Первое правило запрещает делиться своим списком, потому что в больнице нет двух одинаковых наборов. Каждый врач сталкивается со своим собственным списком правил, и большинство не в силах следовать им.

⠀

Я с трудом подбирала слова.

⠀

– Значит, все… все эти правила только для меня?

⠀

Доктор Скритт сняла очки.

⠀

– Люди думают, что эта больница желает их уничтожить, хотя на самом-то деле она дает каждому все, что нужно для выживания. – Она досадливо фыркнула. – Но невозможно остановить желание большинства людей покончить с собой.

⠀

Я в шоке впилась глазами в ее стол.

⠀

– Но… правило номер четыре… почему мне запрещено прикасаться к конфетам Reese’s с арахисовым маслом?

⠀

Она уставилась на меня так, будто застукала за мастурбацией в публичном аквариуме.

⠀

– Потому что это мои любимые конфеты.

⠀

Я медленно кивнула.

⠀

– Мои тоже.

⠀

Доктор Скритт водрузила очки на голову.

⠀

– Вы собираетесь спросить, что это за место, – медленно продолжила она. – Я продержалась в больнице Св. Франциска гораздо дольше, чем большинство. Поэтому люди ожидают от меня объяснений. – Она сделала паузу, тщательно выбирая слова. – Итак, прежде чем вы объявите, что хотите узнать правду, вы должны принять один факт. – Она впилась в меня колючим взглядом, и в этот раз я первая отвела глаза. – Есть вещи, которые я в принципе знать не могу, а есть те, которых не знаю. Принятие этих идей как движущей силы, а не слабости, – единственная причина, почему я выдержала то, что другие не смогли.

⠀

Некоторое время мы обе молчали.

⠀

– Вы можете увидеть правила каждого врача? – вдруг спросила я.

⠀

Она ухмыльнулась.

⠀

– Нет. Но я прекрасно вижу, что написано на ваших лицах, а это одно и то же.

⠀

– Не понимаю, – честно ответила я.

⠀

Она разочарованно вздохнула.

⠀

– Помните, как я напомнила вам о правиле номер девять?

⠀

В памяти всплыл разговор сразу после смерти доктора Дориана.

⠀

– Вы сказали, что в морге всегда должно быть тринадцать трупов, – уверенно ответила я.

⠀

– Нет. – отрезала она. – Это ВЫ мне сказали. Я вела себя так, будто сама все знала, и вы повелись на мою уверенность. Список правил каждого человека – это его собственная битва. Откровенно говоря, я предпочитаю видеть, как врачи терпят неудачи из-за собственной неадекватности, чем наблюдать, как пациенты страдают из-за того, что кто-то не смог справится со своим незаслуженным высокомерием.

⠀

Я моргнула.

⠀

– Я хотела бы заслужить право быть высокомерной.

⠀

– Хорошая новость заключается в том, – улыбнулась доктор Скритт, – что, я думаю, у вас хватит выдержки пережить необычайно долгий путь, который нужно пройти, чтобы обрести заслуженное высокомерие.

⠀

Дверь распахнулась прежде, чем я смогла сказать что-либо еще. Я молча смотрела, как знакомый уборщик вошел в кабинет доктора Скритт.

⠀

Впервые я услышала, как он заговорил.

⠀

– Трое детей мертвы уже 119 минут, в морге меньше 13 трупов, а доктор Фалхар проигнорировал меня, когда я попытался помешать ему украсть список правил доктора Граулта.

⠀

Доктор Скритт встала, и я последовала ее примеру.

⠀

– Доктор Скритт, подождите, пожалуйста! – Я в отчаянии посмотрела на нее.

⠀

Она окинула меня взглядом, обещавшим максимум четверть секунды на все вопросы.

⠀

– Это реально?

⠀

Она отвернулась и обошла стол.

⠀

– Смерть реальная. Ничто другое не дает такой гарантии. Перед врачами стоит задача отсрочить неизбежное и принять тот факт, что 100% наших усилий так или иначе окончатся провалом.

⠀

Я вылетела из кабинета за ней, уходящей вслед за уборщиком.

⠀

– Если смерть – единственная реальная вещь, – продолжила она, – то в нашей жизни могут происходить самые невероятные вещи. Перестаньте сомневаться в этом факте.

А теперь хватайте серную кислоту, и мы попытаемся помешать вашим коллегам-интернам убить друг друга или кого-нибудь из пациентов.

⠀

~

Оригинал (с) ByfelsDisciple

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

Чатик для обсуждений

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Это место хорошо умеет соблюдать баланс и всегда берет свое. Прошлой ночью я не раз убедилась в этом на собственной шкуре. Но я все равно вошла в странные двери, и то, что я там увидела, разрушило мой мир.

⠀

Главы: 1 • 2 • 3 • 4 • 5 • 6 • 7

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

⠀

~

Самое худшее, что мы можем сделать для своего будущего, – строить его на болезненном желании изменить прошлое. Сожаление неотступно следует за нами, и большее, что мы можем оставить потомкам в этом случае, – неизменно проходящая наивность, окружающая чувство потери.

⠀

Я передумала входить в дверь, как только коснулась ее, и попыталась вернуться, вот только замок щелкнул за моей спиной.

⠀

Было сразу ясно, что она уже не откроется. Но я все равно попыталась и зря потратила время.

⠀

Я закрыла глаза, стараясь сдержать слезы и хоть как-то унять жжение за веками. Больница Св. Франциска была невозможным местом. Все, что случилось этой безумной ночью, раз за разом бросало вызов реальности.

⠀

Но то ощущение, что накрыло меня по ту сторону древней двери, растягивало мой разум как жвачку. Казалось, пускающий слюни необъятный мерзкий толстяк жует мой мозг с яростным злобным скрежетом, небрежно хлюпая серым веществом между кристально белыми зубами.

⠀

Это невозможно.

⠀

Но звон цикад доказывал, что я ошибаюсь. Они заливались непрерывным, визгливым гимном, давящим на мои уши с неистовостью, сравнимой только с тяжелой влажностью миссурийского лета. Я отчетливо понимала, что стоит открыть глаза и я окажусь среди ярко-красных цветов лобелии, лениво танцующих в лучах полуденного солнца и абсолютно безразличных к кроваво-красному огню, жадно пожирающему дом моего детства.

⠀

Оглушительный крик заставил меня открыть глаза.

⠀

И я прекрасно знала его происхождение. Вот-вот двенадцатилетняя Элли Эйфелас выбежит из горящего дома, в рубашке, раскаленной настолько, что нежная кожа под ней начнет плавиться, а на крошечном тельце навсегда останется уродливое клеймо.

⠀

Я сразу поняла, что она не видит меня. Ее испуганные глаза молили о помощи, но никого не находили. Умная девочка, она знала, что надо упасть на землю и кататься, пока не погаснет горящая рубашка. Но и тогда ей не удасться сдернуть ее, и расплавленный полиэстер будет медленно прогрызать себе путь через тонкую кожу.

⠀

Впрочем, она и не задумывалась о том, чтобы снять одежду. Только вскочила на ноги и впилась глазами в горящее здание. Слишком напуганная, чтобы вернуться. Слишком подавленная, чтобы уйти.

⠀

– Тимми! – отчаянно закричала она. – Прости, что сказала тебе отвалить! Прости, что выгнала тебя из моей комнаты! ТИММИ!

⠀

Горящий дом ответил ей новым языком пламени, девочка отступила.

⠀

Со второго этажа донесся слабый крик.

⠀

– Я знаю, что ты слышишь меня! – продолжала она. – Выбирайся из дома! Ты должен выйти! СЕЙЧАС ЖЕ!

⠀

– ЭЛЛИ! – Его голос был такой кроткий, пропитанный ужасом. Большим, чем это вообще было возможно. – Я не знаю, как выбраться! Помоги мне!

⠀

Девочка замерла.

⠀

– Элли, пожалуйста, помоги мне! Прости, что украл твой компьютер, прости! Пожалуйста, вытащи меня отсюда, тут так жарко! Огонь уже совсем рядом с моей спальней!

⠀

Она всхлипнула, но ничего не ответила. И, зажмурив глаза, ринулась в дом.

⠀

Она шагнула за порог одной ногой, но волна жара вытолкнула ее обратно, заставив закрыть лицо руками.

⠀

– Тимми! Выбирайся оттуда! Я не могу войти! – крикнула она в окна второго этажа.

⠀

– Элли, ты можешь! Пожалуйста! Моя дверь горит! Дома больше никого нет, забери меня, пожалуйста!

⠀

Она больше не сдерживала слезы. Глубокие, гортанные рыдания сотрясали ее хрупкое тело.

⠀

– Тимми… – Всхлип. – ...ты должен прыгнуть… – Всхлип. – Прости меня, я ничем не могу тебе помочь! До земли не очень далеко!

⠀

– Я не могу прыгать! Не могу прыгать! ЭЛЛИ, МОЯ КОМНАТА ГОРИТ!

⠀

– НЕТ! – Она сложилась пополам от крика и отступила еще на пару шагов. – Прыгай, пожалуйста, ПРЫГАЙ!

⠀

– Элли, ты можешь войти через заднюю дверь! Обойди дом! МОЯ КРОВАТЬ ГОРИТ, ТУТ ТАК ЖАРКО!

⠀

Ее накрыла истерика, челюсть дрожала.

⠀

– Я… я не могу войти через заднюю дверь, Тимоти, – ответила она намного тише.

⠀

– МОЖЕШЬ!

⠀

– Мне так страшно… – Она замолчала.

⠀

– Я ГОРЮ! ТАК БОЛЬНО!

⠀

Она рухнула на землю и закрыла лицо руками.

⠀

Юная Элли долго еще сидела вот так, но Тимми больше не кричал.

⠀

Северное крыло дома рухнуло как раз в тото момент, когда прибыли пожарные. В первом расчете не хватало людей; они кричали на нее, но никто так и не смог выкроить ни минутки, чтобы оттащить обезумевшую девочку подальше от дома. Она сидела и наблюдала, как они сначала сдержали, а потом и подавили огонь.

⠀

– Мой… мой брат в доме, – прошептала она.

⠀

Они были профессиональными пожарными, но не психологами. Поэтому просто ринулись спасать мальчика, не заботясь ни о ее потребности в утешении, ни о собственной безопасности.

⠀

Она успела схватить последнего за рукав:

⠀

– Он там, – указала она, еле слышно бормоча, на руины северного крыла.

⠀

Он начал действовать, не обращая на нее внимания. Бросился разбирать дымящиеся обломки досок и стекла, которые когда-то она называла домом.

⠀

– Джонни! Рой! Вызывайте чертову скорую! – завопил он, откинув очередную доску моего разрушенного дома.

⠀

А потом согнулся пополам, и его вырвало.

⠀

Я хотела сказать девочке, чтобы она остановилась, отвернулась и провела всю оставшуюся жизнь, гадая, насколько ужасной может быть смерть, вместо того, чтобы взглянуть и подтвердить самые худшие предположения. Но я знала, что она меня не послушала бы, даже если бы в этом сумеречном мире я могла влиять хоть на что-то. И она поплыла вперед, влекомая не столько любопытством, сколько призрачным чувством долга, которое движет большей частью наших необдуманных поступков.

⠀

Я знала, что она прочувствует все поэтапно. Вот запах жареного мяса. Вот ее ушей достигают стоны, и она понимает, что он все еще жив. И, хотя она никогда не слышала, как умирает человек, нет никаких сомнений, что именно это сейчас и происходит.

⠀

А затем она видит.

⠀

Я обнаружила себя, бессознательно идущей вслед за ней, настолько же не в силах отвернуться, насколько не в силах повлиять на происходящие события. Мы обе подошли к пожарному одновременно. Обе разом взглянули на руины, в которые обратилась наша жизнь, в один и тот же сокрушительный момент.

⠀

От кожи Тимми ничего не осталось. Даже сейчас, столько лет проведя в медицине, я не смогла бы понять, что груда человеческого мяса передо мной была когда-то шестилетним ребенком, если бы не знала этого заранее. Его губы сгорели дотла, открывая миру белозубый оскал. Обуглившиеся жалкие клочки кожи, покрывавшие мясо, выглядели как что-то среднее между непрожаренным бифштексом и гнойным нарывом. Но я почему-то сфокусировалась на его глазах: лишенные век, они пристально смотрели в небо, словно дерзко ожидая, что Бог позаботится о нем, и в них плескались отголоски пережитого ужаса.

⠀

А потом он открыл рот и закричал.

⠀

Очень тихо, намного тише, чем в моих воспоминаниях, намертво вплавленных в двенадцатилетний разум. Я всегда думала, что тот крик был подобен грому, что он безапелляционно заявлял любому о моей полной и несомненной виновности. Однако, наблюдая все это снова, я вдруг поняла, что это был лишь короткий, печальный, захлебывающийся стон. Звук. который могло издать лишь существо, слишком хрупкое, чтобы осознать концепцию окончательной смерти.

⠀

Я не помнила своих рыданий. Мне почему-то всегда казалось, что я просто падаю в обморок с тихим стоном, слишком разбитая, чтобы плакать. Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это я настоящая плачу там в прошлом, окруженная людьми, но в полном одиночестве.

⠀

Спотыкаясь, я двинулась вперед, карабкаясь по деревянным обломкам, пытаясь подобраться к тому, что осталось от моего брата.

⠀

Не знаю, что мной тогда двигало, но ведь никто из нас не знает, что заставляет нас делать самые искренние поступки.

⠀

Я зацепилась ногой за обгоревшую доску и упала прямо лицом к лицу с его трупом.

⠀

Я еле дышала, но должна была сказать.

⠀

– Прости, – прошептала я воспоминанию. – Я каждый день сожалею о том, что ничего не смогла сделать. Поэтому я стала врачом. Но от прошлого не уйти. – Я судорожно вздохнула. – Пожалуйста, просто скажи мне, что ты любил меня, даже если на самом деле ненавидел.

⠀

Я знала, что он мертв, окончательно и бесповоротно. Но кто знает, какие правила царили в мире за дверью номер 1913.

⠀

И мои надежды оправдались. Тимми повернул голову. Впервые хоть кто-то показал, что осознает мое присутствие здесь.

⠀

– Иди в дверь, Элли.

⠀

Я ахнула и пораженно моргнула.

⠀

А когда снова посмотрела на него, он смотрел вверх мертвыми пустыми глазами.

⠀

Мне это почудилось?

⠀

Черт, неужели я сама просто все выдумала?

⠀

Я обернулась и посмотрела на разбитую маленькую девочку. Она лежала, свернувшись в клубок в грязи, широко раскрыв глаза и глотая воздух, как рыба. Она отчаянно нуждалась всем своим существом, что бы ее обнимали и любили, кто угодно, хоть кто-то, но никого не находила. Я знала, что сейчас психологическая травма прожигает себе путь глубоко в ее разуме, путается среди нейронов, точно так же, как нейлоновая рубашка расплавляет глубокие слои ее кожи, разрушая их клетка за клеткой с каждой секундой. Оставляя неизгладимые шрамы, которые будут вечно алкать исцеления, и ни один врач не сможет его дать.

⠀

Я оставила ее там.

⠀

***

Пошатываясь, я стояла одна среди обломков и не знала, куда податься. Но почему-то в глубине души была уверена, что дорога сама найдет меня.

⠀

Я выбралась из дымящихся развалин, то и дело спотыкаясь. От иссушающей жары перешла к залитому солнечным светом переднему двору, которого не видела четырнадцать лет. Я всегда была счастлива здесь, вот почему никогда, даже в мыслях, не разрешала себе сюда возвращаться.

⠀

Там стояла абсолютно новая, чистая дверь.

⠀

Она появилась в невозможном месте, прямо посреди лужайки, возникшая из неоткуда и ведущая в никуда. Я была абсолютно уверена, что только я ее вижу, потому что она и предназначена только для меня.

⠀

Я споткнулась. Пошла дальше. И уверенно двинулась к ручке, ухватилась за нее, признаваясь сама себе, что сломлена. Но не полностью.

⠀

Кивнула сама себе.

⠀

А затем повернула ручку, широко распахнула дверь и шагнула вперед.

⠀

***

Меня встретил едкий запах дыма. Уши разрывались от воя цикад. За спиной глухо хлопнула закрывшаяся дверь. Я крепко зажмурилась, а кроваво-красный огонь, пожирающий дом моего детства, вспыхнул через опущенные веки, не желая принимать мою готовность сделать следующий шаг на пути, который только казалось, что как-то зависит от моего желания.

⠀

Оглушительный крик заставил меня открыть глаза.

⠀

~

Оригинал (с) ByfelsDisciple

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.