Атавизм
Условимся, что дело происходит на далекой планете, чуть ли не в другой галактике. Условие легкое: читатель давно освоился со множеством миров, открытых фантастами, и вообразить их не составляет особого труда. Добавим, что цивилизация на планету занесена жителями Земли, — тоже вещь довольно обыкновенная.
Так вот. Обитателю далекой планеты стало скучно. Ему было просто нечем себя занять. Хотелось как-то убить время. То ли Он сидел в зале ожидания с видавшим виды чемоданом из кожи василиска, то ли дожидался приема в каком-нибудь межгалактическом управлении, то ли весь вечер топтался с гипербукетом квазинезабудок под неподвижным микроспутником — осветителем. Предположим последнее.
От нечего делать Он считал. Сначала красивых женщин в толпе. На первых порах их было немного. Но чем больше Она опаздывала, тем больше становилось красавиц. «Странная закономерность!» — подумал Он. Он считал и считал, пока не обнаружилось, что женщины, проходившие мимо него, прекрасны все до единой.
Тогда Он переключился на машины разных марок. Никто из водителей не догадывался, что на перекрестке происходит состязание. Выяснилось, сколько машин такой-то марки мчится туда, сколько обратно, сколько — с пассажирами, сколько — без. Какие машины по количеству на первом месте, какие на втором, какие на последнем, какой процент составляют они от общего числа.
Далее Он принялся читать с конца всевозможные вывески и световые рекламы. При этом ему вспомнилось детство.
Потом его заинтересовало, сколько имен существительных можно образовать из букв, составляющих имя его любимой. Затем Он проделал такую же операцию со своим собственным именем. В памяти возникли студенческие годы: лекции, семинары, диспуты…
И наконец, ему стало стыдно.
«Что же это я делаю? Почему я считаю и считаю вместо того, чтобы волноваться, беспокоиться, сходить с ума, может быть, даже ревновать, словом, вести себя так, как положено полноценному разумному существу? Откуда, — размышлял Он, — эта страсть ставить перед собой нелепые задачи и решать их с упорством маньяка? И в приемных, и в залах ожидания, и в концертных залах, и в ресторанах, и на заседаниях, не говоря уже про все виды путешествий, от вечернего моциона до космического рейса… А теперь уже и на любовном свидании!»
Он больше не видел ни женщин, ни машин, ни реклам. Он ломал голову над темными глубинами собственной психики. И чем дальше, тем глубже Он убеждался, что позорная страсть убивать время бессмысленными вычислениями сильнее его разума и воли, что она бессознательна, стихийна и что, пожалуй, ее надо рассматривать как проявление властного древнего инстинкта.
И тут его озарила догадка:
«Да это же атавизм! Возврат к далеким предкам! Ведь они были машинами, счетно-решающими устройствами, и не более того. Мы происходим от роботов, а не от живых существ! Голос крови, точнее машинного масла и железа!»
В самом деле. Тысячелетия назад с Земли на эту планету были запущены одни только автоматы, вычислительные устройства. Но они сумели постепенно пересоздать себя и превратились в живые существа.
«Увы! — горестно заключил Он. — В чем-то мы остались машинами. Отсюда этот дикий атавизм, эта противоестественная для живого, для смертного носителя разума способность, вернее потребность убивать время, делать что-то от нечего делать и считать, считать, считать… Все-таки есть нечто постыдное в том, что мы происходим от машины. То ли дело люди Земли! Какое счастье происходить от обезьяны! От живого, непосредственного, глубоко эмоционального существа!»
