VARCHUN13

Полузащитник «Реала» и капитан сборной Хорватии Лука Модрич сообщил, что хорватские футболисты не будут вставать на колено перед матчами Евро-2020.

«Наша позиция такова — мы не будем вставать на колено. Нет какой-то особой причины, но поговорили между собой и решили не делать этого, потому что это не означает, что мы не против расизма или против дискриминации в футболе. Мы, конечно, не поддерживаем ничего из этого, но не считаем, что нужно преклонять колено. Есть множество способов бороться с этими проблемами. Да, мы не станем преклонять колено. Хорватия не пойдёт на это», — приводит слова Модрича BBC.

Сборная Хорватии сыграет в матче 1-го тура группового этапа Евро-2020 с национальной командой Англии. Встреча состоится завтра, 13 июня.

Источник : http://www.championat.com

«Они были моими любимыми учениками. Хорошие мальчики, очень вежливые. А он был одним из самых адских родителей. Я к тому времени уже вырастил несколько теннисистов с мировым рейтингом, и мне не нужны были его советы. Я сказал ему, что тренировать буду я, а его дело – быть отцом. Он ответил, что я ничего не понимаю, и уволил меня». 

Это слова американского теннисного тренера Чарльза Уодлингтона о братьях Менендесах: 13-летнем Лайле и 10-летнем Эрике, – и их отце Хосе, голливудском боссе, известном властностью и тяжелым характером. Уодлингтон произнес их под присягой на судебном процессе о зверском убийстве Хосе и его жены Китти, в котором обвинялись 25-летний Лайл и 22-летний Эрик.

Дело Менендесов – одно из самых громких в криминальной истории США.

Расстрел в Беверли-Хиллз ужаснул шефа полиции с 30-летним стажем

Поздним вечером 20 августа 1989-го экстренная служба элитного района Лос-Анджелеса Беверли-Хиллз приняла звонок от захлебывавшегося слезами молодого человека. На фоне чужих криков давясь собственными, он сумел выдавить из себя: «Кто-то убил моих маму и папу».

В течение пары минут полиция приехала к 14-миллионному особняку на шесть спален с теннисным кортом, бассейном и гостевым домом (раньше поместье снимал Элтон Джон; на Google Maps до сих пор существует как Menendez House). Там в комнате отдыха полицейские нашли хозяев – жестоко расстрелянными.

Из ружья «Моссберг» 12-го калибра в Хосе Менендеса выстрелили шесть раз, в том числе в затылок; он умер, не успев подняться с дивана. У него в ногах лежала Китти, в которую выпустили десять пуль, в том числе с близкого расстояния в лицо. Тела были изуродованы до неузнаваемости, кровью были забрызганы стены, потолок, креманки с мороженым и клубникой на столе перед диваном; ставни на окнах, к которым Менендесы сидели спиной, тоже были разбиты – при этом ни одну гильзу так и не нашли. 

Начальник полиции Беверли-Хиллз Марвин Яннон утром на пресс-конференции сказал, что за 30 с лишним лет службы может по пальцам пересчитать более кровавые преступления. Бывший полицейский Дэн Стюарт, которого наняла семья, позднее рассказывал: «Я видел много убийств, но ничего настолько жестокого. Кровь, плоть, голые черепа. Узнать в этих трупах людей, особенно Хосе, было невозможно».

18-летний Эрик и 21-летний Лайл, которых допросили ночью и отпустили, рассказали, что нашли тела родителей по возвращении из кино (планировали посмотреть «Лицензию на убийство», но билетов не было, поэтому второй раз пошли на «Бэтмена»; показали билеты). Один сосед Менендесов вспомнил, что около десяти вечера слышал со стороны их дома звуки, напоминавшие фейерверк, другой уже ночью видел, как один из братьев свернулся калачом на газоне перед домом и выл от ужаса.

Первой версией убийств, попавшей в прессу, стали мафиозные разборки. Хосе Менендес был CEO видеодистрибьютора LIVE Entertainment, в 1989-м готовившего релиз «Вспомнить все», а чуть раньше выпустившего несколько серий «Рэмбо» («Уму непостижимо. Только в Голливуде такое может произойти», – говорил о расправе Сильвестр Сталонне). Предположительно, компания Менендеса – далеко не самого популярного человека в индустрии – соприкасалась с криминальной семьей Дженовезе: LIVE Entertainment купил видеоритейлер Strawberries, в котором Дженовезе имели интерес, но сделкой остались довольны не все.

Эрик Менендес тоже указал полиции на мафию, только его кандидатом в подозреваемые был дистрибьютор порнофильмов Ноэль Блум, связанный с криминальной семьей Бонанно, с которым у Хосе была вражда.  

На самом деле полиция мафиозный сценарий быстро исключила: они убивают обычно не дома, делают это быстро и чисто, гильзы не собирают, жен не трогают. 

Наутро после убийств, когда на месте преступления еще работали криминалисты, братья сказали детективу Лесу Золлеру, что на время съедут из дома и поживут у своего тренера по теннису, но им нужно забрать форму и ракетки. 

«Я удивился: ракетки? И где они? Лайл сказал: «В комнате, где убили маму с папой». Это было довольно бесчувственно для человека, который накануне вечером нашел собственных родителей изрешеченными. В тот момент у меня впервые появилось ощущение, что с ними что-то не так».

Дальнейшее поведение братьев, если бы о нем стало известно сразу, это ощущение только усилило бы. Уже в первый день сиротства они искали специалиста, который зачистил бы жесткий диск родительского компьютера; как выяснилось потом, там могло быть обновленное завещание Хосе – без них (был разочарован их избалованностью и как минимум однажды обсуждал это с исполнителем завещания). Во второй день Менендесы встретились с боссами LIVE Entertainment, чтобы инициировать получение 5-миллионной страховки отца. Позднее оказалось, что по завещанию Хосе, содержание которого сыновья знали, они получали деньги только в случае смерти обоих родителей (правда, все равно не получили; Хосе не прошел медосмотр, и страховка не вступила в силу).

Впрочем, и без страховых миллионов братья окунулись в шопинг-терапию: оба купили по Rolex и сняли по квартире в Марине (районе Лос-Анджелеса с видом на искусственную бухту). Лайл с подаренной отцом Alfa Romeo Spider, которую называл «куском дерьма», пересел на Porsche 911 Carrera; Эрик заменил Ford Mustang на Jeep Wrangler. Когда через пару дней после трагедии друг спросил Лайла, как он держится, тот ответил: «Я так долго ждал этот момент, что влился [в новую жизнь] очень легко». Лайл потратил $40 000 на одежду и $550 000 – на закусочную в Нью-Джерси, где семья жила до переезда в Калифорнию и где он незадолго до того восстановился в Принстонском университете (был отстранен на год после первой же сессии за списанный зачет).

Эрик, которого ждал Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, от учебы отказался и за $50 000 в год нанял тренера по теннису Марка Хеффернана. Через десять дней после смерти родителей по пути на их похороны в Нью-Джерси братья заехали в Нью-Йорк и купили билеты в ложу US Open, где в юниорском турнире участвовал партнер Эрика по паре Майкл Джойс (будущий игрок топ-70, герой Дэвида Фостера Уоллеса и тренер Марии Шараповой). 

Увлечение теннисом вообще сплачивало Менендесов. Выходец с Кубы Хосе был воплощением американской мечты – прошел путь от мойщика посуды в престижном нью-йоркском ресторане «21» до заключения сделок за обедом в нем, от побега с революционного острова в одиночку (родители остались в надежде спасти имущество) до дома в Беверли-Хиллз с премиальным индексом 90210, годового бонуса в $850 000 и постоянного места среди гостей «Грэмми».

Как self-made man Менендес был жестким и требовательным (в том числе к сыновьям), а как нувориш трепетно относился ко внешним атрибутам успеха; поэтому, например, когда Лайла отстранили от Принстона, он оставил его жить в Нью-Джерси – чтобы никто в Калифорнии не узнал о конфузе (в итоге все же вернул и дал стажировку в своей компании). Поэтому же братья еще в детстве должны были выбрать спорт, предпочтительно индивидуальный, и выйти в нем на серьезный уровень. Когда детям было 12 и девять, они выбрали теннис, и семейные ресурсы сконцентрировались вокруг корта: Хосе занимался спортивной составляющей, Китти – организационной. Вспоминает Лоуренс Табак, спарринг-партнер Лайла времен его детства в Нью-Джерси:

«Хосе начал изучать игру: читал все, что попадалось, смотрел трансляции, пересматривал записи, говорил и слушал. Один из принстонских тренеров Лайла, у которого сейчас стажа больше 20 лет, в свое время прожил с Менендесами полгода и до сих пор считает, что Хосе был тренером лучше, чем многие профессионалы, которых он встречал».

Так Хосе стал вторым – а иногда и первым – тренером Лайла, во время матчей слал ему закодированные указания, а однажды даже слетал в Европу и обратно на «Конкорде», чтобы посмотреть его матч. Продолжает Табак:

«Помню одну тренировку. Лайл и Хосе только вернулись из Флориды с Orange Bowl (престижный юниорский турнир в конце сезона – Sports.ru), где Лайла своим топспином уничтожил швед Кент Карлссон. Он вскоре станет одним из самых молодых игроков взрослой топ-10 (дебютирует там в 19 лет – Sports.ru), а Хосе уже тогда решил переформатировать игру Лайла под Карлссона. Для него это было чистое бизнес-решение: кто-то представил продукт лучше – нет смысла делать вид, что это не так». 

Психолог Дэвид Джонсон, в юности пересекавшийся с Менендесами на калифорнийских кортах, рассказывал в 2009-м, что Хосе Менендес был одним из самых жестких теннисных родителей, хотя таких было в избытке. «Как бы ни тиранил Льва его отец, – говорит он про одного игрока, – Хосе Менендес был еще хуже. Он приходил на тренировки Эрика и поливал его грязью».


Менендес-старший дружил с отцом Майкла Джойса, и тот часто говорил, что, возможно, ему стоит быть таким же строгим, как Хосе (хотя Джойс-младший рассказывал, как, когда ему было 10, отец швырнул его об стену от злости за то, как он сыграл). За две недели до смерти Хосе рассказал Джойсам, что Эрик хочет играть профессионально, но он отправляет его в университет, потому что «для тенниса у него нет мозгов». 

Более успешным игроком из братьев, впрочем, был как раз Эрик; последний юниорский сезон он закончил 44-й ракеткой США. Всего за годы в теннисе Менендесы выиграли 60 разных кубков. Они хранились на верхней полке стеллажа в комнате, где их родители провели последний вечер. 

Из двоих братьев убийство родителей тяжелее переживал Эрик. «Я знал только теннис, – рассказывал он несколько лет назад. – Так что я погрузился в него. Это позволяло мне не оставаться наедине с собой – я каждый день часами работал с тренером на корте. Но ночами я все равно оказывался один, и эмоционально мне становилось все хуже и хуже».

Так осенью-1989 младший Менендес вернулся к семейному психотерапевту Джерому Озилу. Первоначально Озила Менендесам порекомендовали годом ранее: они тогда поспешно переехали из пригорода Лос-Анджелеса Калабасаса после того, как Эрик и Лайл оказались замешаны в ограблениях двух домов, откуда вынесли кэша и украшений больше чем на $100 000. 

Вмешался отец: украденное вернули, ущерб компенсировали, а крайним сделали Эрика, потому что он был несовершеннолетним и мог отделаться легче, а Лайлу нельзя было рисковать будущим в Принстоне (позднее там с другом ограбил бывший дом Менендесов). Эрику наняли адвоката по уголовным делам, и он получил в суде испытательный срок и направление на обязательную семейную психотерапию (вероятно, эта история впервые и навела Хосе на мысль об изменении завещания). Так Менендесы и познакомились с доктором Озилом.

31 октября 1989-го Эрик вернулся на прием к Озилу и признался, что они с Лайлом убили родителей. Он рассказал, что ружья они купили в Сан-Диего за два дня до убийства по украденному документу студента Принстона, с которым в одной комнате жила девушка Лайла. После расстрела они закопали оружие на Малхолланд-драйв в горах Санта-Моники с тем, чтобы чуть позже откопать его, увезти в Карибское море и там утопить.

Озил убедил Эрика позвать на сессию Лайла – когда десять минут спустя тот приехал, он рассвирепел, узнав, что брат признался, и стал угрожать Озилу. Когда братья ушли, Озил пересказал сессию на диктофон, а жену и детей из соображений безопасности отправил погостить у друзей. Идти в полицию психотерапевт, следивший за делом Менендесов с самого начала и сам искавший контакта с братьями, не собирался.

Но у него была любовница. 

Любовница Озила Джудалон Смит слышала его разговор с братьями, потому что доктор, заранее подозревавший их в убийствах, попросил ее прийти вслед за ними под видом следующей пациентки и, если ситуация выйдет из-под контроля, вызвать помощь. 

На следующем приеме 2 октября Озил сказал Менендесам, что запись их признания находится в сейфе у его адвоката, который будет вскрыт, если с ним что-то произойдет. Постепенно, впрочем, отношения братьев с психотерапевтом стабилизировались: 11 декабря уже Лайл разоткровенничался настолько, что назвал расстрел матери актом милосердия, а всю расправу – идеальным убийством, за которое отец наконец мог бы его похвалить. 

Отношения Озила и Смит параллельно превратились в театр абсурда: в какой-то момент он даже поселил ее вместе со своей семьей. Когда Озил бывшую любовницу все же выселил, 5 марта 1990-го она – судя по всему, из чувства мести, а не справедливости – позвонила в полицию Беверли-Хиллз и за шесть часов рассказала все, что знала о убийстве Менендесов, включая места, где Озил хранил записи сессий. «Раньше я не особо верила в зло, – говорила она потом Доминику Данну из Vanity Fair. – Но услышав этих мальчиков, поверила».

Через два дня полиция изъяла у Озила записи, а еще через два на их основании получила ордер на арест братьев: Лайла взяли в Беверли-Хиллз, а Эрик, выступавший тогда на «Сателлитах» (профессиональных теннисных турнирах низшего уровня) в Израиле, вернулся и сдался сам.

Через две недели медийной истерии, которые Менендесы провели в Окружной тюрьме Лос-Анджелеса, они появились в суде на предъявлении обвинений. Оба заявили, что невиновны, и поразили самодовольством и дорогими костюмами.

Писатель-криминалист Дон Дэвис так описывает выход братьев в книге «Плохая кровь: шокирующая история убийства Менендесов» (2017): «Когда мальчики вошли в зал суда, было ощущение, что они либо не знают, что им грозит смертная казнь, либо им все равно. Они держались как ни в чем не бывало, от них разило высокомерием, а шли они так развязно, будто покупали это место».

В том же 2017-м в докудраме «Эрик рассказывает все» Менендес-младший объяснил, что его улыбки, так разъярившие публику, были нервными: якобы его так зажало, что он не контролировал мимику

Полицейские Беверли-Хиллз тем временем рассказывали, что подозревали братьев прямо с ночи преступления. «Когда убиты оба родителя, это в большинстве случаев дети», – говорил один. Другой якобы уже 22 августа 1989-го, когда еще не было никаких доказательств, провозгласил: «Этих родителей завалили сыновья». 

Суд, впрочем, начался только через три года после арестов – почти все это время защита и обвинение воевали из-за признательных пленок Озила: первые требовали исключить их как нарушение врачебной тайны, вторые говорили, что угрозы Лайла в адрес Озила освобождали доктора от обязанности соблюдать конфиденциальность. В конечном счете пленки до процесса допустили частично, но этого было достаточно, чтобы лишить защиту возможности настаивать на невиновности. 

Команду Менендесов возглавляла самоотверженная, свирепая и артистичная Лесли Абрамсон – специалист по спасению от смертной казни, – и братья из невиновных переквалифицировались в защищавшихся. Признав, что Эрик и Лайл действительно убили родителей, Абрамсон (защищавшая Эрика) и ее более сдержанная партнерша Джилл Лансинг (Лайла) убеждали присяжных (у каждого брата было свое жюри), что Менендесы боялись за свою жизнь, и у них не было выбора, кроме как убить родителей.

Шансы обвинения, понятно, выглядели гораздо предпочтительнее – довольно трудно выставить самообороной расстрел со спины с перерывом на перезарядку ружей, так кстати купленных двумя днями ранее. Еще по ходу дела оказалось, что братья за три недели до убийств посмотрели телефильм «Клуб миллиардеров», где компания молодых людей из Беверли-Хиллз убивает несколько человек, в том числе отца одного из героев.  

И даже это еще не все: Эрик Менендес с другом Крэйгом Чигнарелли за полтора года до убийств написал пьесу «Друзья», герой которой убивает родителей, увидев их завещание, а на похоронах рассказывает: «Иногда отец говорил мне, что я недостоин быть его сыном, и это мотивировало меня доказать ему обратное, чтобы услышать: «Люблю тебя, сын». Никогда он этого не сказал, но я знаю, что думал» (пьесу судья приобщить к процессу, правда, не позволил

Ультимативность обвинения, выставлявшего братьев убийцами ради наживы, впрочем, чуть не разбилась об изобретательность и харизму Абрамсон. Она спродюсировала блестящее шоу: братьев переодели из вызывающих костюмов в уютные свитера, а в тюрьму к ним, по легенде, под видом психотерапевта даже приходил преподаватель актерского мастерства. При содействии родственников и армии экспертов защита неожиданно представила Менендесов жертвами не эмоционального и физического, а сексуального насилия.

Эрик и Лайл впервые и в ужасающих деталях рассказали, что отец насиловал их с шести лет (Эрика – до самой смерти); неподобающие действия сексуального характера в отношении сыновей предпринимала и мать. Братья всю жизнь молчали, потому что Хосе угрожал им смертью, если они кому-то расскажут, да и вообще 30 лет назад тема растления малолетних еще не была на острие социальной повестки.

«Эта история до сих пор меня преследует. Она сильно изменила мою жизнь в негативную сторону, – вспоминал позднее Чарльз Уодлингтон, теннисный тренер братьев из Нью-Джерси. – Я чувствую неистребимую вину, что я ничего не заметил, ничего не сказал. Сначала мне было сложно поверить, что к ним применяли сексуальное насилие, – я ничего про это не знал. Сейчас я знаю, что это и как часто случается, и верю, что было и с ними. Но тогда я был слишком наивен». 

По версии братьев, накануне 20 августа у Лайла была ссора с Китти, в ходе которой она сорвала с него парик. Это увидел Эрик, не знавший о проблемах брата с волосами. Под впечатлением от уязвимости Лайла Эрик впервые рассказал ему о насилии отца. Когда Лайл пошел на конфликт с Хосе, тот ответил: «Он мой сын, и я буду делать с ним что захочу». Параллельно оказалось, что Китти знала о происходившем между мужем и детьми, так что на братьев резко опустилась вся полнота дисфункциональности и аморальности их семьи. В страхе за свою жизнь и под влиянием долгих лет насилия они совершили убийства.

«Эрик сказал, что он был в кино и заехал домой за документами, чтобы его пустили в бар, – говорил на суде Крэйг Чигнарелли, свидетель обвинения, которому Эрик признался еще до психотерапевта. – Он сказал, что вышел из дома и увидел брата, стоявшего с двумя ружьями. Лайл сказал: «Давай», – и они пошли. Эрик сказал, он посмотрел в окно и увидел родителей сидящими на диване. Лайл распахнул дверь и выстрелил в отца, посмотрел на Эрика и сказал: «Стреляй в маму». Рассказав это, он просто вернулся к нашему предыдущему разговору».

Присяжные, которые должны были вынести приговор Эрику, совещались 19 дней, прежде чем сдались и сказали судье, что не могут договориться. Несколько дней спустя то же самое сообщило и жюри Лайла. В январе 1994-го судья Стэнли Вайсберг прекратил производство по делу, за трансляциями которого, по собственному признанию, тайком следил президент Клинтон. Тем, что Менендесов не приговорили даже при наличии признания, они были обязаны исключительно талантливому шоураннерству Абрамсон (ее заключительное слово с того процесса преподают на юрфаках).

В тот же день окружной прокурор Лос-Анджелеса Джил Гарсетти назначил новый суд – тоже под председательством судьи Вайсберга.

На втором процессе Вайсберга прозвали Стэнли Руки-ножницы из-за того, сколько всего он вырезал: запретил в зале суда камеры, оставил одно жюри присяжных на двоих братьев, исключил непредумышленное убийство как возможный приговор, сильно сократил список свидетелей защиты и объем показаний о сексуальном насилии (скорее всего, после того, как на первом процессе оказалось, что они почти буквально воспроизводят книгу одного из консультантов защиты). 20 марта 1996-го Эрика и Лайла Менендесов признали виновными в сговоре и двух убийствах первой степени.

«Когда присяжные озвучили вердикт, часть меня не поверила, я будто застыл, – вспоминает Эрик. – Но именно в тот момент стало понятно, что моя судьба решена. Что я умру в тюрьме». 

17 апреля 1996-го Менендесам назначили наказание – каждому по пожизненному заключению без права досрочного освобождения. Отбывать его братьев первоначально отправили в разные тюрьмы как людей, однажды уже вступивших в преступный сговор, но 25 лет спустя 50-летний Эрик и 53-летний Лайл заключены в одной; оба женаты на подругах по переписке (Лайл – во второй раз). Они еще борются за право на досрочное освобождение, а поддерживают их в этом родственники убитых ими родителей.

«Я видел уже столько людей, которые так и не вышли из тюрьмы и домой попали только в гробу, – говорит Эрик. – Но я не теряю надежды на пересмотр дела, чтобы присяжные услышали все свидетельства».

О Менендесах спорят до сих пор: многие убеждены, что братья заслуживали большего снисхождения как жертвы насилия, другие называют линию про растление полностью сфабрикованной. В более широком смысле считается, что дело братьев создало востребованный жанр селебрити-судов, одним из первых привлекло массовое внимание к проблеме насилия над детьми, а также показало, как влияют друг на друга закон и общество.
Источник : https://sports.ru

Но далеко не все знают, что карточки были введены относительно недавно, всего 50 лет назад. Причем их появлению предшествовала весьма интересная история.

Впервые цветные карточки были применены в футболе в 1970 году. До этого момента судьи обходились устными предупреждениями и удалениями. Сложность этого была не только в том, что нужно было разъяснить иностранному игроку причину удаления, но и тренеры с болельщиками не всегда понимали, что происходит на поле.

Подобный курьез произошел в четвертьфинале чемпионата мира 1966 года. В первом тайме матча Англии и Аргентины, футболист аргентинской сборной Антонио Раттин вел слишком активные дискуссии с немецким арбитром Рудольфом Крайтляйном, оспаривая каждое его решение. После очередного грубого фола со стороны аргентинца и новых претензий от него, судья удалил футболиста, однако он этого не понял.

Все дело в том, что Раттин знал только родной испанский, как и большинство его партнеров по сборной. А вот Крайтляйн говорил лишь на немецком, и никак не мог объяснить аргентинцу, что он должен покинуть поле. Пауза затянулась на несколько минут, пока в ситуацию не вмешался английский судья Кен Астон, который присутствовал на трибунах. Он спустился на поле и объяснил аргентинцу, что он удален. Лишь после этого игру смогли продолжить (англичане одержали победу 1:0, а после выиграли этот домашний ЧМ).

Произошедшее в четвертьфинале чемпионата мира долго не давало покоя Кену Астону. Он начал думать над созданием единой системы наказаний, которая бы избавила игроков и болельщиков от заблуждений, и при этом была бы понятна всем.

Проезжая мимо обычного перекрестка в Лондоне, арбитр остановился на светофоре и задумался: «Нужно что-то такое же очевидное: желтый – предупреждающий, красный – запрещающий. Но разве можно поставить светофоры на поле?»

Приехав домой, Кен рассказал своей жене Хильде о проблеме, которая мучает его уже долгое время. После этого он, как обычно, сел читать газету, а его супруга куда-то исчезла. Через какое-то время она вернулась с двумя кусочками картона: один – красного цвета, другой – желтого. «Что если судья будет носить в кармане две карточки? Желтая будет предупреждать игрока, а красная удалять?»

Астону понравилась мысль жены, и уже на следующем заседании судейского корпуса он предложил ввести это изменение в футбольные правила. Идея довольно быстро получила поддержку во всем мире и была одобрена ФИФА.

Уже на следующем мундиале в Мексике (это был первый чемпионат мира, который прошел не в Европе и Южной Америке) арбитры носили в своих карманах карточки двух цветов, а об инновации в футбольных правилах узнал весь мир.

В матче открытия встречались хозяева турнира мексиканцы со сборной СССР. Уже в этой игре была показана первая в истории желтая карточка: ее получил полузащитник советской сборной Кахи Асатиани. Первым арбитром, показавшем карточку, стал немец Курт Ченшер. Игра закончилась со счетом 0:0, а всего в ней было показано пять горчичников, причем четыре – футболистам СССР.

Наша команда на том ЧМ провела еще три матча: заняла первая место в группе, но вылетела уже в четвертьфинале, проиграв уругвайцам. Интересно то, что за эти три игры советские игроки получили всего две желтые. Видимо, сделали выводы после первой игры.

Сразу после успешного эксперимента на мундиале в Мексике, карточки двух цветов начали внедряться во внутренние чемпионаты разных стран. В большинстве случаев федерации футбола не отходили от общепринятых стандартов, но были и исключения.

Например, в испанском чемпионате карточки были введены уже в сезоне 70/71. Однако вместо желтой, судьи предупреждали футболистов белой карточкой. Такое изменение было сделано из-за того, что в те времена население имело только черно-белые телевизоры, на которых можно было перепутать цвета карточек. Чтобы сделать просмотр матчей более комфортным, было принято решение заменить желтый цвет на белый, который точно нельзя было перепутать с красным. Однако от этой идеи отказались в сезоне 76/77, заменив белые горчичники на привычные желтые.

В XXI веке международные ассоциации стали предлагать карточки других цветов, которые бы отмечали те или иные действия футболистов на поле. Например, в 2015 году тогдашний президент УЕФА Мишель Платини продвигал идею белой карточки, которая бы удаляла игрока с поля на 5 или 10 минут, как в хоккее.

С подобным предложением в 2009 году выступал известный в прошлом арбитр Пьерлуиджи Коллина. Он предлагал ввести оранжевую карточку, которая была бы чем-то средним между желтым и красным цветами. По задумке, игрок, получивший ее, тоже должен был удаляться с поля на определенное время. Итальянец пояснял: «Она бы подошла для тех случаев, когда красная карточка – слишком жесткое наказание, а желтая – слишком мягкое».

В Португалии, в свое время, предлагали ввести голубые карточки, которые бы наказывали футболистов за нецензурную брань. Две голубые карточки превращались в одну желтую. По словам авторов идеи, такие карточки помогли бы воспитать в молодых футболистах более культурное и воспитанное отношение к игре.

Все эти предложения не получили поддержки и были быстро забыты. Но есть особая карточка, которую действительно начали применять. Это карточка зеленого цвета, которую ввели в низших дивизионах Италии в 2016 году. Она не наказывает, а наоборот, поощряет футболистов за честную игру. Ее первым обладателем стал нападающий Кристиан Галано. В матче Серии B между «Виченцой» и «Виртус Энтелла», форвард нанес удар по воротам соперника, после чего судья назначил угловой. Но футболист признался, что мяч не задел никого из игроков противника. После судья поменял свое решение, назначив удар от ворот, а Галано получил зеленую карточку. Интересно то, что ту игру «Виченца», за которую играл Кристиан, проиграла со счетом 1:4.

Английский судья стал известен футбольному миру благодаря введению единой системы наказания футболистов. Но не только это новшество предложил Астон. Кену принадлежит еще несколько идей, например, назначение на каждый матч резервного арбитра, который, в случае чего, мог бы заменить главного судью. Помимо этого, по инициативе Астона во время замен стали показываться таблички с номерами футболистов, которые должны покинуть поле. Это избавило футбол от постоянных недопониманий и затяжных пауз во время игры.

Но не все идеи Кена были одобрены. К примеру, английский рефери когда-то предлагал определять победителя матча после дополнительно времени не в серии пенальти, а по количеству нарушений. По его задумке, побеждать должна была та команда, которая меньше раз нарушила правила в матче. Но победителя матча решили выявлять с помощью одиннадцатиметровых ударов.

Источник : https://www.sports.ru/tribuna/blogs/youngsoccer/2847907.html...

Когда британский журналист Джон Робертс завершал исследования для книги «Команда, которая не умрет», в качестве последней части пазла он взял интервью у бывшего британского летчика Джеймса Тейна, который жил на большой ферме в Беркшире. Глазам репортера предстал 53-летний мужчина с тонкими усами, мускулистый и подтянутый, внешний вид которого ни на секунду не позволял себе представить, через что он прошел за последние пятнадцать лет. Джон наметил план беседы, поскольку нуждался в некоторых материалах, отсутствовавших в книге, однако собеседник не слишком охотно шел на контакт. Делу помогла бутылка хорошего виски.

Именно книга Джона Робертса стала, пожалуй, самым ценным и правдивым источником информации о футболистах «Манчестер Юнайтед» и погубившей их аварии. Может быть, именно поэтому предисловие к ней написал сам сэр Мэтт Басби. Журналист стал единственным, кто обстоятельно поговорил с пилотом рейса BE609 компании British European Airways (BEA) Джеймсом Тейном, выжившим в авиакатастрофе, человеком, который, по мнению многих, должен был умереть в тот февральский день. «Малыши Басби» за эти годы превратились в настоящую трагическую легенду мирового футбола, действительно став бессмертными в памяти болельщиков. Джеймс Тейн превратился в изгоя, одного из самых ненавидимых британцев и навсегда остался «человеком, который убил малышей «Басби», – писал Робертс.

Заслужил ли это боевой офицер, летчик Королевских ВВС Великобритании, участник Второй мировой войны, прослуживший в армии больше 10 лет и оправданный властями в ходе расследования Мюнхенской катастрофы? Конечно, нет. Но никому не было дела, через что прошел этот человек в последние годы своей жизни, когда боролся, пытаясь очистить свое имя от несправедливых обвинений. Его жалкие в глазах общественности попытки оправдаться лишь ожесточили сердца британцев. Его борьба была бессмысленной еще до ее начала.

Что же происходило с Джеймсом Тейном после катастрофы 6 февраля 1958 года? Чтобы понять причины всеобщей ненависти, стоит для начала взглянуть на историю «Манчестер Юнайтед».

Всю историю «Юнайтед» можно условно разделить на два периода: до прихода Басби и после. Если в начале века клуб под названием «Ньютон Хит» едва не исчез с лица земли, то после назначения на пост главного тренера 36-летнего Александра Мэттью Басби, бывшего игрока «Манчестер Сити», история резко изменилась. Новаторские приемы и беспрецедентный контроль над всеми сферами жизни «МЮ» сформировали будущее манкунианцев на долгие годы. В то время, если президент клуба хотел создать сильную команду, он просто скупал опытных футболистов и ставил тренера перед фактом, что они должны играть вместе и выигрывать трофеи. Басби пошел против течения и собрал состав «Манчестер Юнайтед» из собственных воспитанников.

Роджер Берн, Джеки Бланчфлауэр, Эдди Колман, Лиам Уилан, Деннис Вайоллет, Дэвид Пегг, Джефф Бент, Данкан Эдвардс, Бобби Чарльтон один за другим дебютировали в первой команде в 17-18 лет. Мэтт Басби постепенно заменил 27-30-летних ветеранов на своих «малышей», но подвергся критике со стороны фанатов. В те времена футбол был гораздо более контактным и жестким, ценились физическая мощь, заматерелость и неуступчивость. Молодым, тонким и нежным на вид мальчикам, по мнению болельщиков, не было места среди мужчин. Басби сильно рисковал, но пошел наперекор всему и выстроил новый «Манчестер Юнайтед» с нуля.

Результат ошеломил всю Англию. «Малыши» стали чемпионами страны дважды подряд, в 1956-м (11 очков отрыва от «Блэкпула» и «Вулверхэмптона») и 1957-м (8 очков отрыва от «Тоттенхэма» и «Престона»), изменив саму концепцию игры на островах. Футбол перестал быть преимущественно физической игрой. Тактические находки, подвижность, легкость, великолепная техника и быстрая игра в пас подавили десятилетиями складывавшуюся концепцию британской игры – и она стала красивой. Главная заслуга Басби и его «малышей» состояла в том, что их дорога к трофею превратилась в нечто более привлекательное, чем сам трофей. Каждый любитель футбола с умилением смотрит на соседского подростка, который с легкостью обыгрывает своих взрослых соперников на спортивной площадке. «Малыши Басби» стали первым массовым наркотиком в Британии, и каждый день все новые и новые люди становились зависимыми от него. Даже битломания, захватившая страну несколькими годами позже, не могла сравниться с уровнем обожания, которого удостоились «малыши». Вратарь Гарри Грег, один из выживших в авиакатастрофе, говорил много лет спустя: «Был ли «Манчестер Юнайтед» лучшей командой в мире? Может быть. Был ли «Манчестер Юнайтед» лучшей командой в Европе? Возможно, но это, без сомнений, была самая любимая команда мира».

Амбиции сэра Мэтта Басби простирались далеко за пределы Англии. Он хотел сделать клуб главной европейской силой и мечтал о многолетнем доминировании на континенте. Его «малыши» перестали быть детьми, это была сильная, атакующая, профессиональная, хоть и очень молодая команда. «МЮ» стал первым английским клубом, принявшим участие в Кубке чемпионов. В сезоне-1956/57 дебютанты сразу дошли до полуфинала, где потерпели поражение от действующего обладателя трофея «Реала». Тренер тогда сказал о своих футболистах: «На них еще были следы от колыбели, но они их никому не показывали».

Пути «малышей Басби» и Джеймса Тейна пересеклись в следующем сезоне, когда команда отправилась в Белград на четвертьфинальный матч Кубка Европейских чемпионов против «Црвены Звезды».

К началу февраля 1958 года «Манчестер Юнайтед» отставал от лидера чемпионата Англии, великолепного «Вулверхэмптона» Стэна Каллиса на 6 очков. Команда Басби не проигрывала 11 матчей во всех соревнованиях и должна была играть с «волками» 8 февраля: это был отличный шанс сократить отставание и повысить свои шансы на третье подряд чемпионство. Но прежде манкунианцам предстояла ответная игра четвертьфинала Кубка чемпионов. Руководство клуба организовало чартерный рейс вместо поезда, чтобы не затягивать дорогу: футболисты только что сыграли тяжелейший матч с «Арсеналом» (5:4), а после Белграда им предстояла главная игра сезона в чемпионате.

Пилотами на этот рейс были назначены Джеймс Тейн и Кеннет Реймент, служившие вместе еще в Королевских ВВС, а затем перешедшие в BEA. Несмотря на то, что Кеннет налетал больше часов на самолете Airspeed AS.57 Ambassador, капитаном назначили Тейна. Реймент, который только что оправился от операции по удалению грыжи, скучал по работе и очень хотел сам вести самолет. Тейн вспоминал: «Когда я приехал, чтобы провести предполетную проверку, Кен уже был там, весь в нетерпении. Я сказал ему: «Хорошо, я отвезу их в Белград, а ты можешь вернуть их обратно». Хочу подчеркнуть, что мы оба были квалифицированными пилотами с большим опытом, оба могли быть капитанами, но у Кена было больше опыта в управлении Airspeed Ambassador, чем у меня».

Джеймс Тейн доставил команду в Белград, а на обратном пути – к этому времени «малыши Басби» стали полуфиналистами Кубка чемпионов – самолет должен был вести Реймент. Рейс BE609 выполнялся с 44 пассажирами на борту и с запланированной дозаправкой в Мюнхене. В 14:19 по Гринвичу диспетчерам аэропорта «Мюнхен-Рем» сообщили, что борт Airspeed AS.57 Ambassador G-ALZU готов к взлету. Разрешение было получено (по правилам оно истекало в 14:31). Первую попытку Реймента подняться в воздух пресек Тейн, который обратил внимание на необычные колебания стрелки манометра левого двигателя при ускорении и странные звуки. Через три минуты пилоты попытались взлететь снова, но через 40 секунд пришлось отказаться и от нее: в двигатель поступала переобогащенная топливная смесь, что было вполне обычной проблемой для самолетов класса Ambassador. Тейн обратился к пассажирам и попросил их подождать в зале ожидания, пока службы аэропорта будут проверять двигатель. Когда футболисты вошли в здание, Данкан Эдвардс отправил телеграмму своей квартирной хозяйке: «Все рейсы отменены, летим завтра. Данкан».

В это время Тейн и Реймент обсуждали с инженером Биллом Блэком возможные варианты, и Блэк посоветовал остаться в Мюнхене на ночь. Учитывая, что всего через два дня команде предстоял один из решающих матчей сезона, потерять целый день на ожидание она никак не могла. Тогда Джеймс Тейн предложил открывать дроссели как можно медленнее (так пилоты хотели избежать нагрузки на двигатель), пока он не достигнет последней трети взлетно-посадочной полосы. Длина ВПП в мюнхенском аэропорту составляла два километра, так что, по мнению пилота, самолет должен был успеть оторваться от земли в любом случае.

После совещания Тейн позвал пассажиров занять свои места. Все были встревожены, некоторые серьезно напуганы. Вера Лукич, жена югославского дипломата, не хотела возвращаться в самолет. Ее нежелание было легко объяснимо: ее за руку держала маленькая дочь, Весна, к тому же Вера была беременна. Гарри Грег (вратарь «МЮ») успокоил женщину, заверив, что экипаж самолета и службы аэропорта знают, что делают. Позже он вытащит всю семью из горящего самолета, а Вера родит здорового мальчика, с которым вратарь встретится 50 лет спустя. Данкан Эдвардс, Томми Тейлор, Марк Джонс, Эдди Колман и Фрэнк Свифт пересели в заднюю часть салона, полагая, что в случае жесткой посадки там безопаснее. Лиам Уилан, который вообще боялся летать, посчитал, что менять место будет плохой приметой, но нервничал едва ли не сильнее остальных.

Пилоты вывели самолет к взлетно-посадочной полосе в 14:59. Через три минуты они получили разрешение на взлет, которое истекало в 15:04. Тейн сообщил, что самолет взлетает, и Реймент осторожно сдвинул дроссель вперед и отпустил тормоза. Самолет начал медленно ускоряться. Радист Билл Роджерс сообщил диспетчерам, что борт пришел в движение, в это время Тейн отсчитывал скорость самолета с шагом в 10 узлов. Когда этот показатель достиг 117, Роджерс выкрикнул: «V1» (скорость принятия решения, после которой прерывать взлет небезопасно, потому что полосы может не хватить для полной остановки самолета), а через две секунды Реймент услышал «V2!» (119 узлов: минимальная скорость отрыва от земли). Пилоты ждали, когда скорость возрастет еще немного, но она упала до 117, потом до 112, а затем до 105 узлов. Джеймс Тейн в разговоре с Джоном Робертсом с содроганием вспоминал подробности произошедшего:

«Я протянул левую руку к рычагу дроссельной заслонки и ударил по нему, но он был выдвинут вперед до предела. Я думаю, что Кен в это время попытался потянуть штурвал на себя. Я вытянул руки вперед, привстал и попытался выглянуть наружу. Казалось, мы заваливаемся на правый борт, но самолет несся вперед, там были дерево и дом, и я был уверен, что мы не проскочим между ними. Я сел, опустил голову и стал ждать удара.

Самолет пробил ограждение, пересек дорогу и ударил крылом в стену дома. Часть крыла и хвост оторвались, начался пожар. Мы начали кружиться, и я увидел дерево со стороны, где сидел Кен. Правая сторона фюзеляжа попала в деревянный сарай, где стоял грузовик с шинами и топливом. Он взорвался. Мы покружились еще немного, а затем самолет остановился. Был адский шум. А потом полная тишина».

Это была национальная катастрофа. Трагедия унесла жизни 23 человек, среди которых было 8 «малышей». Манчестер был шокирован, как вся страна, как вся Европа. Когда тела футболистов прибыли в аэропорт города, вокруг не осталось пары сухих глаз.

Англия была в трауре, люди искали того, на кого можно было указать пальцем – и Джеймс Тейн стал козлом отпущения. На общественное мнение сильно повлиял первый отчет немецких властей о произошедшем: «Самолет был покрыт слоем снега толщиной в 8 см, который надо было счистить перед вылетом. Кроме того, на крыльях намерз лед».

Германия первой обвинила Тейна в произошедшем. В качестве доказательств немцы предоставили случайный снимок, сделанный фанатом «МЮ» в аэропорту после второй попытки взлета, на котором видно белое пятно на поверхности самолета, объявленное не счищенным снегом.

Для Тейна мир потерял краски, оставшись только черным и белым, без оттенков. Он отказался признавать хоть какую-то вину и начал борьбу за правду, чтобы доказать свою невиновность. Но рождественским утром 1960 года ему нанесли новый удар. Авиакомпания сообщила об увольнении, поскольку он, в нарушение всех правил, поменялся местами с погибшим пилотом Кеннетом Рейментом. Капитан мог разрешить своему первому офицеру управлять самолетом при условии, что тот был достаточно квалифицирован. Первый офицер мог выступать в роли пилотирующего, в то время как капитан был формально вторым пилотом и оставался при этом командиром экипажа. Тем не менее, в правилах BEA было прописано, что капитан и первый офицер не могут меняться местами.

Чтобы сводить концы с концами пока муж борется за свое честное имя, жена Тейна устроилась на вторую работу.

Их дочери в то время было всего восемь лет, и она стала жертвой постоянных издевательств: «В школе меня мучили из-за связи отца с Мюнхеном. Этого было невозможно избежать. Дети бывают очень жестокими».

Но Тейн не сдавался и начал собственное расследование. Ситуация ухудшилась, когда посол Великобритании в Германии, которая по-прежнему обвиняла во всем пилота, попытался помешать следствию, опасаясь дипломатического скандала между двумя странами. Министр иностранных дел лорд Чалфонт заметил, что «отчет, в котором выводы немецкой стороны подвергались бы сомнению, оказался бы нежелательным для Англии». Неоднократные требования Джеймса Тейна провести справедливое следствие оставались без внимания много лет, пока премьер-министр страны Гарольд Уилсон не сказал: «Я считаю, что с Тейном все это время обходились несправедливо».

После этого пилоту с помощью экспертов удалось доказать, что лед на крыльях самолета не может повлиять на резкое скачкообразное снижение скорости. Очевидцы также показали, что перед вылетом на самолет распылили большое количество химикатов, растопивших снег и наледь. Немцы не собирались вновь открывать материалы дела, но Уилсон настоял на повторных проверках всех фактов, изложенных в их отчетах. В 1968-м британские эксперты подтвердили, что на фото самолета, сделанном фанатом, не было льда и снега, а белое пятно – лишь отражение света от фюзеляжа. Кроме того, при тщательно изучении отчета выяснилось, что местные власти, упирая на погодные условия, забыли о состоянии взлетно-посадочной полосы. Густая слякоть на ВВП создала помехи при движении самолета, притормозив его движение. Администрация аэропорта попросту не почистила полосу по всей ее длине. В марте 1969-го, через 11 лет после авиакатастрофы, в течение которых Джеймс Тейн боролся, чтобы добиться правды, британское правительство официально отвергло причастность пилота к случившемуся.

Удивительно, что между судьбами летчика и клуба, которые пересеклись в тот роковой день в Мюнхене, можно проследить определенное сходство.

Через 13 дней после трагедии наспех собранный состав «МЮ» победил «Шеффилд Уэнсдей», а президент Гарольд Хардман сказал: «Мы скорбим о наших погибших и молимся о наших раненых, но мы верим, что великие дни еще придут. «Манчестер Юнайтед» вновь поднимется на вершину».

В тот же день Тейн не признал результаты немецкого расследования и заявил о своей невиновности. Басби понадобилось целое десятилетие, чтобы оправиться от удара и восстановить команду, которая выиграла Кубок Европейских чемпионов в 1968 году. Тейн сражался за свое доброе имя одиннадцать лет.

***

Через год после своего интервью Робертсу Тейн скончался у себя на ферме от сердечного приступа. Ему было 54 года.

https://www.sports.ru/tribuna/blogs/footballarchivegk/251461...