MadTillDead

Говорят, что в Древнем Вавилоне врачи били пациентов и плевали в них, чтобы болезни стало неуютно находиться в теле и она его покидала.

Все детство меня укачивало в транспорте. Будь то машина, автобус или поезд. Две минуты - и голова кружится, а желудок на всех парах несется к горлу. Была опробована куча народных и не очень методов. Меня сажали в проходе, завязывали глаза, давали леденец или спичку - все было почти бесполезно. Максимум, на что я могла рассчитывать, - это дотерпеть до конца небольшой поездки и уж потом радовать всех видами бывшего завтрака.

Однажды нас с сестрой взяли в парк аттракционов. Естественно, мой вестибулярный аппарат не позволял кружиться, меня посадили на меееееедленный поезд, который не мог укачать при всем желании. Но поезд не мог удовлетворить жажды адреналина, и мы с сестрой начали уговаривать дядю пустить нас на карусель.

Нам достался агрегат с сидушками на длинных цепочках, которые в процессе раскручивания разлетались в разные стороны. Мы, довольные окончанием переговоров, уселись по местам и поехали.

То, что это была фатальная ошибка я поняла сразу же. В голове помутнело, желудок взял низкий старт, карусель набирала скорость. Я стала вспоминать меры, которые следовало предпринять в случае опасности. Так, дышать глубже, смотреть на что-то неподвижное. Чем-то неподвижным был дядя, следивший со стороны, чтобы все было хорошо. Я пролетела мимо него сияя задорной улыбкой, мол, не зря уговорили-то. А уже через 3 метра меня стошнило в кусты.

Хотите верьте, хотите нет, но с тех пор укачивать меня перестало.

Ребенок я была неаккуратный, но уж очень старательный. Свою первую двойку я получила именно благодаря этим бесценным качествам.

В первый класс меня отдали в 6. И если читать я уже худо-бедно умела, то с почерком выходило страшно. Буквы в моем исполнении напоминали руны или клинопись, и о содержании надписи можно было догадаться только приблизительно.

Высшей формой издевательства надо мной тогда было чистописание. Нарисовать в ряд сто одинаковых закорючек было решительно невозможно. В один далеко не прекрасный день очередная закорючка вышла излишне большой, это меня и погубило.

Ручки тогда были нестираемые и такое ощущение, что вечные. Думаю, нарисованные этими ручками на перемене татуировки до сих пор радуют своих владельцев безупречной синевой.

Поняв, что погорячилась, я решила стереть закорючку, однако она не поддавалась, сколько бы стараний я не прикладывала. Осмотрев лист на предмет толщины, я отметила, что тереть еще долго, а тетради сдавать в конце урока.

Гениальная, как тогда показалось, мысль родилась в моей голове. Ведь мама ручку отстирывает с моих рубашек, значит надо попробовать водой.

Старательно обслюнявив ластик, я продолжила пытку трением. Через минуту лист намок и стал сходить катышками. Я поняла, что победа близка и ускорилась. Остановило меня только то, что катышки закончились.

"Странно",- подумала я, подняла ластик, чтобы оценить степень очистки и увидела дырку.

Сквозь лист я посмотрела на соседку по парте и даже начала размышлять о том, можно ли выдать дырку за дизайнерское решение изготовителя тетрадей. Но у соседки в точно такой же тетради дырки не было, значит такой план обречен.

Потом в голову пришла идея вырвать лист, но тогда работы не будет совсем. Опять не вариант.

Пришлось сдать тетрадь в надежде, что учительница не заметит. Однако на следующем уроке, получив ее назад, я увидела первую и единственную в жизни двойку и мою дизайнерскую дырку, обведенную красным.

Тетрадь с этим образцом современного искусства до сих пор хранится у меня на антресолях.

Когда мне было лет восемь, я захотела выгулять кота на поводке.

Специально взяли у знакомых шлейку веселенького розового цвета, нарядили в нее животину и отправили меня гулять с нашим наглухо домашним котом. То ли коту не понравился цвет, то ли от обилия свободы снесло башню, но кот демонически заржал и пустился бегом к березовой роще. Мне же показалось, что ничего страшного. Ну подумаешь котик полазает по деревьям. Я слышала, они так делают.

Кот же, взобравшись на дерево, решил, что диктатура должна пасть и полез выше. Я было попыталась стянуть его за шлейку, вот только авторы ее не рассчитывали на котовую революцию. Мы остались при своем: кот - сидящим на дереве, я - со шлейкой в руке. Стало ясно, что простыми разговорами делу не поможешь, и на место свержения власти были призваны родители.

Увидев их, кот пролез еще пару метров, укрепился на ветке на недосягаемой высоте и, по словам очевидцев, показывал оттуда язык. Целый день мама с папой по очереди ходили к нашему отшельнику и звали его спуститься, но кот был тверд в своем намерении покинуть семейное гнездо и обзавестись своим, поэтому игнорировал любые попытки мирных переговоров.

Так минули сутки, потом еще одни.

На третий день, пока я была в школе, кота нам принесли. Он устал держаться за ствол и упал на землю. Созрел, значит. Соседи, наблюдавшие падение революционера, милосердно отнесли животное домой. Кот проспал три дня и стал вести себя как обычно, но при слове "прогулка" всегда ощутимо вздрагивал.

Я все детство можно сказать в поезде провела. На летние каникулы меня неизменно ссылали в Украину к родственникам.

Мне было что-то около шести. Мы ехали на юг. Денег на купе не было, и я всегда радостно носилась по плацкартному вагону.

В тот раз мне очень повезло- у меня был единомышленник, мальчик моего же возраста, который с бабулей по материнской линии ехал в нашей же купешке. Мы всю дорогу играли, рисовали, сочиняли.

И вот пришло время им с бабушкой выходить, и мой новый знакомец и уже лучший друг, сожалея о нашем расставании протянул мне билет со словами, что мы обязательно встретимся.

Раньше билеты были бумажные, и их для отчетности сдавали проводнику, а потом перед выходом на твоей станции можно было попросить проводника их отдать. Тогда он брал смешную книжку с прозрачными пластиковыми кармашками, вроде кассы для 1 класса и искал твой билет. Сами билетики были для нас желанными трофеями, с которыми можно играть в поезд или разрисовать. И это сокровище мальчик отдает мне! Вот это поступок так поступок. Я всю оставшуюся дорогу прижимала к сердцу трофей.

Минуло лет очень много. Тот билет хранился у меня в коробке с воспоминаниями, и я периодически на него натыкалась, поглаживая и вспоминая с теплом ту поездку.

Когда появились соцсети, возникла у меня шальная мысль. Имя я помнила, а на билете есть фамилия мальчика! Я могу его найти!!

Торжественный момент, одна рука занесена над клавиатурой, вторая шарит по коробке воспоминаний в поисках билета и с волнением его разворачивает. А Сережа отдал мне БАБУШКИН билет.

Моя очередь уже почти подошла. По спине катились крупные градины пота. Сзади нависали другие покупатели со своими корзинками, а мамы всё не было. Вот я уже следующий. Кассирша уже пару раз строго и осуждающе взглянула на меня поверх очков. Моя корзинка стоит на полу, я перекладываю покупки на ленту и все ищу, ищу ее глазами.

Она сказала, что забыла кошелёк в машине. Она ведь всего на минутку...

Покупатель расплатился, меня уже трясет. Кассирша здоровается со мной, но глаза мои выдают охватившую меня панику. "Мама, - бормочу я,- надо подождать". Её всё нет. Почему она не идёт?! Она же знает, что я здесь стою. Где же она? Паника нарастает. Я не пропускаю очередь, ведь она всего на минутку.

Подходит администратор, сурово глядит на меня и спрашивает что случилось. Пока я пытаюсь избавиться от кома в горле, кассирша отвечает, что мы ждем мою маму.

Маму вызывают по громкой связи.

Минуты тянутся невообразимо долго. Я еще немного смотрю в зал, но она не приходит.

"Сейчас, погодите. Сейчас она придёт!"

Я натыкаюсь взглядом на подошедшего охранника, и паника перерастает в настоящий ужас.

Это он. Тот же самый, который работал в тот день...

Оставляю покупки, выбегаю прочь из магазина, размазывая слезы по лицу. Мама не придет.

Её сбила машина, когда она выбежала за кошельком. Всего на минутку. Месяц назад.

Почто преследует меня

Злой рок в общеньи с полом женским?

Всего сто семьдесят два дня

Я прожил с этим совершенством.

А после – горестный уход,

Меня всю жизнь уходы бесят...

Я буду пить не месяц – год!

А может даже год и месяц.

Теперь, лишь вспомню я о ней,

Мне прыгнуть хочется с утёса!

О, эти вырезы ноздрей

Безумно женственного носа...

О, эти впадины глазниц,

Бровей очерченные дуги…

Знавал я множество девиц,

Но ни одной как ты подруги.

В бреду мне грезится пупок

И шейных позвонков античность,

Грудей упругость, стройность ног,

Ключиц торчащих симметричность.

Забуду ли плеча овал,

Коленных чашечек изящность?

Ах, как я стопы обнимал,

Взасос целуя каждый хрящик!

Где этот локтевой сустав

И череп формы благородной?

Ты просто от меня устав,

С другим встречаешься сегодня.

И рядом с ним плывёшь как танк,

Ловя восторженные взоры

На дивность пальцевых фаланг

И раковин ушных узоры.

Но у меня сомнений нет –

Сколь не приложит он усилий,

А не оценит твой хребет

И утончённость сухожилий.

Ведь он же физик, как и ты.

И, расщепляя мирный атом,

Не видит этой красоты,

Как я – патологоанатом.

Написал его один из моих любимых авторов Йенс Тилва