Antropogenez

Александр Соколов беседует с археологом, зав. сектором полевых исследований Центра археологических исследований НовГУ Павлом Колосницыным: об археологических мифах, борьбе с чёрными копателями, о том, почему не бывает «любительской археологии», и о том, что древний город — это одна большая археологическая находка.

На фото: Павел Колосницын выступает на форуме «Учёные против мифов».

Александр Соколов:

Павел, у вас популярный блог по археологии. Поэтому в комментарии постоянно набегают различные «борцы с официальной историей». Кто одолевает вас больше всего? Сторонники «новой хронологии»? Искатели древних инопланетян? Националисты?

Павел Колосницын:

Я бы сказал, что всё понемногу. Обычно это реакция на публикацию. Из последних наиболее активных, были сторонники всемирного потопа, произошедшего в XIX веке, и неистребимые фоменковцы, всё пытающиеся мне доказать, что история Новгорода насчитывает всего несколько веков. Ну ещё очень любит меня читать Чудинов, точнее не меня, а «надписи» на фотографиях находок, которые я публикую.

Александр Соколов:

С какими популярными заблуждениями по поводу археологии приходится сталкиваться? Про потоп? Про подделки? Про некорректность датировок?

Павел Колосницын:

Всё вышеперечисленное и многое другое. Спектр заблуждений очень широк. Вообще почти к любой публикации в обязательном порядке появляется комментарий в стиле — всё было не так, эти кости не человеческие, историки всё придумывают и так далее в том же духе. Основная проблема: многие думают, что история — это не наука, а нечто вроде творчества — дескать, мы всё равно ничего не знаем о прошлом, поэтому историки и археологи просто придумывают разные версии, а та, которая красивее или актуальнее, выбирается как основная. Связано это с тем, что большинство обычных людей не имеют никакого представления об археологии как науке, её возможностях, задачах и методах. И половину таких мифов обычно удаётся рассеять, просто коротко рассказав о том, как работают археологи и историки.

Александр Соколов:

У вас было несколько постов на тему «чёрной археологии». Почему столько внимания данной проблеме?

Павел Колосницын:

Для археологов это одна из самых животрепещущих тем. Кстати, я, как и многие, не люблю термин «чёрная археология», потому что он не отражает сути явления, а даже несколько романтизирует. Но это всё равно, что человека ворующего из магазина, называть «чёрным покупателем» или напавшего с ножом преступника «чёрным хирургом». Но выражение закрепилось и приходится использовать. Археологи же чаще называют таких «любителей» просто грабителями.

А внимания много вот почему. Главные угрозы для археологических памятников две. Это строительство и «любительские» или незаконные раскопки (чаще всего с металлодетектором). И вот если опасность от строительной деятельности понимают все (даже строители, которые если и идут на нарушения, то осознают, что нарушают закон), то с «чёрной археологией» по-другому. До сих пор значительная часть обывателей считает это безобидным хобби, приверженцы которого «просто собирают по полям никому не нужные предметы и монетки». Поэтому постоянно приходится доказывать и разъяснять, что такая «любительская археология» приводит к тому, что уничтожаются источники информации о прошлом. Для археолога любой предмет из прошлого это всё равно, что вещественные доказательства с места преступления для следователя. Следователя (как и археолога) интересуют не вещи, а то, что они могут рассказать о произошедшем. Вот взять нож, если он взят из магазина, то он сыщику не интересен. А вот точно такой же нож, найденный рядом с телом убитого, уже улика. И тут важнее, где он лежал? В кармане или в кустах рядом? Есть ли на нём следы крови или других веществ? Есть ли рядом ножны от него? Каждый ответ на вопрос дополняет картину произошедшего.

В археологии очень похоже — нож XI века, лежащий на полке, никакого интереса не представляет. Мы и так знаем, что в XI веке люди пользовались железными ножами.

Гораздо важнее обстоятельства находки. Нож, найденный в комплексе погребения, рассказывает о представлениях о загробной жизни. Комплекс однотипных ножей, найденных на поселении в сочетании с другими вещами, скажет о его культурной принадлежности. Ножи и их заготовки, найденные рядом с остатками горна, выдают место расположения кузницы. А несколько ножей в комплексе с другими вещами, могут быть, скажем, кладом торговца. Вариантов бесконечное множество. И такие сведения может дать каждый предмет. Но эту информацию мы узнаем, только если будем вести раскопки в соответствии с методикой и точно фиксировать контекст каждой находки.

Александр Соколов:

А если человек просто где-то в поле собирает монетки — ну хобби у него такое. Или даже у себя в огороде нашёл какой-нибудь горшок. Он сразу, автоматически, преступник? Не слишком ли это?

Павел Колосницын:

Всё не совсем так. Это две совершенно разные ситуации. И смешивают их, как раз «любители металлопоиска», которые разводят панику и кричат, что злые археологи скоро пересажают всех за копку картошки.

«Сбор монеток в поле» в соответствии с законом — преступление. За поиск с металлодетектором древних предметов (то есть по факту за незаконные археологические раскопки, которыми он является) в Административном и Уголовном кодексах РФ предусмотрены меры наказания, которые в зависимости от обстоятельств, тяжести преступления и размера нанесённого ущерба варьируются от конфискации металлодетектора и штрафа в 1500 рублей (КОАП РФ Статья 7.15. Проведение археологических полевых работ без разрешения) до лишения свободы на срок до 6 лет (УК РФ, Статья 243.2. Незаконные поиск и (или) изъятие археологических предметов из мест залегания).

А вот случайная находка при проведении обычных работ никаким преступлением не является и налагает на нашедшего только одно обязательство — сообщить об обнаруженном предмете в органы охраны памятников.

Александр Соколов:

Есть ли какие-то улучшения в борьбе с чёрными копателями в нашей стране? Или всё совсем плохо?

Павел Колосницын:

Ситуация двойственная: принятые несколько лет назад изменения в законодательстве дают все инструменты для пресечения нелегальной и «любительской» «археологии». Мы и наши коллеги довели до суда несколько случаев и в большинстве случаев «металлодетектеристы» получили довольно крупные штрафы с конфискацией приборов.

Но правоохранительные органы и местные администрации довольно апатично относятся к «металлодетектеристам», не понимают разрушительности этой деятельности. Ну и большие просторы нашей страны тут тоже являются препятствием: очень много отдалённых мест и малонаселённых территорий, где годами партизанить можно, а не то что копать с металлодетектором.

Но по своим наблюдениям могу отметить, что в Новгородской области с 2014 года перестали открыто копать на памятниках, находящихся вблизи населённых пунктов и в относительно людных местах. Раньше, проехав по окрестностям Новгорода в выходной, можно было увидеть несколько человек с металлодетекторами. Мы так совместно с местной охраной памятников устраивали рейды и почти всегда они заканчивались задержанием. Или просто кто-то звонил и сообщал о «металлодетектеристах». Сейчас же копают в основном вдали от людских глаз.

Александр Соколов:

Я слышал мнение (от специалиста), что главный урон науке наносят не организованные группы копателей, а идейные одиночки, потому что их большинство и их сложнее переловить. А как вы думаете?

Павел Колосницын:

Тут сложно сказать, потому что очень мало данных. Копателей можно условно разделить на три группы в зависимости от того, что ими движет. Самая многочисленная — действительно те, для кого это просто хобби — увлечение. Им интересен процесс: походить на свежем воздухе, поискать, радостно найти предмет из прошлого и положить в коллекцию. Таких «энтузиастов» тысячи и поэтому они берут численностью. Существует даже зарубежное исследование, в котором на статистических данных показано, что в странах с легализованным металлопоиском «любители» наносят больше вреда, чем откровенные грабители, действующие нелегально в странах где «любительская археология» запрещена. Например, в Англии и Уэльсе, детектористы, занимающиеся поиском легально, в среднем находят 2 163 189 предметов в год, а сообщают только о 83 795, то есть менее чем о 4% находок. При этом сведения о значительной части обнаруженных предметов неточны и не подходят для научного исследования.

Я, как археолог, считаю, что никакой «любительской археологии» и «металлопоиска» быть не должно. Эта деятельность однозначно вредит археологическим памятникам вне зависимости от мотивации «любителей».

Александр Соколов:

Какие популярные книги по археологии порекомендуете читателям?

Павел Колосницын:

К сожалению, их не так много, как хотелось бы. Из проверенного временем, рекомендую: «Библейские холмы», Эрих Церен. Прекрасный рассказ об истории археологических исследований на территории Ближнего Востока. О там, как попытки найти следы городов и событий, упоминаемых в Библии, привели к открытию нескольких древних цивилизаций и изменили представления о прошлом.

«Боги, гробницы, учёные» Карла Керама. Ещё один увлекательный рассказ о становлении археологии и открытии древних цивилизаций.

«Я послал тебе бересту» Валентина Лаврентьевича Янина. Главная научно-популярная книга о российской археологии и её самом ярком открытии XX века — берестяных грамотах. Но автор этим не ограничился. Простым и ясным языком Валентин Лаврентьевич рассказывает о работе археологической экспедиции, раскопках, методах исследования и истории Новгорода.

А ещё недавно совершенно случайно обнаружил прекраснейшую книгу Франсиса Дьёлафэ «Археология. Справочник для любознательных», переведённую с французского и изданную в 2002 году. Если интересуетесь археологией и где-то её найдёте, то хватайте и не отдавайте. Прекрасно иллюстрированное издание популярно, но довольно подробно рассказывающее об археологии и её методах. Единственный минус: книга написана французским археологом, поэтому используемые примеры и описанные культуры соответствующие.

Александр Соколов:

А какие есть приличные фильмы на эту тему — художественные или документальные?

Павел Колосницын:

Честно говоря, не решусь что-то посоветовать. Как то не было фильма документального или художественного, о котором я бы сказал — «Вот это да!». Есть документальные фильмы и передачи о различных экспедициях и исследованиях. Несколько лет назад был снят фильм «Раскоп», действие которого происходит в археологической экспедиции. Если интересно, то я в своём журнале делал подборку советских и российских фильмов, так или иначе связанных с археологией.

Александр Соколов:

Какими качествами нужно обладать, чтобы быть полезным в археологической экспедиции, например в вашей?

Павел Колосницын:

Требование на самом деле простое — желание работать и наличие рук. Хотя последнее тоже не обязательно, помню, на практике у нас работал однорукий парень и неплохо, надо сказать. На раскопе всегда много относительно простой работы — расчищать, копать и выносить слой. И не только. Любая более-менее крупная археологическая экспедиция это сложная организация, где есть множество занятий: от приготовления обедов и уборки до рисования находок и компьютерной обработки массивов данных. Поэтому главное — желание.

Александр Соколов:

Про какую самую необычную, яркую находку из вашей практики вы вспоминаете с особым трепетом?

П. К. Дело в том, что главное — не отдельная находка. Даже самая редкая, ценная и информативная вещь сама по себе даст очень мало. Важен комплекс. Поэтому самая ценная находка в моём случае это город — Старая Русса. Древнерусский город с мостовыми, усадьбами, остатками жилых домов и хозяйственных построек, грамотами, монетами и серебряными слитками, оружием, разбитыми горшками и ювелирными украшениями, костями домашних животных и кухонными отходами, с орудиями труда, туфлями и сапогами, фундаментами исчезнувших храмов, могилами средневековых рушан и многим-многим другим, расположенном в строгом порядке в слоях, отложившихся за тысячу лет. Всё это вместе — одна большая яркая находка. А любой предмет — лишь кусочек пазла.

Александр Соколов:

Как на Ваше становление (как учёного) повлиял научпоп (книги, фильмы, журналы…)? Повлиял ли? В частности, на то, что вы стали заниматься наукой?

Павел Колосницын:

А я вот действительно задумался, как я вообще пришёл в науку? Оглядываясь в прошлое, я могу признаться, что в подростковом и юношеском возрасте увлекался «сверхъестественным», зачитывался тем же Бушковым. Но что-то повернуло в правильную сторону. И возможно, базу этого заложили научно-популярные журналы, которые я читал с раннего детства — «Юный натуралист», «Юный техник», «Техника — молодёжи», научно-популярные книги и телепередачи. Всё это давало знания и способствовало развитию критического мышления. А в археологию привели, в том числе и вышеупомянутые книги, которые попали мне в руки уже в студенческие годы.

Источник: XX2 ВЕК

От редактора: В издательстве Corpus выходит книга знаменитого шведского палеогенетика Сванте Пэабо - учёного, подарившего миру геном неандертальца и описавшего загадочных денисовцев. С любезного разрешения издательства, мы публикуем небольшой отрывок из книги. В нем говорится о периоде, когда восторги от первых успехов палеогенетики сменились более трезвым взглядом на возможности и трудности на пути молодой науки. Прежде всего, трудности технические.

Книгу перевела Елена Наймарк.

Свою текущую научную задачу я видел в том, чтобы выработать систематический подход и надежные методики секвенирования древней ДНК. Еще в Беркли я начал понимать, насколько серьезна проблема внесения инородной современной ДНК в материалы с ископаемой ДНК, особенно когда применяется ПЦР. С использованием новых секвенаторов и термоустойчивой ДНК-полимеразы процесс могли запустить всего несколько молекул ДНК или даже одна-единственная молекула. Если, к примеру, музейный экспонат растерял все свои собственные древние ДНК, зато приобрел за время хранения несколько фрагментов ДНК музейного куратора, то мы в результате вместо древнеегипетского жреца изучали бы музейного куратора. С вымершими животными в этом отношении было проще, меньше возможности перепутать нуклеотидные последовательности. На самом деле, именно работая с животными, я осознал, насколько серьезна проблема внесения инородной ДНК: иногда, умножая мтДНК из остатков древних животных, я получал человеческую нуклеотидную последовательность. В 1989 году, еще до отъезда в Мюнхен, я опубликовал статью в соавторстве с Аланом Уилсоном и Расселом Хигучи (тем, который начал работы с кваггой). Статья ввела в обиход “критерии аутентичности”, как мы их назвали, то есть ряд процедур, которые необходимо выполнить, чтобы подтвердить “древность” прочтенной ДНК. Мы предложили параллельно с исследуемым материалом каждый раз проводить реакцию с “чистым экстрактом”, то есть использовать все те же реагенты, но без добавления ископаемого образца. Таким образом выявлялись фрагменты ДНК, случайно попавшие в сами реагенты. Кроме того, и процесс выделения ДНК, и ПЦР предлагалось провести несколько раз — требовалось, чтобы искомая цепочка ДНК появилась хотя бы дважды. И наконец, я пришел к окончательному заключению, что древние фрагменты ДНК вряд ли бывают длиннее 150 нуклеотидов. В общем, вывод из всего этого напрашивался неутешительный: все прошлые эксперименты, притязающие на выделение древних ДНК, особенно до изобретения ПЦР, были безнадежно наивными.

Да и мои собственные результаты, те найденные ДНК-последовательности мумий, опубликованные в 1985 году, задним числом выглядели подозрительно длинными: ведь ДНК всегда разбивается на короткие фрагменты. Как показали другие исследователи, я выделил гены антигенов, трансплантационных белков. Я мог бы назвать две возможные причины их появления в составленной тогда цепочке (а мы как раз их и изучали в тот момент в лаборатории в Упсале): либо я пользовался реагентами, предназначенными для антигенов, либо фрагмент ДНК случайно попал в исследуемый материал. Учитывая длину полученной цепочки, я склоняюсь ко второму варианту. Я утешал себя мыслью, что вот таким образом я поучаствовал в научном прогрессе: методики устаревают, на их место приходят новые, лучшие. И я рад, что к этой части прогресса я буквально приложил собственные руки. К тому же с неожиданной стороны пришла помощь. В 1993 году Томас Линдаль опубликовал короткие комментарии в Nature, где предлагал критерии, схожие с опубликованными нами в 1989- м. Соблюдать их он считал необходимым, если дело касалось древних ДНК. Хорошо, что такой уважаемый ученый из другой области подтвердил наши выводы — я уже тогда обеспокоился тем, кто приходит в область исследований древней ДНК. Громкое освещение в прессе и общественное внимание привлекали ученых без достаточных знаний по биохимии и молекулярной биологии; они просто отправляли на ПЦР любые древние образцы, оказавшиеся под рукой. Мы в лаборатории называли такой подход нелицензионной молекулярной биологией”.

Из всех возможных лабораторных проектов сам я склонялся к изучению истории человека методами молекулярной биологии. Это замечательно интересная область знаний, хотя и пестрящая домыслами и предубеждениями, взятыми напрокат из отживших идей. Мне хотелось привнести стройность в науку о человеческой истории и сделать это на основе изучения ДНК древних людей. Для этого можно было бы начать с очевидного: в качестве исходного материала взять сохранные останки человека бронзового века из торфяников Северной Германии и Дании. Но чем больше я про них читал, тем лучше понимал, что сохранились остатки благодаря высокой кислотности среды, дававшей дубильный эффект. Кислая среда ведет к потере нуклеотидов и разрывам нуклеотидных последовательностей, что, по понятным причинам, сохранению ДНК никак не способствует. Но, что еще хуже, сам факт, что человеческие ДНК находят при лабораторных исследованиях даже в остатках животных, показывает, насколько непросто работать с остатками человеческими.

Обдумав все это, мы начали с образцов вымерших животных, таких как сибирский мамонт. Мы запустили планомерные эксперименты с контролями. Например, мои студенты Олива Хандт и Матиас Хёсс проводили опыты с использованием праймеров, специфичных для человеческой мтДНК. Я пришел в смятение, когда они уверенно выделили человеческую ДНК не только из животных образцов, но и из контрольных вытяжек, вообще без добавок. Мы повторили эксперимент с новыми реагентами, “свежедоставленными” в лабораторию, но результат был тот же.

И еще раз, и еще, и еще, месяц за месяцем — человеческая ДНК присутствовала везде и всюду. Меня охватило отчаяние. Чему верить? И как вообще доверять результатам, если только они полностью не совпадут с ожидаемыми (например, у сумчатого волка ДНК-последовательность соответствует сумчатым)? А если доверять только ожидаемым результатам, то зачем вообще работать в этой области? Мы же никогда не откроем ничего неожиданного, того, ради чего и существуют настоящая наука и настоящий эксперимент.

Каждый день я уходил домой разочарованный и измотанный постоянными провалами. Но постепенно я стал понимать, насколько легкомысленно относился к проблеме занесенных загрязнений. Очевидный логический вывод, следующий из чрезвычайной чувствительности ПЦР, мне в голову почему-то не пришел. И в Беркли, и в первые месяцы в Мюнхене мы экстрагировали ДНК из музейных образцов, работая на общих лабораторных столах, где в обращении было огромное число ДНК и человека, и разных других исследуемых организмов. Даже если мельчайшее количество современной ДНК попадет в раствор, содержащий экстракт ископаемой ДНК, современная ДНК возьмет верх над древним материалом. Такое запросто могло произойти, даже если мы всего лишь забыли поменять пластиковую насадку на пипетке.

Стало понятно, что нам придется полностью отделить — причем отделить физически — работы с древними ДНК от всех остальных лабораторных проектов. В особенности стоило обратить внимание на изоляцию ПЦР, при которой получались триллионы молекул. Нам нужна была лаборатория, которая занималась бы исключительно выделением и амплификацией древнего материала. На нашем этаже нашлась маленькая комнатка без окон, мы ее полностью вычистили и покрасили, затем задумались, как бы избавиться от тех ДНК, что неминуемо проникли в лабораторию с новыми столами и инструментами.

Меры мы приняли самые жесткие. Абсолютно все в лаборатории было вымыто хлоркой, которая окисляет ДНК. К потолку приделали ультрафиолетовые лампы, их включали на ночь, так как ультрафиолет разрушает молекулы ДНК. Мы купили новые реагенты — и первая в мире “чистая” лаборатория для исследования древнего материала заработала (рис. 4.1). И все сразу поменялось. Наши контрольные растворы перестали выдавать ДНК, как им и полагалось. А из рабочих растворов, как и полагалось, определялась ДНК. Но мало-помалу, спустя несколько месяцев, в контроле опять стали появляться ДНК. Я рвал и метал. Ну что опять?! Мы выбросили все реагенты и закупили новые.

Рис. 4.1. Олива и Матиас в первой “чистой комнате” в лаборатории в Мюнхене. Фото: Мюнхенский университет

И опять ситуация исправилась, но ненадолго. Я прямо-таки с ума сходил на почве “чистоты в чистой комнате”, а еще мы установили изуверские правила работы в “чистой комнате”, и эти правила действуют и соблюдаются до сих пор. Во-первых, доступ в комнату был открыт только тем, кто непосредственно проводил эксперимент, в нашем случае только Матиасу и Оливе. Перед тем как войти, они облачались в специальные халаты, шапочки, бахилы, надевали перчатки и закрывали лицо щитком. Еще несколько тщетных экспериментов — и у нас добавилось новое правило: входить в комнату можно только утром непосредственно из дому. Если им приходилось пройти через помещения, где содержались продукты ПЦР, вход в “чистую комнату” на весь день им был закрыт. Все химикаты поступали прямо в “чистую комнату”, мы купили новое оборудование, которое тоже привезли прямо туда. Постепенно ситуация улучшалась. И все равно новые реагенты обязательно тестировались на присутствие человеческой ДНК, и не однажды целую партию отправляли обратно. Матиаса и Оливу оставалось только пожалеть: они-то рассчитывали позаниматься ДНК древних людей и вымерших животных, а вместо этого попали в кабалу утомительных процедур, по сто раз перепроверяли реагенты и волновались, как бы не занести лишней ДНК.

В конце концов наши усилия начали приносить плоды, и общее настроение поднялось. До сих пор мы исследовали мягкие ткани, кожные или мышечные. Но я вспомнил, как в Упсале успешно вытягивал ДНК из хрящей мумий, то есть из ткани, похожей на костную. Если бы удалось выделить ДНК из древних костей, а не из мягких тканей, то перед нами открылось бы множество новых возможностей, так как от древних людей остаются в основном кости. В 1991 году Эрика Хагельберг и Дж.Б. Клегг из Оксфордского университета опубликовали статью с описанием процесса выделения ДНК из костей древних людей и животных. Поэтому, взяв наконец под контроль инородные загрязнения, Матиас занялся освоением технологий выделения ДНК из костей древних животных. В этом случае вероятность перепутать целевую ДНК с загрязнениями значительно уменьшалась: ведь с животными мы почти не работали. Один из таких методов, описанных в литературе, предлагал протокол для экстрагирования ДНК микроорганизмов. Основан он на том, что ДНК в условиях солевого раствора высокой концентрации связывается с кремниевыми микрочастицами — в данном случае с тончайшей стеклянной пылью. Затем кремниевые частицы тщательно отмываются, чтобы избавиться от всех нежелательных компонентов, которые могут вмешаться в ПЦР. И после этого молекулы ДНК отделяют от кремниевых частиц методом понижения концентрации соли. Конечно, процесс экстрагирования ДНК оказался весьма громоздким, но он работал и приносил результаты.

Паабо С. Неандерталец (перевод Е. Наймарк). Издательство Corpus. Москва, 2018. С. 82-88.

Наш паблик научно-популярный, и мы обычно не публикуем художественных произведений. Но иногда можно и отступать от правил. Наш читатель - Александр Столов - прислал небольшой рассказ - зарисовку из жизни кроманьонца. По нашему скромному мнению, неплохо написано. А вы как считаете?

Когда оленя спугнешь – он взлетает над снегом, широко расправив невидимые крылья на копытах. Пара колоссальных прыжков – и рогатый зверь совершенно исчезает из виду. Он очень быстр…. Но следы на снегу все равно запоминают его путь. Если умеешь с ними говорить, они сообщают без утайки: вот тут олень скинул страх, здесь пошел совсем медленно, обкусывая попадающиеся на пути тонкие ветви. Сойдя со следа, умелый охотник движется против ветра, подбираясь к оленю очень близко. Бдительный зверь снова улетает, но уже не так далеко, как раньше. Прозрачные крылья все сильнее нуждаются в отдыхе. А снежный покров продолжает выдавать оленьи тайны: у этого куста зверь надолго остановился, пытаясь отдышаться. Вот здесь страх снова запрыгнул на него, заставляя идти дальше. Следы ведут к реке…

Вот он – статный зверь жадно пьет, низко склонив голову с огромными ветвистыми рогами. Над раскаленными боками поднимается пар: долгая погоня разожгла в нем иссушающее пламя. Уставшее внимание зверя целиком поглощено речным шумом. Вода с громким шорохом проносится под могучей скальной грядой, перекинувшейся с одного берега на другой всего в сотне шагов от оленя. Хороший момент, чтобы подкрасться незамеченным. Охотник медленно выходит из зарослей кустарника. Ближе… Еще немного…Предательски хрустнувшая под мокасином ветка заставляет зверя поднять голову. Расстояние еще слишком большое – копье не долетит. Олень рывком разворачивается, размашистые скачки уносят его вверх по скальной тропе. Нельзя дать ему уйти: охотник бросается наперерез, умелая рука закрепляет копье в изгибе метательной палки. Взмах – копье стремительно отправляется вдогонку зверю. Олень, резко содрогнувшись в полете, безвольно опускает голову. Массивное тело кубарем врезается в каменистую почву. Подойдя, Охотник осматривает добычу: хороший бросок, тяжелый костяной наконечник глубоко вошел в оленью шею.

Небо над перевалом начинает настораживающе хмуриться, поднявшийся ветер настойчиво напоминает, что надо искать укрытие. Охотнику не понаслышке известно, насколько суровыми бывают бури в этих горах. Может, в скале удастся найти расщелину? Надо осмотреться. Но сначала – освежевать тушу, пока окоченение не испортило шкуру. Используя небольшой нож с кремниевым лезвием, умелые руки легко обрабатывают добычу, отточенными движениями отделяя мясо от костей. Где-то высоко в небе птицы-бураны все сильнее размахивают крыльями, отчего сыплющаяся с них белая пыль начинает заполонять небо.

Закончив с оленем, охотник тщательно осмотрел скальную гряду. В сотне шагов от оленьей туши среди исчерченных ветром каменных отрогов отыскалось темное отверстие выше человеческого роста. Он не раз слышал рассказы об огромных пещерах, но ему ни разу не доводилось видеть их своими глазами. Прежде чем пойти – необходимо собрать пищу для огня. Без огня пещера может оказаться опаснее любой снежной бури. Склон около входа в пещеру плотно обжит хвойными кустарниками. Один за другим они поникают под ударами каменного топора.

Когда дров заготовлено достаточно, охотник приступает к великому таинству – рождению огня. На ровной площадке, защищенной скальным выступом от всепроникающего мокрого снега, сооружается маленькая люлька из тонкой хвои. Внутри лежит вместилище будущего пламени – крупный кусок высушенной коры. Самое сложное – это вдохнуть в него жизнь: долгие ритмичные удары двух камней старательно высекают редкие искры. Подхваченные дыханием охотника, они оживают на теле коры. Лишь когда новорожденный огонь набирается сил, его можно бережно перенести на большую смолистую хвойную ветвь. Теперь пришло время войти и осмотреть пещеру.

Она огромна. Столь велика, что трепещущий свет факела, едва дотягивается до ее верхнего свода. Гулкая тьма, плотно оплетающая пространство, очень неохотно отступает при приближении яркого пламени. Она извивается, прячется за камнями и выступами стен, готовая вернуться, как только охотник с факелом в руке отдалится на пару шагов. При поднесении огня к стенам, на них отчетливо проступают глубокие отметины, оставленные медвежьими когтями. Но самих зверей можно не опасаться – нос не улавливает в пещере даже намека на тягучий медвежий запах. Перетащив весь свой скарб внутрь, охотник разводит большой костер.

Огонь расцветает посреди пещеры. Искры света пробегают по поверхности свисающих с потолка кристаллов, порождая круговерть причудливо танцующих теней и бликов. Разбуженные их волнением, постепенно оживают и сами стены: застывшие каменные волны вновь приходят в движение. Вся пещера возбужденно колышется вокруг охотника приготовляющего пищу. Первый маленький кусочек оленьего мяса сгорает дотла, становясь добычей для духов. Остальные охотник тщательно пережевывает, все больше обращая внимание на поведение пещеры. Его притягивает граница тьмы и света, залитая оранжевыми и красными огненными отблесками. Нет сомнений – там кто-то бродит.

Привлеченные огнем темные силуэты подбираются все ближе, то исчезая, то вновь проявляясь на каменной поверхности. Страха нет – он завороженно подвигается к стене. На извивающейся каменной глади проявляется темный массивный сгусток, все больше воплощающийся в громадного зверя. В мерцании пламени все отчетливей проявляется его длинная всклокоченная шерсть, огромные мышцы, широко расходящиеся изогнутые рога. Косматый гигант, низко склонив голову, роет землю копытом. Маленькие бычьи глаза удивленно таращатся на огонь.

Может, схватить копье? Нет – это трусливая мысль. Дух, пришедший сюда, хочет другого: зовет, манит, просит впустить его в наш мир. Дрожащими руками охотник достает из-под одежды ритуальный мешочек с красным порошком. Обычно он наносится на лицо, чтобы приветствовать летнее солнце. Но сейчас все иначе: проговаривая нашептываемые пещерой слова, охотник смешивает его с оленьей кровью. Красная вязкая масса окрашивает руку. Не вставая, охотник осторожно приближается к зверю, бык неподвижно выжидает. Рука тянется к темно поблескивающему раздвоенному копыту. Миг – и охотник чувствует, как дух бизона начинает наполнять его тело. Рука, проникшая в мир духов, обращается копытом. Там где она касается бизона – на стене остаются яркие светящиеся следы. Исполненный восторга охотник встает в полный рост, стараясь покрыть отпечатками весь силуэт огромного зверя. Приходится высоко тянуться, но каждое прикосновение наполняет его силой и радостью. Последним он дотрагивается до широкого косматого горба. В этот миг его тело сковывает страшная усталость. Бык, ставший частью нашего мира, довольно покачивает головой: ему больше ничего не нужно от человека, и он отпускает его отдыхать. Улегшись рядом, охотник засыпает глубоким сном.

Утренние лучи весело освещают окрестности пещеры, приветствуя отправляющегося в путь охотника. На недоступной свету стене едва заметно виднеются красные следы.

Den Den (письмо в Редакцию): Хотел бы задать три вопроса, возникшие после посещения Музея им. Дарвина в Москве: 1) Как ученые определяют принадлежность к хищникам или нехищникам первых существ на земле, следы которых остались только в окаменелостях (возможность определить по зубам, как я понимаю нет) ? и какие факторы эволиции способствовали появлению хищников или не хищников из простых одноклеточных? 2) Как я понял было два больших вымирания существ - а какова причина первого вымирания? (под вторым я понимаю вымирание динозавров). 3) Очень удивили предки текущих животных - а какие факторы послужили росту хобота у слона? Необходимость поливать себя в жаркую погоду и доставать пищу с деревьев? Заранее спасибо за ответы!

Станислав Дробышевский:

1) Существует огромное количество современных существ, питающихся самыми разными способами. Сравнивая древние останки с современными известными, можно узнать о питании даже по отпечаткам ног, фалангам и рёбрам. Иногда же сохраняется не так мало, и ротовой аппарат более-менее установим, так что тип питания определить вполне можно. Факторы появления хищничества - наличие ресурса, то есть тех, кого можно съесть. Если есть доступная еда, рано или поздно возникнет тот, кто будет её есть. Хищником быть по-своему выгодно, ведь можно получить калорий много и сразу.

2) Я так понимаю, Вы говорите про пермь-триасовое вымирание. Подробно про его причины Вы можете прочитать в книге Еськова "Удивительная палеонтология". А краткая суть такая: материки из единой Пангеи стали расползаться, климат стал меняться, да к тому же появились насекомые с водными личинками, которые выносили фосфор и прочие микроэлементы из вод на водоразделы. В то же время возникли растения с нормальными корнями, которые закрепили почвы, что препятствовало стоку обратно в воды. В сумме, это привело к фитопланктонному кризису (водорослям не хватало микроэлементов), отсюда - зоопланктонный кризис, отсюда - вымирание всех более высоких трофических уровней.

3) Предки слонов были с виду чем-то типа тапира, своим недохоботом они загребали водные растения себе в рот. Дальше - больше, хобот оказался очень полезным многофнкциональным инструментом, вот и вырос до нынешнего великолепия.

Вадим: Пож-та объясните/поправьте: главный (единственный?) носитель наследственной информации цепь ДНК (по крайней мере гены в кодирующей части) можно ассоциировать с описанием набора белков-кирпичей (или инструкций по их изготовлению), из коих строится организм. Где и как в зиготе зашита информация о том, когда, куда и какие белки требуются, т.е. архитектурная схема будущего организма, программа экспрессии генов (вкл/выкл), дифференциации клеток и пр.? В ДНК? Как можно в нескольких миллиардах фактически бинарных значений зашифровать безумно огромный массив информации о структуре организма из триллионов сложно взаимодействующих клеток? Спасибо.

Светлана Боринская:

Сама по себе программа развития организма, закодированная в ДНК, не работает. Для ее реализации нужны "запускающие" сигналы, которые поступают из клетки и из внешней среды (для млекопитающих сигналы извне идут через организм матери). "Архитектура" определяется последовательностью включения генов. А эта последовательность, в свою очередь, определяется сигналами от других генов и из цитоплазмы клеток. Сигналы могут поступать в виде регуляторных белков, связывающихся с ДНК и включающих или выключающих гены, или в виде особых маленьких молекул РНК (микроРНК), которые не кодируют белки, но участвуют в регуляции процессов их синтеза. Процесс развития не детерминирован жестко, он вероятностный и основан на командах "если ..." =>"сделай так". "Если" - это концентрации белков, микроРНК и некоторых важных метаболитов в клетках, наличие определенных сигнальных молекул, а "сделай так" - это включи/выключи определенные группы генов. Работа конкретных наборов генов ведет к росту, дифференцировке клеток и морфогенезу (перемещению клеток, а также запрограммированной смерти нужных групп клеток).

Последовательная более или менее скоординированная реализация команд и ведет к формированию схемы тела.

Более подробно можно посмотреть в учебниках, например Гилберт С. Биология развития в (3-х томах), его текст доступен в интернете.

Письмо в редакцию: Краткий вопрос Александру Маркову - каковы по его мнению причины, по которым за последние 20 тысяч лет мозг человека стал уменьшаться, ну и главное каким образом, при помощи какого механизма отбора, по его мнению, это могло происходить? Могли ли на этот процесс повлиять трудные, по сравнению с животными, человеческие роды? И действительно ли у человека роды труднее, и опаснее для жизни матери, чем у других млекопитающих?

Александр Марков:

Не скажу за всех млекопитающих, но определенно труднее и опаснее, чем у других больших человекообразных обезьян (см., например:

Karen Rosenberg, Wenda Trevathan, 1995. Bipedalism and human birth: The obstetrical dilemma revisited). Теоретически, это обстоятельство может способствовать отбору на уменьшение мозга, равно как и отбору на рождение детей на более ранних стадиях развития. Кроме того, большой мозг требует для своей работы, а главное - для своего развития больших энергетических затрат. Это ведет к росту нагрузки на родителей, и соответственно, к снижению среднего числа детей, которых может вырастить пара родителей. Поэтому следует ожидать, что если по каким-то причинам положительное влияние большого мозга на приспособленность (т.е. на выживаемость и эффективность размножения) снижается, то мозг будет уменьшаться.

Свои соображения по поводу возможных причин уменьшения мозга в последние 20-30 тысячелетий я изложил в книжке "Эволюция человека" (том 2, глава 4). Вот цитата оттуда:

"...Пока в среде не очень много мемов, интеллект резко повышает конкурентоспособность. Однако преимущества высокого интеллекта сглаживаются, когда среда насыщается легкодоступными мемами. Эволюционная редукция интеллекта может иметь место и в том случае, когда зависимость репродуктивного успеха от количества усвоенных мемов становится слабее... По мнению авторов, в современном человечестве наблюдается и то и другое. Поэтому есть все основания ожидать, что если сейчас в человеческой популяции и происходит эволюция разума, то направлена она не в сторону поумнения, а как раз наоборот.

Как ни грустно, но это модельное предсказание подтверждается антропологическими данными. Рекордные показатели среднего объема мозга были достигнуты сапиенсами в начале верхнего палеолита (около 40–25 тыс. лет назад). С тех пор и до сегодняшнего дня средний объем мозга людей если и менялся, то в сторону уменьшения. По данным С. В. Дробышевского, около 27–25 тыс. лет назад средний объем мозга людей начал уменьшаться. Начиная с 10 тыс. лет назад эта тенденция стала особенно заметной. Отчасти это может быть связано с климатическими изменениями, поскольку у нашего вида «имеется хотя и не строгая, но явная закономерность увеличения длины тела и массы мозга в периоды оледенений и уменьшения в периоды потеплений» (Дробышевский, 2010). 10–12 тыс. лет назад как раз началось очередное межледниковье – теплый период между оледенениями. Но возможна и иная интерпретация. Верхнепалеолитическая «культурная революция» привела к резкому увеличению объема полезной информации, передающейся из поколения в поколение путем культурного наследования. Иными словами, люди стали получать гораздо больше ценных знаний и навыков от родителей и соплеменников. Культурная среда так насытилась полезными мемами, что в дальнейшем людям для выживания и успешного воспроизводства, по-видимому, уже не требовался такой высокий интеллект, как прежде. Если не нужно до всего доходить своим умом и огромный объем готовых полезных знаний тебе в детстве взрослые скармливают с ложечки, то можно обойтись и мозгом поменьше, раз уж это такой дорогой орган. То же самое можно сформулировать в более оптимистичной манере: благодаря развитию культуры люди стали использовать свой мозг эффективнее, и поэтому его масса стала менее важна, чем «качество наполнения». Кроме того, по мере развития трудовой специализации знания и навыки распределялись между членами общины. Не обязательно все помнить самому, если в любой момент можно спросить у «специалиста». Все это могло привести к тому, что наметившаяся свыше двух миллионов лет назад эволюционная тенденция к увеличению мозга дала «задний ход» с расцветом культуры."

Вадим: Скажите пожалуйста, есть ли статьи, исследования, научные работы либо хоть какая-то достоверная информация по поводу связи географии и групп крови представителей различных стран / наций / археологических находок древних людей и анализ этой связи.

Что-то вроде этого.

Светлана Боринская:

Исследования географии распределения групп крови были начаты супругами Гиршфельд во время I мировой войны. Они определяли группу крови солдат и заодно спрашивали, откуда те родом.

В 1950-е годы английским исследователем Артуром Мурантом был создан атлас частот разных групп крови у населения разных стран, считающийся классической работой: Mourant A.E., Kopec A.C., Domaniewska-Sobczak K. (1976) The distribution of the human blood groups and other polymorphisms. London: Oxford University Press. 1055 p. (первое издание в 1954 году)

Рецензия на книгу Муранта, в которой поясняется ее содержание и значение.

Л.Л.Кавалли-Сфорца, один из известнейших популяционных генетиков мира, использовал данные Муранта в своей книге "История и география генов человека" (Cavalli-Sforza LL, Menozzi P, Piazza A (1992) The History and Geography of Human Genes. New Jersey: Princeton University Press. 413 p.)

Историю исследования групп крови можно прочесть в книге Брайана Сайкса. Семь дочерей Евы. Глава 3.

Сейчас определение групп крови переходит от серологических методов к прямому анализу ДНК, так что можно ожидать появления более детальных генетических данных. Впрочем, и без этого группы крови относятся к наиболее изученным на популяционном уровне признакам человека.

ABO allele-level frequency estimation based on population-scale genotyping by next generation sequencing BMC Genomics 201617:374

Карты распределения частот групп крови в мире

Для населения бывш. СССР сведения о распределении групп крови обобщены в книге "Генофонд и геногеография народонаселения" (Под редакцией Ю.Г. Рычкова). Том 1. Генофонд населения России и сопредельных стран. СПб.: Наука. 2000. 611 c.

Примеры определения групп крови по ДНК в древних останках:

Halverson MS, Bolnick DA. An ancient DNA test of a founder effect in Native American ABO blood group frequencies. Am J Phys Anthropol. 2008 Nov;137(3):342-7.

Sato et al. Polymorphisms and allele frequencies of the ABO blood group gene among the Jomon, Epi-Jomon and Okhotsk people in Hokkaido, northern Japan, revealed by ancient DNA analysis. J Hum Genet. 2010 Oct;55(10):691-6.

Иван Грухин: Добрый день! Уже много было озвучено про различные методы датирования, но мне пока не встречалась информация о быстродействии этих методов. Грубо говоря, сколько проходит времени от помещения образца в анализатор до получения результата у разных методов?

Булат Хасанов:

Современные методы измерений (такие как ускорительный масс-спектрометр, например) позволяют определить радиоактивность образца довольно быстро, за часы. Однако перед самим измерением необходимо образец подготовить. В случае радиоуглеродного анализа необходимо отделить углерод образца от постороннего углерода, попавшего в образец, пока тот тысячи лет находился в грунте. А потом этот углерод следует перевести в форму, подходящую для измерительного прибора (например в графит). Для разных материалов методы подготовки проб разные, и время, которое такая подготовка занимает, тоже разное. Для костей, например, оно составляет в среднем около месяца. Для люминесцентных методов датирования важно выделить минерал с подходящими свойствами, например кварц. Такое выделение тоже может занимать недели. У каждого из методов датирования свои особенности, но общее правило такое - само измерение проходит сравнительно быстро (часы - сутки), а вот подготовка проб занимает гораздо более продолжительное время (недели).

Источник: АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ

Новостная лента запестрела заголовками один другого краше:

- Раскрыта загадка тайной комнаты пирамиды Хеопса!

- В пирамиде Хеопса нашли портал в загробный мир!

- В тайной комнате пирамиды Хеопса может стоять метеоритный трон...

На самом же деле, речь идёт не о какой-то новой сенсационной находке археологов, а об обсуждении открытия, о котором мы писали в ноябре. Напомним, что просканировав пирамиду Хеопса с помощью мюонографии, учёные обнаружили в этом знаменитом древнем сооружении неизвестную доселе крупную - более 30 м в длину - полость. Конечно, эта пустота обнаружена пока что только на экранах приборов, и до нее никто из археологов не добирался.

И вот теперь итальянский учёный Джулио Мальи высказал предположение, что в этом таинственном помещении (если оно существует!) мог находиться трон фараона Хеопса из метеоритного железа...

Мы обратились за комментарием к российскому египтологу, к. и. н. Максиму Лебедеву. Вот что он говорит:

"Джулио Мальи – итальянский астрофизик и палеоастроном, известный среди египтологов своими смелыми или даже очень смелыми идеями о связи древнеегипетской архитектуры и созданных египтянами монументальных ландшафтов со звездным небом. Сам Мальи признаёт, что его предположение носит очевидный спекулятивный характер. Упоминание трона действительно существует, но вовсе не факт, что в «Текстах пирамид», которые были зафиксированы значительно позже строительства пирамиды Хуфу, речь идёт о реальном предмете, а не, скажем, о троне, на котором, согласно египетским представлениям, царь мог восседать на небесах. Впрочем, в отличие от многих псевдонаучных выдумок, озвученных после открытия аномалии над большой галереей, идея Джулио Мальи теоретически может быть проверена. Для этого, как подчёркивает автор, необходимо продолжить исследование шахты, уходящей из так называемой «камеры царицы» на север. В 2003 году запущенный в шахту робот обнаружил там блок с двумя медными ручками. Точно такой же блок был обнаружен в южной шахте, а когда в нём просверлили отверстие и просунули внутрь камеру, то за блоком с ручками оказался ещё один грубо обработанный камень. Заглянуть за этот второй блок пока не удалось. Что касается северной шахты, на которую возлагает свои надежды Мальи, то её каменную дверь с ручками пока не сверлили, поэтому мы действительно пока не знаем, что там за ней находится.

Хотя может случиться, что за этой дверью такой же грубый блок, как и в южной шахте. И тогда спекулятивную идею Мальи ещё долго не получится проверить..."

Источник новости: eurekalert.org

===========================================

Напоминаем, что 11 февраля в Санкт-Петербурге, состоится научно-просветительский форум "Ученые против мифов-6", с участием Максима Лебедева.

Доступна бесплатная онлайн-трансляция: http://antropogenez.ru/scientists-against-myths/