
Песнь про Федотоса-лучника
6 постов
6 постов
Продолжаю выкладывать пародию на "Про Федота-стрельца, удалого молодца" Леонида Филатова, написанную гекзаметром.
Сцена 1
Слепой певец:
Вновь призывает к себе
правитель стратига и молвит:
Агамемнон:
Брашно не раз мы с тобою
в далёких делили походах.
Названым братом мне был,
и горестно ныне решиться
Будет отправить тебя
под кнут палача за провинность...
Архистратиг:
Скуден умом я, увы -
кнутом ты того не исправишь!
Мне б колесницу, да двух
яремных коней гордовыйных,
чтоб длиннотенным копьем
разить неприятеля орды...
Вот для чего я на свет
богами бессмертными явлен!
Агамемнон:
Ратным искусством своим
не время теперь похваляться!
Прежде сумей преуспеть
в порученном дáвеча деле,
Чтобы стрельца одолеть
сметливость с проворством потребны,
Не у Арея моли
о помощи, но у Гермеса!
Слепой певец:
Так говорил, вознося
свой скипетр златообильный
Царь Агамемнон, тотчáс,
низринув его на стратига,
Острым концом поразил
того прямо в ока зеницу,
Дабы раденья придать
потугам его безуспешным.
Сцена 2
Око повязкой закрыв,
стеная подобно Гекубе,
Архистратиг поспешил
на корабль обоюдовесёльный
Править велел на закат,
туда, где на острове чёрном,
В чаще священных дубов
творит заклинанья Цирцея.
Цирцея:
Взора отрадой тебя
могла б я наречь, ратоборец!
Кабы не скорбный твой лик
циклоповой хворью недужный.
Что приключилось опять?
Ужель финикийцев триремы
Топят микенских купцов
бесчинства чиня невозбранно?
Выпей кентаврову желчь,
она при душевной докуке
Лучше любого вина
дарует покой и смиренье
Слепой певец:
Ей отвечал полемарх
могучие сгорбив рамена:
Архистратиг:
Как ты не силилась - во́тще,
силков избегает охотник!
Словно бы боги ему
во всех пособляют деяньях,
Он покрывало добыл
на чары твои не взирая...
Тех ли ты просишь помочь?
тому ли творишь гекатомбу?
Должен быть дерзостный раб
за спесь и гордыню наказан!
Цирцея (воздев руки в клубящееся сизыми тучами небо, нараспев):
Ночь темноокая Нюкта
сомкнула крыла над несчастным!
Факельщик мрачный Танатос
уж тянется прядь его срезать!
Слушай же, гордый воитель, -
пускай он к рассвету добудет
Лань златорогую, их
теперь, почитай, не осталось!
Верь мне, ведь я среди всех
умом и коварством известна,
В деле таком ты едва ль
отыщешь советчика лучше.
Сцена 3
Слепой певец:
Кличет Федотоса вновь
в покои свои венценосец:
Агамемнон:
Что покрывало добыл -
за то я тебе благодарен,
Только не думал ли ты,
что тем и закончится служба?
Есть у царя для тебя
тяжáние прежнего пуще!
Времени зря не теряй,
сбирайся немедля в дорогу
К завтрему лань приведи,
и чтобы рога этой лани
Златом блистали окрест
так, словно Мидáс их коснулся
И поспешай - до утра
не долго осталось, охотник...
Слепой певец:
Слезы скрывая едва
Федотос домой воротился,
Бросил гиматий на пол,
улёгся поверх и рыдает...
Втуне взывает к нему
супруга, летáми младая,
Будто не слышит её,
печалью объят безутешной.
Сцена 4
Марьям:
Хладен узорчатый пол
скорей, господин, поднимайся!
Совестно мужу скулить
подобно побитой собаке!
Всё Марьям расскажи -
глядишь и поможет советом,
Разве жена не затем,
чтоб мужнины горести скрасить?
Федотос:
Боги Атреева сына
остатков рассудка лишили
Хочет, болезный, чтоб я
привёл ему завтра к рассвету
Лань керинейскую, чтоб
рога её златом сверкали,
Только живёт эта лань
лишь в песнях великих аэдов...
Может себя возомнил
Атрид Эврисфеем коварным?
Я ли злосчастный Геракл,
что отдан ему в услуженье?!
Что же мне делать, скажи?
Сумею ль осилить работу?
Или истерзанный труп мой
стервятникам пищею станет?
Марьям:
Эта печаль - не печаль,
бывают печальней печали,
Я призываю сей час
ко мне Близнецов-Диоскуров!
(Марьям трижды смыкает длани - появляются два статных воина в блистающих медью доспехах)
Марьям:
Коль повеление ясно -
немедля за дело беритесь!
Диоскуры:
Смело сомненья отринь,
Мы такое не раз уж верши́ли!
Слепой певец:
Встала из мрака младая
с перстами пурпурными Эос,
С первым лучом ко дворцу
Федотос спешит появиться,
Лань златорогую он -
отраду Охотницы-Девы -
Ловко стреножив ведёт
промежь стражи в царёвы чертоги
Сцена 5
Федотос:
Здравствуй, властитель Микен!
Агамемнон:
И ты будь здоров, стреловержец...
Федотос:
Даве ты лань наказал
тебе привести до рассвета,
Вот она, лань, и рога -
смотри-ка! Из чистого злата!
Эдак уж скоро казну
хранить тебе места не будет.
Слепой певец:
Гнев, о богиня, воспой!
Агамемнона, сына Атрея
Очи его двум огням
уподобились, мечущим искры,
Сделался ликом багров,
свиреп и пятнист словно пардус,
Ярость скрывая едва,
к Федотосу так обратился:
Агамемнон:
Где отыскал ты её,
и как умудрился стреножить?
Тварей подобных у нас
в Элладе давно уж не сыщешь
Нет ни в Тиринфе таких,
ни даже на острове Лесбос
(Впрочем, на острове том
и прочих диковин в избытке)
Разве что в дальней Тавриде
их мáл мала меньше осталось
Я же гляжу на тебя
и не вижу крылатых сандалий
Станешь ли ты утверждать,
что зá ночь успел обернуться
До Херсонеса и вспять?
Такое богам лишь под силу!
Федотос:
Ты недоволен моей
расторопностью, пастырь народов?
Вот же искомая лань,
и тут тебе всё не по нраву!
Что ж, я тогда в Херсонес
возверну её нынче же ночью
Тавры умеют ценить
красоту этих кротких созданий.
Агамемнон:
Дерзость прощаю твою
за то лишь, что в срок уложился,
Впредь опасайся с царём
вести столь крамольные речи!
Выю тебе преломив,
скажу всем, что так, мол, и было,
Вот тебе медный обОл,
убирайся отсюда к Аиду!
Продолжаю выкладывать пародию на "Про Федота-стрельца, удалого молодца" Леонида Филатова, написанную гекзаметром.
(Читать рекомендуется параллельно сверяясь с филатовским оригиналом. Так забавнее получается)
Слепой певец:
Был средь клевретов царя
архистратиг-согляда́тай,
Что на пирах восседал
по правую руку владыки,
Пусть не блистал он умом -
блистал меднолатным доспехом,
Кроме того был лукав,
хитер и коварен сверх меры.
Сцена 1
Приёмный покой дворца. В высоком резном деревянном кресле сидит скучающий Агамемнон. Входит архистратиг. Его мужественное, но уже слегка обрюзгшее лицо задумчиво и печально.
Агамемнон:
Что за томление днесь
чело твое тенью покрыло?
Иль животом занемог?
Или выпил вина не разбавив?
Иль проигрался в коттаб?
Или мало в фаланге гоплитов?
Иль в катапульте изъян?
Ответь мне, коней укротитель!
Архистратиг:
Скипетроносец, поверь,
печали моей есть причина!
Давеча деву узрел,
с Кипридою обликом схожа,
Взор услаждает красой,
а слух - многоумною речью...
Знай же - харита сия
жена твоему зверолову!
Агамемнон:
Неблагодарный батрак!
Отродие рыночной шлюхи!
Пёс укусивший того,
кто пищу ему предлагает!
Как он посмел утаить
жемчужину в грязных ладонях?!
Знал ведь что мы с Клитемнестрой
не ладим в последнее время...
Повелеваю тебе
сюда привести её силой,
Дабы я смог сей же час,
свое утолить вожделенье!
Буде же станет стрелец
противиться царственной воле -
Сбросьте его со скалы
и свиньям останки скормите!
Архистратиг:
Свиньям несложно скормить,
они неразборчивы в пище
Только уверен ли ты,
что демосу будет по нраву
Мудрость твоя, государь?
Федотос средь черни в почёте...
Слава его велика,
тебя же - хулят повсеместно.
Агамемнон:
Разумом, верный мой друг,
ты скуден что роскошью Спарта,
Должно ль царю объяснять
слуге как злодейства творятся?
Скрытен и каверзен будь,
сыщи от него избавленье!
Будешь увенчан за то
венком из священного лавра...
Слепой певец:
Военачальник засим
в смятеньи покинул палаты,
Мыслью терзаемый - как
властителя волю исполнить,
Долго он морщил чело,
взывая к богам о прозреньи,
Сжалились боги его
к Цирцее-колдунье направив...
Сцена 2
Тёмная замшелая дубрава на уединенном острове посреди бушующего Коринфского залива. Вырубленная в скале пещера, у входа ухмыляются запавшими ртами древние, грубо высеченные из потемневшего от времени известняка идолы давно позабытых богов. Неожиданно юная хозяйка улыбаясь встречает гостя, протягивает ему чашу - инкрустированный тёмными изумрудами человеческий череп.
Цирцея:
Мрачен лицом ты, воитель,
а думами - втрое мрачнее.
Что приключилось? Ужель
дорийцы окрест объявились?
Или Приама сыны
осадой Микенам грозятся?
Мстя за губительный дар
Лаэртида, сгубившего Трою?
Выпей целебный отвар
коры гесперидовых яблонь!
Люди толкуют что тот,
кто силы его причастится -
Переживёт всех богов
и вечноживущих титанов,
Пей же! Допрежь ни один
из пивших юдоль не покинул...
Архистратиг:
Нет! Осади лошадей,
я здесь не за этим, колдунья!
Есть при царёвом дворе
один необузданный лучник,
Дерзостен, вольнолюбив,
спесив и женат не по чину.
Как, посоветуй, его
скорей через Стикс переправить?
Цирцея (воздев руки в клубящееся сизыми тучами небо) :
Трижды взываю к тебе,
владычица ночи Геката!
Дай, троеликая, нам
ответ как стрельца изничтожить!
(обращаясь к Архистратигу)
Пусть он добудет к утру
златого шитья покрывало,
С картой Эллады на нём,
А коль не добудет - распните!
Архистритиг:
Ты, ворожея, умом
сродни совоокой Афине!
Как мне тебя одарить?
Проси о любом воздаяньи...
Цирцея :
Копьеметатель, к чему
обидою платишь за дружбу?
Разве корыстью хоть раз
меня попрекнуть ты сумел бы?
Помни, коль будет нужда -
к Цирцее спеши за советом!
Если ж не будет нужды -
и так приходи, без потребы.
Слепой певец:
Шлёт Агамемнон гонца -
Федотоса кличет в чертоги,
Еле способный сдержать
неистовое ликованье...
Сцена 3
Агамемнон:
Повелеваю к утру
добыть и принесть покрывало,
Да не простое - на нём
Эллада пусть вышита будет!
Пастбища, горы, ручьи,
стада круторогих баранов...
И про Олимп не забудь -
обитель богов вечносущих!
Нужно ли мне говорить,
о том, что своей головою
Ты мне заплатишь оброк
коль промысел спорым не будет?
Слепой певец:
Скорбью охвачен, в слезах
Федотос домой возвернулся,
Рухнув в углу на руно
сидит, подогнувши колена,
Тщетно его Марьям
на трапезу кличет - рыдает...
Бледностью впалых ланит
затмив чаровницу Селену
Марьям:
Что за беда, господин,
с тобой приключилась сегодня?
Горем своим поделись
ведь боги велели делиться!
Федотос:
Ныне призвал меня царь
и дал мне такое заданье:
Нужно ему во дворец
доставить к утру покрывало
Златом на нем надлежит
весь мир начертать обозримый
Я же, признаться, ни шить
ни ткать отродясь не обучен.
Марьям:
Воли слезам не давай,
не пристало кручиниться мужу,
Я призываю предстать
Предо мной Близнецов-Диоскуров!
(Марьям трижды смыкает длани - появляются два статных воина в блистающих медью доспехах)
Марьям:
Коль повеленье яснó -
немедля за дело беритесь!
Близнецы:
Смело сомненья отринь,
Мы такое не раз уж верши́ли!
Слепой певец:
Феба квадрига едва
над утренним Понтом промчалась
Лучник уже у ворот
царёвых, при нём покрывало...
Сцена 4
Федотос:
Хайре, владыка мужей,
первейший воитель из смертных!
Вот покрывало - его
жена моя выткала за ночь
Агамемнон:
Пóлно, ужель ты женат
на деве, что равных не знает,
Кроме Паллады одной
в искусстве прядения нитей?!
Можно ли за ночь соткать
такое великое чудо?
Разве что Мойры тебе
в деянии том подсобили?!
Федотос:
Уразуметь не могу -
тебе не по нраву работа?
Ежели так, я тогда
продам покрывало фригийцам!
Агамемнон:
Лучше меня не гневи
ведь в гневе я вепрю подобен!
Драхму в награду прими
и проваливай к Гадесу в Тартар!
На волне постов с гекзаметром решил замахнуться на классику. Переписал филатовского "Федота-стрельца, удалого молодца" этим самым гекзаметром. Получилось по-разному. Где-то лучше, где-то хуже, но ооооочень много. Поэтому выкладывать буду частями, раз в несколько дней. Буду благодарен за любую критику, в особенности от пикабушников любящих античность. Поехали.
(Читать рекомендуется параллельно сверяясь с филатовским оригиналом. Так забавнее получается)
Слепой певец:
Верьте сказителю нá слово,
иль обвиняйте в лукавстве,
Боги - свидетели! Лгать
не дадут мне под страхом проклятья.
Жил в крепковратных Мике́нах,
на севере Пелопонне́са,
Лучник Федотос, средь воинов
бранною удалью славный.
Ликом он не́ был пригож
сродни́ златокудрому Фебу,
Но и не то чтобы лют,
подобно Тифону с Ехидной,
Роскошью был и нуждой
обременён в равной мере,
Не верховодил людьми
но нé был меж них и последним
Ловчим служил при дворе
Агаме́мнона, сына Атре́я,
Много гостей собиралось
в ту по́ру к столу басилевса.
Славился нравом раду́шным
и щедростью царь Агамемнон,
Каждому он угодить
спешил, дабы славу умножить.
Этим велит он подать
круторогих баранов на блюде,
Тем же - пернатую дичь,
или лань, или грозного вепря...
Только один лишь ловец
шумли́вую клику способен
Вдоволь с лихвой накормить -
Федотос - охотник искусный.
Чуть лишь явила себя
розовоперстая Эос
Царь призывает тотча́с
зверолова явиться не ме́для,
Грозно глядит на него,
словно Цербер завидев Орфея,
Сам малоросл и тщедушен,
но злобой подобен титанам.
Дрогнул Федотос нутром,
опустил перед деспотом очи,
Как крылоногий Персей
пред лицом змеевласой Горгоны,
Складки хитона его,
пропитались соленою влагой...
Тут мы начало положим
рассказу о доблестном муже.
Сцена 1
Агамемнон:
Ловчий, внемли́ мне как вне́млет
оракулу пи́фия в Дельфах.
Ныне с рассветом пристал
в нашу гавань корабль многовёслый.
Гипербореи посол,
что у края лежит Ойкуме́ны,
Вскоре прибудет на пир,
и позор нам коль пира не будет!
Нет в кладовы́х ничего!
Всё расхитила подлая челядь!
Козьего сыра чутОк,
оливы плоды да лепешка...
До́лжно исправить тебе
упущенье досадное это,
Если ж не сдюжишь - увы,
мне придётся предать тебя смерти.
Слепой певец:
Слово царя над царями
прочней наковальни Гефеста,
Скажет к Аиду спуститься -
пойдёшь, не посмеешь перечить!
Долго Федотос бродил,
истрепались сандалий подошвы,
Дичи сыскать не сумел
сколь не тщился - ни зверя ни птицы.
Время уже настаёт
возвращаться в родные пенаты,
Вдруг средь ветвей он узрел,
го́рлинку в кущах оме́лы,
"Что ж, на безрыбье и рак
и устрица с рыбою схожи" -
Так размышлял зверобой,
хвалу вознося Артемиде.
Федотос:
Горлиц, меж нами сказать,
беспричинно хулят кулинары,
Голубь в похлёбке ячменной
амброзии вкусом подобен
Горлица:
Лук опусти и ослабь
тугой тетивы натяженье,
Нету причин у тебя
лишать меня жизни, охотник!
Федотос:
То козлоногий сатир
озорует в дремучей чащобе?
Или Дио́нис насытил
эфир винным духом медвя́ным?
Иль громогласный глашатай,
среди многолюдной аго́ры,
Царский закон огласил,
чтобы птицы как люди вещали?
Горлица:
Гибелью мне не грози,
отнеси меня лучше к домашним,
Буду тебе я женой,
ибо так предначертано свыше
Стану играть на кифаре,
коль духом поникнешь внезапно,
Штопать прорехи на платье,
варить для тебя чечевицу...
Слепой певец:
Так отвечала голубка,
ввергая его в изумленье,
И покорился ловец
узрев в том зевесову волю.
В складки туники её
обернувши пошел восвояси,
Тяжкою думой влеком
о суровом возмездии царском.
Горько стеная добрел
наконец он до отчего дома.
Жаркий очаг растопил,
согревая озябшие члены,
Вдруг, будто мо́рок пред ним,
в те́ни портика - дева младая
Стройная как кипарис,
красотою Елене подобна.
Марьям:
Имя моё - Марьям,
родом я - из земель Ханаана.
Нити, твоей и моей
суде́б сплетены воедино,
Так отвори же уста,
причины печали поведай!
Может моей красоты
тебе недостаточно, лю́бый?
Федотос:
Всеми богами клянусь! -
не сыскать мне супруги достойней...
Только любовью твоей
насладиться мне не́ дано сроку.
Давешний царский наказ
не способный ко времени справить
Буду лишён головы
мановеньем руки самодержца...
Без головы ж я едва ль
смогу быть хорошим супругом,
Ибо средь прочих мужей
особли́во я разумом славен.
Марьям:
Воли слезам не давай,
не пристало кручиниться мужу,
Я призываю предстать
предо мной Близнецов-Диоскуров!
Марьям трижды смыкает длани - появляются два статных воина в блистающих медью доспехах
Марьям:
Коль повеление ясно -
немедля за дело беритесь!
Близнецы:
Смело сомненья отринь,
Мы такое не раз уж верши́ли!
Сцена 2
Пиршественная зала во дворце Агамемнона. Царь с послом возлежат за скудно накрытыми столами, жуют вялые финики. В углу жалобно плачет флейта.
Слепой певец:
Царь Агамемнон меж тем,
клянет почем зря зверолова:
"Как чужестранцу явить
хвалёное гостеприимство
Если еды на столах -
младенца насытить не хватит?!"
Кутаясь в пу́рпурный плащ
измышляет он егерю кары.
Вдруг словно Рог Амалфеи
излился потоком обильным,
Ухнула где-то сова,
огонь колыхнулся в жаровне,
И на столах сей же миг
появились богатые яства,
Те, что ахейским сынам
неведомы были доселе.
Вина хиосские здесь
и жирные туши воловьи,
Перепела и дрозды,
вертелами пронзённые насквозь...
Множество гадов морских,
плоды беотийских деревьев,
Пиршеством этим и Вакх
пренебрег бы, пожалуй, едва ли.
Агамемнон (послу):
Слышал от многих мужей,
отчизну твою посетивших,
Будто Борея сыны
землепашным хваля́тся искусством.
Правда ль, что пахари ваши,
взрыхлив тело Геи оралом,
В борозды вместо зерна
драконии зубы бросают?
Посол:
Нэ ("да" по-гречески).
Агамемнон:
Слышал ещё я что вы́
вина отродясь не пивали,
Будто бы щедро ячмень
в кипящую воду насыпав,
Варите в ча́нах больших
белопенную горькую брагу,
После чего на пиру
Черпа́ете рогом без меры?
Посол:
Нэ.
Агамемнон:
Также хочу я узнать,
и ответствуй, прошу, без утайки,
Правда ль что жёны у вас
нагими по улицам ходят?
Посол:
Нэ.
Кормилица:
Нет оправданья бесстыдству
и похоти мужа седого,
Видно на старости лет
совсем потерял ты рассудок!
Агамемнон:
Дерзость свою поумерь,
оглашенная старая кляча,
Не с пастухом говоришь -
с особою царского рода!
Знай же, не праздного слова
заради веду я беседу,
Мыслю я дочерь отдать
посланнику этому в жены.
Ты ж разглагольством своим
уже не впервой мне мешаешь,
Может быть мне приказать
сослать тебя в каменоломни?
Кормилица:
Я б за посланца сего
и то не пошла бы, пожалуй.
Чревоугодием он
сродни Полифему циклопу,
Дай ему стадо овец -
проглотит как отпрысков Кронос.
Зятя такого, страшусь,
прокормят Микены едва ли.
Агамемнон:
Трудно тебе угодить,
отвадила всех иноземцев,
Девою старою дочь
в могилу сойдёт - не иначе...
Ты в моем доме как конь
троянский - несёшь лишь погибель!
Эй, виночерпий, плесни
цикуты зловредной старухе!
Царская дочь:
Отче, дозволь мне сказать -
моя здесь решается участь!
Быть чужестранца женой
негоже царевне микенской!
Коли не хочешь узреть
деви́чьей красы увяданье
В жены меня ты отдай
Федотосу, славному мужу.
Агамемнон:
Дщерь неразумная, как
дерзнула ты мне прекословить!?
По́лно! Терпенье моё
не море - границы имеет!
Повелеваю тебе
в покои свои удалиться,
Что до Федотоса - я
на псарне велю его высечь!
P.S. На самом деле нет никакой "волны постов с гекзаметром", я просто хотел привлечь ваше внимание. И если вы дочитали до этого места, мне, смею надеяться, это удалось)
Продолжение выложу в начале следующей недели. Всем спасибо за внимание.
Друзья, я тут, ценой неимоверных усилий, дописал одну фигню. Ну как "усилий", так, вялое ковыряние бессмертной классики на протяжении двух лет. Ковырял, собственно, филатовского "Федота-стрельца, удалого молодца". Переписал его гекзаметром. Выдохнул. Думаю, щас каааак выложу! Толпы восторженных поклонниц, чепчики в воздух, гонорары... А потом дальше думаю - а оно вообще кому-нибудь нужно? Вот и решил у вас спросить. Нужно?
Напишите, пожалуйста, в комментариях тот фрагмент "Федота", который вам больше всего нравится. Отрывок, набравший хотя бы пару голосов опубликую вечером отдельным постом.
И по тому как его примут уже решу - есть ли смысл полностью весь текст выкладывать.
Всем заранее спасибо
P. S. Nsfw нужно?)
Дева младая рыдай!
ибо волей богов вечносущих,
Тенью грядущей войны
её жнец за тобою явился!
Холоден и грознолик,
Как Арес - погубитель ахеян,
Алчет тебя погубить
чтобы сына зачать не дозволить
***
Посох спроворил себе
извергающий грОмы и пламя
Стал меж данаев искать
ту, что Сарою Коннор зовется
В поисках тех многотрудных,
свой лик благородный утратив,
Стал он обличием схож
с пламенеющим взором Аидом
***
- Боги! - взмолилась тогда
в испытаниях твёрдая дева,
- Дайте мне мне мужества чтоб
одолеть порожденье Ехидны!
И, ухвативши валун,
что не пОднял бы даже Геракл
В темя метнула врагу
пригвоздив его к матери-Гее
Написал в комментах, похвалили, я загордился и грешным делом подумал срубить плюсцов💁♂️
P. S. Чёт странный этот новый редактор. Выставил гигантский межстрочный интервал и как поменять - непонятно. Может кто знает?
Сегодня:
Как можно с телефона читать?! Как зомби цифровые, ей-богу! Сочтите меня старовером, но вот лично я люблю завалиться с физической книжкой на диван, приготовить вкусного чаю и лежать читать. Переворачивать страницы прям по кайфу.
1,5 тысяч лет назад:
Нет в этой бумаге духовности, надо же придумать - из дерева книги делать! Тьфу, нехристи! То ли дело пергамент! Запах воловьей кожи, тугие свитки так и просятся в руки... Не горят, опять же.
5 тысяч лет назад:
Да как вообще можно с этого пергамента сраного читать?! Что за варвар придумал - снять кожу с животного, чтобы на ней написать что-то? Нет чтобы ботинки там сшить, или упряжь конскую... То ли дело папирус! Тонкий и хрупкий как человеческая мысль, воплощает в себе всю неистовую силу вечного кормильца - Нила!
7 тысяч лет назад:
Блять! Это что за хуйня? Травы какой-то наплющили и хотят, чтобы я, великий Ур-Намму, царь-объединитель Шумера и Аккада, столп божественной Иштар, лугаль Куэнги и Киури, щедрой горстью бросал семена своей мудрости на столь ненадёжную почву? А завтра что? На жопе может писать давайте начнём? То ли дело глиняные таблички! Истинно говорю вам - пишущий на них взвешивает каждое слово!
10 тысяч лет назад:
В смысле - они делают камни из глины и пишут на них какую-то хуйню? Зачем? Зачем?!? Вон, в любую пещеру зайди - там камней вокруг - просто пиздец! Там, блять, кроме камней вообще ничего нет! Пиши - не хочу! Совсем ебанутые штоли?
50 тысяч лет назад:
Эаааввррхгррррмыыыххххччч!!
Не минусуйте меня, пожалуйста! Я в отпуске! (с)
Кто угадает фильм - молодец. Хотя это не сложно.
Жил да был богатырь Кондрат, Демьянов сын. Жил не тужил, в дружине не служил и басурман давно уж не бил, отдыхал от трудов праведных. Меч-кладенец, да бахтерец меднокованный по клетям да коробам запрятаны. Сам Кондрат на подводе горб ломает, людишек возит. Кого на торжище, кого с торжища, а кого и по девкам гулящим - только деньгу давай.
Днесь правит он телегу, кобылку постегивает, как вдруг с неба ясного дева красная падает!
Глянул Кондрат - срамота-срамотой, барыня-то в одном исподнем! Волосом желта, что кочетово крыло, телом худа да лядаща, да умом блаженна - всё молчит, да коровою мычит. И погоня за ней - опричники государевы! Бес тут богатыря попутал, уж больно приглянулась ему девка. Спрятал он её от доследчиков да к попу одному повёз. Поп тот, да ещё дьячок при нём, девку приютили, а Кондрата за ворота погнали.
А воутру посольство к нему - воевода царский со товарищи. Так и так, мол, Кондрат Демьяныч, царь-батюшка жалует тебя милостью своей да грамоткой. Грамотка та тебе, чтоб ехать на гульбище заморское, да девку давешнюю с собой прихвати! Там, на гульбище, на корабле летучем, будет тебе весточка от бабоньки одной. Встретит-приветит да даст тебе камни чародейские. Одни они могут Русь-матушку спасти от солнца чёрного, что в небе висит и красно солнышко заслоняет. Не добудешь тех камней - лихо окаянное приключится! Падёт то солнце оземь и изведет всю породу людскую, будто и не было её. Ты те камни возьми и прямёхонько во столицу к царю-анператору отправляйся. Доставишь чин по чину - будет тебе царёво спасибо да пятак на водку. А нет - на себя пеняй.
Пошли Кондратушко с Любушкой (так девка назвалась) к притону речному, что у быстрины, где ладьи крутобокие стоят. Подходят к человеку казённому, ярыжке. Богатырь и молвит:
- Вот он я Кондрат, Демьянов сын. А это жена моя, Любава.
И девка тут:
Да, - говорит, - Люба я, Демьянова! Вот он, мой пачпорт. Люба Демьянова. Пачпорт.
- Исполать вам, - ярыжка в ответ, - гости дорогие! Ехайте с богом!
Ну и, значица, в ялик сели и погребли к ладье своей.
А были те камни заветные не царю одному надобны. Хотел их заиметь и поп давешний и ещё злодей один чубатый, Захарием кличут.
Захар тот басурманам из мошны отсыпал щедро злата-серебра, чтоб добыли камни наперёд Кондрата.
Басурмане волшбою чёрной в богатыря и красавицу огневласую перекинулись, да Господь оборонил - перед приказчиком обратились взад, морды свои поганые явили.
Пока суть да дело, богатырь, с наречённою своею женою, на корабль летучий добрались. Хотели было средь люда шумного затеряться, ан нет - шалишь! Явился Кондрату... мужик - не мужик, баба - не баба, одно слово - бес вертлявый! Рожа - будто сажей намазана, на башке калач, рыло холёное, да скоблёное...Тьфу!
И квохчет индюком: - Кондратушко! Приехал, родненький! Меня Родионом кличут! Из всех скоморохов я - наипервейший! Все меня знают! Скажи, богатырь, люду доброму слово молодецкое! А уж я разнесу по свету, что твоя сорока на хвосте - не сумлевайся!
Хотел Кондрат вдарить беса по сусалам, да пожалел немощь черномордую. Не сам же он таким народился - господь за грехи наказал.
- Никшни, баламошка! - и кулаком погрозил.
Об ту пору начался на корабле пир да гульба - что там твой Иванов день!
Посередь вдруг бабонька вышла, туловом дородна. Сама быдто лебедь, токмо не белая, а синяя что ли? А звали ту бабу Палашка Лагутина. Люди русские, и нехристи тож, сперва перепугались такой страхолюды. А баба как зачнёт частушки петь - одна другой озорней да задорней! А уж как "Барыню" завела - ноги сами в пляс пустились!
И все б хорошо, да басурманам поганым
счастие то народное поперёк горла рыбьей костью встало. Прокрались они на корабль да пустили стрелу калёную Палашке в брюхо. Кинулся Кондрат ей помочь да припозднился. Успел только слова последние услыхать, мол, камушки-то в брюхе моём и есть. А как они там оказались - не спрашивай. И отошла, болезная.
Достал Кондрат камни, погоревал малёхо, перебил поганых без счету и давай суженую свою искать, Любавушку, значит. А та басурман косорылых перепугалась да на чердак от них схоронилась. Достал её богатырь, на руки взял, а она - что мёртвая! Дышит - не дышит, слов его не слышит и бледная как снег. Ну, думает витязь, надо с корабля этого тикать. И понесли они с попом да дьячком Любаву прочь оттель.
А пока несли, Захар, лиходей богопротивный, вернулся каменья добыть. Забыл, люциферово отродье, что сам же давеча петуха красного на корабле пустил! Сели Кондрат с Любавой, попиком и дьяком в захаров баркас и отчалили. А он так и погорел весь от своего же лиходейства. И поделом.
А Солнце чёрное совсем уж небо синее заслонило. Того и глядишь ухнет на землю и быть тогда беде...
Одна надежда у русичей - на богатыря-заступника да камни чародейские.
Добрался Кондрат до капища старого, камни в круг выставил и думает горькую думу: - Чего от тех камней проку, коли толку от них нет?
Закручинился вздохнул - глядь, а камушек-то шевелится!
Второй камень землицей сырой посыпали, третий - водой студеной, да горькими слезами. Настал черёд четвёртого. Достал Кондрат из сапога огниво с кремнем, да как назло - трута на один раз всего! Высек богатырь искру, вспыхнул, зарделся трут жарким пламенем - раскрылся-таки четвёртый камень!
Стали думать-гадать как дальше быть.
Молят Любаву, подсоби, мол, ты ж нам заместо ангела божия!
А Кондрат к устам сахарным прильнул, да молвит: - Лебедь ты моя белая, зазноба ненаглядная! Люблю тебя - мочи нет!
Тут Любава как дунет, как плюнет! И спалила солнце чёрное!
А царь-батюшка с боярами да дворней глядят не нарадуются! Царь ликом чёрен, зубом бел, велит послать гонца к матушке кондратовой. Пишет, мол, я, самодержец всероссийский, и весь народ в ножки вам кланяются за сына вашего и здравицу поём!
А вдова демьянова ответ шлёт:
- Царь наш лупень скудоумный, а ты, Кондрат, родительницу не уважишь, слова доброго не скажешь, всё глумишься!
Царь, конечно, удивился, но не сказал ничего. Только посмотрел как там Кондрат с Любавой. А они - ебутся.
Вот у меня почему-то весь этот сюр с полетом сами знаете кого сами знаете куда вызывает стойкую ассоциацию с утренним поездками бабулек в общественном транспорте. Куда ты? Зачем? Что там делать будешь?! Такой деменционный дзен. Цели нет, есть только путь...