В августе 1937 года в Ленинграде возникло так называемое "дело глухих", в рамках расследования которого расстреляли 35 человек, еще 20 отправили в ГУЛАГ на 10 лет. На Левашовском кладбище установлен памятник репрессированным глухонемым ленинградцам: две руки за решеткой сложены в фигуру SOS – спасите.
По сфабрикованному НКВД "делу глухих" проходило 55 человек, которых обвинили в создании фашистско-террористической организации, в распространении фашистских фотоснимков и контрреволюционной литературы. 35 человек после жестоких пыток расстреляли, 20 приговорили к 10 годам в ГУЛАГе. На сайте "Бессмертный барак" подробно описано, как начались аресты – прямо во время любительского спектакля: "В августе 1937 года драмкружок Ленинградского общества глухонемых готовил к 20-летию Октябрьской революции спектакль по пьесе Островского "Как закалялась сталь". Во время генеральной репетиции в зал неожиданно вошли двое в штатском".
В 1939 году липовое "дело" было пересмотрено, и объектом репрессий стали сами следователи. В 1940 году отправленные в лагеря глухие и слабослышащие люди досрочно вышли оттуда, расстрелянные были реабилитированы только через 15 лет, в 1955-м.
"Делом глухих" подробно занимался составитель "Ленинградского мартиролога" Анатолий Разумов. Он говорит, что это дело особенное.
Когда начался "Большой террор", планы на расстрел выполняли и в НКВД, и в милиции
– Это сейчас мы говорим "глухие и слабослышащие", а раньше употреблялся термин "глухонемые", поэтому это называлось и "делом глухонемых", и организация называлась тоже – Ленинградское общество глухонемых. Знать об этом деле очень важно для того, чтобы иметь представление о безжалостности сталинского террора. Ленинградским НКВД тогда руководил Леонид Заковский, а следствие вела рабоче-крестьянская милиция. Когда начался "Большой террор", планы на расстрел выполняли и в НКВД, и в милиции, причем милицейские планы в каком-то смысле выполнялись еще более жестко: схватили человека, через неделю расстреляли – а сейчас и дела никакого не осталось, поди разбери, по какому обвинению. Но это дело как раз сохранилось, потому что ему придали политическую окраску.
Следователи зацепились за то, что глухонемые торгуют какими-то открытками, а в итоге арестовали весь актив Ленинградского общества глухонемых и множество рядовых членов. Во время обысков у одного из арестованных нашли некую печатную продукцию. Она попала к нему от его соседа, немецкого коммуниста, политэмигранта Альберта Блюма, который получал посылки из Германии. Тогда в сигаретные пачки вкладывались этикетки, и поскольку оба государства, и СССР, и Германия были чрезвычайно идеологизированными, то даже эти этикетки тоже были идеологическими, на них были портреты Гитлера – значит, пропаганда, значит, шпионаж. И вот этих людей схватили, часть расстреляли, остальных засадили в лагерь.
А в начале 1937 года Заковского перевели в Москву, он стал начальником уже московского управления НКВД и заместителем Ежова. По материалам 1938 года известно, как он действовал – до апреля, пока его не арестовали. В частности, он говорил: а что вы чикаетесь со своими больными или калеками, мы в Ленинграде их по первой категории пропускали – и никаких проблем. В лагерях тоже никаких проблем, если человек какой-нибудь калека или увечный, пропустить его на расстрел, да и все, и проблемы нет. Так и поступали – отчасти это и объясняет такую безжалостность в этом деле.
Когда я читал материалы, то увидел, что они на допросах этих людей даже сурдопереводчиков заставляли врать, чтобы неверно записывать протоколы допросов. Вот каким образом это дело было абсолютно сфальсифицировано. Ну и людей расстреляли. Среди них был замечательный художник-ихтиолог Владимир Редзько, и режиссер Петроградского театра глухонемых "Пантомима" Михаил Тагер-Карьели, и прекрасный фотограф Израиль Ниссенбаум. Там были и учителя, и передовики производства, и спортсмены, хорошие, замечательные люди. Но их погубили, расстреляли. Все расстрелы происходили в основном в декабре 1937 года. Есть об этом очень хороший очерк Давида Львовича Гинзбургского, который мы с некоторыми сокращениями поместили у себя в четвертом томе "Ленинградского мартиролога". Он всю жизнь собирал сведения о своих товарищах – отыскивал фотографии, биографические данные.
Однажды, уже в конце 90-х годов, он принес все это в Публичную библиотеку. Мы с ним долго сидели, говорили, он мне все это показывал. В отличие от большинства своих товарищей, он все-таки немного слышал, а потому мог говорить. И у меня врезалась в память эта его фраза: "Анатолий Яковлевич, ну подумай, какие мы немецкие шпионы?!" Это ужасно, чудовищно. Хорошо хоть память была собрана об этих людях.
Потом началась история установки памятника на Левашовском кладбище – очень долго шли согласования и переговоры, очень долго наше Общество глухих не могло добиться разрешения. Наконец только в 2008 году памятник был установлен – в канун Дня памяти жертв политических репрессий. И с тех пор это бывает самая трогательная церемония на одной из полян Левашово – когда они все становятся там полукругом, в центре сурдопереводчик. Они меня всегда зовут, и если я приезжаю, то они обязательно просят меня заново рассказать всю эту трагическую историю и слушают со слезами на глазах. На кладбище есть колокол у входа – каждый может в него ударить в память о погибших. В книге посетителей кладбища есть одна запись 2003 года, ее оставила приехавшая из Екатеринбурга дочь расстрелянного Золотницкого: "Папа, я снова пришла, я здесь. Я ударю в колокол, я знаю, что ты глухой – но ты услышишь", – рассказывает Анатолий Разумов.
...
Каждый год члены "Всероссийского общества глухих" приходят не только к памятнику расстрелянным на Левашовском кладбище, но и к Соловецкому камню. Раньше они старались устраивать свои отдельные памятные акции, но последнее время предпочитают присоединяться к тем, кто приходит сюда 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий. И наверное, это символично: действительно, террор шел сплошной лавиной, не делая своим жертвам скидку ни на пол, ни возраст, ни на состояние здоровья.
О "деле глухих" хорошо знают в Научно-информационном центре "Мемориал". Директор центра Ирина Флиге считает, что у дела есть особенности, отличающие его от прочих политических процессов того времени.
Когда человек начинает что-то узнавать, делать запросы, изначально существует какая-то легенда, живая история
– В 1997 году в "Мемориал" обратился замечательный, уже глубоко пожилой человек Давид Гинзбургский. Он создавал музей при Обществе глухих, восстанавливал историю общества, истории отдельных людей. И его интересовала судьба людей, арестованных в 1937 году. Поэтому он к нам и пришел. Я взяла у него длинное, подробное интервью, он рассказывал обо всех, кого знал, принес их фотографии. Для него главным источником информации были рассказы сурдопереводчиц. Вообще всегда, когда человек начинает что-то узнавать, делать запросы, изначально существует какая-то легенда, живая история.
Он рассказывал о том, что к допросу обвиняемых по "Делу глухонемых" были привлечены три сурдопереводчицы. Две из них, Перлова и Симонова, помогали заключенным, даже в присутствии следователей пересказывали им на языке жестов, что делается на других допросах, кто какие показания дает, передавали новости с воли, приветы и слова поддержки от родных. Понятно, что следователи этого понять не могли. И вот эти две переводчицы рассказывали Давиду историю дела со всеми подробностями. Они не были арестованы, дожили до старости, но в 90-е годы их уже не было в живых. Так что у него было живое свидетельство этих переводчиц, а с нашей помощью он наделся найти какие-то факты, документы об этом деле. Мы заказали по его доверенности архивно-следственное дело, копировали материалы дела, он его читал и комментировал.
А дело оказалось довольно необычным. В 30-е годы одним из способов заработка для глухих была продажа открыток в электричках. И вот руководитель общества Эрик Тотьмянин написал донос о некоторых членах Общества глухонемых, которые занимаются спекуляцией художественными открытками. Он попросил привлечь их к ответственности, потому что при распространении открыток эти лица могут заниматься и продажей материалов контрреволюционного содержания. По этому заявлению было арестовано шесть человек, при обысках открытки изъяли, и дальше пошло раскручиваться дело о контрреволюционной организации, которая вербовала участников на предприятиях ленинградской оборонной промышленности, осуществляла диверсионно-шпионскую работу, подготавливала террористические акты против руководителей ВКП(б) и членов советского правительства к 1 мая и 7 ноября, а также распространяла фашистские фотоснимки и контрреволюционную фашистскую литературу, полученные через германское консульство.
Правда в деле я этих открыток не видела, но это вообще-то характерно, ведь открытки в 30-е годы были ценностью, а все, что было ценным, НКВД прибирало себе. А может, открыток просто к делу не приложили. Так что первичным был донос в НКВД руководителя Общества глухонемых Эрика Тотьмянина. Особенностью было то, что донос-то был направлен в НКВД, а дело фабриковалось по инициативе и под руководством начальника ОБХСС управления милиции Ленинграда Яна Краузе. То есть кто-то попался на продаже этих открыток, а в милиции решили, что они тоже могут строить громкое политическое дело. Но в марте 1939 года этот Краузе был сам арестован НКВД за грубые нарушения социалистической законности и фальсификацию, проводимую в оперативно-следственной работе.
В отличие от многих других дел, где людей расстреливали просто по спущенной сверху разнарядке, в этом деле лучше видна злая воля отдельных людей
И там была еще третья переводчица, Ида Игнатенко, которая, наоборот, помогала следствию. И вот она тогда тоже проходила обвиняемой по делу Краузе. Осужденные по "делу глухонемых" были расстреляны и отправлены в лагеря в декабре 1937 года, а дело Краузе рассматривалось военным трибуналом войск НКВД Ленинградского военного округа в ноябре 1940 года, там еще были следователи, и они все были приговорены к разным срокам заключения, – вспоминает она.
По мнению Ирины Флиге, "дело глухонемых" так же ярко показывает сущность террора, как и другие дела того времени, его особенность – только в механизме арестов и формирования обвинения. Ирина Флиге считает, что, в отличие от многих других дел, где людей расстреливали просто по спущенной сверху разнарядке, в этом деле лучше видна злая воля отдельных людей – от представителя ОБХСС и следователей, решивших заработать себе очки за счет жизней и свободы десятков невинных людей, до переводчицы, изменявшей ответы заключенных в интересах следователей.
П.с.
Некоторые фотографии жертв "дела глухих":