Послевоенный Тегеран отмечен страхом и репрессиями: полиция нравов преследует предполагаемых «израильских шпионов», а пропаганда преподносит погибших как мучеников; подпольные протесты, ежедневные трудности и хрупкая надежда позволяют заглянуть в город.

Когда Израиль начал наступление на Иран в июне, царила неразбериха. Это были судьбоносные дни — полные страха, ужаса и проблеска надежды. Режим, казалось, рушился на глазах у людей, поскольку авиаудары наносились по некоторым из его самых символичных объектов. Израильские военные самолёты ясно дали понять простым иранцам, что власти бессильны их защитить.

12 дней страна была охвачена паникой. Никто не знал, что делать. Некоторые молодые люди забирались на крыши или верхние этажи, другие толпились в туннелях и пытались праздновать — всё, чтобы справиться с беспомощностью.

Почувствовав возможность, правительство выпустило на улицы почти 50 000 полицейских, солдат и блюстителей порядка. Патрули благопристойности перестали обращать внимание на женские платки; они охотились за шпионами. Мужчины на мотоциклах и в машинах без опознавательных знаков, вооружённые дубинками, дубинками и кастетами, избивали любого, кого подозревали в инакомыслии.

В Тегеране большинство женщин теперь водят машину, не покрывая голову, а многие даже не носят платки на улице. Раньше за этим следовало бы телефонное предупреждение или арест полицией. Теперь же времени на подобные меры уже нет. Власти охвачены паранойей, пытаясь понять, как Израиль так глубоко проник в их ряды.

Страх перед авиаударами затмил страх перед улицами. Всех, кого видели снимающими на видео или записывающими, арестовывали. Сотни людей сейчас находятся в тюрьмах по подозрению в шпионаже в пользу Израиля, а десятки были казнены с начала войны.

Бомбардировки нас не пугали. Напротив, они давали нам надежду. Нас ужасало насилие на улицах – то, с чем мы никогда не сталкивались. Оно не ограничивалось арестом одного человека, оно распространялось на всю его семью.

В начале израильского наступления мы, диссиденты, тоже были в замешательстве. Ведь, даже выступая против режима, ты всё равно остаёшься патриотом, и бомбить твою страну – это больно.

С одной стороны, есть сочувствие и даже благодарность любому, кто мог бы помочь свергнуть правительство. С другой стороны, трудно поддерживать или даже сочувствовать тем, кто сбрасывает бомбы на твою родину и твой дом.

Мы все знаем, против кого ведётся настоящая война. Мы не можем позволить себе придирчивость. Мы должны принимать помощь от любого, кто её предлагает. Люди, находящиеся за пределами дома, не представляют, сколько казней произошло здесь с 2022 года.

Это не публичные повешения, а массовые убийства, совершённые на улицах без суда и следствия. Представьте себе жизнь, где те, кто призван вас защищать, на самом деле — ваши злейшие враги. Где вы боитесь выйти на улицу, опасаясь столкнуться с силовиками. Это ненормальное существование.

У Израиля появился неожиданный союзник в Иране - кто может свергнуть аятолл

Экологический кризис как угроза власти в Иране.

Несмотря на десятилетия санкций, глубокий экономический кризис и массовые протесты, режим в Иране удерживал власть за счет жестких репрессий и применения силы. Ни социальное недовольство, ни религиозные ограничения, ни даже военное поражение в июне не привели к смене власти.

Водная мафия

Однако страна столкнулась с новой угрозой, которая может оказаться сильнее прежних – масштабным экологическим кризисом. Продолжающаяся пятилетняя засуха сократила объем осадков почти на 40%, высушила озера и реки, ускорила истощение подземных вод.

Озеро Урмия, крупнейший водоем Ближнего Востока, утратило три четверти объема и рискует полностью исчезнуть в этом году. Последствия усугубляет рекордная жара, одновременно увеличивающая потребление воды и сокращающая ее запасы.

Если ранее дефицит воды тяжелее всего ощущался в бедных провинциях, то этим летом кризис дошел до столицы. Два водохранилища, снабжающие Тегеран, почти опустели, давление в водопроводе снизили настолько, что вода перестала подниматься выше второго этажа. Жители, которые могут позволить себе частные резервуары, устанавливают их дома, остальные носят воду ведрами.

Президент Масуд Пезешкиан признал: без жесткой экономии столица может остаться без воды уже к осени.

Эксперты утверждают, что кризис во многом вызван политикой самого режима.

Массовое строительство плотин, реализуемое в интересах приближенных к власти компаний, ухудшило качество воды и разрушило экосистемы. Самый яркий пример – плотина Верхний Готванд, которая увеличила соленость реки Карун до уровня, при котором вода непригодна для питья и сельского хозяйства.

В отличие от прежних кризисов, климатические изменения невозможно «подавить» силой. В ближайшие десятилетия температура в Иране может вырасти еще на 2,6 градуса, а объем осадков сократится на 35%. Это означает дальнейшее разрушение сельского хозяйства, рост миграции, перебои с электричеством и водой – и, возможно, утрату контроля властей над ситуацией.

Аналитики предупреждают: если кризис обострится, Иран может стать первым государством, где климатические факторы станут причиной политического краха.

Сейчас наступил глубокий кризис доверия между гражданами и государством.

Гнев затаён, и в какой-то момент он должен вырваться наружу. Когда он вырвется наружу, он будет огромным, потому что с момента окончания войны режим был сосредоточен только на нашем подавлении.

Наряду с плакатами той войны — и нынешнего конфликта — по всему Тегерану и стране теперь развешаны баннеры с изображением семей, держащихся за руки, над лозунгом: «Никто не встанет с нами, мы должны встать друг с другом».

Ничто из этого не волнует иранскую «водную мафию» — сеть приближенных к режиму, многие из которых связаны с Корпусом стражей исламской революции. Они продолжают строить плотины не потому, что это экономически оправдано, а потому что такие гигантские проекты — удобный способ набить карманы коррупционными доходами без риска внешнего контроля.

Наказание в виде 100 ударов плетью

Так кто же принесёт революцию? По иронии судьбы, всё больше людей считают, что это будет сам режим

Собравшись вместе, люди начали говорить о том, что государство больше не может обеспечить даже самые элементарные потребности, которые обязано обеспечивать любое правительство. Это уже было не требование свободы прессы или демократических выборов. Это было требование воды и электричества.

Из этих собраний – из разговоров и отчаяния – родились небольшие, робкие протесты против режима. Им не хватало импульса, но это было начало. Именно поэтому правительство так старается показать, что его ядерная программа нетронута, сохраняя неопределённость, которая даёт ему влияние за рубежом и укрепляет его позиции внутри страны.

В то же время в Иране появилась весьма андеграундная пьеса, рассказывающая историю двух лесбиянок в обтягивающих боди, вступивших в интимную связь. Если бы актрис поймали, пусть даже это была всего лишь пьеса, им грозило бы наказание в виде 100 ударов плетью.

Тем не менее, они всё равно выступили, не испугавшись, как и их режиссёр. Забавно, что во время гастролей постановки в западных странах актрисы закрывали лица, чтобы их не узнали по возвращении в тегеранский аэропорт.

Хаменеи ищет преемника

Иран не победил. Даже верховный лидер аятолла Али Хаменеи знает, что общественность заметила его отсутствие на похоронах убитых генералов, опасаясь израильских авиаударов. Такие вещи больше нельзя скрывать от народа. Посыл режима прост: Иран выстоял – подвергся нападению сильнейшей армии мира, но система выстояла. С их точки зрения, это победа.

В их глазах это также победа, что Израиль не смог в одиночку уничтожить Иран и его ядерную программу. Победа в том, что Иран возобновил работы по обогащению урана. Никто не питает иллюзий, что Иран действительно применит атомную бомбу для военного удара. Даже самые воинствующие патриоты понимают, что ядерный удар приведёт к уничтожению Ирана. Всем известно, что страна не может тайно обогащать уран в военных целях или разрабатывать бомбу, не будучи обнаруженной.

Самый важный урок 12-дневной войны заключается в том, что израильская разведка действует на территории Ирана беспрепятственно. Десятки израильских агентов вербуют сотни местных жителей. Их местонахождение, планы и деятельность неизвестны. Именно поэтому происходят массовые аресты и казни обвиняемых в шпионаже в пользу Израиля. Во многих случаях нет никаких реальных доказательств — это лишь кампания устрашения.

Режим теперь вынужден вести переговоры по своей ядерной программе с оборонительной позиции, что крайне нетипично для него. Идея о том, что эта уязвимость облегчит давление на Тегеран и вынудит его пойти на уступки, наивна и не учитывает менталитет иранского руководства.

Более вероятным результатом является более тесное сближение с Россией и Китаем или сценарий, в котором режим, чувствуя, что ему нечего терять, поставит всё на решительный удар по Израилю. Если Израиль будет рассматриваться как угроза системе или выживанию самого Хаменеи, режим может нанести удар. Иран — не «Хезболла»; он не может спокойно смириться с прямым ударом по своему лидеру.

Широко известно, что Хаменеи готовит почву для передачи власти, хотя публично об этом не говорят из уважения. Большинство ожидает, что эту роль унаследует его сын. Он не считается высокопоставленным духовным лицом, но и Хаменеи им не считался. В вопросах власти режим прагматичен.

Жду следующего раунда

Сейчас в Тегеране царит атмосфера страха — тихого, кипящего, пронизанного гневом. Режим изо всех сил старается стереть любые следы войны. Изображения жертв изображены рядом с мучениками как недавнего конфликта, так и ирано-иракской войны, представляя их святыми, погибшими за страну, скрывая тот факт, что многие погибли во сне, а не в бою.

Власти отчаянно пытаются стереть унижение, капитуляцию и потерю контроля. Официальная риторика остаётся антиизраильской, антиамериканской и антизападной, но теперь она больше ориентируется на национализм, чем на религию. Режим вновь выстраивает риторику «мы против всего мира», которая давно ему служит.

Как люди в это верят? Потому что 46 лет иранцев учили опускать глаза, подавлять чувства и называть белое чёрным. Кладбища здесь называют «раем».

Послевоенный Тегеран – печальный город, окутанный тем, что местные жители называют «пылью смерти». Бои длились меньше двух недель, но психологический груз будет ощущаться ещё долго.

Рынки опустели, как и рестораны с кафе. Люди даже скучают по некогда давящим пробкам, шуму и грязи. Теперь же здесь только горе. Многие, бежавшие из города, не вернулись. Те, кто остался, боятся тратить деньги. Массовые увольнения, нищета и голод растут, а тревога всеобъемлюща.

Режим хвастается тем, что его ядерная программа практически не пострадала, но для нас это означает лишь одно: Израиль знает, что работа ещё не закончена.

Прежде всего, есть ожидание. Мы все знаем, что будет ещё один раунд. Мы просто не знаем, когда. Мы ждём.

Перевод с английского

ИСТОЧНИК