"Выйти в шлюз"
Поступательно и постепенно, шаг за шагом, прямой дорогой или окольной тропой, цокая язычком или каблуком, предрассветной ночью Марку взбредает в голову дурная мысль.
Мысль отправиться в космос.
Он говорит ей: “Уйди прочь из моей головы”.
Эта мысль, как майская сирень: слишком свежа, слишком внезапна, слишком фаталистична. Её аромат преследует много миль, держится много часов, не смывается ни мытьем ни катаньем.
Он говорит ей тогда: “Тебя здесь быть не должно!”.
Эта мысль как любовница: ищет встречи, алчет выхода в свет, змеей извивается на языке. На вкус она как бенгальские огни, как черный порох, как горелый сахар, пропитанный настойкой опия.
Марк старается, нет, правда старается оставить ее в королевстве спутанных простыней, забыть на стеклянном плато полочки в ванной или выбросить в жерло урны у дома, вместе со смятой пачкой из-под сигарет и ненужной рекламной листовкой, на которой изображены слишком счастливые лица.
Он говорит ей: “Я - Землянин, я слишком привык к земле”.
Марк старается, нет, правда старается не замечать давления атмосферы и объявлений “Посадки нет”. Он точно знает что нужно делать, ведь каждый день неотличим от предыдущего. Открыть глаза и вертикально подняться на ноги. Не порезаться сталью, во время бритья. Проверить остроту стрелок на брюках, а не швы на скафандре. Выйти в дверь, а не в шлюз. Добраться до места службы, увы, с до-световой скоростью. Замкнуть контакты и проблемы на себя. Питаться свежим, а не “из тюбика”. Не забывать наручные часы, личный жетон или любимую зажигалку на чужих прикроватных столиках. Вернуться домой до темноты, чтобы не видеть звёзд.
Завтра - повторить, пройтись по той же орбите.
Марк старается, нет, правда старается не быть слабаком и искать хорошее: в каждом дне и на этом дне - дне гравитационного колодца, но выходит довольно скверно. Он смотрит как вьется табачный дым в любимом пабе, но видит лишь спираль вселенной. Он смотрит в окно транспорта, грезя об иллюминаторе, пытается оценить панораму и пастораль, но видит лишь “горизонт событий”. Марк много читает, иногда даже вслух: неоновые вывески, новостные заголовки, плохие стихи, чужие мантры и чуждые молитвы, а звучат они всё равно метрономно, ритмично как обратный отсчет. Вечерами устало пишет родным: “со мной всё в порядке”, а текст на экране почему-то выходит - “со мной всё понятно”. Мысль о космосе остается внутри.
Он говорит ей: “Я к этому не готов”.
Марк капитулирует, внезапно для самого себя сдается ей, сгорая за считанные мгновения, как метеор в атмосфере. Просто в один пепельно-серый четверг, давление небесного свода становится невыносимым, Марк чувствует его каждой клеточкой тела, все эти двадцать тысяч лье под золой. Всё вокруг становится пустым и тщетным, сухим и стеклянным, как глаза погруженных в свои мысли прохожих или случайной метрессы поутру. В космосе - вакуум, но на Земле ему уже нечем дышать и он соглашается с мыслью.
Он говорит ей: “Спасибо, что ты пришла”.
Марк покупает билет наверх в конторе через улицу, ему кажется, что он тянет жребий, будто Рубикон можно перейти дважды. Прибирает квартиру, звонит на работу, запечатывает письма, пакует вещи, вяжет узлы (когда-то у него в этом деле был небольшой опыт). С ностальгией и теплотой оглядывает свой кухонный стол, полупустые шкафы, книжные полки и нелепые, красные занавески. Видится с родными, тепло обнимает, хлопает по плечам, дает обещания, пускает слезу…
А потом, он берет такси и едет в порт. На заднем сидении желтой машины слегка тесновато для Марка, его багажа и его мыслей.
Космический челнок по-мужски красив: острый как нож, поджарый как волк, твердо стоящий на могучих опорах. Корпус отливает стальным блеском, кабина мерцает спокойными огоньками приборной панели. Предстартовая суета сует: проверка связи, топлива, герметичности и закрылков.
Голос диспетчера порта сильный, уверенный, с властными нотками:
-Пять.
Прочь.
-Четыре.
Тебя здесь быть не должно.
-Три.
Слишком привык к земле.
-Два.
Я готов.
-Один.
Спасибо.
-Ноль.
Челнок отрывается от земли, на грудь Марка давит с силой чувства вселенской вины, он делает судорожный вдох, плотно сжимая зубы. В наушниках трещат помехи, и ему кажется, что он слышит в этом белом шуме чей-то знакомый голос. Пламя на секунды охватывает нос корабля, белые облака пару мгновений нежно поглаживают челнок по бокам, пропуская насквозь. Фюзеляж дрожит как осиновый лист и не понятно, то ли это левый двигатель ревет громче
положенного, то ли Марк.
В момент выхода из атмосферы, освободившись от оков гравитации, Марк чувствует себя в невесомости, эйфории и дураком.
Голосом, хриплым от перегрузок, он декларирует собственную независимость, в густой и безмолвной космической пустоте.
