Откровение вспыхнуло и осветило картину происходящего. Совершенно неожиданную, надо сказать, картину. Которая все переворачивала кверху ногами.

– Это испытание такое? Проверка на вшивость? – спросил Баширов. – Да, Фантомас Фантомасыч?

– Как вы меня назвали? – Голос Якубовича словно валял дурака.

– Да вы это, – сказал Баширов.

Было Баширову легко. Почти что счастье в пыточном подвале нахлынуло. К своим попал, оказывается. Проверяли его.

– Я – это я, конечно, – согласился Якубович. – А вот ты кто таков, мил человек? Ты же ведь так и не сказал нам. Вращайте барабан.

– Да какой барабан, Леонид Арка… То есть, Фантомас Фантомасыч. Аааааа!!!

Ему снова выкручивали руки. Да могло ли это быть, когда Баширов обо всем догадался и понял, что его пугают свои?

Действительно, по спецшколе ходили слухи, что случаются такие проверки. И похищают, и пытают – все типа как по-настоящему. Чтобы понимать, где предел стойкости у человека, как много он способен выдержать, прежде, чем всех выдать.

«Или это все-таки не свои? – мелькнула у Баширова отчаянная мысль. – А ну, как вообразил я себе, что это – Фантомас. А это ведь не он! Хотя как же это не он, если он?! Он, блядь! Руку на отгрызание даю. На отгрызание на хуй, с мясом и костяной крошкой. Пожрать бы, чего бы пожрать-то?»

– Назовете букву? – дурачился Якубович.

– Буква «Х», – сказал Баширов. – Что означает «хватит меня мучить, Фантомас Фантомасыч, я вас узнал».

«Или я все-таки в сказки верю? – подумал пленный боец. – Да и по хрен. Я хоть в черта лысого поверю, если мне дадут пожрать. Мяса! Можно и сырого. Жрать!»

Но лже-Якубович снова сказал вращать барабан. А Баширов поймал себя на мысли, что то ли он к боли притерпелся, то ли что еще, но легко все эти мучения переносились. Как будто со стороны были наблюдаемы.

А вот злость была настоящей. С занозами саднящей досады.

– Что же вы, Фантомас Фантомасыч, делаете? – всей горечью пересохшего горла сказал Баширов. – Мы же за вас и под пули ходили. И под топоры. Под мачете ходили. Под того долбоеба с бензопилой. А вы, значит, нас так? Ну, проверили? Ничего ведь я не выдал?

– Вращайте барабан!

– Да за что же?! – стонал и ревел, как горная река на перекате, Баширов. – Что же вы делаете такое? Я же потом этими руками душить не смогу. А вы меня вот так вот?

– Тысяча очков на барабане!

И уж на что Баширов потерял чувствительность, но от тысячи очков он взвыл. Боль оказалась резкой, продирающей. Баширов стал кричать. Во рту у него, оказывается, образовалась пена. И сейчас она разлеталась по подвалу.

– Ебаный вы пидарас, Фантомас Фантомасыч! – Боль, только боль заставляла Баширова заступить за красную линию. – За что же вы меня? Я же за вас, за вас верой и правдой. Я же служу Отечеству, как и вы, ебаный вы козел. Аааа!!! Нельзя же так с челове… Ааааа!!!

– Назовете слово?

– Слово «пидарас».

– Ну, зачем вы меня огорчаете? – спросил голос Якубовича. – А, может, песенку споете?

– Про то, как я твоей дохлой матери рот ебал! – закричал осатаневший от боли Баширов. – Давай, блядь, спою.

Распорядитель пыток шагнул ближе и дал Баширову по роже.

А Баширов смог, наконец, рассмотреть его лицо.

***

– Я могу дрочить! Могу дрочить! – бормотал Жирный таким голосом, будто стал свидетелем какого-то небывалого чуда. – Наконец-то! Это свершилось! Спасибо вам!

Это были такие жалкие излияния, что Петров даже не посчитал нужным как-нибудь на них отвечать. Он возился с титановыми трусами. А это была та еще задачка. Сначала надо было стянуть с ног – больных и начинавших опухать – штаны. Которые – да! – не хотели, категорически не хотели стягиваться. Боль была такая, что не особо помогал и наркоз.

Когда же пытка штанами подошла к концу, когда Петров сорвал с себя обычные, тряпичные трусы и влез в титановые, он с ужасом осознал – все зря. Жирный оказался слишком огромен, слишком толст. И титановые трусы были гигантскими. По-хорошему, в них поместилось бы и два Петрова, и еще один худосочный Баширов. И в силу своей огромности они не могли предотвратить ничего. Их же изготовили на красноярском заводе, специально по мерке Жирного. На что надеялся Петров? Что они сожмутся, что ли? Так и хуй по всей роже.

Ошибаться случается всем, но ошибку надо заметить вовремя. А Петров, наверное, все-таки долбоеб. Правильно Фантомас говорил. А без Баширова, так и долбоеб в квадрате. Это же надо было столько времени потратить на хуйню!

Неужели совсем ничего нельзя придумать? Петров скомкал штаны, засунул их под пояс титановых трусов.

Штаны провалились в трусы, как крошка в пасть Гаргантюа.

– Дрочить! Я могу дрочить! – бормотала обезумевшая жирная скотина на заднем сиденье.

Петров выскользнул из холодных титановых объятий. Трусы с разомкнутым замком были похожи на капкан для динозавра.

Целую вечность Петров натягивал штаны обратно.

***

Еще полчаса назад Жирный пребывал в самом жерле преисподней. Ему было хуево. Но потом им словно выстрелили из катапульты прямо в небеса. И из жерла ада Саня вылетел прямо в райское блаженство.

Дрочить! Наконец-то! Он отвоевал себе это право. Он будет дрочить сутки напролет, несколько суток! Сколько же в нем накопилось! Вселенная содрогнется, когда Жирный разрядит свои запасы!

Может, начать прямо сейчас? Жирного так и тянуло это сделать. Хотя при Петрове было очень неудобно. Петров был крутой, хотя и наркоман.

Радость жизни щекотала Жирного как развеселые пузырики. Каким наслаждением было сидеть голой жопой на сиденье автомобиля, а не ощущать на себе постылую титановую гладкость.

Весь мир во всей своей прелести открылся перед Жирным.

«Здравствуй, мир! – думал Жирный. – Вот и я! Я залью тебя своими сперматозоидами! Что этот глупый дождь? Тебя ожидает потоп другого рода!»

Петров на переднем сиденье возился, вполголоса стонал и глухо матерился. Но Жирный не обращал на него внимания. Сбылась мечта! Хоть бы этот Петров куда-нибудь вышел?

И тут Петров вышел.

Дрочить! Жирный положил руку на писюн. И тот встрепенулся, узнал. Как счастливый Хатико после долгой разлуки.

«Ну, здравствуй, писюн!»

«Здравствуй, Саня! Мне было хуево!»

«Я знаю, писюн! Но видишь, какой я умный! Я сумел тебя освободить».

«Да, Саня, ты крутой. Я-то думал, что этот момент никогда не настанет. Я погрузился в отчаяние. Думал, что никогда уже не распрямлюсь во весь рост. Я не ожидал. Ты красавчик!»

«Знал бы ты, писюн, как я рад нашей встрече!»

«Ну, давай уже, дрочи!»

Вдруг открылась дверца слева. Это был Петров. А в руках у него были титановые трусы, похожие на разинутые челюсти спилберговской акулы.

– Давай-ка наденем это обратно, – произнес Петров.

Саню словно кипятком облили.

– Что? – прошептал он. – Вы не смеете! Нет!

Он стал брыкаться ногами. Ему казалось, что один раз он смог оттолкнуть Петрова. А потом тот как-то ловко схватил Жирного и за одну ногу, и за другую, а в следующую наносекунду ужасные, уродливые трусы вновь оказались надеты на Саню.

Мышеловка захлопнулась.

– Нет! – вопил Саня. – Что?! Опять?!

С небес он снова упал в бездну ада. И понял, что не быть ему ни крутым преступником, ни напарником Петрова, ни даже подрочить по-человечески ему не светит.

Чудеса мира упорхнули прочь, не попрощавшись. А Жирный вернулся к постылым будням.

Слезы выворачивали его наизнанку. Саня принялся выть.

***

– Слышь, парень, не вой! – сказал Петров. – Ну, ты заебал, в натуре, а?

– Зачем вы на меня опять трусы надели? – стонал сзади Жирный.

– Потому что я не должен был их с тебя снимать. Это было ошибкой.

– Да вы… да вы…

– Заебал, а?

Петров включил радио. Пели «Жуки»: «Ой-ё! Шире вселенной горе мое! Ой-ё! Ой-ё-ё-ё-ё-ё!» Жирный рыдал в голос. Петров не выдержал, и чуть не проехал на красный. А направлялся он в сторону «Авиамоторной».

– Слушай! – не выдержал Петров. – Приказ на тебя был. Так и так: титановое спецоборудование на Жирного А.С. установить. А я – человек служивый. Мне сказали, я сделал.

«Что-то я пизжу много, – подумал Петров. – Прямо дохуя чего-то».

Но остановиться он не мог. Петрова несло. С ним случился словесный понос. Наверное, от героина.

– Но почему на меня? Что я такого сделал? В чем виноват?

– Я не знаю, парень. Вот честно, не знаю. Мне и не положено это знать.

– А кто знает?

– Есть такой человек, – сказал Петров

– На Фантомаса вот тот похожий?

«То ли паренек смышленый, то ли я – долбоеб», – подумал Петров. Собственно, мозг никогда не был его сильной стороной. А без Баширова Петров и вовсе на порядок поглупел, стал ошибки допускать.

– Да, – хмуро сказал Петров.

«Эх, не умею я тайну держать!» – подумал он.

– Как его найти?

– А мы ему сейчас позвоним.

– Так звоните!

– У меня телефона нет.

– Мой возьмите.

– Нет, – поморщился Петров. – С твоего нельзя.

– Почему?

– Потому что он в памяти твоей трубки останется. А не надо, чтобы он где-то оставался. Понимаешь?

– Сложно-то как все! А что делать?

– Найти таксофон и позвонить оттуда.

– И мы поедем к Фантомасу? – оживился Жирный.

– Не знаю, – сказал Петров с удивлением обнаружив, что жирное чмо его допрашивает. – Может быть, он сам приедет к нам.

– И снимет с меня трусы?

– Не знаю, – вздохнул Петров. – Это как он сам решит.

«Надежда есть!»– понял Жирный.

Он ввел запрос: «Таксофон Авиамоторная». Появился результат.

– Вот! – сказал Жирный. – Прямо в переходе станции!

– Отлично, – сказал Петров.

Продолжение следует...

Ссылка на комментарий:
#comment_157842354
P.s. Всех с Новым годом!

Помещение казалось безликим и пустым. Хотя, конечно, в нем что-то и было. Какая-то мебель – стол, стулья – все это имелось в наличии. И телевизор, возможно, был. О, точно! Был же еще и телек, и диван. И коврик какой-то.

Да! И картина на стене. Вот только то, что было изображено на той картине, хотелось сразу же забыть. Нет-нет! Там не изображались какие-то ужасы или уродства. Картина была нейтральной настолько, что хоть час на нее смотри, а все равно потом не скажешь – пейзаж это был или натюрморт. Впрочем, никому бы и в голову не пришло рассматривать эту картину целый час. Она была настолько невзрачной и блеклой, что тут же улетучивалась из быстрой памяти.

Точно то же самое можно было сказать и про все помещение. Случайному человеку оно представлялось настолько неинтересным, что все, кто в нем бывал, тут же его забывали. Спросят их: «И что там за обстановка была?» «Ну, квартира и квартира», – промямлит спрашиваемый. Он, скорее, облако припомнит, которое видел по пути, очертания попутной лужи встанут в памяти, всех встречных расскажет, продиктует номера автомобилей. А эту квартиру не вспомнит.

И хозяева у этой жилплощади – еще больше неинтересные. Мужики какие-то.

– Так ты рожи, блядь, их опиши! – заорет на спрашиваемого злой вопрошающий.

– Да рожи как рожи, – скажет отвечающий, поерзает на жестком стуле, к которому привязан эластичной веревкой. – Отпустите меня, слушайте, да! Я – простой учитель музыки из Куляба. Я заказы доставляю. Пиццу-хуиццу. Мужики, вы чего, а? Я в разборки не влезаю. Оно мне не надо. У меня родители старенькие в Кулябе-то.

– Рожи вспоминай!

– Ну, телосложение спортивное. Вроде бы…

– Рожи!

– Ай, блядь! Ну, что ж ты делаешь, сынок, отродье ты траханой овцы. Ай!!! Уй! Уй! Уй! Уй! Только не это! Нет! Ну, сыночки, ну, что же вы… Аааааа!!! Аааааа!!! Мамой клянусь, все скажу! Могилами предков! Родиной клянусь! Родиной! Ну, что же вы? Только уберите! Пожалуйстапожалуйстапожаааааа!!! Ааааа!!!! Аааааааа!!!

– Рожи! Опиши нам их рожи.

– Ну, у одного – борода. Такая вот. Борода.

– И? Какая она? Эта борода?

– Я хуй знает, сыночки! Ну, пожалуйста, не надо, сыночки! Я не помню, что это за борода. Ааааа!!! Ааааа!!!!

– Рожи описывай! Рожи!

– Да не помню я их, сыночки! Там такие рожи, что забыть их хочется.

– Почему?

– Не держатся они в памяти. Посмотрел и забыл.

Свет от лампы был направлен в лицо отвечающему. Он при всем желании не мог видеть тех, кто его допрашивал. Все, что фиксировало в этот момент его зрение, представляло собой лишь расплывчатые и резкие пятна света.

А между тем спрашивающие – их было двое – видели друг друга прекрасно. Они переглянулись.

– Пиздит? – спросил один другого.

– Не думаю, – ответил второй. – Но полной уверенности нет.

– Думаешь, профи?

– Я не знаю, надо удостовериться.

– Сывороткой, что ли? У нас ее что – много, что ли? На этого еблана тратить сыворотку?

– Мальчики, отпустите меня, – заблеял допрашиваемый. – Если деньги нужны, то я земляков попрошу. Соберут! Соберут!

– А наркотой твои земляки барыжат?

– Барыжат! Барыжат! – мгновенно ответил допрашиваемый. – Гашиш, героин, насвай. Скажите, что нужно, и вам по оптовым ценам, сколько хо… Аааааа!!! Ааааа!!!!

– Быстро своих вложил, – сказал один допрашивающий другому.

– И какой из этого вывод?

– Он ни хуя не помнит.

– Это может быть «выдай одно, но скрой другое»?

– А вот хэзэ. Жучок-то у нас – мутненький. С кем у тебя был первый секс, блядина хитрожопая?

– С женой! Ааааа!!! Аааааа!!! Ааааа!!!! Сыночки, сыночки, зачем, зачем?!!!

– С кем, блядь?

– С козой! Пятнадцать мне было, мы с пацанами на пастбище пошли…

– С кем?! Отвечай, блядь!

– С ишаком.

– С кем, с кем?

– С ишаком. Я все скажу, ребята. Я его отвафлить решил. А он меня за хуй цапнул, опухло потом. Врачу барашка резали, чтобы гной выкачал.

– С тройным дном хорек, – сказал первый из допрашивающих. – Тут у него одна правда. Под ней – другая. И под только под второй – правда правдивая.

– Херово. Может, и пиздеть.

– Сыночки! Сыночки! Сто тысяч долларов завтра соберу, привезу вам! Почкой расплачусь. Своей, жены, детям вырежу – дам вам денег, будьте здоровы только. И забудьте про меня, как я про тех мужиков.

– А если ты тех мужиков увидишь, ты их узнаешь?

– Узнаю, сыночки! Узнаю!

Один из допрашивающих пригнул гибкую колонну настольной лампы так, что плафон – рассеиватель света – оказался у самой поверхности стола.

Те, кто задавали вопросы, шагнули в пятно мутного света.

– Мужики! Так это же вы! Вы же там и были – в той квартире, ха! Я – могила, мужики! То есть, это вы меня сами про себя спрашивали?

Допрашивающий с небольшой, больше похожей на небритость, бородкой положил одну руку отвечавшему на подбородок, другую – на затылок.

– Конечно, будешь молчать, – сказал он.

– Мужики! Мужики! Что вы! Я вас уже забыл! Не надо! Ой!

Бородатый резко и быстро повернул подбородок вправо. Хрустнули, ломаясь, позвонки. Допрашиваемый обмяк на жестком стуле.

– Да уж, блядь, похавали пиццы, – сказал безбородый мужик, с совершенно незапоминающимся лицом.

– У него же и адрес наш зафиксирован. И телефон.

– Это было глупо, товарищ Баширов, – сказал безбородый.

– Сознаю, товарищ Петров. Пиздец, как глупо. От такого, к сожалению, никто не застрахован.

– Ладно, выводы обсудим потом, а сейчас надо избавляться от жмура.

***

Фантомас сильно сдал за последний год. Хотя много, чего происходило. Ни Петрову, ни Баширову вспоминать об этих событиях без нужды не хотелось. Но, конечно, они все помнили.

За этот год у Фантомаса обвисли уголки рта, а глаза обросли мелкой сеточкой морщинок, и при особом освещении могло показаться, что органы зрения пустили корни. А в самих глазах поселилась едкая, как кислота, печаль. Она обжигала.

И Петров, и Баширов ежились от этой убийственной печали товарища Фантомаса.

– В глаза мне смотреть, – ревел Фантомас. От этого рева по коже бежали даже не мурашки, а целое стадо крупного рогатого скота, как перед корридой в Памплоне.

О своем кураторе ни Петров, ни Баширов не знали ничего. Ни как его зовут, ни воинское звание, ни отдел, в котором он работает. Зато Фантомас знал о них все.

– Меня тревожит не то, что вы, долбоебы, задвухсотили разносчика пиццы, – очень зловеще громыхал печальный Фантомас. – Хер бы с ним. Можно было бы списать на вынужденные обстоятельства. Но этот несанкционированный жмур у вас уже какой по счету?

– За какой-то период или вообще? – спросил Петров.

– За год давайте посмотрим, – сказал куратор. – Какой?

– Седьмой, – мрачно сказал Баширов.

– Вот! Седьмой! – провозгласил Фантомас. – Отсюда вывод. И какой?

В промышленном подвале безлюдной в этот час промзоны подмосковного Домодедова сгустилась тишина.

– Мы больше не будем, – одновременно сказали Петров с Башировым.

– Вы пизданулись! – загромыхал в бетонных стенах голос Фантомаса. – Что мне с вами делать? За что вы убили этого несчастного?

На полу подвала лежал труп. Совсем не страшный, скорее жалкий. Выражение страдания теперь уже навеки застыло на хитром смуглом лице.

– Ну, короче, сегодня же у нас дела были, – осторожно начал Петров.

Фантомас закивал: знаю-знаю. Ну, так еще бы он не знал. Под его руководством и работали.

– Ну, и приехали мы домой, – продолжал Петров. – А уже одиннадцать вечера. А нам жрать хочется.

– Так, – подтолкнул забуксовавшую телегу рассказа Фантомас.

– Ну, а что у нас в холодильнике? Хуй да ни хуя. Пельмени. Ну, этот чудак говорит: «Давай пельмешков ебнем?» – Петров кивнул на Баширова, который тут же виновато потупился. – А их и мало, и стремные они какие-то.

– И?

– Ну, неправ был, товарищ куратор. Это от меня пошло. Я предложил пиццу заказать. Чтобы нам ее привезли.

– Пошиковать решил, – сказал Фантомас.

– Да видели бы вы эти пельмени!

– Я, блядь, такие пельмени видел, что ты усрешься от ужаса! – гаркнул Фантомас. – Дальше! Вы друг с другом в этом вопросе – не поладили?

Это был очень стремный и принципиальный вопрос.

– Мы не вступали в спор, – быстро ответил Баширов. – У нас возник консенсус. Я тоже поддержал идею о пицце.

– Итого два долбоеба пришли к консенсусу. Что потом, дубиноголовые вы мои?

– Ну, и приходит через двадцать две минуты вот этот вот, – продолжал Петров, кивая на мертвое тело. – И сразу мне не понравился.

– И мне, – подтвердил Баширов.

– Взглядом – шнырь-шнырь-шнырь, – продолжал Петров. – Рожа хитрая.

– И портреты наши срисовал, – добавил Баширов.

– Но вы его отпустили?

– Да, – ответили киллеры абсолютно синхронно.

– Ну, а потом Русик пиццей подавился, – продолжал Петров.

– Да, товарищ Фантомас. Я ее ем-ем, и вдруг – фигак: мысль ко мне в голову влетает.

– Ну, надо же! – всплеснул Фантомас руками в притворном удивлении. – И что же это была за мысль?

– Мутный это был пассажир, вот, что я понял, товарищ начальник! – сказал Баширов. – Как он смотрел. Как он запоминал. И ебальник… Ебальник, сука, хитрый. Простите, товарищ Фантомас. Запараноило меня.

– Что запараноило – так это правильно, – сказал Фантомас. – Но мания преследования у тебя, дорогой мой, должна была включиться раньше. Когда ты соглашался эту ебаную пиццу заказать. Уже тогда ты, Баширов, и ты, Петров – вы оба вошли в очень опасные воды. Кстати, с какого телефона вы совершали заказ?

Телефонов было три. По одномуу каждого – для связи с Фантомасом. А третий – телефон фирмы спортивного питания, которой Петров и Баширов руководили.

– С фирменного, – сказал Петров.

– Дай проверю, – потребовал Фантомас.

Петров протянул ему мобильный – старую кнопочную «Нокию». Фантомас вошел в историю звонков.

– Вот этот номер, да? А это кто звонил?

– Это вот он нам перезванивал.

– Так. И запараноило вас. Что вы сделали дальше?

– Ну, мы решили с этим мужиком пообщаться. Потому что – ну, были у нас опасения, Фантомас Фантомасыч, что эта сука ебальники наши срисовала.

– Спохватились. И что потом?

– Ну, стали его искать, – Петров отвешивал слова медленно и веско, как щелбаны.

– Как? Как, интересно, стали вы вести розыскную деятельность? И как вы его нашли? Он же, пока вы опомнились, уже далеко, наверное, усвистал? Вы ему позвонили? Договорились о встрече?

– Ну, что вы, Фантомас Фантомасович, – нашел в себе силы улыбнуться провинившийся Петров. – Мы по науке сделали. Русик нос себе приклеил, брови. Вылитый чечен стал.

Словно в подтверждение слов напарника, Баширов взял со стола, на котором стояла лампа, бесформенный на первый взгляд кусок пластмассы. Будучи приставлен к центру лица, пластмасса эта словно наполнилась смыслом и приобрела вид носа, вполне достоверного, орлиных очертаний, и даже правдоподобного – вплоть до искусственных волосков в ноздрях.

Фантомас кивнул, посмотрел на Петрова.

– А я виниры вставил, отчего сильно прикус изменился, ну, и лицо другим стало. И усы приклеил. И бейсболкой верхнюю часть лица прикрыл.

– И? Как вы этого несчастного нашли? Людей расспрашивали? Куда пошел, да?

– Обижаете, – натужно рассмеялся Петров. – Мы по уму сделали.

– Интересно, это как?

– Мы же не в большой фирме заказывали, а в ресторанчике, на районе. И вот мы сели в «семерку», и к ресторанчику поехали.

– И давай там светиться.

– Зачем? В тени встали, на другой стороне.

– И ебальниками с приклеенными носами на всю улицу торговали.

– Да зачем же? Мы в машине сидели, не высовывались. Русик налево смотрел, а я направо.

– А номера вашей «семерки» только ленивый не срисовал.

– Все как надо, грязью заляпаны были.

– И ни с кем в разговоры не вступали? Внимание к себе не привлекали?

– Нет-нет! Ну, что вы! – Петров и Баширов снова, не сговариваясь, заговорили одними словами, в один голос.

Фантомас задумчиво кивнул.

– Потом я вижу – идет. Со стороны Скобелевской, – продолжал Петров. – Русика в бок толкаю, показываю. Ну, Русик выходит из машины. «Э, дарагой, слюшай-хуюшай, дело к тебе есть, да». И тут же я подхожу и инъекцией усыплятора его в бедро хуячу.

– На глазах у прохожих. И тех, кто проезжал.

– Ну, тут стопроцентной уверенности быть не может, – сказал Баширов.

– И что же дальше? – спросил Фантомас.

– Ну, в «семерку» его припаковали, как вырубился, – сказал Петров.

– В багажник? – не без ехидства спросил Фантомас.

– На заднее. Что мы, уебаны, что ли, в багажник человека паковать на улице?

– Сложный вопрос ты поднял. Дискуссионный.

– Чо? – спросил Петров.

– Нет-нет, все в порядке. Продолжай, – потребовал Фантомас.

– А продолжать-то и нечего. Сюда, на подвал его привезли. На стуле зафиксировали. Ну, и вопросы позадавали.

Фантомас закурил. Курил он много, сигареты «Родопи». Те страшно воняли. Но Петров с Башировым терпели. Им и в головы не приходило делать своему куратору замечание.

Размышлял Фантомас долго. Смотрел печальным взглядом то на одного бойца, то на другого, хмыкал, откашливался, щурился.

Петров и Баширов стояли ни живы, ни мертвы, по стойке смирно. Души обоих царапали когти страха.

– Значит, так, долбоебы, – принял решение босс. – Это – последний двухсотый, которого я вам… Не прощаю, не спускаю с рук. Последний двухсотый, на которого я закрываю глаза. Больше поблажек не будет. Вы меня достали. Вы создаете проблемы, парни. Вы это понимаете.

– Больше не повторится! – гаркнули бойцы.

– Я надеюсь. Я очень надеюсь.

Фантомас распорядился свалить все на скинхэдов. Черным маркером (в подвале было много всяких разных предметов) Петров и Баширов разрисовали тело свастиками и призывами «Бей чурбанов!»

Деньги Фантомас распорядился забрать, пересчитал их, насчитал восемь тысяч с копейками, швырнул их Петрову с Башировым:

– В супермаркет сходите, холодильник затарьте.

Мобильный телефон оставили убитому. Было двадцать семь непринятых вызовов и несколько эсэмэсок, типа: «Фарход ишак ебаный где ты ходишь сука», «Заказ ждет нахуй э». Было что-то на таджикском языке.

– Его уже ищут, – констатировал Фантомас.

Тело вынесли со склада, упаковали в багажник. На «семерке» поехали в лес и выкинули двухсотого в ельнике.

– Молитесь, долбоебы, чтобы менты поверили в скинхэдов, – сказал на прощание Фантомас.

***

А поздно утром, около десяти, Петров проснулся от назойливого звука.

Это звонил телефон, зарегистрированный на фирму спортивного питания. Слабосильная кнопочная «нокия». Сколько Петров и Баширов держали его при себе – он не звонил практически никогда.

Сейчас «нокия» лежала на кухонном столе. И пиликала. Номер определился, но последовательность цифр ничего проштрафившимся киллерам не говорила.

Баширов в трусах уже стоял, смотрел на телефон, чесал плоский живот, заросший темными кудрями.

Телефон разрывался. Напарники смотрели друг на друга.

– Меня параноит, – признался Баширов.

– Меня тоже, – сказал Петров.

– Надо ответить.

– Блядь. Может, на хуй?

– Вдруг менты, таджика ищут? Будет подозрительно, если не ответим.

– Блядь.

Быстро сыграли в камень-ножницы-бумагу. Петров выбросил «бумагу» и проиграл башировским «ножницам».

– Алё, – сказал Петров, нажав зеленую кнопку. – Слушаю вас.

Продолжение следует...

Ничего необычного, просто тебе в «Скайпе» звонит министр обороны Франции и просит одолжить денег))

Хотел изначально описать свои впечатления от этой удивительной истории, ну лучше приберегу на потом)).

В чем собственно дело? Что за глобальная афера?

А вот в чем:

Представь, что тебе звонит в «Скайп» не кто-нибудь, а министр обороны Франции. Наверняка ты бы лишь усмехнулся и послал министра куда подальше — как минимум, за белым флагом. Но не такие ответственные были жертвы мошенника, которые перечислили 80 миллионов евро незнакомцу, притворявшемуся французским министром обороны.

Франко-израильский мошенник придумал простой, но гениальный план, как выманить деньжат у французских миллионеров. Жулик звонил на домашний телефон своим жертвам и официальным тоном сообщал, что с ними намерен связаться министр обороны Жан-Ива Ле Дриан (Министр обороны с 2012 по 2017 год).
Более того, министр был готов связаться лично по «Скайпу».

Обескураженный миллионер (а жулик звонил исключительно состоятельным людям) принимал звонок по «Скайпу» и видел перед собой натурально министра обороны, который внезапно просил одолжить денег на освобождение французских журналистов, попавших в плен к террористам на Ближнем Востоке.

Французские меценаты переводили деньги на указанный счет, даже не подозревая, что с ними разговаривает мошенник в силиконовой маске. По данным BBC, жулик сумел вытащить 80 миллионов евро из своих жертв. В настоящее время адвокат министра Жан-Ива Ле Дриана Делфина Мейе пытается разобраться в ситуации и вернуть деньги пострадавшим.

Это выглядело бы обычным мошенничеством, но одной из жертв чуть не стал президент другой страны — глава Сенегала Маки Салл. Мошенник общался с ним на «вы», но Маки был лично знаком с министром и который год общался на «ты», поэтому заподозрил неладное.

Поймали Жильбера Шикли на Украине, где он пытался оправдаться тем, что приехал в паломничество — побывать на могиле некоего известного раввина. Однако местная полиция сочла странным, что мужчина носил с собой маску министра обороны Франции, и засадила его за решетку.

Там мошенник проявил себя сибаритом. Шикли тратил немало денег, чтобы до конца срока питаться исключительно деликатесами: он купил себе в камеру холодильник, забитый стейками и водкой. Кроме того, жулик выкладывал в соцсетях издевательские видео, в которых глумился над французской судебной системой.

Однако правосудие сыграло с ним злую шутку. Отбыв срок в украинской тюрьме, Фантомас-Шикли был отпущен на свободу, но тут же депортирован во Францию, в нежные руки местной жандармерии.
Стоит отметить, что у мошенника после ареста появились последователи, которые также звонили состоятельным гражданам Франции и просили денег. Но, как сообщает французская полиция, а также подтвердил по телефону французский министр обороны, банда давно разоблачена.

https://www.bbc.com/russian/features-48704972

https://www.maximonline.ru/guide/maximir/_article/fantomas-i...

Спасибо за внимание!

До встречи!))

Начало тут

В проеме открывшейся двери батя увидел молодого татуированного типа с нахальной помятой рожей. Тот тоже уставился на батю, на его солидный костюм, галстук и белоснежную рубашку, и понял, что это никак не вяжется с образом затопленного соседа.

– Ы! Вы кто? – спросил молодой.

А батя уже практически не отдавал себе отчета в своих действиях. Было бы неправильно сказать, что вследствие алкогольного опьянения сознание покинуло его. Не покинуло. Оно просто отстранилось от дел. Словно в кабину управления телом проникли воздушные пираты, связали пилота, а сами – давай рулить.

И Сергей Николаевич, уже управляемый темными сущностями, ни секунды не медлил с принятием решений. Не вступая в разговоры, он переебал молодого по голове завернутой в газету бутылкой. Сам облился водкой, которой оставалось еще немало, но пираты сознания по этому поводу вовсе не переживали.

Молодой рухнул в прихожей. Батя переступил через него и вошел в комнату. Сначала взгляд его зафиксировал Саню, который был со связанными руками и заткнутым ртом отстреливался струей говна от седого бандита с ножом. Рядом с Саней извивался и скулил его придурошный тощий дружок.

– Те чо надо? – заметил Саниного батю мужик с ножом.

Но батя был не в себе и говорил невпопад, как добрый и везучий агент Купер из третьего «Твин Пикса».

– Вы нас затопили, – сказал батя.

– Дергай нахуй, блять, отсюда! – заорал мужик.

Но то, что засело в бате, и не думало слушаться этого преступника. Оно подвело тело Сергея Николаевича еще ближе к тому, кто хотел убить его сына.

«Что ты делаешь! Беги!» – орал разум. Но он был связан, а пиратам было наплевать.

– Ты чо, нарываешься? – хрипел мужик, пятясь.

Сергея Николаевича стало мутить. Его еще на лестнице стало укачивать, а сейчас болтанка сделалась совсем невыносимой. Батя блеванул прямо в рожу мужика с ножом. Прямо в глаза, если говорить точнее.

– Бля-а-а-а! – завопил седой.

Он уронил нож, а тело Сергея Николаевича с силой исполняющего пенальти Дзюбы, пробило бандиту по яйцам. Седой переломился пополам. Батя схватил противника за уши и насадил его рожу прямо себе на колено. Что то чавкнуло – то ли просто блевотина, то ли в безносую кашу превратилась бандитская рожа. В завершение триумфа батя пнул седого в коленную чашечку. Бандит рухнул прямо в разлившийся по полу понос.

А вместе с ним рухнул и батя. Воздушные пираты в кабине его головы натешились баловством и куда-то смылись, а сознание очень устало. И батя упал под стол. На него свалился плоский телевизор, и Сергей Николаевич, видимо, приняв его за странное такое одеяло, стал пытаться им укрыться.

– Фафя! – воскликнул жирный. – Фы февя вафёв! Фы фвифёф вевя фпаффи!

Но батя уже не слышал этих слов признательности. Он крепко спал и при этом храпел, производя богатырские звуки.

***

– Фафя! Вивевький! Ффавай! Ффо ф фобой? – вопил жирный.

Саня не понимал, что произошло, и почему батя вдруг заснул? Ответ дали волны сивушного перегара, исторгаемые храпом. Волны настолько мощные, что влегкую перешибали даже поносные миазмы.

Отхуяренный батей седой бандит с облеванной, обожженной рожей и с поносом по всем треникам и ладоням, пытался встать. Он, к гадалке не ходи, тянулся к ножу.

И почти уже дотянулся, но Глист оказался быстрее. Он вскочил и с неловкостью очень херового футболиста чудом попал по ножу. Тот полетел в прихожую, где стонал и, кажется, приходил в сознание, молодой гангстер. Глист понесся в прихожую. Связанные за спиной руки напоминали ощипанный хвост глупой птицы.

– Я щас уебу эту суку! – бормотал седой бандит. – Уебу нахуй!

Он как раз пытался встать примерно в полутора шагах от жирного. А уебать хотел явно батю.

Саня не знал, что на него нашло, что подсказало единственно правильный образ действий. Но он вскочил с дивана, оттолкнулся от уляпанного поносом линолеума и прыгнул. И полетел.

Конечно, наводка была так себе, и силы не рассчитаны. Полностью обрушиться на седого не получилось. Получилось лишь задеть его по касательной. Но задеть основательно. Если бы Саня обрушился на врага всей массой, тот бы не выжил. А сейчас только отлетел и упал на травмированную коленку.

– Уй, бля! – взвыл враг.

А жирный, стоя на коленях, которые он тоже порядком ушиб, врезался башкой мерзавцу в солнечное сплетение.

– А! Кх-кх-кх!

Но торжествовал жирный недолго. Уже в следующий миг голову пронзила резкая боль. Видно, бандит хлопнул его ладонями по ушам. То ли бандит был обессилен, то ли удар смазался. Но страдания Сане, тем не менее, причинил.

А потом седой как-то хитро схватил жирного под подбородок. Санина голова запрокинулась, захрустели и нестерпимо заныли позвонки под черепом.

– Ввввиииии! – пищал жирный. – Ввввиииии!

В прихожей дела обстояли тоже не лучшим образом. Молодой бандит действительно приходил в сознание. Он заметил нож и потянулся к нему. Глист – херовейший из футболистов – сумел выпнуть нож в сторону кухни. И сам бросился туда. Нож остановился у заплеванной, в бурых пятнах плиты.

Противник уже был на кухне. Он уже стоял с видом поверженного, но воскресшего зомби. Рожа была залита кровью.

Глист всегда был находчивым. Он мог найти нестандартный выход практически из любой ситуации. Но сейчас он был в полном тупике и совершенно не знал, что делать дальше.

Походило на то, что мировая наука сейчас понесет великую утрату. И даже не узнает об этом.

Глист закричал, отчаянно и страшно. Ведь у него оставалось только это оружие. Только крик.

Пока Виталя Глист кричал, что-то произошло. В квартире появился кто-то еще. Войти в блат-хату сейчас можно было без труда. Ведь Санин батя, конечно же, дверь за собой не запер. И этого кого-то, кто появился сейчас, зайдя сквозь незапертую дверь, Виталя знал очень хорошо.

Невыразимо ужасное, обожженное лицо с вытаращенными глазами. Увиденное однажды, это лицо обладало способностью и долгие годы спустя являться в ночных кошмарах.

– Офеф! – воскликнул Витал Глист. – Фы вфе-факи фвифёв!

Да, это был отец Витали. Когда эти гопники стали угрожать им убийством, Глист, на самом деле, не растерялся – он вообще быстро соображал в критических ситуациях. Он быстро открыл яндекс-панорамы улицы Воронежской (название он запомнил, пока шли, а вот номер дома не зафиксировал, его загораживали деревья), нашел нужный дом, узнал его номер – 36 к.1. А номер квартиры он засек, когда входили. Затем Глист быстро настрочил на батин номер тревожный эсэмэс: «Меня и кандидата на испытания похитили. Требуют выкуп. Спасай». И добавил точный адрес. И отец не стал перезванивать и выносить мозг. Он приехал сюда собственной ужасающей персоной.

Он был одет в свой обычный бурый балахон, в котором работал в лаборатории, и в котором так был похож на зловещего монаха. К тому же, там, где монахи бреют тонзуры, у бати была плешь, которую обрамляли длинные сальные волосы. На руках у бати были резиновые перчатки, а в них батя держал червей – двух аскарид, одна из которых, кажется, подавала признаки жизни. «Батя расщедрился», – понял Глист.

– Оссставь в покое мальчишку! – самым зловещим из возможных голосов прошипел батя.

– Да ты кто, нахуй, такой? – срывающимся голосом спросил Crack666.

– Я твой худший ночной кошмар! – лютовал батя, размахивая перед лицом гангстера аскаридой. – А в моих руках – самые заразные черви на свете. С очень живучими яйцами! Одно касание – и ты заразишься. И они – эти милые, очаровательные создания… СОЖРУТ НАХУЙ ТЕБЯ ИЗНУТРИ!!!

– Аааа!!! – завопил бандит, отлетая в кухню и падая с ног.

– Кто это, нахуй! – загромыхал седой из комнаты.

– Да какой-то с заразными червями, бляяяя!!!

Из комнаты появился седой гансгер, он прихрамывал, был измазан говном, блевотиной и кровью.

– Молодец, мужжжжик! – шипел Виталин батя. – Ты, я вижу, приготовился разводить – В СЕБЕ! – моих червяков. Ха-ха-ха!

– Слышь, чудище! Сдрисни на хуй! – неубедительно сказал седой.

– Развяжи мальчишек! Иначе всю жизнь, всю твою ебаную недолгую жизнь, ты будешь кормить червей! БЫСТРО!!! И ты тоже развязывай, кому сказал!

Молодой гангстер, к которому было адресовано обращение бати, принялся развязывать Глиста. А седой, скользя на поносе уже безропотно развязывал жирного.

Храпел, укрывшись плазмой, Сергей Николаевич.

И вдруг в квартиру снова кто-то ворвался.

***

Это были какие-то мужики с дубинками и шокерами в руках. Одеты они были в черные костюмы, как тарантиновские гангстеры.

– Всем стоять спокойно! – орал главный из них. – Где дети, нахуй? Где Сергей Николаевич?

– Папа спит! – запищал жирный. – А эти двое нас похитили.

Дядьки в костюмах (всего их было четверо) безошибочно определили злодеев. Один из них технично повалил на пол молодого взломщика. Двое других – седого, ткнув носом прямо в понос. Седой булькал, отплевывался.

Главный по армии вторжения быстро заметил Саниного батю под телевизором, бросился к нему.

– Сергей! Ты жив? Ты не ранен? Сережа?

– Хрррр-уииии! – отвечал во сне батя. – Хрррр-уииии!

– Он заснул, что ли?

– Заснул! – жалобно сказал Саня. – Он всех врагов победил и заснул.

– Выпил много.

Затем главный охранник каким-то хитрым образом схватил батю за кончик носа, крутанул и нажал куда-то под подбородок.

Батя заорал и проснулся.

– А! Чо? Где я? Блядь! Что это?

Батя дико озирал кучи говна, бандитов, разгром.

– Это все – я, что ли?

– Да, папа! Ты пришел мне на помощь! – радостно воскликнул жирный, бросаясь отцу на грудь, отчего Сергей Николаевич чуть не рухнул.

– А как я заснул-то? Подожди! Так я вас спас.

– Ку-ку! – сказал главный по армии вторжения. – Всех спас я!

– Дмитрий Феликсович! – узнал батя. – А ты откуда здесь?

– Да так, решил тебя подстраховать. Поехали с ребятками по адресу поверху. Вижу, успели. Жив ты. И сынишка твой. Что это на нем за хуйня блестящая?

– Я тебе потом расскажу, – поморщился батя. – Спасибо, что спас.

– Вот и неправда! – загромыхал зловещий голос Виталиного отца, человека, еще в юности получившего за ужасающий вид прозвище Айрон Мэйден. – Всех спасла наука!

Отец Витали Глиста размахивал аскаридами и был явно возмущен.

– Я получил от своего сына сигнал беды. Я помчался ему на выручку. И я – я спас его! Вернее, наука в моем лице.

– Слушайте, как вас зовут? – поморщился Дмитрий Феликсович.

– Ромуальд Филиппович!

– Прекратите размахивать насекомыми.

– Вы невежда! Это не насекомые, это…

– Прекратите! – громко ухнул Санин батя. – Мне нужно а) срочно что-то выпить; бэ) вернуть свои деньги.

– Вот у него твои деньги! – сказал жирный, показывая на молодого гангстера. – Это я ему на карточку переводил.

– Первый раз слышу! – трепыхался взломщик. – Нету никаких денег. Я вообще нечего не зна…

– Откройте ему рот! – приказал Ромуальд Филиппович.

Дмитрий Феликсович профессионально разжал гангстеру челюсти.

– Сейчас я погружу тебе в рот самого заразного червя в мире. Врачи не умеют выводить его до конца. Ты станешь червивым мучеником. А ну, ГДЕ ДЕНЬГИ?

Полудохлая аскарида из последних сил извивалась над раскрытым ртом бандита.

Как вдруг в квартиру ворвался кто-то еще.

Грохнула срываемая с петель дверь. В прихожей что-то вспыхнуло и оглушительно завыло, а переливы яркого света просто сводили с ума.

Все попадали на пол. Ромуальд Филиппович уронил аскариду в рот бандиту и тоже упал.

– ВСЕМ ОСТАВАТЬСЯ НА МЕСТАХ! – загрохотало в квартире. – НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ! БРОСИТЬ НАХУЙ ВСЕ ОРУЖИЕ! МИХАЛЫЧ! ПАКУЙ ИХ И В ОТДЕЛЕНИЕ!

Ворвались люди в бронежилетах и каких-то шлемах. Они были похожи на взбесившихся космонавтов.

– Меня-то за что! – кричал Санин батя. – Я пришел свою семью освобождать!

– Там разберутся! – отвечал один из космонавтов.

Жирного тоже схватили чьи-то недобрые руки. Куда-то поволокли. Саня сопротивлялся и препятствовал. И вдруг в прихожей раздался чей-то новый – и очень знакомый! – голос.

– Стойте! – приказал этот голос (одно воспоминание о нем пробуждало в жирном дрожь ужаса). – Никого вы ни в какое отделение не повезете.

Это был Фантомас. А с ним – Петров и Баширов собственными гнусными персонами!

– Вы пришли снять с меня трусы! – обрадованно завопил жирный.

– Мы пришли разрешить твою очередную идиотскую проблему, – сказал Фантомас. – Отпустите их, ребята.

– Да ты кто такой? – спросил кто-то из космонавтов.

И тут Фантомас назвал аббревиатуру из трех букв, которая нагоняет ужас на весь мир.

– Могу показать удостоверение, – продолжал Фантомас. – Отпустите этих людей. Хотя нет, если не ошибаюсь, брать надо вот этого, этого и того! – Он последовательно указал на седого, на молодого взломщика и на Ромуальда Филипповича.

– Меня-то за что? – закричал, закаркал Ромуальд Филиппович. – Я – отец вот этого парня!

– Оставьте в покое моего отца! – завопил Глист.

– Хорошо, – сказал Фантомас. – Этого тоже отпустите.

В сопровождении Петрова и Баширова он вошел в квартиру и поморщился.

– Да, хорошо нагадили, – сказал он. – Узнаю руку мастера. Или как правильно сказать, Александр? Жопу виртуоза?

Жирный скуксился.

– Снимите с меня эти трусы! – решительно потребовал Саня.

– И речи быть не может!

– Но почему?

– Тебе не положено это знать. Нет у тебя доступа к этой информации.

– Но вы их снимете хоть когда-нибудь?

– Я мог бы ответить, но и к этой информации ни у кого их присутствующих нет доступа. Разъезжайтесь по домам и постарайтесь забыть, что здесь было.

– А мои деньги? – завопил Санин батя, глядя, как уводят бандитов.

– Забыть. Не вспоминать. Жить спокойно и размеренно.

И на этом Фантомас, Петров и Баширов ушли. Жирный подошел к отцу и обнял его. Жирный был грязен, но и батин костюм тоже был безнадежно испорчен.

– Папа! Ты пришел меня спасти! – сказал Саня.

– Да отъебись же ты от меня нахуй! – простонал батя. А потом подумал и добавил: – Сынок!

Дальше произошло вообще что-то необъяснимое: батя обнял Саню, вдруг затрясся и заплакал.

– Ты живой, сынок! Я успел!

– Да, батя!

– Я успел. Облегчение-то какое.

Ровно то же самое говорили друг другу и Глист с Ромуальдом Филипповичем. Они тоже стояли, обнявшись. Правда, прежде, чем обнять сына, гельминтолог снял резиновые перчатки, инфицированные яйцами аскарид. Полудохлая обитательница кишечника, всеми забытая, извивалась в луже спасительного для нее поноса.

– Трогательно, как в Болливуде, нахуй! – утер скупую слезу Дмитрий Феликсович.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО СЕЗОНА