Небесные скитальцы, Глава XXV
Предыдущие главы в профиле.
Первое, на что наткнулся, — труп командира воздушного судна на входе в кабину. Восторг — Костя невольно залюбовался огнями многочисленных приборов — быстро сменился чувством леденящего душу ужаса: кабина была абсолютно пуста. Тем не менее самолёт летел по прямой траектории, если верить авиагоризонту, не меняя своего положения относительно авиагоризонта. Как будто всё именно так и должно было происходить.
Обострённый стрессом инстинкт самосохранения сработал молниеносно, Черпевский и сам не мог понять, что заставило его, описав акробатический пируэт, плюхнуться на пустое кресло второго пилота.
Следующее мгновение всё расставило по своим местам: огнетушитель, описав дугу в том месте, где он только что находился, с силой врезался в приборную панель.
— Постойте! — закричал фактотум. — Я не угонщик, а обычный пассажир.
Весьма вовремя — Рочев примерялся для второго удара.
— Вы ничего не повредили?
— Вроде бы нет... Это ручки управления двигателем, их делают надёжными, — он поправил их в прежнее положение, и турбины двигателей загудели с прежней мощностью.
— Вы второй пилот Борис Рочев?
— Да.
— Все преступники мертвы. Мы можем лететь обратно в Редгард... На какой мы высоте?
— Две тысячи метров...
— Вы идиот? Линия фронта рядом! Нас могут пытаться сбить! И сядьте, чёрт возьми, за штурвал!
Борис послушно сел на место командира воздушного судна.
Вошла заплаканная стюардесса.
— Борис Евгеньевич! — всхлипнула она. — Эдуард Владимирович! Аглая! — и зарыдала.
— Что с Ферро? — обернулся к ней второй пилот. — Она мертва? — спросил он дрожащим голосом.
— Да, — сквозь всхлипывания ответила стюардесса.
— Господи! — не вытерпел Черпевский и так же инстинктивно, как это получилось с пируэтом, отвесил второму пилоту звонкую оплеуху. — Возьмите же себя в руки! Теперь вы — командир экипажа! От вас зависят жизни всех пассажиров этого борта! Аглая Ферро сама организовала этот угон. И получила по заслугам! Набирайте высоту! Летим отсюда!
И в свою очередь обернулся к опешившей стюардессе, от удивления переставшей плакать:
— Как вас зовут? — спросил он исключительно для того, чтобы начать разговор.
— Галина Кладова.
— Вы в своём уме, Галина? Тела убрали?
— Да...
— Так идите и успокойте пассажиров!
Оказалось, пощёчина была необходима. На этот раз зазвучал стальной голос настоящего командира воздушного судна:
— Подготовьте пассажиров к посадке... Сейчас будем садиться... Выполнять!
Стюардессу как ветром сдуло.
— Топливо? — догадался Костя.
— Да!
— На сколько осталось?
— Не более чем на двадцать минут! Не могу найти радиомаяк! Органы Управления воздушным движением молчат! И полосы просто нет! То есть она, вероятно, есть, но её огни не горят! У меня только её координаты и посадочный курс... А вокруг нет ни одного аэропорта, до которого мы смогли бы дотянуть... Хотя зачем я всё это вам...
— Есть зачем. Я здесь был. На этом самом аэродроме. Год назад в командировке. Поэтому слушай сюда. Про радиосистему ближней навигации забудь. На какой частоте пытаешься связаться? Где у тебя радиостанция?
— Вот.
— Это частота?
— Да.
— Они не работают на этой частоте! Это военный аэродром, а не аэропорт! Разреши, я настрою на частоту, на которой они работают? Ну, соображай быстрее!
Рочев удивлённо кивнул.
Всю жизнь Черпевский завидовал людям с хорошей памятью. Он же, в отличие от них, забывал всё, что только можно. Записывал в телефон и ежедневник. Но эту частоту он помнил. Ещё бы, постоянно настраивать её на своей радиостанции — сначала полгода в командировке, затем время от времени в своих снах.
— Вот эта. Вышка примерно посередине полосы. Надо подойти поближе и снизиться. Далеко их антенна не достанет. И учти, там сидит обычный дежурный по приёму и выпуску вертолётов... или вообще простой авианаводчик.
— Хорошо. Я попробую.
Они начали снижение и легли на курс.
— Давай я надену гарнитуру второго пилота. Так правильно?
— Да.
— Где она переключается?
— Вот здесь, на штурвале.
— Да, но почему нет огней? Ты уверен, что здесь вообще есть хоть какая-нибудь полоса?
— Им не нужны огни, Борис. По ночам с этого аэродрома работают ночники, понимаешь? Их фары автомобиля слепят как прожекторы, они огонёк сигареты в своих приборах ночного видения различают за пять километров!
Когда лётчик в очередной раз слегка отодвинул от себя штурвал и нос самолёта накренился к поверхности, совершенно внезапно перед ними замерцали непонятные огни. Как светлячки, только упорядоченные в три мелькающие линии.
В ту же секунду гарнитуры ожили, сквозь помехи пытались прорваться слова.
Черпевский отреагировал мгновенно:
— Уходи вправо! С набором высоты! Это гирлянды вертолётов! Уходи, а то столкнёмся!!!
Борис заложил крутой вираж.
— И выключи бортовые огни! Как же я про них забыл!? Мы же как на ладони!
— Хорошо, — защёлкал тумблерами на потолочной панели пилот.
— Вышка, вышка, иду к вам на аварийную посадку! — вышел в эфир фактотум. — Боря, какой у нас позывной?
— 23 402.
— Вышка, вышка, я 402! Запрашиваю аварийную посадку!
Они ещё не закончили вираж, как им ответили:
— 402, я химик!
— Химик, дежурите на Фаргарте?
— Да, а вы кто, 402?
— Химик, мы пассажирский авиалайнер, терпим бедствие. Просим прощения, шли на ваших.
— Ничего, — вклинились в радиообмен. — Но пришлось подсветиться.
«Лётчик», — догадался Черпевский.
— Химик, прошу подход, условия и включить огни на взлётно-посадочной полосе. У нас топлива на десять минут полёта.
— 402, я химик, мои садятся, освободят полосу через пять минут, как только освободят, сразу включу огни. Как приняли? Условия готов продиктовать прямо сейчас.
— Приняли, химик. Заходим на полосу через пять минут. Готовы принять условия, — и добавил Борису, — запиши условия подхода. На всякий случай уточни посадочный курс...
Огни включили даже раньше — через четыре минуты. Борис вздохнул, Костя вытер пот со лба.
— Садиться будешь с коробочки или с прямой?
— Конечно же, с прямой, — сосредоточенно ответил пилот. — Глупый вопрос. Топлива на вторую попытку у нас не будет... Послушай?
— Да?
— Я буду проговаривать свои действия вслух, а ты контролируй... В общем, будет лучше, если я буду проговаривать их в слух.
— Договорились.
— Спасибо.
— Это твоя первая посадка? Впрочем, я тебя прошу, лучше не отвечай.
Они легли на посадочный курс и начали снижение. Рочев схватил штурвал такой мёртвой хваткой, что позавидовал бы даже утопающий, схватившийся за спасательный круг. Медленно снижал машину. Сосредоточенно, плотно сжав губы. Время от времени что-то бурчал себе под нос, на что фактотум, ничего, впрочем, не понимая, кивал головой.
— Закрылки на пять, — потянул лётчик за рычаг, когда они стали приближаться к огням.
Пауза.
— Закрылки на пятнадцать, — на его лбу появилась испарина.
Ещё одна пауза.
— Закрылки на двадцать пять...
Костя даже забыл о том, как ему хочется курить. Во рту пересохло.
— Включаем вспомогательную силовую установку...
Болтанка усилилась. Фактотум сглотнул и в тысячный раз проклял всё на свете за то, что дал себя во всё это втянуть.
— Видишь рычажок перед собой, Костя? — спросил лётчик, неотрывно смотря вперёд.
Как будто можно было разглядеть что-то, кроме огней взлётно-посадочной полосы.
— Да.
— Дёргай вниз.
Черпевский дёрнул.
— Хорошо... Ты выпустил шасси... Видишь, загорелись три зелёные лампочки? Значит, все стойки вышли и стали на замки...
После выпуска шасси авиалайнер стало трясти ещё больше.
— Закрылки на тридцать градусов...
«Убежать и найти бутылку со спиртным?» — пронеслось в голове Кости.
— Закрылки на сорок градусов! Контролируем вертикальную скорость, не больше четырёх... Принимаем решение садиться...
Фактотум впился пальцами в кресло. Трясло всё больше.
— Край полосы, высота восемнадцать, скорость сто сорок...
Речевой информатор начал диктовать высоту.
— Убавляем тягу, штурвал на себя... Касание!!! Выпускаем интерцепторы... Плавненько опускаем нос... Реверсы приподнимаем до упора... Шестьдесят узлов — выключаем реверс... Тормозим...
Костя отпустил сжимаемое руками кресло, прикрыл веки и с наслаждением вздохнул.
Получилось! Они сели.
— Протяни до конца самолёт, — посоветовал фактотум. — Там стоянка, на которой сможем заземлиться. Нам же нужно заземление для заправки?
— Конечно, — ответил пилот. — А разве мы найдём здесь топливо?
— Тебе подойдёт авиационный керосин, которым заправляют наши вертолёты?
— Думаю, да.
— Тогда всё дело в том, смогут ли они подсоединить свой топливный шланг к нашему авиалайнеру. Полагаю, в авиации не всё так унифицировано и понадобится специальный разъём.
— Кстати, — смущённо кашлянул пилот, — я — Борис.
— Константин. Отличная посадка, Борис!
— Спасибо. Поверить не могу! Я вот этими вот руками, — он поднял свои слегка трясущееся руки к лицу, с удивлением их осматривая, — посадил в таких условиях самолёт! Даже без глиссадного маяка! Да!.. Что теперь?
— Можем прогуляться до штаба. Недалеко — пару километров. Но нецелесообразно. Они сами к нам приедут быстрее.
— Они — это кто?
— Военная администрация, если можно так выразиться, аэродрома Фаргарт.
— Кроме... Аглаи... больше никто не пострадал?
— Одна пассажирка легко ранена в плечо.
— Ты из органов?
— Скажем так. Но эту тему лучше не раскрывать.
— Ну да, конечно... Понятно...
— Это радует.
— А как-то раньше всё это предупредить было нельзя?
— Не вышло.
— Как обычно...
— Вот так.
— Послушай, а это правда? То, что именно Аглая организовала весь этот кошмар?
— К сожалению, правда.
— Но зачем? Ведь... — пилот схватился за виски, — она могла быть сейчас живой и счастливой! Я ведь так её любил! А меня она считала просто тупым... Из-за того, что я хотел просто жить, летать и любить её!
— Ты ведь знаешь, — вздохнул Черпевский, — иногда любовь способна свернуть горы, но порой не в силах поколебать и перышко...
— Мне надо на неё посмотреть!
— Нет! Конечно, это совет, но доверься. Я видел её перед тем, как прибежал в кабину... При жизни она была прекрасной. Смерть невероятно жестоко обезобразила её красоту...
©Ярослав Калака