Спойлер: не повторять - опасно! Все трюки выполнены юными долбоёбками.

Конец восьмидесятых. Мы - старшеклассницы, а попросту говоря долбоёбки, чьи головы заняты любовью, войной, дискотекой, драками на дискотеке, драками за школой, драками во дворе, шмотками, колготками в сеточку, цыганской косметикой и набором "Тunuca", измерением крутости количеством слоёв "штукатурки" на фейсе, а также "МодЫрн тогингом" и "Ласковым маем" - короче, чем угодно, только не учёбой.

И если у меня с литературой еще отношения более-менее складывались, то у Юльчи вообще была полная безнадёга в этом плане. А тут сочинение на горизонте, и не просто сочинение, а "явка обязательна, результат повлияет на четвертную оценку". Никаких записок от родителей, причина считается уважительной при предъявлении справки от врача. Ну или если ученик начал разлагаться непосредственно на глазах у педсостава. Справку от врача Юльча сообразить не могла и поэтому относительно сочинения по литре родился у неё просто охуенный план, надёжный как швейцарские часы, а именно: 1) утром, в день сочинения, она идёт в совхоз к своему парню; 2) парень пиздит из ветеринарки шприц с лекарством и делает укол ей в руку; 3) рука (временно!!! Толик обещал временеый эффект!) опухает, предъявляется русичке, которая справедливо решает, что нельзя в советских школах такой рукой писать сочинения и отпускает Юльчу домой. Вуаля!!! При предъявлении положительного результата Юльча обещает своему парню дать... поцеловать себя по-французски, то есть с языком, и облапать под юбкой (хотя к тому времени уже выяснилось, что секс в СССР всё-таки есть, времена ещё были относительно скромные).

Было успешно выполнено только два первых пункта Юльчиного плана, то есть шприц Толиком был спизжен и укол был сделан. А вот рука, сука, не опухла! Кляня мысленно недобрым словом халтурщика-Толика, Юльча поплелась на литру, где и пыталась кое-как написать сочинение, надеясь, что какое-нить озарение позволит ей настараться хотя бы на тройку с минусом. Разумеется, чуда не произошло. Вообще-то оценки объявляли только на следующем уроке, то есть дня два в запасе у Юльчи было. Но, видимо, она так громко скрипела мозгами на уроке, что привлекла внимание русички. Сразу после урока Густа Исааковна открыла Юльчино "сочинение", узрела полстраницы убогих предложений корявым почерком, и возмутилась настолько, что в тот же день отловила Юльчу в раздевалке. Там Густа Исааковна, тряся перед Юльчиным носом её "сочинением", прочитала ей эмоциональное наставление в том смысле, что если девочка совсем не уважает русскую классическую литературу, то она однозначно пойдёт по кривой дорожке. Ну и раз уж на то пошло, озвучила результат Юльчиных потуг - разумеется, неуд.

Ближе к вечеру. С девчонками сидим на швейке и строчим кто что. И тут в кабинет просачивается Юльча с лицом, напоминающим панночку в гробу. "Девки, помогите куртку снять, рука застряла!". А застряла рука, потому что опухла до невозможности. Ти-хо-неч-ко, чтоб взрослые не спалили, уединяемся в тубзике и пытаемся снять эту чёртову куртку. Вообще, ни туда, ни сюда. Попытка снять куртку рывком вызывает адскую боль в руке. Резать рукав - не вариант, потому что "родаки пизды дадут". На дворе конец восьмидесятых, самое что ни на есть дефицитное время, пойти в магаз и купить куртку просто так не получится. Тем более, что куртка у Юльчи - "фирмА" (тётка из Прибалтики привезла), такие в местный магаз не выбрасывают, даже из под прилавка не достать. За двойку по литре ей конечно дадут пиздюлей, а вот за испорченную куртку будут уже ПИЗДЮЛИ. Так что аккуратно бритвой распарываем по швам, а потом также аккуратно, пытаясь сымитировать заводской шов, зашиваем. Рука у Юльчи к тому времени не только распухла, но и приобрела какой-то покойницкий цвет. Да и сама Юльча гнётся как надломленная лилия на ветру и горячая, хоть прикуривай от неё. Вести Юльчу в больницу не вариант, там её мама работает сразу начнёт вопросы задавать. Сама Юльча уверяет, что "только бы до дома допереть, а там отлежусь". Когда мы Юльчу полуотвели-полуотнесли к её подъезду, встала проблема - доставить её на квартиру так, чтоб родаки не спалили. (Юльче к тому времени настолько херово, что она рвётся прилечь отдохнуть при каждом удобном случае, буквально стекая вниз из наших дружеских объятий) Тут нам повезло - Юльчина маманя в тот день была на дежурстве в больнице, а папаша в отсутствие благоверной имел обнаковение слегка подбухивать, так что ему был важен сам факт наличия дочери дома и не важно, КАК она там оказалась. И тут начинается вторая часть марлезонского балета - Ленкин младший брат начинает швырять камни в капот жигуля Юльчиных родителей. Юльчин папаша, высовываясь из окна, орёт "Что ж ты творишь, сука!!!", а затем выбегает на улицу дать пиздов юному бомбардиру. За это время мы успеваем поднять Юльчу на второй этаж и закинуть её на койку. Куртец аккуратно вешаем в прихожей и даём по съёбам. Всё, миссия выполнена

Следующую неделю Юльча провела в реанимации, пытаясь склеить ласты. Удивительно, но даже руку ей удалось сохранить со всеми функциями - слава советской медицине! (без сарказма) Юльчин парень так и остался работать в совхозе, то есть если и были к Юльче вопросы, то комбинацию "откосить от литры" она не раскрыла.

К слову, Юльча в дальнейшем действительно пошла по кривой дорожке и сгинула в вихре лихих девяностых. Так что Густа Исааковна была права.