Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Модное кулинарное Шоу! Игра в ресторан, приготовление блюд, декорирование домов и преображение внешности героев.

Кулинарные истории

Казуальные, Новеллы, Симуляторы

Играть

Топ прошлой недели

  • cristall75 cristall75 6 постов
  • 1506DyDyKa 1506DyDyKa 2 поста
  • Animalrescueed Animalrescueed 35 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
Аноним
Аноним

Убийца Без Имени⁠⁠

14 дней назад

Родился мальчик которого возненавидел весь мир. Окружающие смотрят на него с презрением, кто то только ему криво улыбается, но а какой то тип бьёт ногой в колена до появления первой крови. В школе учителя намеренно снижают оценки и не желают слышать причину не сдавшего урока. Самое ужасное происходит дома. Родители на него орут, пинают по всему телу, называют бездарем и Без Имени. Мальчика настолько невзлюбили что не дали ему имени. А как же суд и права человека? Возможно, кто нибудь пытался помочь, в прочем включая в школе или на улице, но масса их преградила и помешало осуществить план. Так длилось десять лет с момента его рождения. Сначала младенца не кормили, затем не поили, с года уже начинали на него кричать, в шесть лет называли бездарным, а в десять лет били, ругали, именировали идиотом ни смотря его единственную оценку "5". Родители не могли понять каким образом он сумел её получить а позже оказалось что та была учительница заместительница учителя. После долгих издевательств со стороны родителей достиг пик мук и все его эмоции взорвались, если так можно образно сказать. Потому что мама заявила о его существование как о бессмысленном и о необходимости умереть.
"-Лучше бы ты вообще не родился!" оказались её последние слова после которых она легла спать вместе со своим мужем. Ночью мальчик тихонько спустился с кровати, дошагал до кухни, достал нож и зашёл в комнату родителей, снял шторы с окон и начал ими душить своих никчемных предков, по крайней мере такими они ему казались на тот момент, жалкими людьми недостойными жить, в общем как все люди вокруг. Потом он вонзил нож в сердце матери, достал его, вымыл, выкинул в мусор, выдернул с себя волосы, разбросил всё на кухне и вышел из дома. Он хотел взять с собой мусор чтобы выкинуть в мусорный бак, но решил что много камер. Поэтому он надел не себя пальто и вышел из квартиры. Этот случай исследовали много лет спустя но убийцу так и не нашли. Следователи решили что мальчик умер вместе со своей семьёй, поскольку обнаружили на ковре волосы и кровь и какую то разорванную одежду. А на самом деле дело ли рук или мальчика? Уже сам мальчик не помнит. В любом случае по их мнению труп маньяк забрал. Что указало? Какой то медальон с фотографией маленькой девочки. Никто так и не узнал правды, мать того мальчика хотела дочку, а на фотографии была она в детстве.
Таким образом из за найденных улик решено - труп унесли, родителей убили в спальных. Только одно не поняли, почему же в мусоре много ножей, ложек и вилок, обуви, одежды словно какой то бардак. Скорее всего личный образ жизни странной семейки и здесь они оказались правы, но не во всём : мама когда ругалась на мальчика любила всё разбрасывать.
Поэтому полицейский не решил проверить все ножи включая того самого. Если бы он его проверил, может быть нашёл опечатки.
Но в любом случае уже поздно, мальчик ушёл из города и пропал на десятки лет.
Никто о нём не помнил. Однако, после этого таинственного случая начали пропадать люди а когда их находили узрили лишь трупы. Маньяка прозвали Убийцей Без Имени. О его убийствах знает любой житель, от богатого до самого бедного человека в городе а о его методах никто не разузнал. Этот человек превосходный лишитель жизней, эксперт, гений которому нет равных. Однако народ не знал истину, таким он не родился а стал, вырос из неумелого в великолепного исполнителя благодаря силы воли и труды. Сейчас есть мнение будто с таким уровнем развития можно только родится и если бы он признался в том что эволюционировал в такого ему бы не поверили.
Но в любом случае убили бы из за убийств. А может быть и до убийств, кто знает, ведь с самого рождения за просто так без какой то причины его возненавидел весь мир, или почти все части мира.
Далеко от города, в лесу стоит хижина, а вокруг неё ходит молодой человек возраста студента. Ходит, думая, за что с ним так поступают, а в любом случае не важно, ведь те люди твари по хуже него, у него хотя бы есть причина убивать, долго он терпел и больше не станет терпеть. Внезапно он услышал мяуканье, подошёл поближе к звуку и увидел кота. Кот коварным взглядом прицепился к нему и дал намёк будто его понимает и его жизнь.
"А кот не дурак, назову его бандитом"
Взял его на руки,
-Бандит!
Началась долгая дружба ценной вечности. Вечность, верно, настоящая дружба, его первый и единственный друг.
А котёнок рос действительно умным, наблюдательным и умелым охотников мышей и даже иногда находил какие то сокровища - кольца, ожерелья и много другого. Бандит или детектив, какое имя лучше ему подходит.
Убийца Без Имени и Бандит стали неразлучимы, ели вместе и спали, обсуждали свои великие планы на жизнь и понимали друг друга, кот улавливал и вникал в человеческую речь и наоборот каждое мяуканье кота казалось ему знакомым.

Кот Бандит слушал Убийцу Без Имени одобряя или отклоняя его планы будто понимал всю стратегию и тактику убийств. Умел находить нужные детали и соединять них, на основе них строить теории и практиковать их. Одно из предположенных убийств юноши заключалась в том чтобы отравить людей таким образом чтобы никто не заподозрил. Сначала выключить камеры и войти в магазин, затем надеть на всякий случай перчатки, чтобы скрыть свои опечатки (эти же печатки он намерен либо сжечь либо выкинуть куда нибудь глубоко в лес, хотя лучше первое, ведь при втором опечатки пальцев каждого человека начнут проверять, а поэтому важно остаться незамеченным. Неприятное оказалось бы дело постучи и войди кто нибудь к нему в хижину). Этими руками одетые в перчатку обсыпать яд на руку и погладить несколько лимонов, проверяя их качество. Хотя если камера не отключена можно было бы насыпать яд до того как войти в магазин. И в обще осторожно с ядом... Но рисковать надо, к тому же этот яд убивает только если попал в желудок. Можно конечно же налить на рынке водичку(яд) в фрукты, но вдруг кто нибудь заметит из толпы. А чтобы убийство не было массовым следует отравить немного фруктов, продать их и посмотреть что будет. Однако эту идею он не довёл до конца. Были убийства, но немного другого вида, во время карнавала, он продавал напитки и таким образом выбирал случайных жертв, это пожилых, немного женщин, мужчин. Высыпал вместо соли и сахара тот яд виде порошка.
Один пожилой мужчина умер несколько раз после выпивки лимонада, женщина через несколько часов у себя дома, а мужчина уже не помнилось когда. Насчёт мужчины расследователи решили что просто остановилось сердце так как он был стар. А о женщине, да, нашли следы отравы, но никто не заподозрил того мужчину продавца. Выглядил он не очень красиво и кого то напоминал, но кого они не помнили... Помнили лишь его мерзкий тембр и взгляд, и всё. Убийца Без Имени не решил воплощать идею мирового даже неизвестного геноцида поскольку не желал смерти детям, поскольку видел в них ум, талант и некую неиспорченность которой уже нет у взрослых. А вот с четырнадцати лет можно убить если тот достоин смерти.
Пару убийств совершил он из куста. Двое человек проходили, он выстрелил и убежал.
Потихоньку, со временем люди объявили о монстре или злой сущности прозвав её Убийцей Без Имени. Какой то человек предложил эту идею. Сначала ему не поверили из за возраста семи лет, но позже согласились, в городе происходит нечто странное, слишком много случайностей, и похвалили ребёнка за проницательность.
В какой то степени маньяк обрадовался, ему нашёлся равный, он смог найти того мальчика и прщадил, его заинтересовала кем он вырастит. Мальчик в отличие от многих людей добр, помогает животным, в особенности котам и попугаям.
Вспоминая свои преступления Убийца Без Имени сидел в кресло, на его плече сидел кот и вместе с ним читал журнал. Люди слишком много преувеличивают называя его дьявол. Сумасшедшие, что ли, решил он. Не такой уж он в отличие от них злой, не убивает же всех подряд, хотя должен, ведь тот ребёночек увидя его лицо, ни смотря на ум засмеял бы его. Ему от этих мыслей стало тошно и он перестал читать.
Взглянул в окно и увидел ангела. Точнее, красивую девочку похожую на ангела, которая собирала цветы в корзину.
Рыжие волосы, синие глаза с фиолетовым и зелёным оттенком и рост в два раза ниже его собственного. Подошёл поближе к окну и задумался о её красоте. Добра ли она, умна ли она также как красива? Её жесты, манера собирать цветы отображают её заботу о мире а во взгляде кажется весь её мир. Ему необходимо завладеть ей, сейчас и немедленно, но при этом не навредив.
- Бандит! Отвлеки её.
Кот послушно сполз с плеча, выбежал из хижины и встал перед девочкой.
- Вы чей то? Спросила она, взглянув на хижину.
Немного наклонилась чтобы взять и погладить кота кто то резко схватил её и потащил внутрь. Она даже не сопротивлялась, но почему.
Окажись внутри, усадил её на стул и привязал ревевками, а дверь запер.
Посмотрел на её немного испуганный вид. С виду ей пятнадцать лет,на лице ни одного макияжа ни красивой одежды. А это хорошо, даже очень. Слегка удивился ведь впервые раз в жизни во взгляде не отображалось призрения.

Показать полностью
Городское фэнтези Серия Философия Проба пера Люди Тайны Творчество Книги Неизвестный автор Странности Психология Логика Текст Длиннопост
1
7
user11291353
user11291353

О Производстве⁠⁠

1 месяц назад
1/17

Творческий процесс из цельного куска материала, как в удовольствие!

Показать полностью 17
[моё] Изготовление Производство ЧПУ Токарка Токарь Творчество Серия
2
14
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Ломбард воспоминаний

Тихий час⁠⁠

2 месяца назад

Сегодняшняя ночь была особенно вязкой и молчаливой. Даже городской гул утонул в тумане, который просочился в каждую щель, в каждую душу. Мой клиент пришёл, когда стрелки часов замерли между желанием повеситься и рассветом. Она была почти невидимой. Худенькая женщина в сером плаще, с лицом, похожим на выцветшую фотографию. Она смотрела сквозь меня.

— Вы забираете... самое больное? — её голос был тихим, как шелест сухих листьев.

— Я забираю то, за что готовы платить, — ответил я. — А самое больное, как правило, самое ценное. Что у вас?

Она положила на стойку маленький больничный браслет из белого пластика. На нём было выцветшее имя.

— Я хочу продать надежду, — сказала она.

Я замер. Этого товара у меня почти никогда не было. Люди цепляются за неё до последнего. Продают радость, любовь, даже горе. Но не надежду. Надежда — это последняя спичка в тёмном подвале.

— Надежду не продают, — сказал я медленно. — От неё избавляются только тогда, когда она превращается в самую изощрённую пытку. Какой момент?

— Последний вторник, — прошептала она. — Три часа дня. Когда доктор улыбнулся и сказал: «Есть шанс».

Я всё понял. Онкология.

— Вы хотите забыть его улыбку? Его слова?

— Я хочу забыть, как моё сердце, которое уже почти остановилось, вдруг снова начало биться, — её голос не дрогнул. — Я хочу забыть, как я вышла из кабинета и впервые за год посмотрела на небо. Я хочу забыть, как я позвонила мужу и заплакала от счастья. Потому что через неделю другой доктор, посмотрев те же снимки, сказал: «Мне очень жаль, это была ошибка».

Пытка. Да. Самая изощрённая. Дать человеку глоток воздуха — и тут же опустить его голову обратно под воду.

— Вы понимаете, что останется после? — спросил я. — Не боль. Пустота. Принятие. Стена, в которую вы будете смотреть до самого конца.

— Я устала биться головой об эту стену, — ответила она. — Я хочу просто сесть и дождаться. В тишине.

Она села в кресло. Я надел на неё шлем. Её кожа была холодной и сухой, как бумага.

Щелчок.

И меня пронзило.

Не болью. Не радостью. Светом. Ослепительным, тёплым, животворящим светом.

Я — это она. Я сижу в холодном кабинете. Я смотрю на доктора, на его губы, и не слышу слов. Я вижу только диагноз, который, как татуировка, выжжен на моём будущем. Конец.

И вдруг он поднимает глаза от снимков. И улыбается.

— Знаете... а здесь не всё так плохо. Я думаю, у нас есть шанс. Хороший шанс.

Шанс.

Это слово не входит в мозг. Оно взрывается прямо в сердце. Как маленькое солнце. Оно выжигает метастазы страха, оно плавит лёд безнадежности. Я чувствую, как по венам вместо яда начинает течь тепло. Я выхожу на улицу. И мир... он другой. Он цветной. Небо — синее. Листья — зелёные. Люди — живые. Я дышу. Я дышу полной грудью, и воздух сладкий, как в детстве. Я достаю телефон, набираю номер мужа, и из меня вырывается не плач. А смех. Истеричный, захлёбывающийся, самый счастливый смех в моей жизни. Я буду жить.

Щелчок.

Я стою над креслом.

Женщина сидит с открытыми глазами. Взгляд спокойный, ровный. Как у человека, который смотрит на серую стену.

— Спасибо, — говорит она. — Стало... тихо.

Она встаёт, оставляет на стойке тонкое золотое колечко — последнее, что у неё было. И уходит. Не оборачиваясь. Навстречу своей тишине.

Я остаюсь один. Внутри меня всё ещё горит это маленькое, чужое солнце. Я чувствую этот сладкий вкус воздуха. Эту сумасшедшую, слепую радость.

Это самая жестокая доза из всех, что у меня были.

Я открываю книгу.

«Лот #6. Продана Надежда. Состояние: почти новое, использовалось всего неделю».

И приписка:

«Побочный эффект: она получила то, что хотела — покой. Покой морга. Она больше не будет бороться. Не будет искать других врачей, другие способы. Она просто ляжет и будет ждать. Я не отнял у неё шанс на жизнь. Я отнял у неё желание этот шанс использовать. Она умрёт не от рака. Она умрёт от тишины».

Я закрываю книгу. Шесть утра.

Время, когда туман рассеивается, и ты видишь всё, как есть.

Показать полностью
[моё] Серия Авторский рассказ Проза Писательство Творчество Текст
0
11
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Собиратель эпитафий

Восьмой⁠⁠

3 месяца назад

Я чувствовал не опустошение, а странное, извращённое удовлетворение. Горячая, густая гордость растекалась по венам, вытесняя холод. Семь душ. Семь историй, вывернутых наизнанку. Семь настоящих эпитафий, записанных моей рукой. Мой блокнот в руке казался тяжёлым, как череп. Работа сделана. Картина, написанная кровью и дерьмом, закончена.

Я встал, чтобы уйти. Впервые за долгое время я хотел не на кладбище, а отсюда. В шумный, вонючий бар. Залить в себя дешёвый виски, почувствовать его обжигающий путь по пищеводу. Услышать чужие голоса, пьяный смех, музыку — что угодно, лишь бы разбить эту стерильную тишину завершённого дела. Забыться. Начать новый проект.

Но я не смог сделать и шага.

Сначала я почувствовал запах. Запах свежей могильной земли, влажной и голодной. Он ударил в ноздри, и я замер. А потом увидел её.

Восьмую могилу.

Её не было здесь пять минут назад. Я бы заметил. Я замечаю всё. Идеальный прямоугольник пустоты, вырезанный в дёрне. Земля по краям была чёрной, жирной, как порез на теле. Никакого холмика. Никакой плиты. Ничего. Просто яма. И рядом с ней, на краю, лежал мой потрёпанный кожаный блокнот.

Но он был у меня в руках. Я судорожно посмотрел на свою ладонь. Пусто. Я почувствовал фантомный вес, холод знакомой кожи, которого там не было. Мир на секунду качнулся, потеряв фокус.

Ноги несли меня сами, как будто их тянуло магнитом. Земля под ногами была мягкой, податливой. Я подошёл к краю. Яма была вырыта по моим меркам. Мой блокнот лежал там, приглашающе раскрытый на последней странице. Под моей записью о «любимой дочери» появились новые строки. Написанные моим почерком. Но увереннее, окончательнее. Как приговор.

Гордыня. Чревоугодие. Лень. Зависть. Скупость. Гнев. Похоть.

Мой реестр. Моя работа. Все семь были вычеркнуты одной жирной, решительной линией.

А ниже, восьмым пунктом, было выведено одно слово.

Тщеславие.

И я понял. Всё понял.

Это был не просто восьмой грех. Это был грех-паразит. Тот, что питался остальными семью. Грех того, кто не просто совершает зло, а упивается им. Превращает его в искусство, в коллекцию. Грех того, кто показывает фокус с расчленением и ждёт аплодисментов. Того, кто ведёт телеграм-канал, чтобы другие могли восхищаться его умением ковыряться в чужой гнили.

Грех того, кто считал себя не участником, а судьёй. Режиссёром. Наблюдателем. Богом в своём маленьком театре мёртвых душ.

Я протянул руку к блокноту. Не чтобы прочитать. Чтобы исправить. Чтобы вырвать эту страницу, сжечь её, вернуть себе контроль над историей.

И в тот момент, когда мои пальцы коснулись знакомой кожаной обложки, земля под ногами разошлась, как дешёвая ткань.

Я не закричал. Воздух выбило из лёгких. Мир перевернулся. Серое небо над головой начало стремительно сжиматься в крошечную точку света. Я чувствовал запах тлена и сырости, холод, который шёл не от камня, а от самой вечности.

Последнее, что я увидел, падая в непроглядную темноту, — это надпись, которая кровавыми буквами проступила на внутренней стороне обложки моего блокнота. Настоящая эпитафия. Моя.

«Он собрал их всех».

И последнее, что я услышал, — глухой хлопок. Как будто кто-то наверху захлопнул мой блокнот.

Навсегда.

Показать полностью
[моё] Серия Авторский рассказ Проза Творчество Писательство Текст
0
12
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Собиратель эпитафий

Любимая дочь⁠⁠

3 месяца назад

Кладбище встретило меня тишиной. Не той, что давит или успокаивает. А той, что бывает в конце. Пустой, выцветшей тишиной.

Я нашёл её там, где хоронят тех, о ком не забывают — практически в центре, у большого дерева. Маленький холмик. И тонкая, дешёвая плитка из мраморной крошки, на которой было выведено всего два слова. Не эпитафия. Диагноз.

«Любимая дочь».

Подпись была такой отчаянно-нежной, что от неё пахло формалином и виной. Я присел на корточки, стёр с плиты мокрую грязь. Пальцы коснулись холодной, зернистой поверхности.

И меня не ударило. Не вывернуло.
Меня затопило. Чужой, густой, удушающей нежностью, от которой хотелось блевать.

Я — в его теле. В его доме. Я сижу в кресле и смотрю, как она делает уроки. Моя дочь. Ей шестнадцать. Она — само совершенство. Волосы, пахнущие яблочным шампунем. Движения — лёгкие, как у бабочки.
Я люблю её. Но моя любовь — это не то, о чём пишут в книгах. Моя любовь — это болезнь.

Моя похоть была не в члене. Она была в глазах. В руках. В самом воздухе, которым я дышал рядом с ней. Я желал не её тело. Я желал её чистоту.
Я хотел владеть её нетронутостью. Её невинностью. Запереть её в стеклянный ящик, чтобы ни одна грязная рука, ни один пошлый взгляд, ни одна посторонняя мысль не коснулась её.

Я смотрел, как она спит, и боролся с желанием лечь рядом, чтобы вдыхать её дыхание. Я покупал ей платья, не модные, а те, что делали её похожей на ангела. Я ненавидел её подруг, я ненавидел парней, которые смотрели на неё. Каждый их взгляд был грязным следом на моей безупречной картине. Каждое их слово — царапиной на стекле моего ящика.

Я не запирал её. Я стал её миром. Я читал ей книги, чтобы её голова была полна моими словами. Я выбирал ей музыку, чтобы её сердце билось в моём ритме. Я был её солнцем, её воздухом, её клеткой, стены которой были сотканы из моей любви.

Но она начала расти. В ней проснулось то, что я не мог контролировать. Её собственное желание.

Однажды я вернулся домой раньше. Её не было. Я нашёл её в парке, на скамейке. С мальчишкой из её класса. Они не говорили. Они целовались. Нежно. Неумело. И в этот момент я увидел не любовь. Я увидел, как вор пачкает руками мой шедевр.

Я не устроил скандал. Я молча дождался, пока она вернётся. Я не кричал. Я налил ей чаю. Сел напротив. И посмотрел ей в глаза с бесконечной, убивающей скорбью.
— Ты испачкалась, — сказал я тихо. — Ты позволила ему прикоснуться к твоей чистоте.
Она плакала. Говорила, что это ничего не значит.
— Конечно, не значит, — согласился я. — Для них это ничего не значит. Они просто пачкают всё, до чего дотягиваются. А я… я должен тебя защитить. Чтобы этого больше никогда не повторилось.

Я пошёл в ванную. Взял её снотворное, которое прописал ей врач от тревожности. Высыпал все таблетки в стакан с водой и размешал.
Я принёс ей.
— Выпей. Это лекарство. Чтобы ты больше никогда не пачкалась.
Она смотрела на меня, на стакан, и всё поняла. В её глазах был ужас. Но она была моей дочерью. Она привыкла слушаться. Она привыкла, что я знаю, как лучше.
Она выпила. До дна.

Я отнёс её в кровать. Сел рядом и держал её за руку, пока она засыпала. Она смотрела на меня, и в её глазах гасла последняя искра. Я гладил её волосы, вдыхал её яблочный запах.
Мой ангел. Наконец-то в безопасности. Навечно чистый.

Я очнулся, стоя на коленях. Меня вырвало. Прямо на могилу. Желчью и омерзением, которое было не моим, но теперь стало частью меня.

Я достал блокнот.

«Его похоть была не в теле. Она была в душе. Он желал не её, а её чистоту. Он убил её не из ревности. Он убил её, чтобы законсервировать. Как бабочку на булавке».

Я захлопнул блокнот. Кожаная обложка глухо хлопнула.
Всё.
Коллекция собрана. Семь грехов. Семь лживых эпитафий.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Серия Проза Писательство Творчество Текст
0
9
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Собиратель эпитафий

Терпеливее его не было на свете⁠⁠

3 месяца назад

Лето сдохло. Пришла вязкая, потная осень с грязью на ботинках и больным небом. Воздух пах мокрой псиной и безнадёгой. Кладбище раскисло.

Я нашёл его в дальнем углу, у забора. Могила была подчёркнуто незаметной: простой бетонный столбик с кривой металлической табличкой. Такие ставят, когда хотят поскорее забыть.

И надпись, нацарапанная будто гвоздём:

«Терпеливее его не было на свете».

Я усмехнулся. Терпение — добродетель мёртвых. Я приложил ладонь к шершавому бетону. Камень был покрыт сетью трещин, будто его распирало что-то изнутри. И это «что-то» ударило мне в голову.

Не боль. А давление. Страшное, глухое давление, будто на грудь медленно опускали бетонную плиту.

Я — в его теле. Теле обычного, незаметного мужика. Я сижу на совещании. Начальник, молодой петух с дипломом о высшем образовании, распекает меня за свою же ошибку. Унижает перед коллегами. Кровь стучит в висках. Но я улыбаюсь и говорю: «Да, вы правы. Я исправлю. Ничего страшного».

Возвращаюсь домой. Панельная девятиэтажка, вонючий лифт. Жена ставит передо мной остывшие макароны.

— Опять задержался, неудачник? — бросает она, не отрываясь от сериала. — У Светки муж ей билеты на Кипр купил. А ты мне даже на букет цветов наскрести не можешь.

Вилка в моей руке гнётся от напряжения. Но я улыбаюсь и говорю: «Тяжёлый день. Ничего страшного».

Выхожу на лестничную клетку покурить. Моя отдушина. Чистая, сука, площадка — единственное место, которое я контролирую. И прямо у моей двери — свежий, вонючий пакет с мусором. Соседский. Снова. Дверь напротив приоткрывается, оттуда выглядывает сытая, наглая рожа.

— Слышь, командир, вынесешь по-соседски? Буду благодарен.

Он ржёт. Что-то внутри меня натягивается, как струна. Но я улыбаюсь, киваю и говорю: «Конечно. Ничего страшного».

Я не был терпеливым. Я был коллекционером. Каждое «ничего страшного» было новым экспонатом в коллекции унижений. Я не прощал. Я архивировал. Моя душа была герметичным котлом, где давление росло с каждым днём.

И однажды стрелка дошла до красной отметки.

Субботний вечер. Я вышел покурить и снова увидел у своей двери пакет с мусором. Плохо завязанный, он истекал чем-то липким на мой чистый пол. Из-за двери соседа доносился громкий, пьяный смех.

И всё.

Давление исчезло. Наступила абсолютная, звенящая тишина. Струна лопнула.

Я не закричал. Не стал стучать ему в дверь. Я молча вернулся домой, взял с балкона канистру с жидкостью для розжига и вышел обратно.

Я начал поливать его дверь, обитую дешёвым дерматином. Коврик. Звонок. Медленно, методично. Из-за двери продолжали доноситься пьяные крики. Они даже не слышали.

Закончив, я достал коробок. Посмотрел на его дверь. Впервые за много лет моё лицо было совершенно спокойным.

И я сказал. Всего два слова.

— Ничего страшного.

А потом чиркнул спичкой.

Я не убегал. Я стоял и смотрел, как горит его дверь, отрезая ему выход. Как внутри начались крики, уже не весёлые. Я не чувствовал ничего. Ни злости, ни радости. Только пустоту. Облегчение. Давление ушло.

Я очнулся, отшатнувшись от могильного столбика. От моих пальцев по бетону расползлась новая трещина.

Я достал блокнот.

«Он не был терпеливым. Он был коллекционером обид. Каждое унижение, которое он сносил, превращалось в каплю бензина у чужой двери. Его тишина была не спокойствием, а обратным отсчетом. Сгорел не в тюрьме. Сгорел в тот день на своей лестничной клетке, выпустив на волю единственное, что было в нем живого — Гнев».

Я захлопнул свою книжку. Где-то в соседнем дворе взвыла пожарная сирена.

Шестой.

Остался один.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Серия Проза Творчество Писательство Текст
3
27
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Собиратель эпитафий

Она жила для других⁠⁠

3 месяца назад

Дождь кончился, но небо осталось мутным, как вода в банке с дохлыми мухами. Я брёл по старой части кладбища, среди покосившихся крестов, где сама смерть, казалось, устала и сгнила. И там увидел её: аккуратная могила, островок стерильного порядка в этом царстве распада. На гранитной плите — букет полевых цветов и надпись, от трогательной простоты которой сводило зубы.

«Она жила для других. Её сердце было полно любви».

Красивая ложь для тех, у кого не было своей жизни. Я усмехнулся и коснулся влажного стебля ромашки. Мир поплыл, и меня вывернуло в чужую, до тошноты правильную, стерильную жизнь.

Я — в чужом теле. Худощавом, с вечно напряжёнными плечами. Я стою у плиты и мешаю суп. Не для себя. Для сестры.

Она сидит в гостиной и смеётся — так легко, будто внутри неё не органы, а колокольчики. Муж смотрит на неё с тем идиотским обожанием, от которого хочется выть, гладит её округлившийся живот. Их дом пахнет счастьем — смесью выпечки, его дорогого парфюма и её самодовольства. А я здесь — просто полезная тень. Их «ангел-хранитель».

Моя улыбка — идеальная маска. Под ней, как плесень под обоями, растёт зависть.

Я завидую её смеху, её мужу, её животу — этому наглому, круглому символу жизни, которой у меня никогда не будет. Каждый их поцелуй — не просто капля кислоты на кожу, а шипящий ожог где-то за рёбрами. Я вяжу пинетки для их будущего ребёнка, улыбаюсь, а с каждой петлёй всё туже затягиваю узел ненависти, который растёт в моём пустом, бездетном чреве.

Они говорят: «Что бы мы без тебя делали?».

А я думаю: «Что бы вы делали, если бы знали, о чём я думаю, когда точу этот нож?».

На её день рождения муж дарит ей поездку в Париж. Она плачет от счастья. Оба смотрят на меня:

— Ты же присмотришь за домом, правда? Ты же наша спасительница.

Я улыбаюсь. Конечно.

Они уехали. Я осталась одна в их счастье. Я не стала примерять её платья — это для дилетантов. Я хотела не потрогать их жизнь. Я хотела её выпотрошить.

Моей целью стала детская. Концентрат их надежд. Светло-голубые обои с облаками, белая кроватка. От запаха новой мебели и детской присыпки меня замутило.

Я не стала ничего ломать. Я начала улучшать.

Взяла нож и на каждом нарисованном облачке аккуратно вырезала по маленькой виселице. Так, чтобы издалека было не видно. Но когда подойдешь ближе... милые облачка превращались в эшафот.

Достала иголку и красную нить. На каждой распашонке, на каждом чепчике, с внутренней стороны, я вышивала одно слово: «Умри». Я работала всю ночь. Тихо. Сосредоточенно. Я была не разрушителем. Я была творцом. Я создавала для них новую реальность, где каждая милая деталь будет отравлена. Я представляла, как её пальцы наткнутся на колючие узелки моей вышивки. Как её счастье покроется трупными пятнами.

Но и этого было мало.

Я нашла в подвале дохлую, осклизлую крысу. Бросила её в банку с нежно-голубой краской и размешала до состояния омерзительной каши. Этой смесью я, почти с нежностью, выкрасила потолок прямо над детской кроваткой. Превратила их небо в гниющее, капающее болото.

Потом я села на пол. Провела ножом по ладони — неглубоко, просто чтобы почувствовать хоть что-то, кроме этой удушающей тоски.

И проглотила все таблетки из её аптечки. Мой последний подарок. Чтобы они вернулись и нашли меня здесь. В центре созданного мной хаоса. Чтобы моя смерть стала их вечным проклятием.

Я очнулся, отдёрнув руку от цветов. В носу стоял приторный запах чужого счастья и моей желчи.

Достал блокнот.

«Она не жила для других. Она жила их жизнью, потому что своей не было. Её любовь была кислотой, разъедавшей всё, к чему она прикасалась. Умерла не от тоски. Умерла от зависти, которой отравила сначала чужую жизнь, а потом — свою».

Я захлопнул блокнот. Полевые цветы на могиле вдруг показались ядовитыми.

Четвёртый.

Осталось три.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Проза Серия Творчество Писательство Текст
3
12
Win1oOn
Win1oOn
Авторские истории
Серия Собиратель эпитафий

Он знал цену покоя⁠⁠

3 месяца назад

Сегодняшний день был серым во всём. Серое небо сочилось мелкой, ленивой моросью, которая не освежала, а просто делала мир мокрым. Серые ограды. Серые, оплывшие лица на выцветших фотографиях. Даже воздух пах серостью — смесью сырой земли и увядающих цветов с соседней могилы, где вчера кого-то закапывали под пафосную музыку.

В этом царстве уныния его могила была самой серой. Простой прямоугольник из щербатого бетона. Никаких ангелов, никакого полированного гранита. Просто камень и выбитые на нём буквы, без души, будто по трафарету.

«Он знал цену покоя».

Меня передёрнуло. От этой фразы веяло таким вселенским похуизмом, что захотелось закурить прямо здесь, наплевав на все правила. Я протянул руку и провёл пальцами по холодным, мокрым буквам. Камень был скользким и неприятным на ощупь, как кожа утопленника.

И меня потащило вниз.

Не удар. Не вспышка. Меня начало медленно засасывать в чужую апатию, будто я ступил в болото. Тело налилось свинцом, веки потяжелели, а мир потерял резкость.

Я лежал на диване. Диван был моим островом, моим миром, моей тюрьмой. Вокруг — хаос. Квартира, где уже несколько дней, а может, недель, никто не убирался. Запах кислого молока, грязных подгузников и тотального безразличия.

А потом я услышал его. Крик. Тонкий, надрывный, как сирена воздушной тревоги, от которой нельзя спрятаться. Это был мой сын. Младенец. Он лежал в своей кроватке в соседней комнате и орал. Орал, потому что был мокрый. Или голодный. Или просто хотел, чтобы его взяли на руки.

Я лежал и слушал. Каждая нота его крика была как удар молотком по нервам. Она требовала действия. Встать. Пойти. Поменять. Накормить. Успокоить.

А я не мог. Не хотел.

Мой покой. Моя тишина. Это мелкое, орущее существо было главным врагом моего покоя. Оно постоянно чего-то хотело. Оно было чёрной дырой, высасывающей мою энергию.

«Замолчит», — думал я, глядя в потолок с жёлтым пятном от протечки. — «Они всегда замолкают».

Крик становился слабее. Он уже не требовал, а молил. Переходил в хрип, в сиплое бульканье, от которого закладывало уши. Я слышал, как он захлёбывается в собственном плаче, в отчаянии. Потом — тихое поскуливание. А потом — тишина. Та самая. Идеальная.

Я лежал и думал, что вот он, настоящий дзен. Не в горах Тибета. А здесь, на моём продавленном диване. Когда мир вокруг наконец-то, сука, заткнулся.

Я лежал. Час. Два. Я не знаю. Я просто наслаждался. Наконец-то. Тишина.

Дверь хлопнула. Вернулась жена. Уставшая, пахнущая улицей и дешёвым кофе из автомата. На её щеке — грязный след от слезы, размазанный по тональному крему.

— Ты что, оглох?! — её голос сорвался на визг. — Он же...

Она не договорила. Бросила сумки. Метнулась в детскую.

Секунда тишины. А потом — вой. Не крик, не плач. Вой зверя, которому вырвали сердце без анестезии.

Я не пошевелился. Даже когда она вышла, шатаясь. Она держала на руках маленький, обмякший свёрток. Я видел синеватые губы ребёнка, его крошечные пальчики, уже холодные и восковые. Она смотрела на меня. Её глаза были сухими. Вся боль ушла в вой, а в глазах осталась только пустота. И решение.

Её вой мешал моему покою.

Я хотел сказать ей, чтобы она заткнулась.

Но не успел. Последнее, что я увидел, — это не лицо моего мёртвого сына. Это её сломанный ноготь на пальце, которым она вцепилась в тяжёлое основание настольной лампы.

Удар. И наконец-то — абсолютный, вечный покой.

Я очнулся, отшатнувшись от могилы. Меня трясло. Не от холода. Меня выворачивало от омерзения. Хотелось содрать с себя кожу, чтобы избавиться от ощущения этой липкой, убивающей лени.

Я выхватил блокнот, едва не вырвав страницы.

«Он не знал цену покоя. Он назначил её сам. Ценой стала жизнь его сына. Он не созерцал. Он гнил заживо, и его тишина была могилой, в которую он лёг первым. Умер не от удара по голове. Умер от того, что отказался встать».

Я с силой захлопнул записную книжку. Хлопок прозвучал как выстрел в этой мёртвой тишине. Дождь почти прекратился, но небо так и осталось безнадёжно серым.

Третий.

Осталось четыре.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Проза Серия Творчество Писательство Мат Текст
11
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии