Романтика
"Ты забыла оплатить счет за электричество"
Рассказ "Тень поэта" Анастасии Альт для Игры "Твори кратко"
Нужно было протереть пыль на раме в деревянных завитушках. Но, заглянув в овальное зеркало, Витя вскрикнул от испуга: за его спиной стоял полноватый господин в мятом сюртуке, жилете, при пышном галстуке.
— Чего орёшь, дурак? — мужчина сердито надул щёки с клочковатыми бакенбардами.
— Вы кто? — сипло выговорил Витя.
— Севастьян Евграфович Златопольский! — приосанился толстяк, и Витя услышал, как скрипнули на господине пыльные сапоги. — Помещик и поэт!
— Так вы и Пушкина знали? — выдохнул Витя.
— Чуть что, так Пушкин! — набычился Златопольский. — Будто бы на Руси и других поэтов не было? Ты вот тоже стихи пишешь, знаю.
— Пишу, — смущённо кивнул Витя. — Как на работе время есть. Я с мамой живу, мы этот прабабкин дом продавать хотели. А как вы тут оказались?
— Деревня эта моя была, в девятнадцатом веке, — с сожалением вздохнул помещик и гордо выпрямился. — Зеркало домой забери. С моими стихами ты прославишься!
— Как?
— Да записывай, — великодушно махнул рукой Златопольский и проникновенно продекламировал:
В тиши ночной, когда все спят давно,
Когда луна висит, как блин в окно,
Я, вдохновлённый музою пустой,
Пишу стишок — и сам не знаю, кто!
О, как прекрасны облака в тиши!
Как чуден кот на печке, как хорош!
Как мыши в подполе весело шуршат,
Как тараканы в кухне в ряд стоят!
— И как с этим прославиться? — с сомнением покачал головой Витя.
— А то я не слыхал нынешних-то стихоплётов! — обиженно надулся помещик, потом упёрся в бока. — Не чета мне! Пиши, говорю, пока я добрый!
— А про любовь есть? — прищурился Витя, вспомнив о кудрявой Светке.
— Да, пожалуйста! — сделал поэт широкий жест:
О, как прекрасна ты, как свет нежданный!
Как тень на солнце, как туман над речкой,
Как кот на крыше в час прохладный,
Как муха на стекле беспечно!
Твои уста, как мёд живой,
Твои глаза, как звёзды в час ночной,
А я, как пень в лесу глухом,
В любви твоей горю огнём!
— Треш лютый, но прикольно, — Витя полез за смартфоном. — Пошлю ей.
— Любая барышня будет под впечатлением! — с готовностью уверенно закивал истлевший поэт. — Ты, главное, меня слушай и записывай!
Витя уже строчил заметку в телефоне, радостно начиная путь к известности и признанию.
Чарли познал дзен
Иногда воспоминания накатывают внезапно, будто кто-то открывает в голове старый ящик и вытаскивает из него давно забытые картинки. Вот сегодня я включил телевизор — идёт какой-то документальный фильм про японскую мангу середины XX века. Диктор спокойно и буднично произносит: «Сенен Джирайя». И всё — картинка с экрана исчезла, а перед глазами возник Стив. Так ярко, что я даже пульт уронил на пол.
Стива перевели к нам в подразделение в июне 1957 года. Никто толком не понял, за какие заслуги его к нам закинули, но очень быстро стало ясно одно: этот парень был одержим мангой. Его любимая история носила то самое название — «Сенен Джирайя». Он привёз из отпуска целую стопку журналов, и в отличие от нормальных бойцов, которые читали комиксы про ковбоев, супергероев или листали пин-ап, Стив тащил с собой эти японские картинки. Читал он их не где-нибудь, а всегда в сортире. Засел минут на сорок, и потом выходит с лицом настолько блаженным, будто лично встретил Будду и тот поведал ему смысл жизни. Мы старались делать вид, что не понимаем, но каждый думал своё.
Днём от него было мало толку, зато утром он компенсировал это с лихвой. Поднимался ни свет ни заря, в пять утра, и будил весь лагерь своими воплями «кия-я!». Первое время мы думали, что у него ночные кошмары, но потом выяснилось правду: он выходил во двор и с серьёзным видом колотил дерево палкой, отрабатывая какие-то самурайские приёмы. Стоял в стойке, махал палкой, бил, кричал. Попугаи замолкали, собаки выли, а мы сидели в палатках и матерились. В итоге пошли слухи, что гуки обходят наш лагерь стороной именно из-за него. Мол, увидят такого сумасшедшего и сами решают держаться подальше. Так Стив, к нашему общему недоумению, стал талисманом. Правда, скорее не удачи, а идиотизма.
И вот настал день, когда мне выпало идти с ним в дозор. Ситуация тогда была серьёзная: примерно в пяти милях от лагеря гуки обстреляли несколько колонн с продовольствием, которые должны были прийти к нам. Нашей «боевой паре» поручили найти подходящее место для засады и поставить там растяжки. Задача вроде бы простая, но со Стивом всё простое превращалось в фарс.
Мы вышли на точку и довольно быстро нашли место. Но не одни. На месте уже были два гука-дозорных. Я заметил их первым и сразу сказал Стиву: «Тихо отходим, возвращаемся с подкреплением». Всё по уставу. Но нет. Стив повернулся ко мне с видом восточного мудреца, посмотрел своими горящими глазами и сказал: «Это не путь самурая». После чего рванул вперёд. С мачете. Против двух автоматов.
В тот момент для меня всё замедлилось. Я видел его лицо: восторг, решимость, почти счастье. Он действительно верил, что сейчас превратится в героя своей любимой манги. Он мчался, делая широкие шаги, крича что-то на смеси английского и японского. Казалось, ещё секунда — и он взлетит в небеса. Пять шагов, четыре, три… И тут — споткнулся. Падая, Стив умудрился напороться на торчащий из земли сломанный бамбук. Тот вошёл ему в живот насквозь.
Я замер. Гуки тоже. Они даже не стреляли — настолько охренели от увиденного. В тишине джунглей стоял только его странный стон, и казалось, что вместе с ним умирают все его утренние «кия». В тот миг я понял: если бы гуки всё же открыли огонь, я бы даже не успел поднять автомат. Мы все были парализованы этим абсурдом.
Стив всегда хотел быть самураем. Орал по утрам, бил палкой деревья, читал мангу в сортире. Всё ради того, чтобы однажды уйти так нелепо. Его не убили пули, не гранаты, не нож врага. Его убила собственная одержимость и кусок бамбука. В каком-то смысле он действительно достиг своего «дзена». Стал воином, как он это понимал. Только это длилось всего секунду и закончилось очень глупо.
С тех пор, когда слышу «Сенен Джирайя», я не думаю о самураях. Я вижу Стива: его довольное лицо после «чтения», его утренние вопли, его безумные тренировки. И то, как он в итоге нашёл свой путь. Иногда думаю: может, в этом и есть дзен — идти до конца своей идиотской мечты, даже если она приведёт тебя к бамбуковому харакири. Но, чёрт возьми, каким же идиотом он был.