Колхозный Gaudeamus, или начало студенческой жизни
Gaudeamus igitur juvenes dum sumus...(лат. будем веселиться, пока молоды) - студенческий гимн
Хотела совсем о другом писать по просьбе немногочисленных подписчиков, но вот прочитала сегодня о том, как педучилищем в колхоз ездили. Да, работали, вроде иногда было очень тяжело, но вспоминается почему-то совсем не это…
1 сентября – дети в школу, а мы, вчерашние школяры, а теперь уже студенты университета, - «на картошку». Предварительно известно, что до 5 октября, поэтому мамы рыдают, а мы в эйфории от предвкушения новой взрослой жизни. Мы – это первый курс филфака в полном составе (60 «русских» и около сотни «романо-германцев» за исключением больных и откосивших, которых на удивление мало). С нами два молодых препода, француз и англичанка, которые больше интересуются друг другом (ну еще иногда проверяют наличие списочного состава студентов), а все остальное для них – тлен, да и правда, о чем еще думать, когда вокруг сплошная пастораль.
Специально для студентов на краю деревни были выстроены длинный барак для жилья и барак-столовая. Но, то ли что-то неправильно рассчитали, то ли не надеялись на нашу сознательность и ожидали, что мы пренебрежем гражданским долгом, в общем, мест не хватило. Председатель колхоза почесав затылок, сообщил, что остальных можно поселить в пустующем доме на другом конце деревни, только кровати туда подвезут. Итак, на следующий день небольшая часть коллектива отправилась в самостоятельную жизнь. Не знаю, по какому принципу нас отбирали, но на новое место отправились 12 девчонок, все только после школы и 4 парней для охраны как бы, трое уже после армии и один бывший школьник Саня. Все англичане, впрочем, не это важно.
Дом, который хозяева продали колхозу и уехали в город, оказался абсолютно не разграбленным. Крытое подворье, банька(!!!), туалет-скворечник. Посреди дома печка, вокруг нее кухонька, и две комнаты: совсем маленькая с тремя кроватями, и побольше с восемью. Бравые воины – Леха, Ваня и Гарик заняли кровати в маленькой комнате, отправив Санька жить на печку. Нам же пришлось устраиваться на 8 кроватях, самые малогабаритные девочки уместились вдвоем. Идея сдвинуть кровати и спать втроем провалилась, поскольку старые продавленные сетки совместно образовывали высокий барьер и балансировать на нем по ночам не слишком и хотелось.
Некоторым недостатком было то, что каждое утро нам нужно было идти через всю деревню минут 30 (значит, около 3 км) в столовую, откуда грузовики развозили нас на поля. А так же и обратно, после ужина, что было намного труднее, потому что на полях мы все же работали, и, естественно, как городские белоручки, уставали сильно. Зато у нас была печка и было тепло, а на плите, пристроенной к печке, можно было кипятить чайник и жарить картошку. Зато парни наши каждый день подтапливали баньку и можно было мыться после работы. Зато над нами не было никакого контроля, впрочем, общий барак тоже не особенно контролировали, но преподы жили там же, в отдельном закутке, так что формально за дисциплиной наблюдали.
Итак, трое взрослых парней, Ваня с Гариком после армии и года на рабфаке, Леха до армии уже успел закончить три курса в меде, откуда его выперли за прогулы и поступил на иняз, потому, что во-первых, закончил школу с углубленным английским, во-вторых, а, может, и снова во-первых, Лехина мама была профессором в университете, правда, на другом факультете, но в одном корпусе с филфаком. Саню не считаем – он школьник и сопляк, живет на печке и подглядывает за нами в щели в дощатой перегородке, мы их потом законопатили, когда его поймали за этим неприглядным делом. Впрочем, мы с ним дружили – он хорошо играл на гитаре и пел «Битлз»
Что делают трое взрослых здоровых парней в такой ситуации? Не надейтесь, клубнички не будет, мы, во всяком случае, не наблюдали. А парни начали пить. Много и каждый день. Нет, они ходили на поле и даже работали, но поскольку картошку они не собирали, а грузили, у них было время и подремать и совершить некоторые гешефты. Они таскали воду и рубили дрова, девчонки готовили, каждый вечер мы подолгу болтали, народ был начитанный и с подвешенными языками. Мы пили чай с конфетами, пока у нас были деньги на конфеты. А они пили чай с конфетами и с тем, что удавалось купить/достать. Потом нам командовали отбой, Саню загоняли на печку, и начиналось. Перегородки в деревенском доме – доски, между ними щели, понятно, что высшее лингвистическое образование мы начали получать незамедлительно. Сначала шли ветеранские воспоминания, специфически лексически оформленные. Потом начиналось хоровое пение под Лехину гитару «В дальние краяааа едут дембеляааа…» и прочего репертуара. Когда градус достигал нужного накала, Леха начинал орать, как «да я по душманам из танка стрелял», Гарик как «да я Америку чуть ракетой не расхуячил», а Ваня «в стройбате генеральскую дачу сжег». После душевной песни «ты забудь про меня, не заламывай тонкие руки» мы узнавали, какими суками бывают бабы.
Страсти кипели, вдруг раздавался клич: «Сейчас этих сук убивать пойдем!». Первый раз, услышав этот призыв, мы вскочили и застыли на своих койках в позе сурикатов. Выйти из дома можно только через кухню, а в кухне сидят убивцы. Окна плотно заколочены, открыть можно только форточку, в которую не пролезет даже самая тощая. Но убивать, оказалось, собирались не нас, а каких-то других неведомых нам сук, доставивших нашим героям душевные страдания. В конце вечеринки с печки стаскивался Санек и пел «Историю любви» (When do I begin to tell the story of how great a love can be…), под нее гвардия благополучно засыпала на столе или под ним. Засыпали и мы. В общем, как-то попривыкли. В конце концов умные разговоры и ежевечерняя возможность помыться скрашивали все неудобства.
Протестовали ли мы? Ну, как сказать. Однажды, в разгар веселья, Ленка, считающая себя ужас какой неотразимой, накинула легкий халатик, отправилась на кухню и кокетливо произнесла: «Мальчики, а можно поти…» Дальше рычание, грохот, визжащая красотка влетела в комнату и запрыгнула под кровать. Мы кинулись к щели в перегородке – Леха держал гриф гитары, остальное щепками валялось по кухне, Ваня с Гариком держали Леху.
Понятно, что такими темпами деньги у них быстро закончились. У нас тоже, потому что «дай рупь, со стипендии верну», давали конечно. Потом несколько дней их еще угощали местные красавицы, потом…
-Christopher, у тебя есть одеколон? – Есть, конечно.(главный антисептик тех времен, и от комаров, и от прыщей, и от всего прочего). Тебе ватку дать? – Не, не надо.
Первый раз в жизни я наблюдаю, как одеколон выливается в стакан, разбавляется водичкой и выпивается. Мы остались без одеколонов и лосьонов.
Как-то на сутки меня отпустили домой. Ваня, с которым мы, как оказалось, жили на соседних улицах, дал записку для своей мамы с просьбой о деньгах. Я зашла. - Пьет?- спросила меня Ванина мама. -Да нет, - почти честно ответила я, потому что пить было нечего и не далее как вчера я видела, как ее сын размешивал в кружке зубную пасту «Поморин» и выпивал этот раствор, и я была в затруднении, считается ли зубная паста алкоголем.
Они не спились, более того, за пять лет универа по разным причинам отчислились многие девочки, в том числе парочка из-за пьянства и асоциального поведения. Из 45 человек первоначального состава англичан универ закончили вовремя 22 студента, парни закончили все.
Вот что это было?
PS. Гарик уже давно директор школы. Ваня занимается каким-то строительным бизнесом. Леха - большой чиновник в министерстве соцразвития областной администрации.
На встречах все трое считают, что мы ужасно преувеличиваем их колхозные подвиги, но при женах и детях просят не вспоминать.
PPS. душманов Леха стрелять не мог, т.к. демобилизовался осенью 1979, а война в Афганистане началась в декабре.